Аня
— И, Ань, раз уж ты решила проявить женскую мудрость, проявляй ее до конца. Хотя бы при Максиме делай вид, что все хорошо, с остальным разберемся, — когда мы останавливаемся у дома, не выдерживаю, усмехаюсь.
Как у него все просто, надо же.
— Я ничего не решила, Вить. То, что я просто не знаю, что мне делать и не ссорюсь с тобой, взяла паузу для принятия решения, еще не значит, что я проявила женскую мудрость. Скорее, я просто сильно устала и не в состоянии воевать с тобой, — отвечаю ему, глядя на наш дом.
Мы ведь строили его под себя. До того, как он у нас появился, жили на съемных квартирах. Ну а что, меня воспитывала бабушка, родителей нет, его отказались от сына, имущества тоже не было.
Единственная квартира, которая мне досталась от бабули, была продана. Мы тогда рискнули всем, что имели и вырвались вперед, и его отцу не удалось нас потопить.
Потом появился этот дом, наш дом: большой, уютный, спроектированный под нас, ремонт под нас.
Наше тихое, уютное гнездышко, но теперь это просто чей-то дом. Я понимаю, что теперь боюсь в нем расслабляться, я не смогу в нем расслабиться. Прошли те времена, правда прошли. Хотелось бы мне, чтобы я сейчас вернулась в него и все было так, как утром, но этому не бывать, как бы я не хотела.
— Пусть так, в любом случае, при сыне держи лицо, не надо показывать ему вот эту кислую мину. Мы с тобой еще ничего не решили. Нечего парню перед соревнованиями нервы делать. Сама понимаешь, какого ему сейчас.
— Не волнуйся, я не враг собственному ребенку, — почему-то эти слова меня сильно задели, и я даже решила повернуться к нему.
Неужели он думает, что мне плевать на Макса? Да, может быть я и не одобряю то, что он решил получить мастера спорта по боксу, но это его мечта, и я поддерживала, поддерживаю и буду его поддерживать на этом нелегком пути.
Для меня каждый бой — это замирание сердца. Я боюсь, что что-то пойдет не так и с ним может что-то случиться, но он ни разу не видел в моих глазах того беспокойства, потому что я знаю, как ему важно выйти на ринг со спокойным сердцем.
— Вот и славно, я буду вовремя. Сейчас успею еще на одну встречу съездить. Приготовь что-нибудь. Если что, я за запеченную курицу в твоем фирменном соусе.
Ничего не отвечаю ему на это и просто выхожу из машины. Неужели она правда думает, что я буду ему готовить? Если так, удачи ему. Я больше ничего не буду для него делать. Ничего. Хватит. Для сына — да, для него — нет.
Слышу, как машина трогается с места лишь тогда, когда открываю дверь дома. И чего он так долго ждал? Мог бы сразу уехать, раз так торопится, странный он. Выключаю сигнализацию, и, бросив сумку на пуфик, снимаю обувь и, волоча ноги, прохожу внутрь.
Стою посреди гостиной и не знаю, что мне делать, как мне делать. Смотрю вокруг, и вижу столько радостных моментов.
А еще не понимаю, почему Витя не уехал. Лекции длились три часа. Он мог спокойно вернуться в офис, заняться своими делами и попросить кого-то приехать. Но нет, сидел, ждал. Почему?
Но, в любом случае, это ничего не меняет. Да, мне в какой-то степени, чисто по-женски, приятно, что не сбросил меня на других, что дождался, что я его проблема, что я его собственность, и только он будет все со мной решать. Но, с другой стороны, мне уже все равно на эти проявления чувств, потому что я вижу в них двойное дно. Мне очень страшно.
Не иду ни в какую спальню, ни в какую кухню, просто сажусь на диване в гостиной и, поджав колени к груди, сижу и вспоминаю все, что было с нами за эти восемнадцать лет, все наши яркие моменты.
Я пытаюсь понять, в какой момент все изменилось, нащупать тот самый день, когда чувства стали охладевать, и в какой момент он решился на измену, но не могу, упорно не могу найти интересующую дату, тот самый момент, ту самую точку невозврата. Это что-то запредельное для моего понимания.
Когда он вернется домой, надо в любом случае поговорить с ним насчет развода, настоять, устроить скандал, не знаю что, но надо добиться положительного решения. Когда-то давно слышала одно выражение: «Если вы не знаете, быть со мной или кем-то другим, выбирайте кого-то другого, потому что, если бы вы меня любили, второго человека в вашей жизни не появилось бы».
Я то и раньше понимала смысл этого выражения, но сейчас оно стало еще ярче, еще острее.
И Максим… надо придумать, как быть с ним. Все же он уже не маленький, не скажешь какую-нибудь ерунду. Ему надо будет четко все объяснить и сказать правду, вот только надо сделать это как-то более мягко. Все же он не заслуживает, лжи, притворства, он не заслуживает узнать обо всем от посторонних людей.
Понимаю, возможно, я сейчас излишне об этом пекусь, и не стоит подбирать никаких слов, а надо лишь сказать прямо сыну: «Мы разводимся. У папы любовница», но это слишком жестоко. Я хочу, чтобы он не переставал любить своего отца, не хочу, чтобы он злился на него.
И в то же время я очень сильно боюсь, что он выберет отца, а не меня, что поймет его, а не меня. Я боюсь, что он выберет остаться с ним, а не со мной, ведь все может быть. Я искренне не знаю, какое решение он примет. Если он откажется от меня, боюсь, что не выдержу этого.
— Мам, с тобой все хорошо? — дотрагиваясь до плеча, спрашивает сын, появление которого я проморгала. Вот что значит ушла в свои мысли. — Вы с папой поругались, я могу тебе чем-то помочь? Ты только скажи.