Измена. Счастье вопреки (СИ)

Глава 20

Аня

— Что? И ты думаешь, я имею к этому хоть какое-то отношение? Витя, ты с ума сошел? Как у тебя еще язык поворачивается такое говорить? Я к этому не имею никакого отношения! Слышишь? Никакого!

Завожусь с пол-оборота и злит меня отнюдь не то, что муж заставляет меня ехать в ресторан на ужин с его родителями, а то, что он, похоже, обвиняет меня в том, что сын от него отказался. Но я ведь, правда, здесь не причем. Это решение Максима и о том, что он объявил отцу вот такой бойкот, я слышу впервые,

Если бы я об этом знала, то в жизни не допустила бы подобного, потому что мы семья, как бы то ни было, мы семья, и он не должен вот так реагировать на все эти проблемы. Но что сделано, то сделано. В любом случае, я не могу повлиять на решение ребенка, не могу.

Просто если бы я знала о том, что он собирается сделать, что собирается сказать подобное отцу, я бы хотя бы попыталась отговорить, хотя бы свою совесть успокоила. Но это уже одно, а вот то, что Витя допускает мысль, будто я настроила сына против него, это другое.

— Да что же ты накрутила себя так? Я тебя ни в чем не обвиняю. Я хоть слово тебе об этом сказал? Нет. Я тебе просто говорю, что у нас получилась вот такая напряженная ситуация с Максом, и я прошу тебя, как мать, на сегодняшнем вечере, в случае чего, сгладь конфликты, помоги ему.

Я уже ничего не понимаю. В смысле он просит меня, как мать, чего он хочет от меня?

Он только что рассказал мне о том, как Максим пришел к нему в офис, как они поругались, как сын категорично отказался называть его отцом, как требовал не вмешивать нас в этот семейный ужин, а сейчас говорит, что просит меня быть просто буфером между ними всеми?

Что я должна была понять, что?

Он об этом ничего не говорил, а теперь… Хочется нервно смеяться и плакать.

— Отказаться мы не можем, но сделать все, чтобы вечер прошел максимально гладко, быстро и безболезненно для нас всех можем. Я для сына сейчас как красная тряпка для быка, а вот тебя он послушает, ради тебя он успокоится.

Да, этот ужин не может пройти быстро и безболезненно для нас всех, потому что в любом случае для меня и сына, это очень больно, для меня и сына, это испытание. Муж прекрасно это понимает.

Не спорю, ужин перенесся в ресторан, хоть в этом Витя меня услышал, хоть в чем-то, но факт остается фактом, он все равно продолжает настаивать на этом ужине, на ужине, который нужен явно не нам. Поэтому, о чем вообще может быть речь?

Мне самой нужен тот, кто успокоит, кто поддержит. А здесь мне придется успокаивать кого-то. Нет, он просит невозможное. Невозможное!

— Вить, ты просишь о невозможном. Да ты пошел мне на уступки, решил организовать встречу в ресторане, но я не хочу, слышишь меня, не хочу туда ехать.

На этих словах Витя усмехается, словно для него это и не было уступкой. Кто знает, может быть, он еще до прошлого разговора заказал столик, а насчет дома сказал просто чтобы посмотреть на мою реакцию, или как раз-таки вот сейчас вывернуть все в свою пользу и показать себя очень лояльным человеком.

— Твоя мать уже сегодня писала мне, высказала свое фирменное «фи» насчет того, что это негостеприимно, что я ужасная хозяйка, никудышная жена и кошмарная мама, раз не могу принять в собственном доме родственников.

Нет, я не думаю, что она права. Я не считаю себя ужасной хозяйкой, и тем более женой и мамой. Я знаю, что я со всем справляюсь, может быть, и не идеально, но уж точно не ужасно, а судя по тому, как сын за меня заступается, мама, я точно хорошая. И никакая Маргарита Рудольфовна меня в этом не переубедит.

— А еще она сказала, что пришлет мне наряд для вечера, дабы я не позорила вашу фамилию в приличном обществе. Я не позорила. При том, что Витя, мы женаты с тобой восемнадцать лет, я хожу с тобой по мероприятиям, и еще ни разу, ни разу не опозорила.

Я даже с ужасом жду того, какой наряд она мне пришлет. Это не первая ее попытка приодеть меня в приличное общество. Вот только все ее наряды настолько провокационные, настолько развратные, что складывается впечатление, что как раз-таки она специально меня хочет опозорить в этом приличном обществе, а не выставить достойной представительницей их благородного рода.

— Но твоя мать, она даже в этих коротких сообщениях смогла столько всего мне наговорить, так пройтись по мне, что трусит до сих пар. Я не понимаю для чего нужен весь этот фарс.

Не лукавлю, вот не лукавлю ни на секунду, всего несколько сообщений, но настроение испорчено уже на весь день. До завтра оно уже не восстановится, как бы я не старалась, и чтобы сегодня не произошло. Хуже может стать, лучше точно нет.

— Что хочет сказать тебе отец, он может сказать в любое время, в любом месте. Он может к тебе даже в офис приехать, Вить, но то, что сегодня произойдет, то, что сегодня случится, это не семейная встреча ради какой-то важной новости, эта встреча непонятно для чего, непонятно для кого.

По глазам вижу, он со мной согласен, вот только от ужина он не откажется, увы, поэтому просто договариваю уже то, что хотела сказать, чтобы успокоить саму себя.

— И цель у этого ужина одна, унизить меня, втоптать в грязь, причинить как можно боли и страдания. Во всяком случае, со стороны твоей матери так и будет.

— Это все? — единственное, что говорит муж на мою тираду.

— Все, — не сдерживаю усмешку. — Я ведь знаю, что тебе на меня все равно.

— Ошибаешься. Я тебя люблю, и без тебя в моей жизни нет смысла. До вечера, — Витя целует меня на прощанье в щеку, несмотря на мое сопротивление, и уходит, оставив на кухне одну с тяжелым сердцем.