Глава пятнадцатая

Читатели города. — Книга в аптеке. — Книга в кондитерской. — Степа Кержак и его библиотека. — «Губернские ведомости». — Литературный Нижний. — Плодовитое десятилетие 1850–1860 гг. П. И. Мельников. — Н. А. Добролюбов. — М. И. Михайлов, В. И. Даль, П. В. Шумахер.


Появление в 40–50 годах произведений Тургенева, Гончарова, Салтыкова, Некрасова, Л. Толстого, Островского пробудило во всей провинции, в том числе и в Нижнем Новгороде, интерес и тягу к книге.

Однако в ту пору напрасно было искать в Нижнем специальную книжную лавку. Желающие купить книгу или журнал держали свой путь в… аптекарско-парфюмерный магазин на Покровке, принадлежавший казанскому татарину Пендрину. В глубине магазина, позади витрин с корсетами, одеколоном, мозольным пластырем и персидским порошком скромно приютилось несколько полок с печатными произведениями. Пендрин не скрывал подсобного значения своего книжного товара. Неходкие или залежавшиеся издания им употреблялись на завертку прославленного казанского мыла. Нижегородцам приходилось удовлетворять потребность в чтении не столько путем покупки книг, сколько абонементом в двух частных или, как их тогда называли, «общих библиотеках».

Первая открыта была в 1840 году московским книгопродавцем Улитиным в компании с местным кондитером Кемарским. В кофейной Кемарского задняя часть помещения служила местом для нескольких книжных шкафов. К услугам посетителей кофейной предлагалось до 2000 книг: романов, повестей и ежемесячных «толстых» журналов. При «чае с лимоном», «кофе по-венски» или «шоколаде с вафлями» чтение было бесплатным, но взятие на дом начатой интересной книги или журнала требовало уплаты разового взноса.

Другая, возникшая примерно в те же годы, «общая библиотека» принадлежала книжнику-любителю Степе Кержаку. Уроженец города Семенова, старовер Степан Прохорович Меледин у себя на родине тщетно пытался привить согражданам любовь к чтению, предлагая каждому желающему пользоваться своим довольно значительным собранием изданий конца XVIII и первых годов XIX века. Встретив в семеновцах полнейшее равнодушие, Меледин вместе с книгами переехал в Нижний Новгород, где открыл «Библиотечное книжное заведение общего пользования».

Степа Кержак быстро завоевал популярность среди нижегородцев. Малообразованный, но начитанный в «св. писании» и «филозофских науках», Меледин искал не столько платных клиентов, сколько собеседников по волновавшим его вопросам.

Обычно, порекомендовав посетителю занимательный «роман», он заводил разговор или, по его выражению, «прю о высоких материях и предметах». Постоянным собеседникам отпускались книги безвозмездно. Новых приобретений в библиотеку Меледин по бедности не делал. Позднее, его собрание книг послужило основным фондом при учреждении Нижегородской городской общественной библиотеки.

Периодическую печать в городе представляла единственная газета «Губернские ведомости».

Время основания «Ведомостей» относится к 1838 году. Николай I, понимая выгоду, которую может извлечь правительство из непосредственного воздействия на общество при помощи печатного слова, приказал в разных городах издавать, иждивением губернских правлений, еженедельные газеты.

Материал, помещавшийся в «Ведомостях», делился на «официальный», состоявший из казенных объявлений и распоряжений, и на «неофициальный». «В части неофициальной, — гласила соответствующая статья свода законов, — помещаются относящиеся до местности сведения и материалы: географические, топографические, исторические, археологические и проч. Статьи и сведения о сельском хозяйстве, об урожае, промыслах, торговле, фабриках, ярмарках, ценах на продукты, привилегиях на изобретения и некрологи известных в губернии лиц». К этой статье закон давал красноречивое примечание: «сообщаемые в неофициальной части сведения и материалы не должны облекаться в формы таких литературных статей, в которых обыкновенно имеет место вымысел или не принадлежащая к предмету обстановка, каковы повести и рассказы»…

Первым редактором «Ведомостей» был чиновник особых поручений при канцелярии губернатора — Заремба.

Исполнительный, но не обладавший «политическим нюхом» Заремба однажды осмелился перепечатать из распространенного столичного журнала серьезную экономическую заметку. Губернатор сделал ему выговор, указав, что «статья лишняя для тех, кто получает журнал, и вредна тем, кто по развитию своему еще не дошел до выписки журнала»… Но даже в своем полукарикатурном виде газета оказалась желанной и нужной нижегородцам. Количество подписчиков или «пренумерантов» достигало 400, что для того времени являлось крупной цифрой.

Интерес к книге и газете поднимался в Нижнем параллельно с появлением в городе людей, любящих литературу. Эти обстоятельства в совокупности способствовали выявлению в сороковых — пятидесятых годах из среды местных уроженцев группы талантливых писателей, из которых двое сделались потом гордостью русской литературы.

Родившийся в 1819 году П. И. Мельников в сороковых годах занимал место скромного, незаметного учителя истории губернской гимназии. По общему отзыву своих коллег и учеников, он не был блестящим или увлекательным преподавателем. Однако стоило любому ученику обнаружить, помимо учебника, интерес к какому-нибудь специальному вопросу истории, как Мельников оживлялся, приглашал ученика на дом, беседовал с ним, снабжал юношу источниками.

Научные интересы и стремления молодого учителя не гармонировали с сухой схоластикой гимназического преподавания. Между тем, история была самым близким его, интимным другом. Вероятно, основу этому положили впечатления детства, когда, проживая на Керженце — реке вблизи старинных, раскольничьих скитов, он впитывал в себя всевозможные исторические предания, сказания, легенды из давно минувших эпох русской истории.

Недаром позднее с такой любовью он изучал древности своего родного города.

…Вот древний Архангельский собор с замысловатой сторожевой башенкой над колокольней — живая память о XIII веке, о мордве, о кн. Юрии, основателе города… Правее взор встречает громоздкую махину Спаса преображения, где погребены князья Нижегородские и славный Козьма Минин. Воображение рисует тяжелую годину лихолетья, толпу, собравшуюся на площади, и среди нее фигуру великого патриота, призывающего помочь отечеству… Ближе к гимназии высится громада Дмитровской башни — остаток грозной некогда цитадели с отводной стрельницей и каменным мостом через ров. В башне в 1477 году отсиживалась от татар в течение полугода горсть нижегородцев… Перед башней на Благовещенской площади, в XVIII веке, Питирим, который «людей пятерил», борясь за единоверие, казнил раскольничьего «патриарха» старца Александра… Ярко белеет крайняя к речке Почайне Коромыслова башня, связанная с преданием о девушке-героине, вышедшей за водой из осажденного города и перебившей коромыслом несколько десятков врагов.

В противоположном конце кремля глаз задерживается на четырехугольной Георгиевской башне, откуда, по соображениям Мельникова, должен существовать подземный ход под Волгой на Бор.

А частные домики в городе тоже не лишены интереса. Взгляд проходящего по Тихоновской улице молодого историка останавливается на фасаде скромного деревянного домика Аверкиева. Здесь жил в год нашествия Наполеона Карамзин, дописывая последние главы «Истории государства Российского»… Сзади аверкиевского дома семинария — трехэтажная громада, питомник миссионеров, готовившихся для народностей Поволжья. В крайних справа окнах второго этажа школьный музей, где между разных реликвий и старинных книг хранится зеркальный фонарь механика Кулибина.

Мельников обходит город, отыскивает, изучает, записывает все, касающееся местной старины. Ничто не ускользает от его пытливого взгляда: он бродит по валам «нового острога» на Малой Печерке и Осыпи; он разыскивает остатки рвов «старого острога», опоясывавшего некогда город деревянной стеной, свыше шести верст протяжением; он определяет место постройки боярином Лыковым-Оболенским в 1618 году моста через Почайну; он находит два дома, связанные с пребыванием в Нижнем Петра Первого. Многое непонятно без изучения архивных материалов, но доступ в казенные архивы закрыт для частных лиц.

Случай сталкивает Мельникова с директором ярмарочной конторы гр. Д. Н. Толстым, образованным человеком, известным знатоком и любителем древностей. Толстой поручает Мельникову собирать статистико-исторические сведения по ярмарке. Собранные Мельниковым материалы печатаются очерками в местных «Ведомостях», а затем издаются отдельной книгой. Автор делается известным в научном мире. Географическое общество, отметив ценность его работы, принимает его в члены-корреспонденты. Министр народного просвещения Уваров рекомендует его в члены Археографической комиссии, занимающейся разбором древнерусских актов. На правах члена Археографической комиссии Мельников допускается к обозрению и изучению многочисленных нижегородских архивов. Губернатор Урусов, обратив внимание на выдающегося способностями молодого человека, предлагает ему должность чиновника особых поручений при своей канцелярии.

С 1845 по 1850 год Мельников — «редактор» неофициальной части «Ведомостей». Является возможность печатно познакомить нижегородцев с прошлым города, — пусть «ведают потомки православных земли родной минувшую судьбу»…

Интереснейшие очерки, статьи и заметки Мельникова одна за другой появляются на страницах газеты, отныне выходящей два раза в неделю (единственной из всех провинциальных «ведомостей»). Ожили давно забытые люди, события, местности; приобрели глубокий внутренний смысл казавшиеся ранее незначительными факты, — и каждый из нижегородцев ясно чувствовал себя участником исторических процессов.

Краеведческая деятельность сделала Мельникова лицом известным в Нижнем. Принятый в разнообразных кругах городского общества, он обнаружил н другой свой талант — уменье блестяще и увлекательно рассказывать. Его образная, энергичная, живая речь, насыщенная меткими выражениями, своеобразными сравнениями, местными пословицами, поговорками и проч., с первого же раза покоряла слушателей.

Мельников много и плодотворно работает в области краеведения и, наконец, решает испытать свои литературные силы на беллетристическом поприще. Повесть «Красильниковы», напечатанная в «Москвитянине», вызвала восторженный отзыв знаменитого «Современника», поставившего эту вещь в ряды лучших произведений русской литературы. Ценность для нижегородцев «Красильниковых» и последовавших в дальнейшем рассказов — «Старые годы», «Медвежий угол», «Поярковы», «Имянинный пирог», «Дедушка Поликарп» — увеличивалась тем, что писатель черпал сюжеты и типы из местной жизни. В «Красильниковых» выведены Арзамас и местная крупная кожевенная фирма. «Старые годы» описывают прошлое Лыскова, Макарьевскую ярмарку и кн. Грузинского. Место действия в «Имянинном пироге» — уездный Семенов, персонажи повести — родственники Мельникова. «Медвежий угол» рассказывает о жизни, быте и служебных злоупотреблениях путейских инженеров на нижегородских дорожных работах.

Последнее произведение доставило Мельникову немало неприятностей. Инженеры разных мест России узнали себя и, протестуя против разоблачений, писали автору угрожающие письма и даже вызывали на дуэль.

В середине 50-х годов, объезжая по казенным поручениям Заволжье, Мельников имел возможность близко познакомиться с промыслами местного крестьянского населения и коротко узнать быт и правы раскольничьих скитов. Эти наблюдения послужили тем материалом, из которого позднее (в 70-х годах) выросло грандиозное художественно-этнографическое полотно — «В лесах».

Как человек, Мельников в нижегородском обществе не приобрел единодушной оценки. Одни относились к нему восторженно, другие — с плохо скрываемой неприязнью. Как чиновник, Мельников ревностно исполнял поручения начальства, производил следствия, разрушая скиты. Как художник-бытовик — с нескрываемой симпатией описывал разрушаемое им «древлее благочестие».

В нижегородской народной гуще имя Мельникова было окружено своеобразной романтикой, возникшей на почве бесконечных о нем рассказов, пересудов, фантастических слухов.

Население глухих староверческих сел видело в нем «народившегося антихриста». Крестьяне некоторых деревушек, мечтавшие столетиями «о земле», склонны были иной раз принять его за посланца воображаемого «царя-народолюбца».

Скитницы разоряемых обителей наделяли Мельникова сверхъестественной способностью «чуять» спрятанные в земле иконы и старопечатные книги. «Матери Манефы», увидев ослабевшего зрением Мельникова, принужденного обзавестись очками, говорили: «Бог покарал нечестивца за излишнюю прозорливость — слепотой».

В шестидесятых годах Мельников перебрался в Петербург, а с 1867 года переехал на постоянное жительство в Москву.

Последние годы перед смертью (умер в 1883 году) он провел на родине, заканчивая и отделывая роман «На горах» — вторую половину своей эпопеи.

Похоронен писатель в Нижнем на кладбище Крестовоздвиженекого монастыря. До постановки чугунного памятника деревянный крест на могиле писателя имел прибитую дощечку с неизвестно кем составленной эпитафией:

Тот вечно будет жить в сердцах,

Кто написал «В лесах» и «На горах».

П. И. Мельников вышел из чиновничье-дворянской среды. Другого выдающегося представителя русской литературы дало нижегородское духовное сословие.

Настоятель Верхнепосадской Никольской церкви А. И. Добролюбов был одним из популярнейших в 30-х и 40-х годах века священнослужителей города. Типичный представитель своего сословия, «отец Александр» обладал многочисленным семейством, обнаруживал кипучую деятельность по церкви и консистории, а досуг отдавал посещению купцов-прихожан для игры в преферанс «по маленькой». Одновременно он был не чужд культурных интересов, собрав очень недурную для провинциального жителя библиотеку — до 600 томов.

Забота о материальном благополучии семьи толкнула А. И. Добролюбова на рискованное предприятие: он попросил ссуду из губернского строительного капитала для постройки живого доходного дома. Возведенное на эти деньги трехэтажное каменное строение на обрыве Зеленского съезда против Лыковой дамбы оказалось одним из самых больших и красивых особняков в городе.

Однако строитель, не рассчитав своих финансовых возможностей, был принужден занимать для окончательной отделки дома внушительные суммы у разных лиц, залезая в неоплатные долги.

Старший сын А. И. Добролюбова Николай, родившийся в 1836 году, уже в 8—9-летнем возрасте обнаружил блестящие способности, схватив как бы на лету начатки грамоты под руководством учителя-семинариста М. Кострова, а затем успешно пройдя трехлетний курс духовного училища.

В одиннадцатилетнем возрасте он пристрастился к чтению книг и к 13-ти годам поглотил большое количество русских и переводных романов. Когда мальчику исполнилось 13 лет, его отдали, как и всякого поповича, в духовную семинарию. Изучение церковных «наук» не удовлетворило любознательного юношу. Номинально в семинарской программе значились некоторые гуманитарные дисциплины вроде философии или словесности, но фактически философия была приспособлена к требованиям догматического богословия, а словесность — к составлению проповедей.

За время семинарского ученья Добролюбову пришлось писать следующие сочинения: «Рассуждение о необходимости для человека божественного откровения», «Возжелав премудрости, соблюди заповеди божии», «Голос православной церкви имеет ли силу равную свидетельству священного писания?».

Не найдя пищи развивающемуся уму, Добролюбов отдалился от учителей и сверстников, ушел в себя и, почувствовав склонность к поэзии, погрузился в стихотворчество. За семинарский период им написано около 100 стихотворений, в которых он откликался на свои внутренние перезживания и события домашней и школьной жизни.

Шаг за шагом Добролюбов нащупывает свой настоящий поэтический жанр — сатиру. Об этом свидетельствует появление эпиграмм, направленных на людей из круга знакомых преподавателей:

Утонченный вкус

Что вкус твой утончен,

Ты говоришь не ложно…

И, даже, слишком тонок он,

Так, что его приметить невозможно.

Эпитафия доктору

Он всех вылечивал, кто за визит платил.

Себя ж по той причине уморил.

Что за визит себе платить он позабыл.

Злой насмешки удостоился инспектор семинарии о. Паисий, мнивший себя необыкновенно ученым и употреблявший на уроках — ни к селу, ни к городу — туманные изречения и афоризмы, которых ни он сам, ни слушатели не понимали:

Ты хочешь ум свой показать

В высокопарном разговоре.

Но можно ль что-нибудь понять

В мудреном слов твоих наборе?

И как же смертные узнают,

Ты всех умней иль всех глупей,

Коль ничего не разумеют

Из темных всех твоих речей?

Домашние не одобряли поэтических упражнений Добролюбова. Отец, утомленный многочисленными службами, нервничал в предвидении грядущего разорения, ворчал, читая сыну нравоучительные наставления.

Даровитому юноше трудно становилось и дома и в семинарии. Товарищей у него не было, так как он сильно обогнал в ученьи и умственном развитии всех своих сверстников. Он рвался в столицу, в университет, но у отца нехватало средств содержать сына-студента.

Весной 1853 года Добролюбов оставил семинарию. Ему удалось, наконец, прервав на середине семинарский курс, вырваться в Петербург, якобы для поступления в духовную академию. Это было только предлогом.

Семнадцатилетний семинарист блестяще сдал приемный экзамен в Педагогический институт, готовивший преподавателей светских учебных заведений.

В столице, благодаря общению молодого студента с профессорами, в большинстве передовыми людьми эпохи, окончательно сформировался и окреп революционный и материалистический взгляд Добролюбова на жизнь и ее законы.

Он не порвал связи с родным городом, по почте или с верными людьми присылая нижегородским друзьям целые кипы выписок. В них призывал друзей следовать новому сложившемуся у него убеждению о необходимости отдать свои силы служению народу.

Летом 1854 года Добролюбов, находясь в Нижнем, сделал первый литературно-прозаический опыт — написал три статьи для нижегородских «Ведомостей». Статьи не увидели света. Одну невиннейшую статью о погоде не пропустил цензор, а две другие бесследно погибли у редактора.

Встреча в 1856 году с Н. Г. Чернышевским определила направление литературных способностей Добролюбова. В сотрудничестве с этим признанным вождем русских революционных демократов, началась плодотворная литературная деятельность в «Современнике» замечательного нижегородца.

Уже первая помещенная в «Современнике» статья о «Собеседнике любителей русского слова» оказалась крупным событием в русской журнальной публицистике, вызвав ряд откликов со стороны лиц, считавшихся в данном вопросе наиболее компетентными.

По окончании курса Педагогического института Добролюбов сделался постоянным сотрудником «Современника», а год спустя и равноправным членом знаменитого впоследствии триумвирата (Некрасов-Чернышевский-Добролюбов).

Заслуги Добролюбова перед русским читающим и мыслящим обществом велики: им введен в литературу новый критический метод, разобрана масса литературных произведений, подвергнуты анализу существенные явления русской жизни и создано в сотрудничестве с другими лицами то умственное движение, которое характеризует собой эпоху 60-х годов XIX века.

Превратившийся в постоянного петербургского жителя, Добролюбов не забыл свою нижегородскую родню. Неожиданно, в один год, умерли мать — от родов, отец — от холеры, оставив на попечение старшего сына семь голодных ртов. Железная воля и упорный труд дали возможность молодому литератору прокормить малышей, выдать замуж подросших сестер и расплатиться с долгами по дому.

Однако здоровье Добролюбова не выдержало такого гигантского напряжения. Прожив только четыре года после окончания института, он буквально сгорел в огне своей пламенно кипучей деятельности. Злой недуг — туберкулез подкрался незаметно; не помогло лечение за границей, где больной публицист пробыл год и откуда вернулся в Петербург еще более больным, чем прежде.

17 ноября 1861 года Добролюбова не стало. По поводу его смерти ближний соратник и друг, певец мести и печали, Некрасов написал:

Какой светильник разума угас,

Какое сердце биться перестало!

Сороковые и пятидесятые годы отмечены эпизодическим пребыванием в Нижнем нескольких русских поэтов и писателей. С 1849 по 1852 год здесь жил автор известной прокламации «К молодому поколению» поэт-революционер М. И. Михайлов. Он по семейным обстоятельствам переехал из Петербурга и служил в местном Соляном управлении, где его дядя был начальником. Ежедневно горожане наблюдали высокую угловатую фигуру поэта в крылатке и с низкоопущенным лицом азиатского типа, с вечно полузакрытыми (результат атрофии век) глазами, шагающего от квартиры до места службы на Покровке. Эксцентричность его поступков доставляла постоянную пищу городскому зубоскальству.

Михаилов — пиита

Тянет всё Клико,

Не терпит лафита,

Ибо — не крепко…

Или:

За Окой слобода,

Там живут без труда,

День проводят в веселии шумном…

Льет вино, не вода,

Гибнет жизнь без следа;

Там приют литераторам умным…

Из прозаических произведений этого периода его перу принадлежит рассказ «Кружевница», рисующий быт балахнинской труженицы-плетеи, и роман «Перелетные птицы» из жизни артистов Нижегородского театра тридцатых годов. В главном герое романа выведен премьер Милославский, а под именем Бушуевых — популярные актрисы сестры Стрелковы.

В 1850 году, проездом из Саратова через Нижний в Петербург, Михайлова разыскал Н. Г. Чернышевский и возобновил с ним дружескую связь. После трехлетнего пребывания талантливый поэт-революционер покинул Нижний. В скором времени он был арестован и окончил жизнь в Сибири на каторге.

Почти целое десятилетие (от 1849 до 1858 г.) жил в Нижнем известный русский писатель-этнограф и языковед В. И. Даль. Этот оригинальный человек до своего приезда в Нижний уже прожил богатую бурными событиями жизнь.

Моряк по первоначальной профессии, он изучил досконально медицину, ряд отраслей естествознания, философию, много занимался лингвистикой, получил благодаря своей разносторонности значительную известность и прозвище «русский Литтре». В 1830 году он участвовал в военных действиях против поляков. Не имея инженерного образования, взялся навести понтонный мост через Вислу, и выполнил это с большим искусством. В 1844 году в должности врача проделал трудный поход русских войск на Хиву. По окончании боевых действий в Средней Азии, Даль служил чиновником в министерстве внутренних дел. В ту пору началась его писательская деятельность, неожиданно встретившая противодействие со стороны министра Перовского. Последний предложил на выбор: или — служить и не писать, или — писать и не служить. Даль покинул министерство и нашел место службы в провинции в качестве управляющего Нижегородскими удельными имениями.

Поселившись в Нижнем, Даль по делам службы часто объезжал одиннадцать уездов губернии, собирая по пути Этнографический и лингвистический материал. Свое свободное время он посвящал литературной работе. За время нижегородской службы им написаны: «Матросские досуги», «Очерки из народного быта» и доведен до буквы «П» знаменитый «Словарь живого великорусского языка».

«Казак Луганский» (псевдоним Даля) пользовался большим влиянием и авторитетом в нижегородском обществе, жил он открыто и гостеприимно. Дом его считался самым интеллигентным в городе (кстати, слово «интеллигентный» пущено в оборот впервые именно в те годы нижегородцем Боборыкиным), а сам он слыл чудаком и оригиналом. Не забывая своей прежней медицинской профессии, собирал еженедельно кружок врачей на вечеринки, где говорили исключительно по-латыни. Являясь любителем шахмат, упорно пропагандировал новинку — игру вчетвером. С 1853 года Даль — поклонник гомеопатии: устроил гомеопатическую лечебницу при Удельном округе и для нее пригласил одного из известнейших в России гомеопатов — К. К. Боянуса. Через два года, охладев к гомеопатии, ударился в религиозный мистицизм, изучал шведского мыслителя Свенденборга и разработал свое собственное толкование пророчеств библейского Апокалипсиса.

Даль покинул Нижний в 1858 году, не поладив с губернатором Муравьевым.


* * *

Много живости внес в нижегородский быт поэт П. В. Шумахер, проживавший несколько лет в Н. Новгороде. Сделавшись душой общества, он являлся непременным посетителем, а часто и деятельным организатором местных спектаклей, общественных балов и благотворительных вечеров. Везде говорил спичи, эпиграммы, экспромты на злобу дня. Обычно его шуточная импровизация была совершенно безобидна.

Наблюдая на танцевальном вечере красивую артистку городского театра Полякову, окруженную «кавалерами» из числа служащих местных пароходных обществ «Кавказ» и «Меркурий», Шумахер громогласно изрек:

Нижегородские моншеры

С тебя не сводят жадных глаз,

И что ж приятней для Венеры,

Как не «Меркурий» и «Кавказ»?!

Выпив в дружеской пирушке лишнее и слегка пошатываясь, он не преминул заявить собутыльникам:

Я замечаю уж давно,

Что на меня озлились боги

И отравили мне вино:

Теперь бросается оно

Уж мне не в голову, а в ноги.

Перу Шумахера принадлежит известная игривая песенка «Коперник целый век трудился», которая тогда была строго запрещена нижегородской цензурой:

Монах стучится в двери рая,

Апостол Петр ему в ответ:

«Куда грядешь, не разбирая,

Здесь вашей братьи быть не след!

Вы все печетесь о житейском,

Вишь, словно боров, разжирел:

Должно быть, в сане архирейском

Ты всласть курятины поел!»

— «Апостоле, не осудиши!—

У каждого свои грехи,

Да говори про кур потише,

Чтоб не пропели петухи».

Иногда поэт остроумно и зло высмеивал разные нижегородские дела и делишки. В это время оскудевшие дворяне в погоне за капиталом начали приискивать невест среди купеческих дочек.

Сенсацию в городе произвела свадьба предводителя дворянства Болтина с перезрелой уродливой дочерью богатейшего хлебника Коптева. Шумахер написал по этому поводу басню:

Однажды знатный господин,

Забыв свой род и чин,

Которыми весьма гордился ране,

Женился на Пастране.[11]

Как в баснях дедушка Крылов,

Сказать и я сентенцию готов:

— От брака льва и обезьяны, господа,

Не ждите путного плода!

В разгар толков об «эмансипации» помещичьих крестьян Шумахер написал стихотворение, посвященное главе местных дворянских «зубров» Я. И. Пятову.

Стихотворение, приводимое здесь сокращенным, было помещено в «Северной пчеле» без указания автора:

Чёрт возьми! Совсем не спится:

От клопов покоя нет;

Чуть заснешь, — исправник снится,

Депутаты, комитет.

Что и делать, сам не знаю,

Видно, надобно вставать…

Яшка, мыться! Гришка, чаю!

Федька, повара позвать!..

И у нас пошли драть глотки,

И печатать, и писать.

Ванька, редьки! Кузька, водки!

Семка, кушать подавать!

Вот и дожил, что без спросу

У себя в земле своей —

Не обрежешь девке косу,

Парню лоб забрить не смей!

А задашь, бывало, лупку,

Просто божья благодать…

Оська, квасу! Демка, трубку!

Тишка, клюквы мне подать!

За стихи на нижегородские темы Шумахер подвергся преследованиям губернских властей. Поэту было предложено из Нижнего удалиться.


Загрузка...