Глава двадцать девятая

Парии нижегородского быта. — Биржа на Мытном дворе. — Чем заняться безработному человеку. — Борьба за хлеб среди обывателей-интеллигентов. — Литературные упражнения дантистов.


Мытный двор, заполненный лавками, в которых продавали скоропортящуюся провизию и зелень, — играл в быту нижегородцев двоякую роль. Обладавший деньгами шел туда за покупкой продуктов; не обладавший деньгами шел туда… за деньгами для пропитания.

На Мытном дворе можно было неимущему человеку продать свой труд. Одна из лавок на Мытном, занятая живорыбной торговлей наследников Гузеева, имела большой крытый железом навес перед входом. Это место сборища городского пролетариата, ищущего работы, называлось «мытной биржей».

Ежедневно с восьми часов утра площадка перед навесом наполнялась разношерстной толпой. Тут рабочие кирпичных заводов, плотники, столяры, штукатуры, кровельщики, грузчики, приказчики, домашняя прислуга. Все они ищут работы.

Проходит час, два — работы не предвидится.

Но вот вялая, молчаливая толпа в один момент оживляется — по Мытному молниеносно разносится известие: в уездах появилась саранча и губит посевы… Предстоит набор людей в отряды по борьбе с этими прожорливыми насекомыми. Люди у навеса торопливо крестятся, благословляя судьбу… по крайней мере, две недели они будут сыты.

Неменьшую радость вызывали большие снегопады на железной дороге, обвалы Похвалинской горы, наводнения и паводки, лесные пожары в губернии и другие им подобные события.

Частый недостаток работы ожесточал людей. Однажды предстоял набор ста человек для дорожной работы. Желающих оказалось вдвое больше, благодаря присутствию в городе крестьян, застигнутых неурожаем и пришедших искать заработка. Безработные горожане пустили ложный слух, что в деревнях получен указ о переделе земли. Деревенские немедленно разошлись по местам. Все городские порядились за сравнительно сносную цену.

Групповой наем рабочей силы практиковался только до двух часов дня. После этого на долю «мытной биржи» оставалось только мелкое разовое обслуживание нужд посетителей рынка.

Отнести на дом кулек провизии, расколоть дрова, набить снегом погреб — вот за что принимались люди «навеса», чтобы добыть кусок хлеба. Более сильные отправлялись дежурить у дверей мучных лавок. За десять-пятнадцать копеек человек превращался в китайского «кули». Он взваливал на себя пятипудовый мешок крупчатки, куль овса или гороха и тащил в любую, хотя бы самую отдаленную, часть города. Пятиалтынный — предел оплаты его труда, так как извозчик брал за то же расстояние двугривенный.

Жизнью и бытом нижегородских «кули» не слишком интересовалось городское общество. Мало кто из горожан знал, что среди таскавших муку и зерно по улицам Нижнего числилось немало… женщин, одетых в штаны и рубаху.

Помимо китайских «кули», были в Нижнем еще японские «рикши». Начиная с конца ноября (время замерзания Оки), через реку устанавливался, кроме обычной пешей и конной переправы, еще людской перевоз. Носильщики с Мытного двора, приделав деревянный стул к салазкам, перевозили в них за пятачок любого на ту сторону, к ярмарочной пожарной каланче.

Багаж помещался в ногах у седока, «рикша» толкал салазки сзади, семеня лаптями по гладкому, как зеркало, льду реки.

Голодные люди с жадностью бросались на любую возможность заработать. К числу случайных способов заработка принадлежали: «лесной промысел» — вылавливание плывущих бревен и досок в половодье, «охотничий промысел» — ловля птиц перед праздником Благовещенья; сбор и продажа весенней вербы; заготовка в местные аптеки Ремлера, Кречмана и Вильбушевича муравьиных яиц и ромашки.

Существовал в Нижнем еще один способ пропитания. Это быть факельщиком бюро похоронных процессий торгового дома «Полушкин и Ершов». Печально-комические фигуры факельщиков должны были сопровождать гроб с телом покойника и создавать впечатление ритуальной помпезности. У набранных печальных спутников траурного кортежа из-под распахивающихся ливрей виднелись овчинные полушубки и заплатанные синие порты. Работа факельщиков казалась очень легкой и желанной всякому безработному. Но «Полушкин и Ершов» брали на нее не каждого. С годами этой «профессией» завладели монопольные группы долговязых людей. Они держались замкнутой кастой и старались не допускать в свою среду «посторонних». Нежелательным конкурентам сворачивали скулы или ставили «фонари».

Проблема добывания куска насущного хлеба затрагивала не только низшие слои населения, посещавшие «мытный навес», но всегда остро стояла и для большей части мелкой интеллигенции. Не умевшие устроиться на «должностях» неудачники-интеллигенты занимались комиссионерством по продаже домов и лесных имений, рекламировали патентованные средства, распространяли подписку на всякого рода юбилейные издания и т. д.

Интеллигенция на должностях — и та была рада всякой возможности что-либо прибавить к своему, в большинстве случаев довольно ограниченному заработку.

Профессия инженера или адвоката давала сносный заработок, но нижегородские врачи, дантисты, акушерки, из-за своей многочисленности, зачастую не могли обзавестись достаточной клиентурой и едва сводили концы с концами. Такое положение вело к отчаянной конкуренции между ними. Страницы нижегородских газет пестрели их объявлениями, сообщениями, напоминаниями, иногда очень курьезными. В течение долгого срока в «Нижегородском листке» фигурировали бок-о-бок два родственные между собой анонса дантистов Вальтера и Вольтера. Первое объявление неизменно заканчивалось строчками «Выдергиваю зубы без боли и вставляю американские новые. Зубной врач, служивший по министерству народного просвещения И. А. Вальтер, а не Вольтер».

Его конкурент не менее веско заявлял:

«Вставляю новые зубы, не удаляя остатков прежних. Зубной врач А. А. Вольтер. Покорнейше прошу не принимать меня за дантиста И. А. Вальтера».

В целях привлечения пациентов, третий зубной врачеватель Митрофанов, приезжавший два года подряд из Киева на Нижегородскую ярмарку, напечатал и расклеил по улицам города следующее красноречивое обращение к жителям, составленное, очевидно, для большего эффекта, без обязательного тогда твердого знака:

«Я здесь опять, друзья, меж вами,

Познаний новых важных полн,

Не убоявшись бурных волн,

Я ездил в Лондон за щипцами.

В Париже добыл эликсир,

В Константинополе эмир,

Моим заслугам в воздаянье,

Мне трав достал для полосканья.

С Америки издалека

Я получил машину-чудо

И массу из каучука…

Я здесь меж вами! Но не долго

Я с вами здесь могу пробыть.

Мне нужно в августе спешить

От берегов Оки и Волги:

Живя для счастия людей,

Все одинаково мне милы,—

Нельзя ж весь блеск моих лучей —

Одним; другим лишь мрак могилы!

Стекайтесь же, болящие, толпами,

Я разом успокою вас.

Беззубые! Настал спасенья час:

Вы от меня вернетесь молодцами;

Красавицам, помятым жизни бурей,

Я тотчас же всю прелесть возвращу

И от себя их отпущу

С зубами, с белою блестящею глазурью.

Я красотой сравню их с Клеопатрой,

И это не во сне, а наяву…

У Ермолаева в трактире близ театра

В 13-м я номере живу.

От входа поворот увидите направо,

На лестнице (заметьте это „право“,

Чтоб не попасть в нелестный цех профанов),

И там вас встретит доктор

Митрофанов».


Загрузка...