Картинки нижегородского быта XIX века

Глава двадцать шестая

Календарь обывательской жизни. — Святочные визиты на дому. — «Иордань» и торжок на Софроновской площади. — Новый театр. — Синематограф г-на Зуля. — Масленица в городе и «козий праздник» в Кунавине.

В то время как верхушка нижегородской буржуазии жила в атмосфере торговли и барыша, широкие круги обывателей существовали в мирке спокойных, тихих интересов и мелких страстей.

Из года в год с железной последовательностью повторялся календарь обывательской жизни. Менялись лица, имена, фамилии, но оставались прежними освященные обычаем поступки и суждения.

Начало года застает обывателя справляющим святки — двухнедельный период от рождества до крещенья. Начальные дни праздника полагается проводить традиционно. Обыватель с достатком, послушав за обедней баса и тенора знаменитого соборного хора Кривауса или дискантов и альтов не менее популярного хора Казанцева, спешит к праздничному объедению. В парадной «зале» накрыт особый стол. Центр последнего украшают долговская очищенная или «монополька», фроловские, вильборновские и кубасовские вина, ермолаевское пиво. Манят глаз берендеевская ветчина, торсуевская икра, разживинский сыр и другие деликатесы местных гастрономических фирм. С 9 часов утра начинаются звонки, появляются визитёры — люди, связанные с хозяином квартиры служебными, дружескими, торговыми или какими-либо другими узами. Около зального стола выпиваются две-три рюмки вина, а за закуской выкладываются свежие городские новости или злоба дня.

Каждый визитер, сообщив свою долю новостей, откланивался и спешил к выходу, не забывая ни на минуту, что у него еще полтора десятка визитов впереди.

Служебно-официальные визиты прерывались время от времени приходом церковнослужителей. Это приходили «славить» причты церквей, имевших какое-либо отношение к данному дому. Состоятельным обывателям приходилось принимать до 5–6 партий церковников. В одной церкви он числился прихожанином, в другой — бывшим прихожанином, в третьей — когда-то венчался, в четвертой — состоял почетным ктитором, в пятой — кладбищенской — хоронили членов его семейства и т. д.

От 6 до 9 января на Софроновской площади Нижнего базара ежедневно устраивался «крещенский» кустарно-щепной Торжок — «Иордань». На небольшом пространстве вокруг Блиновского садика располагались скамьи, лари, навесы со всевозможными кустарными изделиями и поделками. Здесь можно было найти все предметы крестьянского обихода. Подвесные зыбки — для новорожденных; деревянные кони и тряпичные «катьки» — для малолетних; фигурные коньки и разукрашенные салазки — для подростков; посуду, кровати и сундуки — для молодоженов; сани, телеги, оглобли, грабли, топорища — для тружеников.

Городские покупатели интересовались, главным образом, игрушками. К их услугам были: точеные можжевеловые и пальмовые разной величины бирюльки; замысловатые подвижные плясуны, акробаты, пильщики и кузнецы; детская расписная мебель; миниатюрные самоварчики, прятавшие в себя чайник и набор чашек; щелкуны для волошских и кедровых орехов и многое другое, чего горожанин не видал никогда в продаже в городских лавках.

Раз в год нижегородцы лакомились на «Иордани» изготовляемыми для деревни сластями — сахарным жомом, маковками на ореховом масле, городецкими пряниками в берестяных коробках и балахнинскими коврижками.

Святочное время нижегородцы посвящали развлечениям, среди которых видное место занимал театр. Горожане гордились своим новым театром, построенным в 1896 году. Здание на многие годы оказалось красивейшим во всем Поволжье. Зрители восторгались голубой плюшевой обивкой лож и кресел, необычайным обилием электрических лампочек для освещения: на сцене их горело 450, в местах для публики около 400. С труппой и репертуаром дело обстояло, однако, неблагополучно. В начале девяностых годов старая театральная труппа дышала на ладан. Театр был всегда наполовину пуст. Антрепренер Волгин, не кончив антрепризы, прогорел, оставив актеров на произвол судьбы. Дело поправил молодой артист Собольщиков-Самарин, организовавший из коллег «товарищество на марках».

Позднее Собольщиков получил театр от города в арендное содержание.

В 1896–1897 году спектакли в театре давались через день, и один раз в неделю труппа играла во Всесословном клубе.

Репертуар приходилось подгонять по вкусу тогдашней публики. Классики особым спросом не пользовались, поэтому, кроме нескольких пьес Островского, публике были показаны только «Горе от ума», «Свадьба Кречинского» и «Коварство и любовь». Центральное место в репертуаре уделялось пьесам модных драматургов: Сумбатова — «Соколы и вороны», «Арказановы», «Листья шелестят»; Потехина — «Нищие духом»; Потапенко — «Чужие»; Шпажинского — «Старые годы».

Но в те же годы приобрел широкую известность А. П. Чехов. В конце 1896 года в Нижнем впервые был поставлен «Иванов» с анонсом Собольщикова-Самарина в афишах: «Драма популярного беллетриста Антона Чехова». 7 января 1897 года нижегородцы увидели «Чайку». «Чайка» была очень холодно принята зрителями. На следующий день рецензент местной газеты писал: «Пьесу не поняли… Аплодисментов не было… Многие скучали»…

Рядовой нижегородский зритель требовал от театра легкого зрелища и не хотел участвовать в решении сложных бытовых и психологических проблем. Необходимым придатком к каждой серьезной пьесе был водевиль с музыкой, пением и танцами. Впечатление от водевиля вытесняло впечатление от главной пьесы. Куплеты водевиля запоминались и распевались потом горожанами в семейном кругу. «Голь на выдумки хитра», «Простушка и воспитанная», «Женское любопытство», «Несчастье особого рода», «Слабая струна», «В погоне за Прекрасной Еленой», «Гамлет Сидорович и Офелия Кузьминишна» — вот что приводило в восторг многих нижегородцев в конце 90-х годов.

Антракты заполнялись игрой струнно-духового оркестра под управлением бессменного в течение десятилетий капельмейстера Руббаха. Театральный сезон начинался обычно в сентябре и заканчивался в конце февраля или в начале марта, после чего начинались гастроли заезжих трупп и отдельных «именитых» артистов.

В сезоне 1896-97 года город посетили известные братья Адельгейм, блеснули исполнением Отелло и Гамлета. Собольщиков-Самарин, закончив сезон, задумал гастрольную поездку со всей труппой за границу… в Черногорию. Репертуар подготовили русский — национальный: «Минин и Пожарский», «Каширская старина», «Царь Дмитрий Самозванец», «Смерть Ивана Грозного». Но все-таки уехать не пришлось. В результате телеграфных сношений с черногорской столицей Цетинье выяснилось, что тамошний театр слишком мал для столь грандиозных постановок.

Помимо театра, модным развлечением для горожан был только что появившийся в России «электрический синематограф». Он устроен был содержателем местного «Мюр и Мерилиза» г-ном Зулем в доме Полубояринова на Покровке, рядом с Мытным двором.

Эта новинка вызвала у зрителей двухчасовое дрожание глазных век. Но горожане явились и на следующий день для повторного просмотра: «Проходящего поезда», «Улицы в Париже», «Сцены в саду» и «Малороссийской пляски».

Через месяц-полтора после святок нижегородцы справляли «широкую масленицу». Времяпровождение горожан заполнялось едой и катанием на лошадях. Героями нескольких дней были: горячий жирный блин, зернистая и паюсная икра, зеленый сыр, протертая с луком селедка, снетки, двинская лососина, амурская семга. (Разумеется, речь идет о людях с достатком.) В масленичном угаре обыватель если не впадал в полное бесчувствие, то испытывал острое умопомрачение. С утра начиналось блиноедение с возлиянием, а потом традиционное катание по Большой Печерке.

Непрерывной вереницей тянулись шныровские и кузнецовские наемные тройки, купеческие дышловые пары. Иногда виднелись мелкобуржуазные пошевни и совсем пролетарские розвальни, битком набитые настроенным по-праздничному мастеровым людом. Головы лошадей, дуги, сбруя украшены бумажными цветами, лентами. Во многих санях пилили на гармониках.

В Кунавине такое же гулянье происходило на неделю позже и носило кличку «козьей масленицы».

Название это произошло, по преданию, от следующего события. Когда-то, в старое время, глубокой ночью, случился пожар. Загорелись в глубине двора чьи-то службы. Пламя напугало мирную козу, дремавшую в хлеву. Коза вырвалась из хлева и в панике понеслась по улицам Кунавина. По дороге обезумевшее животное натолкнулось на пожарный столб с колоколом и, запутавшись рогами в веревке, подняло набат.

Кунавино было спасено, и благодарные кунавинцы ежегодно во время своего масленичного гулянья начали возить в санях сделанное из соломы чучело козы, разукрашенное цветными лоскутками.