Глава девятнадцатая

Всероссийская выставка 1896 года. — Трамваи, электрическое освещение, подъемники-элеваторы.


Александр III, насаждая в России протекционистскую экономическую политику, решил в начале 90-х годов показать ее результаты Европе и продемонстрировать рост и мощь русской торговли и промышленности. После смерти Александра III в 1894 г. молодой царь Николай II осуществил намерения отца. Им был дан рескрипт на имя министра финансов Витте. Местом Всероссийской торгово-промышленной и художественной выставки назначался Нижний Новгород «в воздаяние памяти о славных днях службы нижегородцев России и теперешнего торгового значения города».

Витте лично приехал в Нижний объявить о «монаршей милости». В своей речи к купцам он назвал себя «царским почтальоном» и долго распространялся о роли и значении капитала в «крепких надежных руках». Нижегородцы немедленно почувствовали себя именинниками.

К предстоявшим обязанностям гостеприимных хозяев выставки нижегородцы отнеслись с подобающей серьезностью и солидностью. Момент совпал с очередными выборами городского головы. Это обстоятельство заставило их призадуматься. Решили семь раз примерить раньше, чем один раз отрезать. Подходящий человек нашелся в лице мелкого пароходчика из благородных — барона Дельвига.

Место, пространством в 77 десятин, отвели на пустыре между Молитовскими песками и Шуваловскими болотами. Транспорт в виде пятисот извозчичьих пролеток был закуплен в Москве. А о квартирах заботиться городу не пришлось. Домовладельцы по своей инициативе завалили мировых судей исками о выселении постоянных жильцов, в надежде сдать те же помещения новым квартирантам по утроенной и учетверенной цене.

Правительство, ассигновавшее на выставку десять миллионов рублей, прислало из столиц инженеров, художников, архитекторов.

Но все же подготовка к выставке подвигалась туго. Нижегородцы, помня конфиденциальную просьбу приезжавшего министра — почиститься и принарядиться, старались в меру своих сил, но у них, по выражению нового головы-пароходчика, «паров нехватило». Городская депутация, ездившая в столицу к Витте просить помощи со стороны казны, получила от него любезное, но мало весомое уверение: «Везде, где вам понадобится мое содействие, вы получите мое сочувствие». Наконец, нижегородцы уговорили Витте приехать в Нижний еще раз. Для гостеприимной встречи не пожалели денег. Купцы поднесли министру в лохани живую волжскую стерлядь, да не какую-нибудь, а длиною от глаза до пера ровно в два аршина.

Витте только руками развел: «Какие рыбины водятся в русских реках!». Приказал переслать купеческий подарок в Петербург. Стерлядь, погруженную в ванну с водой, в особом вагоне, с провожатыми, чтобы меняли воду, отправили курьерским поездом. На имя губернских властей посыпались телеграммы от начальников попутных станций — «Стерлядь жива, следует благополучно». — «Стерлядь жива». — «Стерлядь жива». Лишь со станции Бологое пришло известие: «Стерлядь уснула»…

Впрочем, самому министру было уже не до стерляди. Его взяли в плен нижегородцы с неотступными, бесчисленными просьбами, ходатайствами. В конце концов эта тактика бурного напора принесла плоды. Министр внял голосу нижегородцев и обратился с ходатайством к правительству. Центральная власть, по представлению министра, удовлетворила ряд городских нужд. Нижний Новгород, бывший до того крайне неблагоустроенным городом, получил трамвай, подъемники-элеваторы на гору, перевозно-пароходное сообщение через Оку и электрическое уличное освещение.

Нижегородский трамвай был первым из всех, введенных в городах Поволжья. Небольшие вагончики по узкому рельсовому пути «бегали» из Кремля по Большой и Малой Покровкам, Похвалинской улице до Смирновского сада, и в нижней части города от начала Зеленского съезда до плашкоутного моста.

Быстрота движения не превышала десяти верст в час, но и эта «скорость» казалась горожанам опасной для проходящих по улицам. Неудивительным, поэтому, оказалось появление в местной газетной хронике заметок вроде такой:

«Вследствие жалоб со стороны публики на чрезвычайно быстрое движение вагонов электрической дороги, особенно на Большой Покровке, вчера городской голова обратился к содействию г. полицеймейстера для устранения означенного непорядка».

При начале функционирования электрички постоянно происходили недоразумения между кондукторами и публикой, которая требовала, чтобы вагон останавливался всякий раз там, где любому пассажиру нужно выйти. Обе местные газеты — «Волгарь» и «Нижегородский листок» в таких случаях неукоснительно вставали на сторону публики, предлагая обуздать «невежливую» трамвайную прислугу. Вагоны часто соскакивали с рельсов.

Публика, вышедшая из вагона, дружно общими силами ставила вагон на место. Какой-нибудь шутник затягивал импровизированную «Дубинушку»:

— У Гартмана делишки плохи,

Вагоны прыгают, как блохи…

Эх, дубинушка, ухнем!..

Братцы, Гартману поможем,

Вагон на рельсы положим…

Эх, дубинушка, ухнем!..

На поворотах вагон частенько опрокидывался набок, но это, обыкновенно, обходилось без несчастных случаев. Все же прибегавший на место происшествия газетный репортер справлялся у ближайшего блюстителя порядка, нет ли увечий или смерти. На это получал трафаретный ответ: «Никак нет! Все упали благополучно!». Отношение нижегородцев к таким происшествиям было снисходительное, хотя и сдобренное, в некоторой мере, иронией.

Дом трамвайной администрации в Кремле имел на фасаде вывеску У.Г.Ж.Д. (Управление Городских Железных Дорог). Когда приезжий интересовался, что означают эти буквы, горожане отвечали: «Разве вы не знаете? Да ведь эти буквы написаны не только здесь, но и на каждом вагончике электрической дороги, и означают они: „Унеси, Господи, Живым Домой“».

Подъемники-лифты на гору, или, как их называли волгари, элеваторы, действовали значительно более исправно, чем трамвай. Но и здесь бывали досадные казусы, когда две кабины (соединенные одним канатом) застревали иногда на середине подъема. Впрочем, быстрота подъема искупала эти мелкие неудобства.

Особенно же довольны были горожане каботажным плаванием по Оке в перевозных миниатюрных, изящных «финляндских» пароходиках.

Твердого расписания не было. Отваливали, когда достаточно наберется публики. Финляндец-капитан стоял на мостике, кричал на ломаном русском языке пристанскому приказчику-финну: «Пассажиров больше нэт?». И, если с пристани отвечали: «Нэт», то следовал приказ: «Ход вперед!». Плохое знание русского языка приводило иногда к курьезам. Все финны-капитаны командовали под общий смех пассажиров: «Задний ход — вперед!». На «финляндчиках» нижегородцы весьма удобно переезжали на выставочную сторону Оки.

Строительство выставки подвигалось и было закончено ко дню открытия, 23 мая 1896 года. Иногородняя и заграничная публика начала прибывать значительно позднее этого срока, и всю первую половину июня главный контингент посетителей составляли нижегородцы и жители соседних с городом уездов.

С внешней стороны выставка представляла собой городок с двумя десятками солидно выстроенных зданий и множеством небольших, но весьма затейливых домиков, башенок, колонн, фонтанов и цветников, окруженных чистенькими, посыпанными желтым песочком площадками и дорожками, которые окаймлялись бордюром из крупных морских раковин. Стиль всех построек был смешанный и довольно беспорядочный. Большинство же нижегородцев плохо разбиралось в архитектурных тонкостях и восторгалось нарядными зданиями, не мудрствуя лукаво.

Сейчас же после входных ворот зритель видел обелиск, увенчанный государственным гербом и с надписями, вещающими о времени открытия выставки. Через широкую дорогу от обелиска были расположены полукругом красивые и высокие белые колонны, на вершине которых стоял ряд статуй. Тотчас же за этой колоннадою тянулся довольно большой продолговатый пруд с плавающими лебедями. Вокруг этого пруда располагались наиболее примечательные здания выставки.

Привлекало общее внимание здание Центрального павильона, построенное исключительно из стекла и железа. Здесь были выставлены фабрично-заводские, мануфактурные и ремесленные изделия. Вблизи помещался Машинный отдел. Он содержал, по словам реклам, изделия иностранных фирм, — в сущности же, предметы, сделанные русскими рабочими из русских материалов, на фабриках и заводах, находящихся в России, но принадлежавших многочисленным иностранным фирмам.

Далее следовали отделы: Художественный, Севера, Художественной промышленности, Среднеазиатский, Горный, Сельскохозяйственный и многие другие правительственные павильоны.

Нижегородцы с удивлением разглядывали в Центральном павильоне новинку морского флота — 11-саженную миноноску, доставленную в Нижний на двух соединенных между собою железнодорожных платформах; руль и корму современного броненосца; двенадцатидюймовое крепостное орудие. В Машинном отделе они глохли от шума маховых колес, гула шестерен, вибрирования приводных ремней, грохота паровых молотов и свиста центрифуг…

На площадке между этими двумя отделами изумляли зрителей привязной шар-аэростат и самодвижущийся экипаж, называвшийся непривычным для русского уха словом— автомобиль. С этой последней новинкой нижегородцы до выставки были знакомы только по иллюстрациям «Нивы» и «Родины».

В Морском отделе возбуждал чувство благоговейного ужаса водолаз, производивший свои манипуляции в громадном, наполненном водой, стеклянном баке.

Северный отдел имел двух «настоящих» ненцев в национальных одеждах и… дрессированного моржа, умевшего тявкать «папа», «мама» и «ура!».

Уездных крестьян больше всего привлекал Сельскохозяйственный отдел. Он блистал особенным богатством экспонируемых предметов. Объяснения по химическим удобрениям почвы здесь давали выдающиеся ученые: Дмитрий Иванович Менделеев и Климент Аркадьевич Тимирязев.

Художественный отдел блистал полотнами корифеев русской живописи. Наряду с произведениями таких художников, как братья Маковские, Репин, Левитан, всем близкими и понятными, висели картины-панно художника модернистской школы Врубеля, возбуждавшие у подавляющей части зрителей-нижегородцев чувство недоумения.

Специальные помещения были отведены для показа русского народного костюма и выступлений русских народных певцов, сказительниц и воплениц.

Значительная часть выставки была заполнена павильонами и киосками частных предпринимателей и фирм. Русский купец и промышленник показывали товар лицом. Домики из каменной соли, московская Сухарева башня из ваты, колокольни из стеариновых свечей, греческие колоннады из мыла, эффектные сооружения из винных бутылок, шалаши из канатных кругов, железнодорожные будки из шоколада… В колокольном отделе целый день царил неумолчный перезвон колоколов.

В отдаленной от центра читальне имелись книги — в том числе и запрещенные цензурой, — напечатанные в России. Посетители знакомились с Фейербахом, Гегелей и Карлом Марксом, в другое время рядовому читателю недоступными.

В июле выставку посетил Николай II. К его приезду долго готовились и встретили его торжественно, по-купечески. Каждая фирма сочла долгом украсить свое здание, киоск и витрину вензелями царской четы, т. е. буквами «Н» и «А», сделанными из предметов торга или производства. Железники смастерили инициалы из якорных цепей, рыбники — из сушеного судака и воблы, текстильщики — из кусков ситца и миткаля, экипажники — из колес и осей тарантасов.

Подарки царю и царице также определялись всей полнотой купеческого вкуса. Каждый торговец и промышленник старался перебить другого эффектным приношением или внушительной стоимостью его. Победителями в этом своеобразном состязании оказались железоторговцы Гребневских песков. Они поднесли корзину ландышей, у которых цветы были сделаны из жемчуга и бриллиантов, а листья — из уральского нефрита.

Нижегородское дворянство стушевалось в эти дни. Город в дни всех торжественных царских выходов и приемов представляли городской голова Дельвиг и два купца: Н. А. Бугров и Я. Е. Башкиров. Дельвиг произносил приветственные речи и спичи, оба купца откашливались, потели и непрерывно кланялись. При царе находилась постоянная почетная охрана из десяти нижегородских купеческих сыновей. Они были одеты в живописные костюмы древнерусских рынд, исполненные по рисункам художника Васнецова. Костюмы состояли из белых, шитых золотом кафтанов и таких же головных уборов, украшенных драгоценными камнями. На ногах «рынды» имели красные сафьяновые сапоги, а в руках держали разрисованные старинным славянским орнаментом секиры.

Молодые купчики наступали на шлейфы придворным дамам, сталкивались секирами, но в общем все сошло гладко. Нижегородский купец, хотя бы временно, оттеснил от трона нижегородского дворянина.

Из экзотических иностранцев выставку посетил китайский мандарин и полномочный министр, в должности вице-короля, — Ли-Хун-Чанг. Одетый в национальный китайский шелковый халат с длинной черной косой до полу, Ли-Хун-Чанг всему удивлялся, все желал потрогать собственными руками. Наибольшее время Ли-Хун-Чанг провел около витрины павловских кустарных изделий, где его буквально очаровали хитроумные конструкции висячих замков.

Останавливался азиатский гость в рукавишниковском доме-дворце на Набережной. И вскоре после отъезда своего прислал гостеприимному хозяину дома китайский орден Желтого Дракона.


Загрузка...