Киру перестало беспокоить, что теперь она ещё дальше от свободы, чем когда была заперта в капонире, ведь её положили в чистую белую постель, провели быстрый осторожный осмотр, принялись ставить капельницу и пообещали, что сейчас станет вообще не больно. И да, можно будет поспать. Даже безразлично то, что у стены встал вроде бы безучастный, но неотвратимый, как рок, Крей. Зато в один момент Кира просто отключилась от реальности – и очнулась уже тогда, когда ей начали обрабатывать перелом. Врач при этом орал на Крея, что какой смысл наворачивать шины, если они ни фига не держат и за этим никто не следит, и лучше б тот, кто должен был следить, шины себе в задницу воткнул, причём прямо в упаковке – больше б было толку. Крей молчал и смотрел на врача с отвращением. Что он мог думать насчёт упрёков и лечения переломов в целом, врачу было предложено размышлять самостоятельно. Если захочется.
Кира каждую минуту ждала подвоха, но с ней, кажется, обращались как с обычной пациенткой, и даже разговаривали вполне вежливо. Единственное отличие – левая рука была пристёгнута к койке каким-то мягким, но прочным браслетом на цепочке. Измотанной женщине это было безразлично. Она спокойно уснула, как только с её ногой закончили, и проснулась от того, что Крей вдруг принялся хватать её за правую руку – бесцеремонно, но аккуратно.
– Пальцы тебе лечили? – хмуро спросил он. – Я тогда только залил, и всё.
– Наверное. – Кира, морщась, выдернула руку из ослабшей хватки. – А что?
– Мне велено проследить, чтоб ты была вылечена полностью, а я вспомнил, что забыл сказать про палец. Меня отзывали, я кое-что пропустил. Уже не болит? – Крей всё-таки настоял на своём, снова схватил её за руку и придирчиво осмотрел залитый гибким прозрачным пластиком мизинец. – Ладно. Пока сойдёт.
– Отпусти, – потребовала она, морщась. Его прикосновение было ей неприятно.
– Значит, всё-таки больно?
– Нет.
– Если не хотела, чтоб тебя трогали посторонние мужчины, держалась бы подальше от армии.
– И как это я выбрала карьеру, не спросив твоего совета, боже ж ты мой!
Крей усмехнулся, но на четверть шага отодвинулся от кровати.
– Можно что-то спросить?
– Нет.
– Как у вас женщины становятся военными?
– Скажем, так же, как мужчины. Сойдёт такой ответ?
Он всё ещё улыбался и не спешил поднимать перчатку.
– Просто удивлён, что хоть где-то такое возможно. Почему бы вдруг женщине захотелось стать военной? Не самая комфортная профессия… – Он подождал, но Кира молчала. – А что подвигло тебя стать офицером?
– Как понимаю, могу не отвечать.
– Можешь, конечно. Ты же не мой трофей. Но если захочешь рассказать, мне будет приятно.
– Что ж… Меня, видишь ли, не интересует делать тебе приятно.
– А жаль, не отказался б, – машинально ответил капрал – и вдруг помрачнел. – Я прошу прощения, сударыня. Не знаю, как и вырвалось. – Он помолчал и добавил спустя минуту, когда Кира решила было, что беседа окончена. – Говоря честно, признаюсь – ты вызываешь уважение. Даже если не вспоминать о том, что ты женщина.
И говорил он явно не с тем, чтоб обидеть – это она поняла. Но всё равно не ответила.
Да он ответа и не ждал.
Время тянулось тягостно. Появилась медсестра с подносом завтрака – она заметно боялась Крея, хотя тот смотрел на неё без выражения и стоял неподвижно. Девочка помогла Кире поесть, а потом дрожащим голосом попросила охранника выйти (он, как ни странно, послушно вышел и закрыл за собой дверь) и помогла раненой привести себя в порядок, даже обтёрла её влажными салфетками. Браслет с неё она так и не сняла. Медсестра смотрела на Киру почти с таким же опасением, как и на Крея, спасибо хоть, что была вежлива.
На ночь Крей остался в палате, уснул сидя на стуле, но просыпался, стоило Кире хоть чуть-чуть заворочаться – а ворочалась она, прикованная, слабо и редко. Как он умудрялся это услышать, можно было лишь гадать. Утром, когда она проснулась, Крей уже не спал, но был так же молчаливо спокоен и бдителен, как накануне вечером, и бодр, словно сумел отдохнуть на славу.
К вечеру в палату вошёл Кенред. Он шёл неловко, прижимая локоть к боку, и Кира посмотрела на него с удивлением – она не помнила, чтоб его ранило. Вот про второго (Райва, кажется) – помнила, а с этим-то что, интересно, случилось?.. Конечно, пока они ещё сидели в капонире, всё могло случиться, она ведь не смотрела за каждым из врагов во все глаза. Но что же о нём до сих пор не позаботились, ведь у них тут отличная медицина, и почему он гуляет вместо того, чтоб отлёживаться?..
Кенред взглянул на вытянувшегося «как положено» Крея. Тот коротко кивнул, мол, всё нормально, без эксцессов. Тогда офицер обратил взгляд на Киру.
– У вас здесь было тихо?
– Вполне, – ответила она.
– А вот у нас, к сожалению, шум и неразбериха. Как вы себя чувствуете?
– Более или менее. Нормально.
– Хорошо. В ближайшее время могут понадобиться ваши показания. Сейчас в лаборатории заканчивают делать тесты на безопасность конкретных химических средств для вашего организма. Не волнуйтесь, о том, чтоб вы не пострадали, здесь позаботятся.
– А это обязательно – вести допрос с помощью химии? Если я верно поняла ваши разговоры между собой… Может быть, я и так соглашусь отвечать. Просто объясните, что вам нужно услышать.
Он качнул головой.
– Увы, обязательно. Препарат даст гарантию, что вы говорите лишь то, что думаете или точно знаете, точно видели, не приукрашивая и не смягчая, пусть и из самых лучших побуждений. Но не волнуйтесь, мы затронем лишь события последних двух дней, и не более того. Ваши военные секреты нас пока не интересуют. К тому же, для глубокого исследования вашей памяти потребуется более долгая подготовка и тесты двойной сложности. Эту задачу не ставили, но даже если поставят, сомневаюсь, что работать будут с вами. Я, видите ли, ещё не решил, дам ли на это согласие… – Он, должно быть, заметил, как изменилось выражение её лица, и добавил. – Ещё раз уверяю вас – пока перед государством стоят внутренние проблемы, внешние отступают далеко на задний план.
– Тогда, может быть… хотя бы это снимете? – Она приподняла руку, охваченную браслетом.
– Пока ещё нет. – Кенред мягко, как бы извиняясь, улыбнулся. – Потерпите немного. Уже скоро. Я скажу, чтоб его сняли сразу после того, как пройдёт химический допрос.
«Как это омерзительно – умирать, зная, что вдобавок ещё и выдаёшь государственные секреты… Предаёшь своих», – подумала Кира с тоской. Впору было завыть. Конечно, она не поверила заверениям противника. С чего ей верить ему, если только не успокаивая себя?.. Но, в сущности, здесь ведь совсем не было её вины. Пока она могла – держалась. Но против химических средств (а средства тут должны быть о-го-го, если эти ребята способны при помощи химии или техники в один миг обучить пленного своему языку, да как!) её воля ничего не значит.
Когда к ней пришли со шприцем, она уже вполне успокоила себя. Может быть, химия не сможет ничего сделать с внутренним равновесием и твёрдой уверенностью в себе? Ну вдруг! Кто его знает, что сыграет ведущую роль. Может быть, они узнают меньше, чем могли бы, если она уйдёт в транс с гордостью и твёрдостью, такой же, с какой готовилась терпеть вполне традиционные пытки?
Уход в транс оказался мягким – как в тщательно подобранный общий наркоз перед плановой операцией. Кира ещё помнила, как это бывает. Её сознание словно зависло в бездне, чёрной и пустой, как само небо, лишённое звёзд. Потом из этой пустоты выплыло лицо Олега: «Ты же провалила такое простое дело! Не справилась с взрывателем – ты думаешь, я поверю в это? Ты же сапёр! Ты просто испугалась смерти и не захотела». И вместо того, чтоб объяснить чисто технические сложности, она внезапно для себя самой принялась доказывать, что страх за свою жизнь – это не преступление, это понятно и простительно. Обосновывая право человека на любовь к жизни, она осознавала в ужасе, что у неё получается совсем не тот смысл, который ей был бы нужен. Она испугалась и попыталась растолковать свою мысль яснее – другими словами. Потом – ещё раз, по-другому. Но чем больше она говорила, тем хуже получалось и тем холоднее и скептичнее становилось лицо Олега.
Поэтому единственное, что она вынесла из этой странной беседы: ни к чему убеждать и убеждать, если в первые же мгновения видно, что иное мнение тут – нежеланный гость. Если человек в чём-то уверен, бесполезно твердить своё, его никакими словами не убедить, разве что чудом, но чудо подвластно небу, а не человеческим речам.
Кенреду сообщили, что он не будет присутствовать на допросе, сможет только слушать, находясь в другом помещении, куда из рабочего бокса предполагалось вести полноценную трансляцию. Он отнёсся к этому спокойно ещё и потом, что того, кто должен был допрос проводить, увидел и узнал. Этот офицер был опытным специалистом, умел работать именно в тех условиях, которые ему предстояли, то есть с объектом, находящимся в бессознательном состоянии, не разбирающимся в теме и к тому же иноязычным. Ему не придётся помогать, главное – не помешать.
Прибыл и Орсо Бригнол. Он был устал и мрачен, молчалив, но на Кенреда отреагировал спокойно – значит, вопросов к нему не появилось. Значит, всё идёт хорошо. Бригнол даже кивнул слегка и позволил Кенреду встать рядом. Государственный секретарь слушал вопросы и ответы очень внимательно, словно от этого действительно зависело что-то очень важное, а когда допрашивающий дал понять, что закончил, предложил три своих уточняющих вопроса. Довольно меткие вопросы и пришлись кстати.
Безучастная женщина спокойно, размеренно рассказала, как она спасла Кенреду жизнь тем, что всадила пулю в человека, который в него прицелился. На вопрос, почему она это сделала, ответила с заминкой в том духе, что действовала рефлекторно и ворвавшегося врага оценила как более опасного, чем враг, который находился рядом и никуда не врывался. Знала ли она Кенреда до того, как оказалась у него в плену? Разумеется, нет. Она до сих пор не знает даже, кто он вообще такой.
Государственный секретарь покосился на Кенреда, слегка хмыкнул и отвернулся. К женщине допустили медика, который проверил показания датчиков и заверил, что всё в порядке. Её, бесчувственную, вывезли из бокса, после чего офицер, проводивший допрос, вышел к Кенреду – уведомить его по всей форме, что теперь будет допрашивать его подчинённого.
Крею было явно не по себе, но согласие он дал сразу, разве только посмотрел на Кенреда с беспокойством. Правда, ему предстоял совсем другой допрос, более мягкий и в полном сознании. Ему предполагали ввести ровно такую дозу, чтоб в случае, если он попытается хоть немного покривить душой, датчики немедленно отреагируют на это. А дальше тот, кто ведёт допрос, сможет разобраться, в чём именно капрал неоткровенен и почему.
Когда капрала повели готовить к процедуре, Бригнол слегка подался к Кенреду и проговорил едва слышно:
– Покушение на его высочество очень разозлило его величество.
– Ну ещё бы.
– Он пока не знает, что я вам написал, иначе рассердился бы ещё и на меня… Девушка, которую принц пригласил к себе – столичная жительница, отношения к Альдахаре не имеет.
– Вы тоже думаете о герцоге?
– Я должен думать обо всех. Это, увы, пока единственная зацепка.
Кенред пожал плечами.
– Как мне объяснил полковник из Внутренней службы, вредно делать выводы прежде, чем накопится достаточно доказательств. Один альдахарец, напавший на меня – не аргумент.
– Разумеется. Но, как я понял, он сперва напал не на вас, а на вашего лейтенанта.
– Да, начавшего задавать неудобные вопросы… У нас слишком мало информации.
– Следствие только началось.
– Эта девушка… К какому выводу пришли – она была принцу подставлена? Или это давнее увлечение?
– Нет, недавнее. Именно что подставлена.
– Значит, всё очевидно. – Кенред взглянул на Бригнола мрачно. – Предположение о случайных совпадениях можно отбрасывать.
– Да. Умысел бесспорен. Думаю, его величество готов согласиться с моей – и вашей – трактовкой происходящего. Он понимает, что вы за эти события не ответственны. Каково бы ни было его отношение к вам, ему требуется настоящий виновник и настоящая версия, а не подставная, хоть и удобная.
– Но если при этом он сможет заодно расправиться со мной, думаю, он воспользуется возможностью.
Бригнол осадил собеседника холодным взглядом, но дальше взгляда дело не пошло. Помолчав, он всё-таки нехотя ответил:
– Нет, это как раз ни к чему. Ответственность за заговор будут нести только те, чья вина будет очевидно доказана. Но если – и когда – государь решит избавиться от вас, он найдёт другой подходящий способ. Из-за этого заговора вот-вот разразится скандал – и шумиха, я полагаю, не станет ждать, пока дело дораскроют – так что найти, в чём вас обвинить, будет совсем несложно. Вы, я думаю, хорошо это понимаете. Достаточно будет любого повода, а при желании его можно создать.
– Да. Понимаю.
– Я надеюсь, вы не собираетесь воспользоваться ситуацией? – Взгляд Бригнола стал колючим до болезненности.
– Разумеется.
– А что вы станете делать, если подобное решение примут за вас? Если предложат вам власть?
– Кто, например?
– Военная молодёжь из числа аристократии. Вы неимоверно популярны у собратьев-офицеров, у тех, которые помоложе.
Кенред приподнял бровь. Ему вспомнился разговор с Райвеном.
– Они, к счастью, очень хорошо знают, что такое дисциплина. Их достаточно не поощрять.
– Я боюсь, вы слишком легкомысленно смотрите на этот вопрос. Подумайте ещё. Я готов поверить в вашу лояльность правящей семье, но моя вера – только часть того, что вам поможет. Его величество… Недоверчив. Кстати, государь передумал поручать вам расследование заговора и подавление бунта, даже если выяснится, что таковой имеет место. Но он обдумывает направить вас обратно в генштаб одним из заместителей маршала Талема, и обстоятельства могут сложиться по-разному…
– Он отдаст приказ?
– Он не хочет вмешиваться своей волей. Назначение будет оформлено как предложение от командования. В ближайшие дни обстоятельства могут сильно измениться в любую сторону. И вы, конечно, понимаете, как тщательно вам нужно взвешивать каждый свой шаг.
– Очень хорошо понимаю.
– Примите решение обдуманно. У вас будет такая возможность. Оцените каждый поступок и каждое слово. Если вы желаете… Вам полагается отпуск по ранению. Вы ведь ранены?
– Так точно.
– Месяц. Больше не могу. У вас месяц, если пожелаете воспользоваться своим правом. Вас никто не упрекнёт, и я – меньше всех.
– Благодарю.
– Я прошу вас об одном – если решите лечиться где-то ещё, не в этом госпитале, будьте, пожалуйста, предельно осторожны.
– Я буду. Обещаю.
– Замечательно… Как понимаю, с вашим капралом закончили, можете его забрать. Подробный рапорт постарайтесь прислать мне до завтрашнего полудня. – Бригнол коротко кивнул и ушёл, охрана потянулась за ним. А Кенред остался смотреть на экран.
Крею как раз вводили антидот. Медик потянулся следом посмотреть зрачки и проверить пульс, но капрал отмахнулся от него с потешным недоумением. Всем своим видом он показывал, что пребывает в полном порядке, и нечего тут мельтешить. Собственную растерянность он всегда воспринимал с раздражением, отторжением. Эту детскую черту странно было видеть в таком крепком, даже жёстком человеке, испытанном солдате.
Кенред встретил его у выхода в коридор.
– Как ты?
– Сэр… Отлично, сэр.
– Однако тебе следовало всё-таки дать себя осмотреть. Мне не нужно, чтоб ты выдал внезапную аллергическую реакцию и загремел в реанимацию.
– Я в полном порядке, сэр, готов вам служить.
– Ладно… Тебе видней. Спасибо.
– За что, сэр? Разве не долг солдата – говорить правду? Я всего лишь сделал то, что был должен… Так, значит, они действительно хотели вас убить?
– М-м… Любой военный очень быстро привыкает к тому, что его регулярно хотят убить.
– Но от своих обычно не ждёшь удара. В том-то и смысл армии, частью которой ты стал – чтоб не бояться подставить спину своим товарищам.
– Мда… В этом преимущество представителя твоего сословия.
– Вот уж точно, – хмыкнул Крей. – Кому такой, как я, вообще может сдаться… То есть… Сэр.
– М?
– Вообще-то, кажется, меня тут пытаются вербануть. Я собирался вам сообщить…
– Так? – Кенред резко остановился, и в него тут же врезался один из медбратьев, тащивших огромную коробку с каким-то аппаратом. Медик пробормотал извинения, обогнул Кенреда и заспешил дальше. – Говори. Кто именно?
– Да если б я знал. – Крей вытащил из внутреннего кармана многократно свёрнутый листок. – Вот это я нашёл под тарелкой.
– Так… – произнёс Кенред, пробежав глазами строчки. Текст был простой – Крею корректно предлагали деньги, поддержку таинственных высокопоставленных лиц и быстрый карьерный рост, если он согласится докладывать о том, что услышит от Кенреда. Никаких обвинений в адрес Кенреда не было, разумеется. Только лёгкий намёк на то, что любых крупных чинов и тем более аристократов положено держать под высочайшим контролем. А ещё несколько слов, что, докладывая о каждом шаге своего командира, Крей сможет помочь ему, поскольку тогда у вышестоящих не останется никаких сомнений насчёт Кенреда. Говорилось, что это самый лучший способ доказать лояльность Кенреда короне. Смутно, но звучно говорилось о неких интересах империи, так что завербованному предоставлялась отличная возможность чувствовать себя настоящим патриотом и хорошим служакой. В общем, письмо составили с пониманием дела и знанием, какие крючки годятся для выбранной «рыбы». – Почему сразу не сказал? Кому уже доложил?
– Никому, сэр. Я собирался сказать вам после допроса. Вот, сказал. И предполагал после разговора с вами сесть за рапорт.
– Хорошо… Всё правильно. Так и сделай. – Кенред вернул Крею бумагу. – Это присовокупи к докладу. Хорошее будет доказательство твоей преданности… Значит, взялись и за меня. Можно лишь предполагать, кто попытается привлечь меня на свою сторону. Конечно, не Альдахара.
– Привлечь вас? В качестве кого?
– Неважно. Мне могут пообещать что угодно, но по факту от меня требуется только обеспечить лояльность армии… Посмотрим. Ты молодец, Крей.
– Рад служить, сэр.
– Благодарю. Я оставлю тебя здесь. Присмотри пока за нашей подопечной.
– Конечно, сэр.
– Что она? Как вообще себя ведёт?
– Тихо. Но, по-моему, целится сделать ноги.
– Ноги?
– Сбежать, я имею в виду. Если только дать ей волю.
– М-м…
– Сэр… А-а… А что вы планируете насчёт неё теперь, когда она уже не нужна для допроса?
– Пока не думал.
– Эм-м… А если она вам будет не нужна, можно будет её забрать? – Кенред непонимающе оглянулся (он был весь в своих мыслях, и, поскольку Крей относился к тем немногим, в чьём обществе он позволял себе расслабиться, не сразу понял даже, что имеется в виду). – Ну, забрать её себе. Можно?
– Нет.
– Понял. – Крей слегка помрачнел. – Прошу прощения.
– Я думаю… У меня создалось впечатление, что она многое знает о вооружении родной армии, тактике и оборонных системах. Это может пригодиться. Я возьму её с собой.