Когда под ногами хрустит империя

7

Крей перехватил Киру за локоть и повёл мимо крыльца к неприметной дверке слева от парадной террасы. Старик, который случайно поймал на себе её напряжённый взгляд, нахмурился, мотнул головой и ушёл. Киру же провели через дверку, после чего передали на руки немолодой, но видной даме, полной достоинства и усвоенных манер. Эта женщина посмотрела на них обоих оценивающе, словно прикидывала, к какой работе приставить и его, и её.

– Это трофей его милости, – лениво сказал Крей. – Иномирянка, и она ему ещё нужна. Он распорядился удобно устроить её и позаботиться о её нуждах.

– Тогда веди её за мной. Как зовут девушку?

– Кира.

– Хорошо. Вот здесь ты будешь жить. Если тебе необходимо что-нибудь, обратись к другим девочкам. Только будь вежлива, сдержанна и помни, что в нашем мире принято вести себя тихо, спокойно и почтительно. Ты меня поняла?

Кира сообразила, что её провели по второстепенным помещениям, но всё равно была подавлена изяществом внутренних помещений, их роскошью и размахом, очарованием старины тех зал, лестниц и коридоров, в которые ей пришлось заглянуть. Увидела она и подсобные помещения, лишённые какого-либо изящества и красоты, практичные и строгие, но всё же устроенные с размахом и на несколько порядков превосходившие то, к чему она привыкла. Поэтому в ответ на предостережение Кира лишь кивнула, подавив острое желание сказать: «Да, мэм» – и осторожно заглянула в отведённую ей комнатку. Та была невелика, но уютна, приятно обставлена и уже готова к приёму нового жильца. Когда дверь закрылась, Кира легла лицом вниз на постель и с полчаса лежала. Лишь потом поднялась и осторожно заглянула в зеркало.

Шрамы на щеках были заметны, они не только выделялись красными полосами на коже, но и сминали её, где-то бугрили, а где-то оставляли западины. Шрам под губой выглядел не таким заметным, но столь же уродливым. Казалось, будто она заложила за губу фасолину или конфету. Странно и отталкивающе. Лишь с запозданием она сообразила, что отёк ещё не совсем спал, и потом, может быть, станет получше. Кира приподняла бровь и высокомерно усмехнулась в лицо своему отражению.

Во что ты вляпалась, буйная девчонка? Почему не смогла покончить с делом в капонире? Дурища. Тоже мне взялась специалист по взрывчатке! С взрывателем справиться не смогла… Надо было самой его собирать. Тогда она бы знала, почему вышла заминка… По крайней мере, смогла бы быстро пересобрать.

Кира заставила себя успокоиться и с любопытством ребёнка осмотрела пустой шкаф, развернула ночное бельё, подготовленное на подушке, а потом заглянула и в крохотную уютную ванную. После чего уселась на подоконнике и стала смотреть в окно. За окном были аллеи, обведённые кустами и ярким цветником, чуть дальше – искусственный пруд с фонтаном, снова аллея и стена башни. Над одним из кустов хлопотал садовник, и работа его, похоже, затягивалась. Может быть, из-за пасмурной погоды сад показался Кире неласковым.

В дверь стукнула чья-то уверенная рука.

– Я могу войти? – спросил Кенред.

– Уверена, что так, – невесело сострила женщина.

Он вошёл, внимательно оглядел комнату и, похоже, остался недоволен.

– Здесь тесновато. Я приказал бы, чтоб вам подобрали комнату поудобнее…

– А, собственно, зачем? И в этой хорошо.

– Уверены? Ладно. Тем более что это гостевание затянется ненадолго. Мы скоро уедем в моё имение, и там для вас подготовят комнату получше.

– Что-то случилось?

– Нет. Просто я больше люблю тергинский дом, и матушка тоже любит там бывать. В замке мне неуютно. Я задержусь здесь только затем, чтоб показаться отцовскому врачу.

– Этот человек, который нас… вас встречал – ваш отец?

– Да. Мой отец.

– У вас, я так понимаю, разногласия?

– Вы очень точно определили – именно разногласия. – Кенред присел на край её постели. – Скажите, пожалуйста, вам трудно потому, что я аристократ, или потому, что я крупный военный чин? – Он смотрел проницательно. – Или потому, что я считаюсь вашим хозяином?

– Что именно «трудно»?

– Разговаривать со мной. Мне кажется, вы не можете говорить свободно. А мне бы хотелось.

– Ну… Пожалуй, да. По множеству причин.

– Тогда, надеюсь, мы сможем преодолеть возникшие преграды… Я хотел бы, чтоб сегодня вы присутствовали на семейном ужине.

– На ужине с вашим отцом?

– Он там будет. Если пожелает, конечно. Думаю, пожелает.

– Зачем вам это нужно? Разве это не своего рода оскорбление?.. Я не знаю ваших обычаев, но у нас такое выглядит очень… выразительно и вызывающе.

Кенред посмотрел на неё, но на деле смотрел сквозь неё и очень далеко.

– Нет, это не попытка его оскорбить. Но даже если бы и так, это коснётся только меня, но уж никак не вас… Давайте попозже всё это обсудим. Я очень вас прошу, сударыня, будьте на ужине. Прикажу принести вам подходящее одеяние.

Кира не стала спорить. В общем-то, какое ей дело до семейных споров? А на ужин в высшем кругу любопытно будет взглянуть. В сопровождении служанки, которая пришла звать её в столовую, она поднялась по лестнице и осторожно, как в обиталище неведомых чудовищ, вошла в великолепную залу с длинным столом, накрытым всего на четверых. Зала была пуста. Слуга учтиво подвинул стул гостье младшего хозяина, но не успела она толком изучить приборы, разложенные вокруг тарелки, как распахнулась противоположная дверь, и вошли давешний старик и дама. Она показалась Кире такой совершенной, что сперва в голову не пришло подумать о её возрасте. Молодая, пожилая – какая разница, если женщина такая стильная, исполнена такой глубокой уверенности и внутренней гармонии.

Старик уставился на Киру с хмурым недоумением, и она неспешно (торопиться не стоило – с её-то ногой) поднялась. Удивительно – слуга успел отодвинуть её стул.

«Наверное, перед герцогом всем полагается вставать, – подумала она. – А делать реверанс надо? Интересно, если я его сейчас сделаю, не загремлю ли лицом в тарелку?»

В этот момент в противоположную дверь вступил Кенред. Он поспешил навстречу даме, но успел кивнуть и Кире, проходя мимо неё.

– Здравствуй, матушка. Позволь представить тебе Киру… Киру Лауш. Всё верно? Прошу прощения, если произнёс неправильно.

– Всё хорошо, – кротко выговорила Кира. – Здравствуйте, мадам. Сэр.

– Вы же не у меня на службе, – проворчал герцог. – Ни к чему так обращаться. «Ваша светлость» или можно «господин герцог». Прощу, что уж там.

– Я не умею общаться с вельможами, – улыбнулась Кира.

– Тогда говорите «ваша светлость», этого вполне достаточно. А к её светлости соответственно – «её светлость».

– Меня вполне устраивает обращение «мадам», – ответила дама, садясь за стол напротив Киры, и посмотрела на ту с неожиданной симпатией. Трудно было сказать, насколько эта симпатия искренна – с первых же мгновений чувствовалось, что эта женщина в совершенстве владеет и лицом своим, и телом. Но сейчас она непринуждённо показывала, что новое знакомство ей нравится, и в это верилось.

Поэтому Кира сразу почувствовала с ней определённое сродство. Тем более трудно было не потянуться к человеку, который показывает, что ты ему приятен.

Кенред тоже уселся за стол, и получилось, что теперь он сидел напротив отца, как его мать – лицом к лицу с Кирой. Но дамы, в отличие от мужчин, были настроены мирно.

Слуга поставил перед Кирой первую перемену. Видимо, закуска. Кира внимательно посмотрела на герцогиню, а та, определённо понимая, в чём суть затруднений гостьи, неторопливо взяла нужные вилку и нож. Гостья, обнаружив, что логика расположения приборов по-прежнему ей непонятна, в задумчивости развернула салфетку и бросила её себе на колени.

– Вы можете чувствовать себя свободно, – предложила герцогиня самым мягким тоном, какой только мог быть. – Я понимаю, что в другом мире бытует, конечно, совсем другой этикет.

– Да, – согласилась Кира. И благовоспитанно улыбнулась. – У нас принято брать приборы ближе к тарелке и двигаться дальше, к краям, а десертный прибор лежит вот так. А в некоторых странах наоборот – брать следует с края и двигаться к тарелке. – Она ещё подозревала, что над ней хотят посмеяться, но герцогиня слушала с бескорыстным интересом.

– Скажите, а в вашем мире принято, чтоб дамы и мужчины проводили вечер раздельно, или предпочитается совместный досуг?

– О… Боюсь, это зависит от обстоятельств, например от социального круга. Социального слоя, если точнее.

– От этого же зависит и образование, которое получают мужчины и женщины?

– Нет, у нас везде женщины и мужчины учатся одинаково… Почти везде.

– Совсем одинаково? – переспросил герцог. – И военное образование получают тоже одинаковое? А как тогда решаются вопросы физического развития? Как оценивается физическая подготовка кандидатов… и кандидаток?

– Ну, бывает, что требования предъявляются одинаковые – например в полиции некоторых стран. Кто сдал, тот и будет служить. А бывает так, что курсантов распределяют по разным группам с разными нормативами для мужчин и женщин.

– Ну, это уже понятнее, это ещё ничего… И как же у вас женщины получают звание? Так же, как мужчины?

– Да. Принимаются экзамены, проводится аттестация, потом издаётся приказ о присвоении звания – если речь о звании лейтенанта.

– А зачем? Что – мужчин не хватает?

Кира слегка приподняла бровь – игра лицом всегда помогала ей держать себя в руках.

– А почему нет?

Герцог фыркнул, усмехнулся и раздражённо ткнул вилкой в закуску.

– Мир полного отсутствия границ. Тебе это хорошо понятно и близко, верно, Кенред?

– Не уверен, что понимаю, о чём вы, сэр.

– Мне сегодня пришло письмо. Талем написал мне, что тебе предлагают место заместителя начальника Генерального штаба. – Теперь герцог смотрел на сына в упор, и лицо его с каждым мгновением мрачнело. – Скажешь, что ты знал об этом до того, как потребовал увольнительную?

– Я не требовал увольнительную. Я её получил потому, что она мне положена.

– До того?! – рявкнул герцог. Тон был самый что ни на есть командирский. Кира с любопытством покосилась на него. Сомнительно, что его светлость получал звания, не вылезая из штаба на свет божий. Откуда бы взялись повадки? Неужели герцог тоже был полевым командиром? Что ж у них тут за военные традиции?

– До того, – спокойно ответил Кенред.

– Как ты мог?! – И, глядя, как сын бестревожно разводит руками, взбеленился ещё больше. – Мне трудно было в это поверить, когда я услышал. И даже теперь трудно в это поверить. Или я чего-то не понял? Ты что – затеял тонкую интригу в надежде набить себе цену? Ты намерен принять предложение позже?

– Нет.

– Отвечай на вопрос! – Герцог стукнул по столу. Бокалы перед ним подпрыгнули.

– Я не намерен принимать предложение. – И Кенред спокойно кивнул слуге, что тот может забрать тарелку.

Его светлость, багровея, с шумом отложил вилку. Он тяжело дышал. К нему даже слуга не сразу решился подойти.

– Ты соизволишь мне объяснить, почему?

– Прошу тебя, – вдруг вмешалась её светлость, до того терпеливо молчавшая. – Гервой, не надо. Это не застольный разговор.

Но старик жену, похоже, просто не услышал.

– Немыслимо, что ты мог так подвести, так опозорить всю нашу семью!

– Как именно я её подвёл и опозорил?

– …Невозможно было бы поверить, что ты, завоевавший Бернубу, одержавший все эти блестящие победы в Ругадиве, теперь решил всё бросить, позабыть и трусливо сбежать. На этот алтарь ты принёс всё, даже жизнь собственного брата, и ради чего? Ради того, чтоб теперь, в самый сложный для империи момент, постыдно оборвать карьеру! – Кенред ответил отцу длинным взглядом, но перчатку не поднял. – Чёрт побери всё это! Ты вернёшься и примешь предложение! Я так сказал!

– Нет.

– Чёрт меня побери. – Герцог швырнул вилку, и она с грохотом врезалась в бокал с водой. – Почему именно ты должен был опозорить наш род!

– Безусловно, мой брат никогда бы род не опозорил, – ледяным тоном произнёс Кенред. – Можете не продолжать, сэр.

Его светлость сморгнул.

– Что ж, может быть, твой брат и не был блестящим умом, но он ни за что не упустил бы такую возможность. Мать тебе подтвердит.

Герцогиня с трудом подняла голову. Заметно было, что этот разговор, да и всё происходящее, для неё мучительно едва ли не более, чем для Кенреда, но внутренняя сила поддерживала её такой же непреклонной и сильной, как всегда. Кира, и без того серьёзно испугавшаяся, старалась поймать её взгляд, чтоб в нём черпнуть уверенности, а может быть, понять скрытый знак и решить, следует ли ей быстрее бежать из столовой, превратившейся в поле боя, или наоборот, ничем не обнаруживать своего существования. Может, под стол залезть…

Но герцогиня не хотела смотреть на чужеземку. Её взгляд был обращён внутрь.

– Я могу подтвердить лишь то, что Адреф принимал бы решение самостоятельно, понимая и возможности свои, и свой долг. Он тоже не смотрел бы ни на отца, ни на мать. – Герцог наконец-то взглянул на жену, и этот взгляд был настолько многозначным, что разгадать его смог бы только тот, кто был посвящён во все подробности их семейной жизни. – Прошу меня простить. И вы, Кира, пожалуйста, извините меня и всех нас. – Она бросила на стол салфетку и ушла.

Кира сидела и тупо смотрела в тарелку со следующей переменой. «Как всё-таки красиво», – подумала она, разглядывая искусно сложенный затейливой фигуркой тонкий кусок мяса и цветастые горки гарнира. Жалко было, что пропадёт такая работа. Она пожала плечами и взялась за вилку и нож.

Кенред посмотрел на неё без выражения, помедлил и тоже начал есть. Съел он подчистую всё, попробовал следующее блюдо, и, когда Кира сложила приборы, опустила руки на колени и замерла, подошёл, протянул ладонь.

– Я провожу вас. – И, когда они уже вышли из столовой, тихо сказал. – Простите меня. Не думал, что отец решит завести эту беседу прямо за ужином.

– Так вы хотели защититься мной от разговора? Или всё-таки поддразнить отца и спровоцировать его?

– Ни то, ни другое. Конечно, вы вряд ли мне поверите, но я думал, он отложит этот спор на потом. А я всего лишь старался быть вежливым с вами обоими. К сожалению, мой отец за долгие годы почти ничем не ограниченной власти отвык держать себя в руках. Он привык повелевать и видеть, как ему безоговорочно повинуются. Он стал вспыльчивым.

– Тогда почему вы отказались ему подчиняться? У меня создалось впечатление, что глава семьи имеет право приказывать… Простите, если звучит некорректно. Но разве вы можете ему противоречить?

Кенред пожал плечами. Отвечать он не торопился – заметно, что человек привык обдумывать каждое слово.

– Могу. Я уже почти тридцать лет на императорской военной службе, при своём звании могу позволить себе принимать самостоятельные решения.

– Так почему же вы всё-таки отказались от должности? У вас ведь должны быть какие-то причины. Разве вы не можете назвать их отцу?

– Нет.

– Почему?

– Он их не примет. К сожалению, у него свои резоны и собственное представление о политической ситуации. Устаревшее на двадцать лет… Вы очень понравились маме. Это приятно.

– Она сама – приятная женщина.

– Она, возможно, станет расспрашивать вас о вашей родине. Делать это она будет из чистой вежливости и природной любознательности. Клянусь, она не служит генштабу и интересоваться будет совершенно бескорыстно. Понимаю, она случайно может спросить о том, что вас обеспокоит. Но не надо злиться на неё, кричать или пугаться. Можно просто не отвечать. Лучше всего делать это настолько любезно, насколько вы умеете.

– А вы? Вы будете спрашивать? – Она остановилась передохнуть, облокотилась о бюро – резное, красивое, увенчанное старинными подсвечниками.

– Попробую, – улыбнулся он. – Но и мне вы сможете отказаться отвечать.

– Серьёзно? Вы мне это разрешаете как мой владелец?

– Я не собираюсь использовать свои личные права на вас в интересах армейской внешней разведки, – звучало это как шутка, но на Киру дохнуло холодком. Она с усилием улыбнулась в ответ. – Но самое главное, что я прекрасно понимаю, какие мои требования вы точно откажетесь выполнять, и совсем не хочу превращать наше общение в комплекс силовых воздействий. Поверьте, мне это совсем не нужно.

– Тогда для чего вы собираетесь меня использовать? Зачем я вам нужна?

– У меня не было другого способа спасти вас от лагеря военнопленных.

– А зачем вам вообще нужно было меня от чего-то спасать?

– Потому хотя бы, что вы спасли мне жизнь. Для начала. Такие долги следует возвращать.

Кира с недоумением посмотрела на него. В голове теснились десятки вопросов разом, от «А в чём ещё выражается твой долг? Под юбку не полезешь?» до «Нельзя ли взять наличными?» и «А проценты на долг набегут? Подскажешь, в чьей валюте?» Ничего из этого она, понятно, не произнесла, только, поколебавшись, уточнила:

– А ваш долг при случае поможет вам защитить меня от гнева вашего отца, если во время следующей вашей ссоры я попадусь под горячую руку?

– Не беспокойтесь. Он вас не заметит. Но если даже такое случится, я вмешаюсь. Обещаю… Отдыхайте, пожалуйста. И если вам понадобится врач, скажите об этом, помощь вам обязательно окажут. А если завтра захотите прогуляться, выходите во внутренний сад. Скажите кому-нибудь из слуг, чтоб проводили вас.

Кира дождалась, пока за ним закроется дверь, и бросилась лицом в подушку. Она чувствовала себя слишком уставшей, так что прежняя идея выйти на прогулку хотя бы по этажу умерла нереализованной. Ещё и нога разнылась. Наверное, нужно время от времени вспоминать, что конечность пострадала, и беречь её. Хоть чуть-чуть.