— Ты чего здесь? — удивился подошедший эльф, небрежно прислоняясь к поваленному бревну.
За зашторенным окном мелькнул стройный девичий силуэт, с негромким всплеском опустившийся в воду. Яркий электрический свет создавал причудливый театр теней в деревенской купальне при академии.
— А-а-а, подглядываешь, — хитро и слегка уважительно протянул он, равнодушно отводя глаза. У фей этого добра в избытке, каждый клуб переполнен.
Толстая светлая коса распалась кудрявым водопадом, и, откинувшись на бортик кадки, любительница водных процедур замерла. Втянув воздух сквозь зубы, Кощей остро пожалел о прогрессе и лампочках Ильича в каждом доме — издевательство видеть даже клубы пара, поднимающиеся от воды. Не то, что хорошенький носик, лепестки губ и высокий лоб женского профиля.
Раздраженно отмахнувшись от ядовитого дыма, пыхнувшего сбоку, Константин попытался отвести глаза, вспоминая, какие бесы привели его под это окно. И не смог.
— Интересный поворот, — раздражающий голос Тристана вынудил открыть веки. — И показывают бесплатно.
— Какого черта?! — в глазах навьего царевича потемнело от негодования.
Внутренняя дверь бани отворилась, и в помещение скользнул отнюдь не женский силуэт. Спит она, что ли, раз не чует? Высокий нахальный вторженец что-то беззвучно произнес, привлекая внимание купальщицы, и вкрадчивым шагом двинулся к кадке с водой.
— Пойдем, — в плечо прилетел почти дружеский хлопок. — Яга не любит оставлять свидетелей.
С радостью, да только ноги приросли к земле. С нарастающим бешенством Константин глядел, как за шторой развернулось бесстыдство: обернувшись через хрупкое плечо, девица непринужденно подложила руки под подбородок, едва ли не вылезая из воды на четверть. И о чем-то живо дискутировала в такой-то позе!
Наивная соломинка-мысль, что женщины, по слухам, моются в рубашках, испарилась. Кощей сам едва не подавился воздухом, когда вся ткань до последней тряпочки скользнула по стройным ногам на пол.
— Я выколю ему глаза, — пальцы заплясали на поясе в поиске меча.
— Вот уж не знаю, — судя по тону, подлец-фей нагло ухмылялся. Царевич был не в силах отвести взгляд. Казалось, моргни — и случится непоправимое. — Вуир силен. Не слабее тебя уж точно.
Плевать. Оторвет ноги, которыми он смеет идти вглубь купальни. Переломает руки, которые он протягивает к краю деревянной бочки. Отрежет пальцы, которыми он…
— Как на картине, — дерзко хмыкнул эльф, передумав уходить. — Кавалер расчесывает волосы даме.
Перебирая в руках мягкое золото кудрей, мужской силуэт склонился над расслабленной Ягой и остроумно пошутил — чуткий слух Кощея уловил девичий смех. Змей покойник. Теперь точно покойник.
Или сам царевич ляжет в гроб, позорно умерев от сердечного приступа.
Продолжая массировать женскую голову, уральский мерзавец опустился рядом на пол и все равно умудрялся возвышаться над невысокой жрицей. Лишний жест — и дуэли не миновать. Баал великий, пусть в воде будет пена! Много-много пены, чтобы скрывала все, даже тонкую изящную шею, к которой хотелось прикоснуться губами. Каждый сантиметр фарфоровой кожи должен быть скрыт от чужих глаз, иначе эти глаза больше не имеют права видеть.
— Да брось, это просто невинный массаж, — хохотнул принц, ювелирно прыгая на нервах Константина. — Мы взрослые колдуны, к чему морализаторство?
В бане решили точно так же. Запрокинув голову, женская тень приоткрыла губы, выдыхая накопившуюся усталость, когда нависший мужчина легко перепорхнул с головы на ее ключицы, невесомо коснувшись запретного. Кощею поплохело.
— Э-э-э, друг, — вскинулся эльф, зачем-то вцепившись в его руку. — Меч в ножны верни, да? Ты еще только из-за бабы сечу не устраивал в мирное время.
— Пшел вон, — выплюнул жрец Смерти, придав ускоряющего пинка обиженно взвизгнувшему мажору. Слух обострился до предела, жадно пытаясь услышать, о чем говорят в бане.
Короткая ненависть отняла силы, и руки покорно опустились вниз. Кажется, сейчас его сердце разорвется, глядя, как две фигуры находятся непозволительно близко. Прогнувшись в пояснице, девичья тень уселась поудобнее, позволяя массировать не только плечи — последний рубеж благоразумия, — но и лопатки, что вовсе недопустимо. Срам! Как она может?
«Искусительница», — с болью подумалось царевичу, но подлая логика напомнила события бала накануне Дня Святых. Они правда?..
— Не позволю! — громко взорвалась ярость, выплескивая Смерть вовне.
Очертания фигур недоуменно замерли, в унисон повернувшись к окну. Осыпающиеся с деревьев пожухлые листья не смутили бесстыдников, вернувшихся к запретной содомии. Длинные мужские ладони скользнули на мышцы поясницы, и жрица Жизни, словно кошка, потянулась, разминая шею. С ее алых губ сорвался еле слышный стон.
— Господи, — пробормотал Кощей, впервые в жизни обращаясь к новому богу. — Господи…
Нужно уйти. Развернуться и уйти, навсегда вычеркнув из памяти эту картину. Картину, которая будет преследовать его до конца жизни! Тысячелетия закрывать глаза и видеть женственный нежный силуэт почти в объятиях огненного проходимца. Подлой, коварной, лживой сволочи, вскружившей голову невинной ведьме.
— Оттолкни его, — взмолился владыка мертвых. — Ну же, повернись, оттолкни! Где твоя обжигающая зелень глаз, где презрение в каждом взмахе ресниц?
«Все досталось тебе», — издевательски прошипел трезвый ум. Колдуньи Жизни никогда не связываются с царями Смерти, только по рабочим вопросам. Именно поэтому он струсил на балу, в красках представив, как через тысячу лет Ярослава равнодушно скажет, что ей пора стать матерью. А значит, наследнику нави придется убраться с глаз долой и сойти с ума, зная, что любимая родила от смертного. Впрочем, до этого не дойдет, благоразумная Яга не позволит ему нарушить давние законы и коснуться себя. Уж точно не так, как он нафантазировал себе, мечась ночами в бессоннице. Не так близко… Не так обжигающе бесстыдно, как видится ему сквозь залитую светом штору.
— Почему он? — проскулил царевич, с отчаянием запуская пальцы в волосы. — Кто угодно, только не он!
Любой смертный… Которого легко и просто убить, бросив на алтарь Баалу. Которого не жалко прикончить даже за взгляд в сторону его извечной кудрявой соперницы. Но такой же царевич с уральской общиной за спиной, накопленным многолетним опытом, в два раза старше и умеющий очаровывать даже монашек… Только не он!
— Я не играл, чтобы проиграть, — возразил Константин опасным пораженческим мыслям. — Просто не хочу, чтобы ее невинная душа страдала. Жрица Макоши с разбитым сердцем — плохая коллега и ужасная противница.
Да-да, все дело в работе. Только в работе, без примеси личного, ибо его личное где-то в академии. А он здесь, как дурак, караулит незнамо что — помешать все равно бессилен. Пора возвращаться. Закончить эту пытку, и гори оно синим пламенем. Но вдруг и правда сгорят? Ложе под огненным змеем осыпается настоящим, отнюдь не фигуральным пеплом.
Что предшествует сожжению любовницы, Кощей старался не думать.
— Это уже наглость, — потерял дар речи мертвец. — Что они себе позволяют?!
Изжив всякий стыд, рыжий мерзавец наклонился вплотную к воде, поправив копну светлых волос… И прикоснулся губами к ямочке ниже затылка! Длинные женские ресницы слабо встрепенулись, прикрывая вечно ехидные колдовские очи. Словно в кошмаре, навий владыка оказался прикован взглядом к рвано вздымающейся женской груди, почти показавшейся над поверхностью воды. И тонкая ладошка, стеснительно закрывшая прелести, контрольным выстрелом унизила достоинство окаменевшего наблюдателя. Она наслаждается!
«Дважды. Только для лишения невинности и для зачатия наследницы», — ухнуло в голове воспоминание. Отец новой Яги должен быть человеком, а первый мужчина… Неужели все равно? А ему, Кощею, почему не все равно?
— Костик? — чья-то рука растерянно тронула его за плечо. — Я тебя заждалась.
— Что? — хриплым неслышным шепотом переспросил царевич, возвращаясь в реальность. Ничего не успеет случиться, если он на мгновение отведет глаза. Ну же, давай.
— Что ты тут делаешь? Оу, — смутилась юная богиня, премило порозовев щечками. — Здесь нельзя стоять, Слава не любит непрошенных свидетелей. Вернемся в академию?
— Да-да, — мертвый владыка с ужасом осознал, что попался в ловушку.
Глядеть снова было совестно, а без этого казалось, что вне зоны видимости разворачивается настоящее прелюбодейство, которое можно не допустить лишь пристальным зрительным контролем. Стоит отвернуться, сделать шаг, и в купальне случится непоправимое. К счастью, божественная красавица сама осмелела и с легким любопытством уставилась в окно. Фу-у-ух, можно безбоязненно продолжить негодовать.
— Надо это остановить, — план родился мгновенно. Спасение само пришло к нему! — Нужно срочно войти и прекратить это безобразие.
— Зачем? — недоуменно откликнулась Фрида, отчего-то мило хихикнув. — По-моему, им хорошо вместе.
Поэтому и нужно! Немедля, прямо сейчас, сию секунду! Пойти и остановить двух обнаглевших студентов, пачкающих моральный облик учебного заведения. И сделать Яге серьезный выговор за безрассудство и девичью наивность, неспособную разглядеть коварство за соблазнительным мужским шепотом.
— Нас потом в лягушек превратят, — с сомнением протянула богиня. — Не вижу причин нарываться на Слово жизни по лбу.
— Как ты можешь этому потворствовать? — вознегодовал он. — Срам, да и только.
И это еще мягко сказано. Оборзев до крайности, поганый змей протянул досадно не сломанные руки, закатал рукава и вынул из воды длинную девичью ногу!
— Кажется, массирует, — скандинавская колдунья опытно прищурилась.
— Такой массаж женщинам могут делать только евнухи, — процедил мертвец, глядя на непотребство выкатившимися из орбит глазами.
По-хозяйски стряхнув капли воды, мужская рука двинулась вверх по голени, размазывая скользкую пену, и вновь возвращаясь к тонкой скульптурной лодыжке. Даже благонравные супруги не позволяют себе таких игрищ! Впервые навьего царевича кольнуло отчаянное сожаление о собственной молодости и неопытности, проигрывающих на фоне старшего змея. Будь ему почти двести лет, смог бы он также: бесстыдно, нагло, настойчиво?..
— Ой, этого нам видеть точно не стоит, — богиня отчаянно вспыхнула, прикрывая глаза руками.
И жадно смотря сквозь пальцы, как зачарованная подруга позволяет мужчине невесомо поцеловать выпирающую косточку на лодыжке. Очарованная, околдованная, завороженная — иного объяснения не сыскать!
Ну конечно, осенило царевича. Он уже ее приворожил, поэтому вместо пощечины молодая жрица тяжело дышит, стискивая пальчиками бортик деревянной купели. И если не вмешаться прямо сейчас, произойдет страшное. Уже происходит: утомленно откинувшись на спину, Ярослава закинула ногу на ногу, опершись носочком на плечо обожателя. Как бы невзначай демонстрируя покатую линию бедра и пленительные очертания, лукавая колдунья смущенно прикрыла ладонью бесстыжие глаза.
— Мамочки, — от стоящей подле девушки волнами исходило жаркое смущение. — Костик, давай вернемся. Нам нельзя смотреть, это крайне неприлично! Что, если они узнают? Позора не оберемся.
«А это не позор?!», — заорал в душе разозленный мертвец, жахнув в землю сырой навьей силой. Не позор — так распутно скользить пальцами по женскому бедру, скрывая разврат под водой и пеной? Не позор — играть с молодой, чувственной жрицей, реагирующей дрожью на каждое прикосновение? Это просто подлость. Подлость и прямая заявка на суицид руками хозяина нави.
— Я говорил, — процедил Кощей, трясясь от негодования. — Нельзя оставлять их одних.
— Нельзя портить людям вечер, — строго ответила богиня. — Ничего предосудительного они не делают. Пока.
Какая чудовищная беспечность. Неужели и расслабленная купальщица считает, что ничего предосудительного нет в столь интимных касаниях? Но как горной змеюке хватает наглости трогать ее там, где сам Кощей не смел касаться даже в мыслях? Трех казней мало за такое преступление.
— Ой, уже делают, — девушка прикусила губу, невольно тянясь прикрыть глаза. Царевичу. Сама же распахнула ротик от удивления.
Два силуэта, потеряв границы и рамки, изменили положение: женская тень развернулась на сто восемьдесят градусов, опираясь хрупкими руками на край купели и снова подставляя спину ползучему гаду. Но, вопреки ожиданиям, Полоз не протянул ладони, а наклонился и…
— Хватит, — рубанул Кощей, чувствуя, как разбилось еще живое сердце.
Из окна донесся протяжный девичий стон. «Я… тебя…», — в голове помутилось от услышанного, и идея сжечь баню к чертям показалась весьма здравой. А заодно взять за шкирку змея, пересчитывающего губами каждый позвонок узкой красивой спины, и заставить его мордой сосчитать ступеньки крыльца. Лживый мерзавец! Как смеет он ладонью прикасаться к сокровенному месту любой жрицы жизни — животу, — поддерживая обессиленное девичье тело? За что скользкому мерзкому типу такая честь — слышать аромат ее волос, ее мягкий голос, касаться ее нежной кожи?
Похотливый чешуйчатый ублюдок, запудривший мозги хозяйке славянских земель.
— Это ее выбор, — внезапно сурово отрезала Фрида, твердо беря царевича под руку. — Ей нравится. Ее устраивает. И она имеет полное право быть с тем, кого выбрала. А я, как богиня любви и страсти, полностью одобряю. Пойдем, нам давно пора оставить их наедине.