Медицинские заметки Шерлока Холмса. Как болели, лечили и умирали в Викторианскую эпоху

«Что ж, чтобы покончить с этим делом, мистер Холмс, и не злоупотреблять вашим терпением, скажу, что однажды ночью он совершил одну из своих пьяных вылазок, но на этот раз так и не вернулся. Отправившись на розыски, мы нашли его лежащим лицом вниз в маленьком, заросшем зеленой тиной пруду в глубине сада. На теле не было никаких признаков насилия, а глубина воды составляла всего полметра, и присяжные, принимая во внимание всем известную эксцентричность моего дяди, заключили, что это “самоубийство”. Но я-то знаю, что он вздрагивал при одной мысли о смерти, и я совершенно не верю, что он искал с ней встречи по собственной воле».

«На третий день после получения письма мой отец ушел из дома навестить своего старого друга, майора Фрибоди, командира одного из фортов на Портсдаунском холме. Я был рад, что он уехал, потому что мне казалось, что чем дальше он будет от дома, тем в большей он будет безопасности. Но я ошибся. На второй день его отсутствия я получил телеграмму от майора, в которой он умолял меня немедленно приехать. Мой отец упал в глубокий меловой карьер – их много в этой местности – и лежал без чувств с проломленным черепом. Я поспешил к нему, но он скончался, так и не придя в сознание. Судя по всему, он возвращался из Фархэма уже по темноте, и поскольку местность была ему незнакома, а меловой карьер не огорожен, присяжные без колебаний вынесли вердикт “смерть от несчастного случая”. Тщательно изучив каждый факт, связанный с его гибелью, я не смог найти ничего, что могло бы указывать на убийство. На теле не было никаких признаков насилия, никаких следов, у отца ничего не украли, и на дорогах никто не видел незнакомцев, по крайней мере, записи об этом отсутствуют. Но и без слов понятно, что на душе у меня было отнюдь не спокойно и что я был почти уверен, что он угодил в сети какого-то грязного заговора».

– Прекрасная вещица, – сказал он, – только посмотрите, как она блестит. Не мудрено, что столько преступников хотели бы заполучить этот камень, как и любой другой, представляющий ценность. Настоящая ловушка сатаны. В более крупных и старых камнях каждая грань может поведать какую-нибудь кровавую историю. Этому камню нет еще и двадцати лет. Он был найден на берегах реки Амой в Южном Китае и примечателен тем, что обладает всеми характеристиками карбункула, за исключением того, что он голубой, а не рубиново-красный. Несмотря на молодость, за ним уже тянется шлейфом довольно зловещая история. Жертвами этого кристаллизованного древесного угля о сорока гранях уже стали два человека, кого-то облили серной кислотой, кто-то совершил самоубийство, плюс несколько ограблений.

Стук не смолкал, становясь все настойчивее и громче. Мы все не отрываясь уставились на закрытую дверь. Взглянув на Холмса, я увидел, что черты его лица стали жестче. Охваченный волнением, он даже подался чуть вперед. Затем внезапно раздался низкий булькающий звук и быстрый стук, будто барабанная дробь, пробежал по деревянной перегородке. Холмс в бешенстве бросился через всю комнату и толкнул дверь. Она была заперта. Последовав его примеру, мы с Пайкрофтом тоже навалились на нее всем своим весом. Одна петля треснула, затем другая, и дверь с грохотом упала. Перескочив ее, мы очутились в комнате.

Она была пуста.

Замешательство продлилось не больше минуты. В углу, рядом с комнатой, из которой мы вышли, была вторая дверь. Холмс прыгнул к ней и рывком распахнул ее. Пальто и жилет валялись на полу, а на крюке за дверью на собственных подтяжках, закрученных вокруг шеи, висел управляющий франко-мидлендской скобяной компанией. Колени его были подогнуты, голова под неестественным, пугающим углом свисала к туловищу, а стук, который заставил нас насторожиться и прислушаться, исходил от его каблуков, когда он колотил пятками по двери. В одно мгновение я подхватил его за пояс и старался удержать на весу, пока Холмс и Пайкрофт выпутывали его шею из резинок, врезавшихся в побагровевшие складки кожи. Мы перенесли его в другую комнату. На его бледном лице выделялись пунцово-фиолетовые губы, жадно хватавшие воздух. Весь его вид лишь отдаленно напоминал здорового человека, каким он был еще каких-то пять минут назад.

– Как он, Ватсон? – спросил Холмс.

Я наклонился и осмотрел пострадавшего. Пульс у него был слабый и прерывистый, но дыхание участилось, а из-под дрожащих век виднелась тонка белая щелочка.

– Хорошего мало, – сказал я, – но жить будет. Откройте окно и дайте графин с водой.

Я расстегнул ему воротник, плеснул в лицо холодной водой, а затем несколько раз поднял и снова опустил его руки, пока он наконец не сделал долгий, естественный вдох.

– Остальное – вопрос времени, – сказал я, поворачиваясь к Холмсу.

Инспектору Мартину хватило здравого смысла позволить моему другу поступать по-своему. Сам он лишь тщательно зафиксировал результаты его осмотра. Местный хирург, пожилой седовласый мужчина, только что спустился из палаты миссис Хилтон Кьюбитт и сообщил, что ее травмы были серьезными, но, возможно, не смертельными. Однако в сознание она вряд ли придет в ближайшее время, поскольку пуля задела переднюю часть ее мозга. Утверждать, сделали ли она это сама или кто-то другой выстрелил в нее, хирург не решился. Было ясно одно: стреляли с очень близкого расстояния. В комнате был найден только один пистолет, оба ствола которого были пусты. Мистер Хилтон Кьюбитт был убит выстрелом в сердце. В равной степени можно было предположить, что он застрелил ее, а затем и себя, или же преступницей была она, поскольку револьвер лежал на полу посередине между ними.

– Она вырвалась из-под вашего влияния, когда узнала, кто вы такой, – сурово сказал Холмс. – Она сбежала из Америки, чтобы избежать встречи с вами, и вышла замуж за благородного английского джентльмена. Вы преследовали ее, ходили за ней по пятам и превратили ее жизнь в кошмар, хотели заставить ее бросить мужа, которого она любила и уважала, ради того, чтобы убежать с вами, но вас она боялась и ненавидела. Дело кончилось тем, что вы убили благородного человека и довели его жену до самоубийства. Вот и все ваши заслуги, мистер Эйб Слейни, и вы ответите за них по всей строгости закона.

– Возможно, вы соблаговолите войти, сэр, и повидаться с его братом, полковником Валентайном?

– Да, так мы и поступим.

Нас провели в слабо освещенную гостиную, куда мгновение спустя вошел высокий, красивый мужчина со светлой бородой, лет пятидесяти – младший брат погибшего ученого. Его безумные глаза, покрытые пятнами щеки и растрепанные волосы – все говорило о внезапном ударе, обрушившемся на их дом. Рассказывая о том, что произошло, он с трудом выговаривал слова.

– Это все из-за того ужасного скандала, – сказал он. – Мой брат, сэр Джеймс, был человеком чести, и весьма щепетильным. И он попросту не смог пережить такого. Для него это было настоящим потрясением. Он всегда так гордился порядком, царящим в его департаменте, и тут вдруг такой сокрушительный удар.

– Мы надеялись получить от него кое-какие сведения, которые помогли бы нашему расследованию.

– Уверяю вас, что он и сам не понимал, что происходит, ровно как и вы, да и все мы. Полиция в курсе всего, что ему было известно. Естественно, он не сомневался, что во всем виноват Кадоген Уэст. Но все остальное было непостижимо.

– И вам нечего добавить? Хоть что-то, что могло бы пролить хоть какой-то свет на это дело?

– Я и сам ничего не знаю – только то, что читал и слышал. Не хочу показаться невежливым, мистер Холмс, но вы должны понимать, что это большое горе для нашей семьи, и вынужден просить вас поскорее закончить этот разговор.

– Вот уж действительно неожиданный поворот событий, – сказал мой друг, когда мы сели в кэб. – Интересно, умер ли бедный старик от естественных причин или все-таки покончил с собой? Если последнее, можно ли расценивать этот поступок как некий способ самобичевания за пренебрежение профессиональным долгом? Мы должны оставить этот вопрос на будущее. Теперь же вернемся к Кадогену Уэсту.

С хриплым воплем он вскочил на ноги. Костлявыми руками он что было сил судорожно хватался за воздух. Рот его был открыт, и на мгновение он стал похож на какую-то ужасную хищную птицу. Перед нами предстал истинный Джозия Эмберли, бесформенный демон, чья душа была столь же кошмарной и изуродованной, сколь и его тело. Откинувшись на спинку стула, он прижал руку к губам, словно пытаясь унять приступ кашля. Холмс, как тигр, вцепился ему в горло и прижал лицом к земле. Белая таблетка вывалилась из его сжатых губ.

«Похоже, что прямых улик у нас пока нет, мистер Холмс. Вы говорите, что заключенный в присутствии трех свидетелей практически признался, пытаясь покончить с собой, что он убил свою жену и ее любовника. Есть ли у вас другие факты?»

Меланхолия с деструктивными наклонностями. При меланхолии эмоциональное состояние беспокойства, тревожности, и особенно при психическом страдании, порождает определенные импульсы и направления воли, которые проявляются во внешних действиях, которые всегда принимают негативный, мрачный, враждебный и разрушительный характер. Упадочные идеи и чувства, которые здесь переходят в усилие, и действия, являющиеся их результатом, могут быть направлены либо против самого индивида, либо против других лиц, либо, наконец, против неодушевленных предметов; и в соответствии с различием внешнего действия эти случаи были описаны как разного рода мономании (мономания убийства, самоубийства, поджога и т. д.) [4].

Мы можем грубо классифицировать безумные действия по двум категориям – те, что затрагивают личность или имущество пациента, и те, что затрагивают личность или имущество других лиц. В первом случае подразумеваются такие действия, как снятие всей одежды, непристойное обнажение, фантастическая одежда, членовредительство, голодание, самоубийство, наркомания, разбазаривание имущества; в то время как во втором случае результатом помешательства могут стать убийства, поджоги, изнасилования и акты насилия или вредительства любого вида, коих великое множество [35].

Даже если взять в пример довольно скромное психиатрическое учреждение, вряд ли в его палатах мы не обнаружим одного или нескольких пациентов, которые с большим или меньшим успехом пытались причинить себе вред. Они могут страдать от суицидальной меланхолии или другой формы расстройства, называемой суицидальной мономанией или суицидальным импульсом. Критики и писатели сильно расходятся во мнениях относительно этого вопроса: одни считают, что все, кто совершает самоубийство, безумны, другие – что бред, как диагноз, должен быть доказан, прежде чем мы сможем объявить любого пациента, склонного к суициду или убийству, душевнобольным. То, что здравомыслящие люди порой совершают самоубийство, – это факт, который должен быть очевиден каждому, кто трезво смотрит на вещи. Сотни несчастных, которых вытаскивают из вод Темзы или доставляют в общепрофильные больницы после попытки отравления или с наполовину перерезанным горлом, не являются сумасшедшими ни в каком медицинском смысле этого слова [35].

А сейчас давайте остановимся именно на тех душевнобольных, которые склонны к самоубийству.

[1] Во-первых, у нас есть пациент-меланхолик, который, как заметили его друзья, будто бы пал духом, но не более того. У него часто случались перепады настроения, и казалось, происходящее вокруг уже не радует его, но окружающие предпочитали не замечать этого; а потом он спускает курок, приставив ствол к голове, или прыгает с крыши, и никто не хочет, чтобы его называли «сумасшедшим», – все будут настаивать, что это felo de se[71]. Это в чистом виде суицидальная меланхолия, безумная taedium vitae[72], при которой, без каких-либо выраженных или подавляющих заблуждений, все чувства индивида заставляют его смотреть на жизнь как на то, чего сохранять не стоит.

[2] Болезнь все же можно называть суицидальной меланхолией, однако само желание покончить с собой может быть непосредственно вызвано бредовыми идеями и предположениями, например, что его будут страшно пытать; или пациент слышит голос, приказывающий ему покончить с собой; или думает, что, совершив это, он попадет на небеса; он разорен, и стыд, и бедность смотрят ему прямо в глаза; или же больному являются видения ушедших, манящие его последовать за ними.

[3] Почти в любом случае острого помешательства – при белой горячке, при эпилептической мании – самоубийство может быть совершено в страхе, в приступе ярости или общей вспышке деструктивности; или при попытке к бегству человек может выпрыгнуть с крыши дома или из окна, не имея при этом цели покончить с собой [35].

Понятие felo de se было окончательно отменено только в рамках Закона о самоубийствах 1961 года, который декриминализовал акт самоубийства.

Решение покончить с собой может прийти к человеку в любом возрасте, и подобные случаи происходят даже среди обычных детей. Как уже известно, склонность к суициду передается по наследству или же может чередоваться с другими формами безумия в разных поколениях. Склонность к самоубийству примерно в три раза чаще встречается у мужчин, чем у женщин. Самые последние и надежные статистические данные, по всей видимости, указывают на то, что частота этого явления растет самыми поразительными и, если можно так выразиться, прогрессивными темпами [4].

Хорошо известно, что самоубийство часто пропагандируется его имитациями; примеров такого рода множество, от милетских дев, о которых писал Плутарх, до хорошо известного случая в Доме инвалидов в Париже и других, еще более поздних. Также во все времена не было недостатка в случаях, когда два человека разного пола вместе совершали самоубийство, и в тех случаях, когда человек прекращал свое существование после совершения какого-либо акта насилия [4].