Медицинские заметки Шерлока Холмса. Как болели, лечили и умирали в Викторианскую эпоху

«На полпути к цели на меня напал крокодил и откусил мне правую ногу с хирургической точностью, чуть выше колена. От шока и кровотечения я потерял сознание и наверняка утонул бы, если бы Холдер не подхватил меня и не дотащил до берега».

«Миссис Сент-Клер упала в обморок, увидев кровь на окне, и полиция отвезла ее домой на кэбе, поскольку в таком состоянии она уже мало чем могла помочь следствию».

«Инспектор Брэдстрит, отдел “Б”, дал показания относительно ареста Хорнера, который отчаянно сопротивлялся и самым решительным образом заявлял о своей невиновности. Поскольку в отношении заключенного были представлены доказательства его предыдущей судимости за грабеж, мировой судья отказался рассматривать это преступление в упрощенном порядке, но передал его на рассмотрение присяжных заседателей. Хорнер, который проявлял признаки сильного волнения во время судебного разбирательства, в конце потерял сознание и был вынесен из зала суда».

– Боже милостивый! – воскликнул я. – Рана просто ужасная. И сколько крови было, боюсь представить.

– Да, крови было много. Я потерял сознание после удара, и думаю, что, должно быть, долго был без чувств. Когда я пришел в себя, то обнаружил, что рана все еще кровоточит, поэтому решил как можно туже обвязать носовой платок вокруг запястья и закрепить его прутиком.

– Превосходно! Вам следовало стать хирургом.

– Видите ли, это вопрос гидравлики, а в ней я разбираюсь очень хорошо.

<…>

– Взглянув на руку, которая болезненно пульсировала, я впервые заметил, что мой большой палец отрезан и что из раны хлещет кровь. Я попытался обвязать руку носовым платком, но у меня тут же застучало в висках, и я свалился в тяжелом обмороке прямо посреди розовых кустов.

«Спустя какое-то время я узнала, что Фрэнк был в Монтане, а потом отправился на разведку в Аризону, а затем оказался в Нью-Мехико. А потом появилась длинная газетная статья о том, как индейцы апачи напали на лагерь шахтеров, и среди убитых было имя моего Фрэнка. Я упала в обморок и еще несколько месяцев никак не могла прийти в себя. Папа думал, что мне становится все хуже, и мы обошли добрую половину местных врачей».

– Я кричал так, что поднял на уши весь дом. Мэри первой вбежала в мою комнату и, увидев диадему и лицо Артура, сразу все поняла и, вскрикнув, упала без чувств.

– Артур был потрясен вашим несправедливым обвинением, ведь в тот момент он, полагаю, заслуживал вашей горячейшей благодарности. Он не мог рассказать вам, как все было на самом деле, не предав Мэри, которая, впрочем, и не заслуживала снисхождения. Но он проявил рыцарское благородство и сохранил ее тайну.

– Так вот почему она упала в обморок при виде диадемы! – воскликнул мистер Холдер. – Господи, вот я дурак! Слепой глупец!

– Это мой давний принцип: исключив невозможное, то, что остается, каким бы невероятным оно ни было, и есть истина. Далее, я знал, вы вряд ли к этому причастны, так что остались только ваша племянница и служанки. Но если это были горничные, то почему ваш сын позволил взвалить их вину на себя? У него не было на то никаких причин. Однако, поскольку он любил свою кузину, существовало отличное объяснение, почему он должен был хранить ее тайну – тем более что тайна эта была довольно постыдной. Когда я вспомнил, что вы видели ее в том окне и как она упала в обморок, снова увидев диадему, моя догадка стала убеждением.

– У вас очень красивая трость, – ответил я. – Судя по надписи, ей не больше года. Но вам пришлось приложить немало усилий, чтобы просверлить ее набалдашник и залить расплавленный свинец в отверстие, что делает трость грозным оружием. Уверен, что такие меры предосторожности были бы ни к чему, если бы вам нечего было опасаться.

– Что-нибудь еще? – спросил он, улыбаясь.

– В юности вы были выдающимся боксером.

– Опять правы. Но как вы узнали? Заметили легкое искривление носа?

– Нет, – ответил я, – дело в ушах. Они прижаты к голове и имеют особые утолщения, которые отличают боксера.

– Что-нибудь еще?

– Долгое время вы работали на раскопках – об этом говорят ваши мозоли.

– Все свое состояние я заработал на золотых приисках.

– Вы бывали в Новой Зеландии.

– Да.

– И в Японии.

– Совершенно верно.

– А еще вы были тесно связаны с человеком с инициалами Д. А., о чем в дальнейшем изо всех сил старались забыть.

Мистер Тревор медленно поднялся, устремил на меня странный, дикий взгляд своих больших голубых глаз, а затем рухнул прямо на стол, угодив лицом в ореховую скорлупу, высыпавшуюся на скатерть, и потерял сознание.

«Нэнси упала в обморок, и я выхватил ключ у нее из рук, чтобы отпереть дверь и позвать на помощь. Но потом я решил, что лучше оставить все как есть и убраться восвояси, поскольку дело могло запросто обернуться против меня. И в любом случае моя тайна была бы раскрыта, если бы меня арестовали».

«В этом деле было одно обстоятельство, которое произвело глубочайшее впечатление как на прислугу, так и на полицию. Это обстоятельство – выражение лица полковника. По их словам, гримаса его была чрезвычайно страшной и выражала такой глубочайший ужас, какой вообще способна выразить человеческая мимика. Эффект, который производил один лишь вид покойного, стал причиной нескольких обмороков».

Когда я снова повернулся, возле моего письменного стола, улыбаясь мне, стоял Шерлок Холмс. Привстав в полном изумлении, я несколько секунд смотрел на него, а потом, похоже, потерял сознание – в первый и последний раз в своей жизни. Помню, как какой-то серый туман клубился у меня перед глазами, а когда он рассеялся, я обнаружил, что концы моего воротничка расстегнуты, а губы покалывает от привкуса бренди. Холмс стоял, перегнувшись через мой стул, с фляжкой в руке.

– Мой дорогой Ватсон, – услышал я столь знакомый голос, – я приношу вам тысячу извинений. Понятия не имел, что это произведет на вас такой эффект.

Сам мой друг не завтракал – одной из его особенностей было убежденное голодание в моменты наибольшего умственного напряжения. Полагаясь на свою исключительную выносливость, он ничего не ел до тех пор, пока не валился без чувств от истощения.

– Я не могу позволить себе тратить энергию и нервные силы на пищеварение, – говорил он, когда я, как врач, настаивал на том, чтобы он все-таки поел.

«Я показал это Элси, и она тут же потеряла сознание. С тех пор она сама не своя, будто спит наяву, а в ее глазах всегда стоит невыразимый ужас».

«Шагнув в темноту, я чуть было не споткнулся о мертвое тело, лежащее на полу. На его горле зияла огромная рана, и все вокруг было залито кровью. Он лежал на спине, подтянув колени и ужасно разинув рот. Он теперь будет сниться мне в кошмарах. Я успел лишь дунуть в свой полицейский свисток, а потом, должно быть, потерял сознание, потому что больше ничего не помнил, пока не обнаружил полисмена, стоящего надо мной в холле».

«Я была так крепко связана, что не могла и шевельнуться, а носовой платок, которым мне заткнули рот, не давал мне даже пикнуть. И в этот момент в комнату вошел мой бедный муж. Очевидно, он услышал подозрительные звуки и был готов к тому, что застанет именно такую сцену. Он был одет в рубашку и брюки, а в руке он держал свою любимую терновую дубинку. Он бросился на одного из грабителей, но другой – это был пожилой мужчина – наклонился, вытащил кочергу из камина и нанес ему ужасный удар, когда тот проходил мимо него. Не издав ни единого звука, он упал и больше не шевелился. Я снова потеряла сознание, но опять же, возможно, обморок длился всего несколько минут».

К той самой подпорке был привязан человек, а простыни, удерживающие его у столба, покрывали тело с головы до ног. Было даже сложно понять, кто это – мужчина или женщина. Одно полотенце было обмотано вокруг горла и закреплено сзади на стойке. Другое закрывало нижнюю часть лица, и поверх нее на нас глядели два темных глаза. В них стояли и горе, и стыд, и ужасный вопрос.

Через минуту мы вырвали кляп, развязали путы, и миссис Стэплтон без сил упала прямо перед нами. Когда ее прекрасная головка свесилась к груди, я увидел четкий красный след от удара кнутом на ее шее.

– Скотина! – воскликнул Холмс. – Вот она, Лестрейд, ваша бутылочка бренди! Посадите ее в кресло! Она в обмороке после всего, что с ней случилось.

«Она упала в обморок от ужаса, войдя утром в комнату и увидев эту страшную компанию за столом. Придя в себя, она распахнула окно, чтобы впустить утренний воздух, и побежала вниз по тропинке, откуда послала крестьянского парня за доктором».

«Как только добрались, мы сразу заглянули в эту ужасную комнату. Свечи и камин, должно быть, догорели несколько часов назад, и они сидели там в темноте, пока не забрезжил рассвет. Врач сказал, что Брэнда, должно быть, была мертва уже по меньшей мере шесть часов. Не было никаких признаков насилия. Она просто лежала поперек подлокотника кресла с этим страшным выражением на лице. Джордж и Оуэн распевали обрывки песен и тараторили, как две большие обезьяны. О, это было просто ужасно! Мне стало дурно, и доктор тоже побледнел, как полотно. Он рухнул в кресло, будто в обмороке. Хорошо хоть, не пришлось нести его на руках».

– Вы, наверное, помните, Ватсон, – заметил он однажды днем, – что в различных донесениях, дошедших до нас, есть одна общая черта. Она касается воздействия атмосферы помещения в каждом конкретном случае на тех, кто впервые вошел в него. Вы помните, что Мортимер Тридженнис, описывая эпизод своего последнего визита в дом брата, заметил, что доктор, войдя в комнату, упал на стул? Неужели забыли? Что ж, а я вот запомнил очень хорошо. А теперь постарайтесь вспомнить, как миссис Портер, экономка, сказала нам, что она сама упала в обморок, войдя в комнату, и после этого открыла окно.

«Я схватил графин со столика и бросился ему на помощь. В тот же миг из холла вбежали дворецкий и несколько лакеев. Помню, один из них даже упал в обморок, когда я опустился на колени рядом с раненым и повернул его обезображенное лицо к свету. Купорос въедался в кожу лица, капал с ушей и подбородка. Один глаз уже побелел и остекленел. Другой был красным и воспаленным. Черты лица, которыми я восхищался несколько минут назад, теперь выглядели так, как если бы художник взял прекрасную картину и провел по ней мокрой, грязной тряпкой. Они были размытыми, обесцвеченными, нечеловеческими, ужасными».

– Мы втроем прочесывали наши бурские территории, но солдаты противника хорошо укрылись и внезапно напали на нас. Двое были убиты, а мне прострелили плечо. Однако я смог удержаться на лошади, и она проскакала еще несколько миль, прежде чем я потерял сознание и свалился с седла.

– Но ведь леди упала в обморок! Я думаю, мистеру Кенту лучше побыть с ней, пока она не оправится от этого радостного потрясения.

Наружная дверь распахнулась, в коридоре послышались шаркающие шаги, и в комнату, пошатываясь, ввалился Ян Мердок, бледный, растрепанный, с одеждой нараспашку. Бедняга цеплялся костлявыми пальцами за мебель, чтобы удержаться на ногах.

– Бренди! Бренди! – выдохнул он и со стоном повалился на диван.

Он был не один. За ним шел Стэкхерст, без шляпы, тяжело дыша, почти такой же растерянный, как и его спутник.

– Да-да, скорее, бренди! – воскликнул он. – Человек при смерти. Всё что я смог, – довести его сюда. По дороге он дважды падал в обморок.

Что касается обмороков, мы должны выяснить наличие какой-либо из распространенных причин, вызывающих подобные приступы: нервные потрясения, возникающие из-за страха, горя, возбуждения или боли; вид крови, потеря крови, недостаток пищи и отдыха, особенно при длительном беспокойстве; воздействие тесноты переполненных помещений; наличие беременности и т. д. Более того, известно, что некоторые люди гораздо более склонны к обморокам, чем другие [15].

При обморочных припадках у пациента обычно есть некоторые предупредительные признаки подступающего приступа, и наблюдатели могут заметить бледность, тяжелые вздохи или зевоту; даже когда они не проявляются в выраженной форме, у пациента часто возникает ощущение слабости, он может чувствовать, что «плывет», и т. д., поэтому в случае его падения он в какой-то степени спасается теми инстинктивными движениями самосохранения, которые допускает частично работающее сознание [15].

Сочетание истерических наклонностей в их менее выраженных формах с обморочными припадками или потерей сознания может привести к значительному замешательству. При простом обмороке пульс слабый, дыхание спокойное, сознание отсутствует, но обычно не так безнадежно, как в случаях комы. Никаких подергиваний не возникает, за исключением, возможно, того момента, когда пациент приходит в себя, и никакой паралич не предшествует припадку и не следует за ним [15].