Молодой бог (СИ)

Глава 29

Страшно красивый рассвет застал меня с открытыми глазами. Всему виной ночной душитель покоя, именуемый обычными людьми кошмаром. Мне не следовало садиться в тот поезд, изнутри отделанный адовым стилем. Мне часто стали сниться составы, которые тянул паровоз всегда разного дизайна разных эпох. Самым жутким оказался чугунный из восемнадцатого века. Одноглазый демон, гоняющий меня по рельсам. Вряд ли все эти поездные ужасы связаны с моим отцом, хотя я помню как встретил его однажды. Бесплодный образ надуманного. Вряд ли мой настоящий отец хоть чуть-чуть был похож на тот плод моего сонного воображения.

Но я поспал потом ещё немного, так что плохие впечатления забылись. Особенно когда после завтрака в одиночестве (позже всех встал) меня позвали в зал «Ворона». При виде Джима моё тело прошибло током. Я тут же вспомнил слова Себастьяна о том, что дядя приказал ему предотвращать любое нападение и покушение на меня. Теперь тело накрыли мурашки, принеся жар к щекам. Но мой неловкий ступор развеял мужчина, сидящий за Джимом. Я узнал эти усы. Фальшивый командир МИ5, который не по настоящему собирался убить меня.

— Эдвард, помнишь Сайло ван-Дамма? — хищная и весёлая улыбка Джима пустила по моим венам некий наркотик под названием адреналин. Хоть я ещё и не понял как отношусь к этому загадочному персонажу, интрига возбудила во мне немалый интерес.

Я кивнул и получил ответный кивок-приветствие от этого Денди.

— Сегодня ты позанимаешься с ним актёрскими штучками. — руки дядя держал в карманах и посвящал меня в свои планы, чуть наклонив вперёд корпус, словно я плохо слышал. Но я уже научился распознавать, за время моего обитания в центре криминальной паутины, когда дядя выпендривается. Но перед кем сейчас? Перед этим Сало ван-де-хрен-пойми-чем? Ревность тут же кольнула меня в бок, чтобы я устранил препятствие.

— Зачем? — тут же спросил я. — Хочешь сделать из меня искусного притворщика?

Дядя ответил не сразу. Он отчего то секунды три просто смотрел на меня, а затем вдруг ухмыльнулся, да так, что мой ревностный приступ тут же прошёл, а щёки снова зарделись.

— Хочу. — сказал Джим. — Это пригодится, когда мы поедем в Америку, где ты сыграешь свою роль. — глаза его блестели искрами предвкушения грандиозного спектакля, чьи зрители всегда насильно втянуты в это, а актёры сами не знают концовки. Она известна лишь ему, мастеру искусства Смерти, сценаристу, режиссёру и продюсеру Конца Света. И я хочу быть единственным кого допустят в его гримёрку, единственным, от кого он согласится принять букет роз с самыми острыми шипами.

О, любовь слепа… Любовь, любовь слепа…

Мои глаза тоже засветились. Америка? Ну, наконец-то! Мы поедем? Вместе!

— И в чём же её суть? — я отзеркалил позу Джима, засунув руки в карманы брюк.

— Ну… — Джим слегка посмеялся, наклонив голову вправо. — Пока вы будете заниматься, ты можешь это…

— Понять сам. — договорил я, скалясь в ответ, сдерживая порывы сердца вырваться из грудной клетки. Оно не любит быть в клетке. Особенно в присутствии Джима.

Дядя медленно зашагал к выходу, прошёл мимо меня, обдав запахом одеколона и, уже закрывая за собой дверь, прошептал так, что услышать мог только я:

— Тогда лишь двое тайну соблюдают, когда один из них её не знает.{?}[У. Шекспир《Ромео и Джульетта》Акт 2. Сцена 4.]

Чё? Звучит как строчки какой-нибудь пьесы. По любому Шекспир. Не знал, что Джим может его цитировать. А, ну, да. Это только я тут забивал в школе на литературу. Ну, и Моран, может, тоже.

Развернувшись к оставшемуся в зале, я скрестил руки на груди. Сайло прытко встал со стула и подошёл ко мне, вложив подбородок между большим и указательным пальцем. Его маленькие, но очень живенькие глаза принялись изучать меня, как картину в галерее.

— Неплохие данные. — сказал мужчина, просканировав моё лицо и тело. — Коммерческий типаж. — когда он стал ходить вокруг меня кругами, я почувствовал себя каким-то камнем, из которого собираются высечь статую Аполлона. — А это, — Сайло неожиданно ткнул пальцем в мой шрам на лбу. Он отступил, прищурился и протяжно мыкнул. — не могу прийти к чему-то одному.

— Так что мне делать? — мне надоел этот кастинг. — Что за роль?

Глаза мужчины снова щурились, но уже в хитрой манере. Он театрально раскрыл внутреннюю сторону своего удлинённого пиджака и извлёк из внутреннего кармана игральные карты в красивой стальной коробочке.

От вида карт мне стало как-то не по себе. Снова это. Хоть это не Таро, но всё же неприятный осадок подрагивает от вида любых карточек. Ещё мне припомнился Клинт, и живот скрутило. Я быстро избавил свои глаза от картины ловко летающих в руках Сайло карт.

— Давай решим кем ты будешь. — загадочно проговорил он.

Голос у него был действительно подходящий сцене. Несмотря на акцент, английский тон мужчина выдерживал прекрасно.

— Искусство перевоплощения — это либо дар, либо трудная работа. Искусство становиться другим человеком — сочетание и того и другого. — я закатил глаза. Стандартное вступление. — Пока ты юн, и морщины не оставили тебе лишь одно лицо, ты можешь стать кем угодно.

Я с лёгким скептицизмом глянул на актёра. Да, всё верно, кем угодно, только если за тебя уже всё не решили.

— Но прежде чем начать перевоплощаться в другого, нужно узнать самого себя. — с этими словами Сайло провёл ладонью по столу, оставляя след из карт рубашкой кверху. Моё волнение возрастало.

— Ну, уж нет! — твёрдо сказал я. — Хватит уже с меня этой дичи. — я снова скрестил руки на груди и отвернулся, пытаясь успокоиться.

— Эдвард, — моё имя в исполнении этого фокусника прозвучало смешно, слишком мягко. — ты же не хочешь подвести своего дядю?

Я открыл глаза, которые последние секунды держал закрытыми. Он специально так сказал, потому что знает, как на меня повлиять или это просто догадка? Как бы то ни было, это сработало, и я медленно обернулся с кислой миной.

— Просто выбери карту, что приглянётся. — объяснил Сайло, шевеля скорее усами, чем губами.

Я с усилием опустил взгляд на стол, сжимая челюсти. Затейливый узор рубашки гипнотизировал, чем сильнее беспокоил меня. Мне вдруг почудилось, что если я переверну одну из них, то вместо масти и цифры я увижу человека с завязанными глазами, перекрестившего мечи. Вот был бы прикол, да? Внутри я нервно усмехнулся. Просто возьми любую и плевать.

Я протянул руку и задел одну из карт, но вместо того, чтобы перевернуть её, я взял соседнюю. Как только я открыл её, Сайло несколько раз подряд усмехнулся.

— Валет Пик. — сказал он, убирая руки за спину. — Как же иначе.

Я нахмурил брови и кинул на мужчину взгляд полный пассивной агрессии.

— А знаешь кто твой дядя? — вдруг спросил Сайло, ничуть не смутившись моего взгляда. — Возьми ещё одну.

Я порывисто схватил другую карту и с показательной силой шмякнул её об стол. На меня смотрел Король Пик.

— Всё верно. — ещё один издевательский, по моим меркам, смешок. — Вы одной масти. По крайней мере сейчас.

Моё сердце всё же невольно дрогнуло. Ещё один приятный намёк на нашу связь.

— А почему пока? — меня уже отпустило, я неотрывно глядел на Валета и Короля, лежащих рядом.

— Людям свойственно меняться. — просто ответил артист, прислонив бедро к тонкому краю стола. — Пики редко предвещают что-то хорошее.

Я заметил, что в зале заметно потемнело. Тучи набежали как всегда неожиданно, и небо снова помрачнело.

Сайло включил свет, и зал непривычно наполнился искусственным светом. Стол теперь казался чуть желтоватым, поблёскивающим.

— И что значит эта карта? — я ткнул пальцем в Валета.

Мужчина довольно долго изучал моё лицо.

— Как следствие моего профессионального опыта, я могу читать людей, видеть их незаметные для других стороны.

Я почему-то вспомнил Шерлока.

Карта с Валетом неожиданно оказалась в руках актёра. Теперь она блестела, отражая лучи ламп.

— Весь человек — это не одна карта. Карта показывает лишь то, что в целом сейчас он воплощает. — о, им бы с Трелони выпить чашечку чая вместе. Уверен, они найдут много общего. Но я буду действительно удивлён, если Сайло скажет обо мне то же, что та чокнутая в шали. — Ты же, судя по карте, воплощаешь легкомысленное и даже наивное отношение к своей жизни и к миру, не думаешь о последствиях.

Из меня вырвался смешок.

— Это не так. — я уставился на Сайло, широко распахнув глаза и улыбаясь, хотя за улыбкой пряталось неприятное ощущение, а уши горели, словно я сильно облажался.

— А ещё Валет Пик означает невзаимную любовь со стороны человека, к которому ты неравнодушен.

Мой взгляд отчего-то прыгнул на Короля, оставшегося лежать на столе. Тело вдруг взбунтовалось, в груди стало неприятно жечь, а глаза начали намокать. Я развернулся и уверенно направился к выходу.

— Эдвард! — окликнул меня Сайло.

Я резко развернулся, желая утопить этого кретина в море грязных словечек. Но он заговорил первым:

— Правда редко бывает чистой, а вот простой никогда. — спокойно проговорил Сайло, крутя в руках уже другую карту: Валет Червей. — Уайлд. — мужчина беспечно отправил красного Валета обратно к остальным. — Если уйдёшь, не научишься прятать свою душу от чужих, даже самых внимательных глаз.

— Это пригодится в Америке? — спросил я хриплым от комка в горле голосом.

— Это пригодится в жизни. — уже серьёзно сказал Сайло, приподнимая подбородок. — Не подпускать всех подряд к своим секретам, — понизив голос, проговорил мужчина, захватывая в плен мои глаза и уши. — к тому, что ценно для тебя — вот в чём фишка шпионов. В этом преимущество профессии актёра — запирать свою истинную сущность со всеми привычками, являя миру маску, что для них твоё лицо, а для тебя же лишь кусок материи.

Хоть мне всё ещё хотелось распсиховаться до конца, интерес потихоньку начинал перекрывать рвущееся наружу желание просто свалить к чёрту. Мне действительно могло пригодиться всё, о чём распинался Сайло. Поэтому я неуверенно, но спокойно вернул себя на расстояние шага от актёра. Неловко пожав плечами, в знак того, что я вроде бы готов учиться, я наконец-то дал рукам повиснуть по бокам.

— Хорошо. — удовлетворённо кивнул Сайло. — Начнём с простого: создай из своего лица стену. Никаких эмоций, ничего, что давало бы твоему визави хоть какую-нибудь информацию.

Я приподнял бровь, затем закатил для вида глаза, но через секунду уже расслабил лицо.

— Нет. — покачал головой Сайло.

— Что?! — недовольно воскликнул я. — Я ничего не показывал!

На окно упали первые капли.

— Ты всё равно хмуришься. — объяснил актёр.

— Неправда. — возразил я. Ничего я не хмурился, а держал мимику в полном спокойствии.

— Ты должен чувствовать каждый мускул на своём лице, чтобы его контролировать. Закрой глаза.

Я вздохнул, но закрыл, что-то буркнув.

— Ощути, где находятся твои глаза. — прозвучал гипнотизирующий голос Сайло. Мне хотелось фыркнуть. — Затем ощути свои губы. Почувствуй, какие они живые, как они розовеют от притока крови. Подёргай носом. Вспомни какой он формы. Где твои брови? В изначальном ли они положении или гневно сдвинуты, как у шотландца? И в конце концов прочувствуй каждую мышцу, какая она подвижная, и подобно струне может звучать по разному. Всё зависит от того какой тон ты выбираешь, какое настроение хочешь передать.

Пока шпион-фокусник говорил, словно психолог на сеансе с маятником, я ощутил некие ностальгические нотки. Вспомнилось, как в школе нас водили к хореографу. Что-то типа эксперимента. Кто-то из верхушки предложил новый способ оттачивания навыков. По-моему, это была какая-то женщина, состоявшая в прошлом в буддистской секте, ой, то есть группе по интересам. У хореографа мы так же пытались установить контакт со своим телом, чтобы раскрыть его чудесные способности. Единственное хорошее — мне сказали, что у меня предрасположенность к подиуму или танцам. Но я так и не раскрыл свой потенциал, ведь агенты правительства не танцуют.

— Что такое? — вдруг прозвучал голос, вырвавший меня из омута памяти.

— М?

— Ты слегка улыбаешься.

Я открыл глаза, но сразу же отвёл их, чуть смущаясь. И пожал плечами. Стало как-то не по себе, потому что появилось какое-то странное ощущение отчаянного желания близости. Воспоминания слишком подкашивают меня. Все воспоминания о прошлом.

— Получилось? — Сайло вернулся к делу.

Я снова пожал плечами и покрутил ладонью. Вроде как получилось.

Дождь не оставил ни сантиметра стекла сухим. И снова волнение накрыло моё сердце.

— Сейчас ты взволнован чем-то. — тем временем определил Сайло. Пробуй скрыть это от меня.

Я вновь вздохнул, опустил голову и, настроившись, поднял в изначальное положение, впечатываясь взглядом в глаза мужчины напротив. Но тот тут же покачал головой.

— Вспомни предыдущее упражнение. Ощути каждую клетку своего лица.

— Ну, ощутил. И что?

— А теперь преврати живое в неживое. Сотвори из своего лица каменную стену.

Я попытался расслабить лицо снова.

— Ты напрягаешься, я вижу. — Сайло был снова не доволен. Тот ещё критик! — Никто не поверит в искренность твоей безэмоциональности, если ты так рьяно будешь заколачивать дамбу. — Слушай меня и выполняй. Расслабь лицо. Снова ощути живость каждого элемента, так. А теперь подтяни нижнюю челюсть. Не делай из губ неестественную узкую нитку, но и не давай им по наивному распахнуться. Держи их закрытыми, в натуральном изгибе. Та-а-к. — я старался выполнять указания, чувствуя при этом нарастающее удовольствие. — А теперь самое сложное. Глаза. Твои сейчас полны неуверенность, и я могу рассудить, что ты не знаешь, что делаешь.

Мои мышцы сами собой напряглись, а с ними неудовольствие отразилось и на лице.

— Не сбивайся. — упрекнул Сайло.

— Тогда перестаньте меня раздражать. — в свою очередь кинул я.

— Вот ещё одна ошибка. Ты не должен вестись, когда тебя выводят на эмоции. Тот, кому что-либо от тебя нужно всегда будет давить на больное. Неопытный будет бить наугад, пока не доберётся до нужного, а вот профессионал стразу определит твою слабость. — поучал актёр. — Лицо человека — одновременно его визитная карточка и щит. Всё зависит от того, как ты им распорядишься.

Я прикусил губу от досады за то, что раньше я вообще о таких вещах не задумывался. Нас конечно учили манипуляциям, но я никогда не думал, что могу быть их объектом. Казалось, я неуязвим.

— Ещё раз. — скомандовал Сайло.

Я повторил всё заново, придавая лицу каменное выражение.

— А о чём мне думать? — вдруг стало мне интересно. — О чём-то, что поможет быть равнодушным? Или вообще ни о чём не думать?

— Ни в коем-случае. — предостерёг артист. — Пока твоё лицо пребывает в режиме заморозки, вся сэкономленная энергия направляется в мозг. Ты должен продумывать следующие шаги и предугадывать действия противника.

Я ухмыльнулся. Ну, что ж. Вернув лицу правильное равнодушие, я перенаправил свои мысли на мужчину напротив. Уголки губ Сайло прятались за аккуратными усами. По бокам глаз виднелись чуть заметные морщинки. Выглядел он на лет сорок, но может ему и больше. Интересной формы нос, свойственный всем итальянцам. Глаза были карими, но светлее, чем у Джима. Я попытался хоть что-то понять, но… не больно то у меня получилось.

— Голубые и серые глаза наиболее выдают человека, нежели тёмные. — вдруг сказал Сайло, будто прочитав мои мысли. — Но если обладатель светлых обучится мастерству контроля над ними, то такие глаза станут мощнее всех прочих. Безоговорочная власть.

Такое мне было по вкусу.

Вдруг мужчина достал телефон и набрал кого-то.

— Нам нужно зеркало.

Так. Интересно. Заинтригованный я и интригующий он стали ждать, пока предмет принесут. Я чуть опешил, когда зеркало в человеческий рост внесли в зал те самые охранники, с которыми у меня недавно произошёл инцидентик. Я отвёл глаза, а то мало ли, вдруг они прочитают в них мой лёгкий стыд.

Когда зеркало благополучно приземлилось на пол, а охранники покинули зал, Сайло подвёл меня к нему.

— Запоминай ощущения и образ. Самое сложное — сохранить лицо, смотря на самого себя.

Я пожал плечами и повторил трюк с лицом. Я смотрел на самого себя. В свои собственные глаза. Ещё я стал продумывать следующие шаги, ухмыльнувшись внутренне тому, что обмануть я собираюсь своё отражение.

— Самовлюблённый ты. — вдруг сказал актёр.

Я перевёл взгляд на его стеклянную копию.

— Зрачки свои контролируй. Я же сказал, светлоглазым скрывать правду сложнее. — новый упрёк Сайло заставил мой мозг сравнить его с Майкрофтом. Плохая тема для обдумывания. Я приложил немалые усилия, чтобы соскочить с неё.

— Как можно контролировать рефлекс? — спросил с каплей раздражения я.

— А вот для этого нужно думать о чём-то конкретном. — посоветовал мужчина. — Зрачки меняют размер не только из-за освещения, но и из-за эмоций, вызванных собой или объектом рядом. Симпатия, радость, возбуждение, страх…

— Наркотики. — добавил я, ухмыльнувшись.

Щеки Сайло растянулись. Улыбается.

— Повлиять на размер зрачков сложно, но возможно. Не думай о своей привлекательности, не рассматривай себя. Научишься делать это со своим отражением, с другими людьми будет легче.

Я вернул свой взгляд на собственную персону. Нужно думать о чём-то совсем не классном. Может стоило всё-таки о Майкрофте подумать? Но беспокойство зрачки наоборот расширяет, так что нужна нейтральная тема. Например, как приятно стучит дождь по стеклу. Но мысли о дожде почему-то волнуют меня. Твою мать, осталось ли что-то, от чего у меня не ускоряется сердце? Трава. Трава зелёная. А ещё бывает жёлтой, когда наступает осень. На траве можно полежать, её можно есть и выращивать. Боже, о чём я думаю? Ну, по крайней мере это не волнительно, а невероятно скучно…

— Отлично. — услышал я шёпот около уха.

Тут мой успевший заморозиться взгляд ожил, и я успел заметить, что размер моих зрачков вернулся к нейтральному размеру, скорректированному светом. У меня вышло? Кажется, скука есть один из ключей к равнодушию.

Следующие полчаса Сайло читал мне лекцию (что было не очень круто), подкрепляя свои слова яркими примерами. Когда он неожиданно сменил свой итальянский акцент на чистый британский, я немного обалдел.

— Я использую свой акцент чисто из принципа. — объяснил актёр. — К тому же так я кажусь привлекательней. Ваши женщины в восторге от итальянцев с характерным выговором.

Я ухмыльнулся. В общем и целом всё действительно имеет смысл.

— Но как же правило всегда оставаться самим собой? — я решил поиграть в недоверчивого студента.

Дождь потихоньку убывал, но небо светлеть не собиралось. Кому-то это явно обломало планы.

— В твоём положении это не выгодно. — так ответил Сайло.

Я приподнял брови, в который раз напрягаясь, готовясь услышать что-то неприятное.

— Почему?

— Ты мягкий.

— Я? — очередная усмешка, но более убедительна и искренняя. — Это не так.

Итальянец сидел на краешке стола, чуть откинувшись назад и упёршись руками в стеклянную поверхность. В такой позе я мог лицезреть все его прелести, начиная с самой большой и выделяющейся. Может Джим тоже на это клюнул? Интересно, трахался ли он с мужчиной своего возраста?

— Я же упоминал, что умею читать людей. В тебе есть тёмная сторона, но она… — актёр приподнял подбородок, картинно воззрившись на потолок. — непостоянна. Абсолютное зло абсолютно всегда. — его маленькие, но всевидящие глаза в который раз пролистали меня, находя подтверждения, совершая новые открытия, отвергая пустые домыслы. — Ты и твой дядя могли бы составлять невероятный криминальный союз. — я не сдержал улыбки, снова выдав свои секретные и несекретные желания. — Но ты ещё не готов.

— К чему? — мне стало казаться, словно я действительно прохожу ритуал посвящения, в конце которого меня ждёт нечто немыслимое.

— Это же очевидно. — вдруг улыбка Сайло наполнилась ядом. Он знал о чём то, чего не знал я. — Ну, для остальных. — поспешно добавил мужчина. — Странно, что ты ещё не понял. Я не буду портить Джиму планы, расставляя всё по полочкам для тебя.

Странно. Я ощутил нечто большее, чем волнение после этих слов. Я испугался, ведь неизведанное всегда меня страшило. Скрывать своё настроение от Сайло было бессмысленно, так что я позволил себе спокойно хмуриться и беспокойно теребить край пиджака.

— Тебе не стоит бояться. — неожиданно мягко проговорил актёр, слезая со стола. — Одна кровь. — мужчина потянулся ко мне рукой. — Одна масть. — его пальцы еле касались волосков на моём лице, отчего прикосновения становились дразнящими. — Один конец. — чуть заметная, но всё же ещё существующая боль от касания шрама на моём лбу. — Он ненавидит его. — сказал Сайло ведя большим пальцам по неровной изуродованной коже.

Ещё один удар под дых. То меня кормят приятными словами, то режут какими-то непроверенными фактами. Но это… Я опустил веки, пряча боль.

— Я думал это символ того, что я неостановим, что я пойду до конца. — вдруг поделился своей догадкой я, чувствуя, как в горле снова першит.

— Для Джима это точно что-то другое. — пожал плечами Сайло. — Спроси его. Кстати, — артист оторвался от моего лица и сделал шаг назад. — ещё Джим хочет убрать из тебя привычку использовать правду, когда ты хочешь обмануть кого-то.

Я устал удивляться тому, что мои действия и я сам другими, оказывается, воспринимаются совсем по другому. Поэтому я просто выжидающе смотрел на мужчину, ожидая очередного тычка в своё же дерьмо.

— Твой дядя привёл конкретный пример: с датским бизнесменом. Говорит, ты убил его поцелуем.

Тут я приподнял уголки губ.

— Как деятель искусства, отдаю тебе должное. Ты можешь быть изобретательным.

О, неужели похвала! Наконец-то.

— Но…

— Я всё равно не использовал правду! — я подчерпнул силы из похвальбы, чтобы всё-таки защитить свою истину.

Сайло с толикой осуждения заглянул в мои глаза.

— Как бы там ни было, очень важно играть лишь фальшивыми картами, оставляя своего туза в надёжном рукаве. Правда вещь довольно грубая и деревянная, а вот ложь гибка, но с помощью власти и денег можно расплавить твёрдый материал, перелив его в форму на любой вкус. У тебя нет ни таких денег, ни такой власти. — а вот и очередной удар по больному. — Тебе остаётся лишь учиться изворачиваться. Сделай оружием свой язык.

— А слова пулями? — предположил я, без энтузиазма закатывая глаза.

Сайло отрицательно покачал головой.

— Огнестрельное оружие не так искусно и осторожно в отличие от ножа. Ты должен быть внимательным и аккуратным, вступая в диалог с тем, от кого хочешь чего-то добиться. Каждый надрез должен быть незаметен твоей жертве, иначе твоё же оружие используют против тебя.

Слушая все эти наставления, я всё больше и больше начинал дивиться тому, что вообще жив до сих пор. Сайло обалдел бы от моего стиля работы, если бы ему довелось лицезреть как я болтал с людьми и как старался их обмануть.

Тут Сайло принялся распинаться о правилах в покере, а точнее, о негласных правилах жульничества и фальша. Что делает человека убедительным, а что нет. Мне почему-то представился образ Майкрофта, как он в своей поучающей манере говорит:

— Человека делает убедительным лишь правда.

От пережитых эмоциональных потрясений, после эмоциональных горок, мне стало как-то гадко. Ложь, обман, тайные заговоры, притворство… Всё неправильно.

— Вижу ты устал. — вдруг сказал Сайло, прервав свою речь. — Предлагаю тебе вот что: сможешь сейчас убедить Джима в том, что в твоих словах Клинту не было и капли от правды, то скажу, что ты полностью готов к Америке.

— А если нет? — побыстрее отделаться от того, кто так потрепал меня, мне улыбалось.

— Тогда продолжим занятия, пока не доведём тебя до совершенства.

Кошмар какой! Я зад себе порву, но заставлю Джима мне поверить!

Немного погодя, мы вышли из зала. В комнате дяди не оказалось, значит, он на первом этаже. Я медленно стал спускаться по лестнице, прикидывая в голове варианты. За спиной послышались шаги.

— Эй! — зашипел я на ван-Дамма. — Не иди за мной! А то он заподозрит что-нибудь.

— Ты должен быть готов к форс-мажорам. — просто ответил Сайло, толкая меня в спину.

Твою мать.

Джим обнаружился сидящим на кухне с чашкой кофе. Он бесцельно гулял взглядом по столу, не трогая уже успевший остыть напиток. Я неспешно подошёл к другому краю стола, несколько раз обернувшись на ван-Дамма. Тот, к моему облегчению, притаился где-то за стенкой.

После всех слов Сайло смотреть на Джима стало… больнее. Мне вдруг захотелось пожаловаться ему, что меня заставляют проходить какие-то дурацкие испытания, но потом я с ужасом понял, что не могу. Я не могу поныть дяде, не могу рассказать о своих страхах и волнениях, потому что он ненавидит это. Боже, да он же действительно не терпит человеческое… всё. Ни о какой тривиальности и речи быть не может.

По телу проплыла стая мурашек другого назначения. Такое я ощущал, сидя под дождём на базе. Та же ноющая пустота в груди.

Джим медленно поднял на меня свои глаза. Он был словно грустным, но это лишь его маска, я знаю. Теперь ещё лучше. Но даже эта притворная грусть вызывала во мне эмоции. Я всё ещё надеялся, что он изменится.

— Уже всё? — одна тонкая бровь подняла пару складок на лбу.

— Сделали перерыв.

Я не знал, как начать. Надо было зайти на кухню разозлённым, предъявить Джиму, что он всё сбалтывает своему дружку-шпиону. И, уже отталкиваясь от этого, начать отрицать то, что я должен. Но я не был злым. Меланхолия — редкая моя гостья, но именно сейчас она заглянула на чай.

Джим продолжал сидеть, не двигаясь. Он словно ушёл в себя. Может, так оно и есть.

— Я думал, мы понимаем друг друга.

Я выбрал другой способ. Джим поверит мне, если я буду самим собой, потому что теперь я начинаю понимать, кого из себя представляю. Да, я решил быть собой. Тем, кто всегда на словах и даже в мыслях был лучше, чем то было на самом деле.

Карие глаза вновь удостоили меня вниманием. Но рот оставался закрытым.

— Но похоже ты меня не понимаешь. — я не старался. Совсем. — Ты думаешь, что я простой. Для тебя. — мои слова в достаточной степени возымели эффект, чтобы внимание Мориарти закрепилось. — Думаешь, я отчаянный. И настолько, чтобы использовать правду как оружие. — я усмехнулся, не разрывая зрительного контакта.

— А, — тон Джима прозвучал скучающе, несмотря на его глаза. О, я заметил это! Вот о чём говорил Сайло. Глаза. — ты о Клинте. Хватит пытаться убедить меня, что ты лгал, я знаю, что это не так.

Джим первым отвёл взгляд в сторону. Может это значит, что он всё же не уверен в этом?

— Я не пытаюсь тебя убедить. — пожал плечами я, апатично плюхаясь на ближайший стул. — Зачем мне убеждать кого-то в чём-то? Это бессмысленно. — хоть и держал я теперь голову опущенной, краем глаза я заметил, что Джим вновь вернул своё внимание на меня. — Я просто ненавижу это. — подперев голову рукой, я снова позволил нашим взглядам слиться. Свои же глаза я задёрнул занавесками. — Ненавижу клевету. Вот это ты точно знаешь. Но раньше я сразу кидался доказывать и убеждать всеми способами. — «невольно» я коснулся шрама. — Сейчас мне плевать, что считают остальные. Я выше этого. В конце концов, что такое истина?

— Истина спрятана на дне колодца. — вдруг Джим слегка улыбнулся. С хитрецой.

Я чуть заметно пожал плечами, закрепляя в глазах Джима правду стеклом в своих.

Секунды молчания. Мы просто сидели друг напротив друга и молчали. Я рассматривал белизну стола, уже не следя за тем, что делает дядя. Однако спустя ещё полминуты, Джим неожиданно произнёс:

— Ладно, ты меня убедил.

Моё сердце подскочило. Сработало? Или Мориарти всё понял и решил обойти меня, продумав всё на несколько шагов вперёд?

— Но я разочарован. — он поднялся и покинул кухню, оставив несчастный кофе на месте.

Я резко поднял голову, провожая его спину взглядом. Когда та исчезла в коридорах дома, глаза мои наполнились слезами. Я был уже готов дать им наконец-то вытечь, но тут рядом раздался голос:

— Ауч!

Ван-Дамм возник справа от меня, облокачиваясь о стол. Я поспешно стёр нарастающие слёзы.

— Может он так говорит, чтобы ты старался лучше, ведь это так тебя мотивирует? — предположил мужчина.

— Нет. — покачал головой я. — Он действительно разочаровался из-за чего-то.

Когда вернулся Моран, мы пошли в зал, где молча выполняли некоторые упражнения. Себастьян понял, что что-то случилось, но видел, что говорить я пока не настроен. Единственный наш короткий диалог был об утренних пробежках. Киллер всё же сказал, что я выгляжу вялым, и что мне не помешало бы вставать пораньше. Я согласился побегать с ним завтра с восходом солнца.

Я не стал обедать с остальными, так как за столом присутствовал и Сайло. Мне показалось, что я не выдержу хоть ещё одного его замечания. А ещё я чувствовал какой-то стыд по отношению к Джиму. Что же его разочаровало?

Я вышел в сад, дышащий свежестью. Мокрая трава, скамейка, дорожки, прохладный воздух. Гроза не отступила даже после того, как небо пролило слёзы. Усевшись прямо на ещё не высохшую скамейку, я попытался обновить кислород в своей крови, дать грозовому воздуху вернуть мне силы, вернуть электричество в вены. После нескольких глубоких вздохов, я откинул голову назад и уставился в пятьдесят оттенков небесного серого. Нужен новый план. Я тут же принялся складывать картинку с новыми чувствами и мыслями, но всё никак не сходилось. Ни один кусочек пазла не совпадал с другими. Что-то пошло не так.

В поисках ответа на вопрос: «Что делать, если ты не знаешь, что делать» я полез в интернет, но не успел и первого слова набрать. Наткнулся на новости BBC: «… Ряд терактов в Швеции и на территории Дании стал большой неожиданностью для правительств обоих стран. На данный момент ни одна террористическая организация не взяла на себя ответственность за взрывы, унёсшие более двух тысяч жизней…»

Две тысячи? Боже… Мне вдруг стало ещё хуже, ведь я был хоть как, но причастен к этим ужасам.

«…Отношения между Финляндией и Россией накаляются…»

Чёрте что творится. В местные новости даже заглядывать страшно. И это меня напрягает. Мне снова совестно. Почему? Кажется, я теряю что-то. Что-то похожее на розовые очки.

Я проигнорировал ряд сообщений от Ланца. Сидя в тёмном углу гостиной, я собирался с мыслями. В который раз, но ничего толком не выходило. В голове слова Сайло, а за ними и Джим. Жуткий холодок реальности коснулся меня, и когда это случилось, я вознамерился снова сбежать. Единственный способ — мой дядя.

Из-за того, что Джим вновь исчез, а в этот раз ещё и с Мораном, я воспринял это очень лично. Слоняться по дому без дела показалось мне страшным занятием, поэтому я поплёлся в зал «Ворона», сел на место Джима и стал прожигать взглядом диалог с Ланцем. Но не успел я и строчки напечатать, как швецкий выскочка стал мне звонить. Мне снова захотелось его продинамить, ведь разговаривать по телефону сложнее, чем обмениваться репликами в чате. Однако я подумал вот о чём: если у меня снова получится вывернуться, то это уже талант, а если это талант, то Джим не смеет во мне разочаровываться.

— Да. — мой голос прозвучал с лишней весёлостью.

Я откинулся на спинку стула и закинул ноги на стол, принимая непринуждённую позу, словно Ланц собственной персоной оказался в этом зале.

— Мистер Мориарти, — швец же звучал беспокойно. — вы получили мои сообщения?

Я немного помычал, ещё раз перечитывая истеричные сообщения.

— Да, прошу прощения, занят был. — всё так же весело ответил я. — Вижу, у вас проблемы. ЦРУ?

Честное слово, слышать волнение от этого человека было необычно. Мы встречались всего раз, но он произвёл на меня впечатление совсем другого типа.

— Нет, мистер Мориарти. МИ6.

Я не проигнорировал подскочившее у меня сердце и даже дотронулся до своей груди.

Но я не планировал выдавать себя, поэтому продолжил тем же чуть забавляющимся голосом, словно всё на свете — сущий пустяк.

— Скажу вам по секрету, мистер Ланц, — мурчал я. — МИ6 не так располагает ресурсами и информацией, как американцы.

— Мы можем встретиться лично? Не думаю, что это телефонный разговор. — уже более менее спокойно сказал швец.

Я стал взвешивать факты и гипотезы.

— Я дам вам знать, а сейчас прошу вас прислать всё касающееся ваших подозрений.

— Это не подозрения, сэр. Британская разведка знает, что мы разговаривали с вами в ресторане.

— В любом случае, отправьте мне всё, что у вас есть. До свидания.

Я несколько раз надавил на кнопку сброса звонка, а когда дисплей наконец-то погас, я отложил телефон и закинул руки за голову. Спокойно. Только спокойно. Джим во всём разберётся. Но… КАК ОНИ СМОГЛИ ПОДОБРАТЬСЯ ТАК БЛИЗКО?! КТО РУКОВОДИТ ОПЕРАЦИЕЙ?! А ЕСЛИ ЭТО МАЙКРОФТ?!

Джим, МИ6 выследило меня в Швеции.

Ланц только что звонил.

Ты разобрался?

С Ланцем да.

За МИ6 не волнуйся.

Я и не волновался.

Ну конечно.

Я ничего не ответил, а отправился на кухню заедать стресс.

Кстати, ты завтра едешь со мной на мероприятие.

Я говорил о нём пару дней назад.

Я с облегчением дожевал сэндвич, глядя на последнее сообщение от Джима. Я не изгнан из клуба, хорошо. Теперь главное не мыслить пессимистично и продолжать следовать старому плану. Да, я решил выкинуть из головы последние пару дней. Это только мешает.

Плевать, что он мой дядя. Плевать, что он самый опасный преступник. Плевать, что он на самом деле некто… страшный и неправильный. Меня всё это заводит сильнее. Я лишь хочу перестать чувствовать ревность, глупую влюблённость и обиду. Как было бы славно. Думаю, Джим хочет того же. Может вот путь к нашему криминальному союзу? Возможно, я снова преувеличиваю свои силы… Но для бога нет ничего невозможного.

Однако стоило прийти ночи, как все мои желания перевернулись.

Потолок тёмен, стены темны, в углах тьма, под кроватью темно. Я лежу, погружённый в ванну лунного света. Мне никак не уснуть. Почему? Всё по той же причине. Я хочу Джима, хочу, чтобы мы больше касались друг друга, а не как обычно, когда он просто трахает меня сзади. Хочу, чтобы он гладил мои волосы, чтобы он целовал меня. Глупый конфликт противоположностей.

Дядя вернулся поздно. Моран ещё немного посидел в зале, но раньше всех отправился спать, напомнив мне о завтрашнем раннем подъёме. Джим же возился с телефоном, отвечая кому-то, звоня, ругаясь. Да, нелегко держать все нити паутины, контролировать каждое движение. Я постарался держаться непринуждённо, словно мы не разговаривали на кухне. После урока Сайло притворяться было легче. Я думал о траве.

Однако сейчас я встал с прогретой постели и вышел в пустой коридор. Моя цель была недалеко. Знаю, время уже два ночи, но так сложно противостоять самому себе.

Внутри было тихо и даже холодно. Я уж было подумал, что тут никого нет. Но вот он, Джим, спит на своей кровати. О мой бог, он спит… Так странно видеть его таким. Глупо, но меня это завораживало. Я взял кресло и аккуратно подвинул его к кровати.

Темнота сгущалась сильнее на его волосах, бровях и ресницах. Он выглядел необычайно. Мне даже показалось, что он нереален, что это мираж. Или монстр, который видится всем в темноте. Я смотрел на него, не отрываясь и не шевелясь, боясь упустить момент, когда он…

И тут он открыл глаза. Когда Джим только приоткрыл их, наши взгляды уже соединились. Он не вздрогнул, не вскрикнул. Он оглядел меня, а затем со вздохом перевернулся на спину и потёр лицо.

— И долго ты сидишь?

Он не спросил: «Что я тут делаю» или «Что мне надо». Его голос хрипел. Джим действительно спал. Как человек.

— Недолго. — шёпотом ответил я.

Мориарти смотрел в потолок.

— Хотел что-то спросить или придушить меня?

Я чуть улыбнулся, опуская голову.

— Я хотел… — а действительно. Чего конкретно я хотел? — спросить: Почему ты разочаровался во мне? Что за игру ты ведёшь? Почему ты не хочешь меня целовать? — не то. — Как ты стал таким?

Дядя сел на край кровати и спустил ноги на пол. Его растрёпанные волосы выдавали в нём человека. Мориарти потёр ладони и позволил рукам болтаться между ног.

— А как мы вообще становимся кем-то? — ответный вопрос застал меня врасплох.

Здесь может быть слишком много вариантов.

— Делаем то, что хотим. — сказал я, смотря на изгибы его икр.

Джим же не отрывался от моих глаз. Он подождал пока я возобновлю зрительный контакт.

— А почему мы это делаем? — его голос — Змей, его улыбка — ловушка.

Я чуть наклонил голову вбок рассматривая дядю под другим ракурсом.

— У каждого свой мотив. — произнёс я, стараясь придать голосу ночное очарование. — И каков твой?

— А ты как думаешь?

— Я у тебя спросил. — он всё старается сделать так, чтобы я догадался.

Мориарти опустил голову, его взгляд был тоже опущен. Он молчал. Я огляделся, чтобы хоть чем-то занять себя. Пауза затягивалась. Вдруг я почувствовал его чарующий запах. Тепло его тела. Я снова переполнился этим странным чувством.

— Я хочу тебя. — эти слова не вырвались. Я наконец-то смог сказать то, о чём думал.

Тёмные глаза дяди поднялись к моим.

— Все меня хотят. — ответил он каким-то даже скучающим голосом. Я сжал челюсти. — Хотят в партнёры, хотят переспать со мной, хотят посадить… — он улыбнулся.

Я прикрыл глаза. Зря я пришёл…

— Пожалуйста… — я опустил голову и положил её на ладони. Пожалуйста скажи, что тоже хочешь меня!

Джим молчал, смотря на меня. Я, кажется, был на грани. Мои чувства были океаном, по которому уже растеклось пятно нефти. Оно вот-вот вспыхнет.

И вот в ту секунду, когда спичка выпустила первую искру, я упал на колени. Я оказался рядом с Джимом. Если я подниму голову, то океан запылает.

Тишина чертовски раздражала беспокойство, поэтому я поднял глаза. Ох… чёрт. Моё сердце замерло, я перестал дышать.

Джим смотрел на меня сверху, губы чуть приоткрыты, огонь в его глазах чуть освещал моё лицо. Я был окружён запахом власти, я ощущал рядом нечто мощное.

Я захотел его так, как ещё никогда не хотел. Мне казалось, что жизненно необходимо прижаться к нему, почувствовать его. Но… Помимо я ощутил нечто ещё.

Он же мой дядя. Дядя.

Я подался вперёд, чуть протискиваясь между его ног, и положил руки поперёк его ног. Мне хотелось прижаться к нему. Но я боялся. Мои глаза бегали по лицу дяди, ища разрешение в его мимике. Но Джим продолжал просто наблюдать за мной. И тогда я опустил голову, упираясь лбом в его живот. Эти мурашки отличались от обычных. Это не было обычное возбуждение. Я ощутил потребность в чём-то совсем человеческом, и я почти нашёл способ как удовлетворить её. Мои руки соединились за спиной дяди. Я обнимал его снизу и прижался сильнее.

Джим вздрогнул. Я чуть улыбнулся и потёрся головой о его футболку и тело, что та скрывала. Я хотел, чтобы он погладил меня по голове как в прошлый раз, дал совет, сыграл со мной в бейсбол, научил как чинить машину… Рука дяди легла на мой затылок, а пальцы погрузились в мои волосы, как рыбы стали плыть по ним, создавая волны. Я распахнул глаза. Они сразу стали мокрыми, и слёзы закапали из них прямо на боксёры Джима.

Я никогда не думал, что буду настолько нуждаться в простых объятьях. Без подтекста, без извращений. Ни разу в своей жизни я не был так близко к тому, чтобы стать нормальным. Тем, кто знает, что такое любовь и забота обоих родителей. Я прикусил губу, стараясь не всхлипывать.

— Я хочу, чтобы ты… — я постарался успокоиться. Мои губы дрожали, как и всё тело. Я почти отдал ему свою душу. — чтобы… ты… хоть на минуту… стал мне…

— Я знаю. — мягкий голос дяди выдавил из меня ещё пару слёз. Он не переставал гладить меня по голове.

— Нет… — может он не понял. — я имею… в виду, что… — я вдохнул и выдохнул. Не стоит такое говорить! Не стоит! Я пожалею. — я хочу, чтобы ты… хочу, чтобы ты был для меня…

— Отцом. — договорил Джим.

Я замер. Это ли? Кажется, да.

— Но я не Адам. — прозвучал голос сверху.

— Я знаю. — конечно, он не Адам, но… — Но…

— Я не буду тебе отцом, Эдвард. Семья — лишь формальность. — вдруг оборвал меня Джим. Я резко поднял голову. Его глаза чуть прикрыты, он говорит серьёзно. — Я не стану, как мой братец с кем-то крутить роман, трахаться, ждать пока родиться ребёнок, а потом нянчиться с ним.

— Но он не нянчился… не успел… — меня вдруг охватил ужас.

— Да, но если бы его не убили… — усмехнулся Мориарти. Он тут же стал холодным. — Я не буду ничего такого делать, потому что это скучно. — прошипел Джим, наклоняясь ко мне. — Семья — удел смертных.

Мной тут же овладел гнев и отчаяние.

— Но я хочу этого! — я вдруг до конца осознал, почему до сих пор не стал таким как Джим.

Мориарти рассмеялся. И этот смех не был мне приятен. Я отпрянул.

— Не моё дело, дорогой племянник. — он снова издал смешок. — Разбирайся со своими бзиками сам.

Я рушился от эмоций, бушевавших во мне. Приятные, ещё не ушедшие, столкнулись с негативными, которые пришли сейчас. Я вытер ещё влажные щёки. С меня сдирают розовые очки.

— Мы никогда не станем такими, какими ты хочешь. Ты сам-то ещё не понял, чего желаешь. Хочешь, чтобы я трахал тебя, но в то же время гладил по голове, говоря какой ты молодец.

Слова дяди ранят. Нет. Они убивают. Я схватился за волосы, пытаясь заглушить душевную боль физической. Хочется кричать. Как меня достали эти смешанные эмоции! В моей голове вдруг что-то щёлкает, я беру стул и со всей силы кидаю его в окно. Гнев лишь отчасти уходит. Стекло не разбивается. Лоб разрезает боль. Сознание норовит ускользнуть, но я ему не позволю.

— Откуда в тебе это? — шепчет Джим, оказываясь рядом со мной. — Эти сопли? Сантименты мешают тебе. Они мешают тебе стать богом.

Я понимаю, что Джим прав, но с собой сделать ничего не могу. Страшное осознание заставляет меня зажать рот рукой, в попытке скрыть истерику: всё кончено. Я не смогу избавиться от желаний, которые Джим презирает. Это значит, что всё кончено.

— Тогда прощай. — неожиданно тихо говорю я, опустив голову, давая слезам беспрепятственно литься на пол. — Я бесполезен.

Дыхание дяди ощущается на правом ухе, а затем его странное энергетическое поле проникает в моё. Он стоит сзади, но мне кажется, что если я обернусь, он рассеется.

— Нет-нет, Эдвард. — заверяя, произносит Джим. Я слышу знакомые нотки веселья. — Тебя нужно немного подправить и всё. — страшные слова, сказанные страшным голосом. Я ощущаю себя героем ужастика. — Ты почти смог. — я прикрываю глаза, пытаясь в безумии утопить свою боль. Гори океан, гори.

— Ты был прав. — хриплым голосом отзываюсь я. Кожа покрывается мурашками, мне холодно. — Я сходил с ума без тебя. Почему? Это наследственное?

Тихий смешок из-за спины.

— Кое-что да.

Я снова цепляюсь за розовую реальность, ещё не привыкнув к тому, что она — зло. Может всё и не кончено?…

— Состояние сужения сознания. — пояснил дядя. — Не думал я, что твои эмоции настолько взбесятся. — его руки неожиданно сжимаются на моей талии, я не реагирую, так как привык к этой боли, которая обернулась наслаждением. В паху сладко тянет.

— Разве галлюцинации могут быть настолько реальными? — я вспоминаю тот день на крыше, когда мне привиделся рабочий.

Руки Джима замерли, теперь дыхание чувствовалось на затылке.

— У тебя не было галлюцинаций, Эдвард.

Я открываю глаза, хмурясь в темноту. Только сейчас я осознаю, как мне больно оттого, что пальцы дяди делают с моей кожей. Я стремительно высвобождаюсь из хватки и поворачиваюсь к преступнику лицом. Тот погружён в тень, но я вижу его белки.

— Но я видел рабочего на том здании, на которое ты меня водил. И мне показалось, что я его сбросил! — от правды становится как-то легко. Я выдыхаю. — Но внизу никого не было!

Тут из тьмы рождаются два ряда белых зубов, так же как и белки глаз они почти светятся.

— Ты отключился довольно надолго. — будничный тон. — Мои люди успели всё убрать.

Звон в ушах. Это кровь водопадом начала падать вслед за сердцем.

— Что?..

Этого быть не может. Я убил? Человека? Обычного?

Смех их глубины нарастал. Джим покачал головой, а затем убрал назад пряди, упавшие на лоб.

— Тебя там не было… — вдруг потихоньку начинаю вспоминать я. — Как ты…

— Думаешь, я оставил тебя без присмотра? — искреннее удивление в голосе дяди. — Мои шпионы повсюду… Я всегда буду следить за тобой. За каждым твоим шагом и словом.

Я положил руку на грудь, проверяя где сердце. Там же. Всё ещё в клетке. И стучит, и стучит.

— О, в сердце людском столько зла, что и не знаешь даже с чего начать…

Я прижал к губам ледяные руки. Что же мне делать?

— Чего ты хочешь? — Джим вновь оказался за моей спиной, на этот раз слева. Он шептал. — Чего хочешь? Ну, ответь наконец-то. Чего хочешь ты?

Он повторял и повторял этот вопрос, как заведённый. Ужас мой уступил место гневу. Я вдруг решил, что всё на свете случается из-за Джима. Ярость переполнила меня, мои движения резки и агрессивны. Я резко развернулся и выдал в лицо дяди:

— Я хочу, чтобы ты любил меня!

Тишина. Долгая иль короткая — не ясно. А затем медленно нарастающий хохот прямо из ада. Страшные звуки, отскакивающие от стен. Джим хохотал.

Я сорвался с места и побежал прочь из комнаты. Мне оставалось только в спешке подобрать осколки разбитого сердца и покинуть этот мир. Дверь в свою спальню я чуть ли не вышиб, со всей силы ударил по стене рукой и закрылся на замок.

— Ну же, — шептал я, вжимаясь в подушку. — отключись, отключись. Умоляю. Я не хочу ничего чувствовать. Я НЕ ХОЧУ НИЧЕГО ЧУВСТВОВАТЬ!