Молодой бог

Глава 36

Я пролежал, не сомкнув глаз, до самого прихода врачей. Их было двое, а так же на подмогу подоспели вчерашние безликие братья по профессии и полицейские. Старшие по званию критически оценили моё состояние и велели младшим вколоть мне морфий.

На вопрос о моём самочувствии я не ответил. За меня говорили мои без пяти минут усохшие глаза.

Осмотрев меня всего, врачи назначили перевязку старых бинтов, а так же всучили какие-то таблетки. Судя по тому, что мой зад по прежнему ныл, к нему даже не притронулись. Возможно, им и в голову это не пришло, что задачу по спасению заднего прохода мне сильно затрудняло. Однако, в моём положении отмалчиваться было бы ошибкой. Поэтому я деликатно объяснил двум строгим штатным дядям, что имеется ещё одно дельце, требующее их внимания. Без каких-либо эмоций и лишних слов они пообещали, что отправят меня на осмотр в специальный кабинет.

Послать меня хотели сразу после перевязки. Пока мне меняли бинты (наручники на это время сняли, я почувствовал себя бешеной собакой), я по одной проглатывал гору таблеток. От них, казалось, лучше не становилось. А может мне плохо больше от душевных терзаний. Как бы там ни было, эти душевные терзания вспыхнули по новой, когда в дверях оказался Майкрофт. Его появление заставило моё тело облиться потом, а сердце бешено колотиться, обещая вскоре замереть навсегда. Я уставился на политика.

Мед братья уже закончили латать меня, поэтому через минуту, в комнате остался только я и Британское правительство. (Наручники так и не вернули на место.) Я гадал, пришёл он, чтобы завершить вчерашний разговор или чтобы сообщить, что как только я более мне приду в себя, меня со всеми вещами ждёт отставка.

Глаза Холмса холодно поблёскивали. Мне вдруг стало ясно, что наши отношения, те, что были до злополучного слушания в суде, были гораздо страннее, чем я полагал. Сейчас между нами было целое ледяное озеро. Это намного больше, чем было раньше. С самого моего первого дня на базе между нами было что-то похожее, только сейчас Холмс злился и был очевидно разочарован. Таким образом он держался с коллегами, с массой, вообще со всеми, кроме, быть может, своего брата, родителей, Королевы и меня (но это уже в прошлом). Все эти рассуждения за пару секунд привели меня к удивительному заключению: я действительно идиот. Ну самый настоящий! Я был пунктом в списке, в который просто чудом попал. Как? Не имею понятия до сих пор. Но всё больше понимаю, что я всё похерил.

— Как самочувствие?

По тону было ясно, что он справлялся о моём здоровье не из собственных интересов. Это было необходимо для чего-то ещё.

— Не очень.

Мне хотелось соврать. Сказать, что я в порядке, чтобы Холмс мог осуществить то, что намеривался. Я был готов пойти на что угодно, чтобы он меня простил. Но почему-то в последний момент я передумал и выбрал ещё не изведанную мной тропу — правду.

Майкрофт стоял, опершись о зонтик; вторая рука скрывалась в кармане. Мой ответ он принял безэмоционально. Я не смог заметить изменений в его по суровому сдвинутых бровях, сжатых в тонкую линию губах и чуть двигающийся челюсти. И это нанесло мне очередной порез. Я поёжился, будто меня действительно только что полосонули, притом чем-то тупым, чтобы было больнее.

— Как мне сообщил врачи, — неожиданно Холмс перешёл к сути. — у тебя лёгкое сотрясение мозга и многочисленные ушибы. — взгляд политика пал на мои запястья. Я активно растирал их большими пальцами. — Совет счёл это допустимым, и было решено провести твоё слушание. — ровным голосом сообщил мне Майкрофт. — За тебя решили взяться сразу, так как некоторые полагают, что ты можешь быть очень опасен, а другие, напротив, считают, что от тебя будет польза, так как, по правде говоря, положение вещей на данный момент шаткое.

Майкрофт ещё не закончил свою мысль, в дверь постучали. Политик обернулся, дверь распахнулась, и в комнатку вошла Антея неся в руках костюм. Я узнал его. Ещё один, хранящийся в шкафу в моей комнате. Дурные воспоминания снова полезли в мою голову.

— Оно состоится через полтора часа, так что после завтрака будь готов сразу. — отчеканил Холмс, развернулся и вышел.

Я и слова не успел сказать, лишь беспомощно распахнул губы.

Антея повесила костюм и тоже удалилась.

Есть мне снова не захотелось. Я был подавлен, и мой аппетит тоже. Раньше я бы не притронулся к еде, если бы не хотел есть, но сейчас я выбрал путь быть правильным. Если я не поем, у меня будет мало сил, а в следствии, я не смогу ничем помочь на собрании, не смогу улучшить своё положение.

Так что я засунул в себя пару ложек, пересиливая рвотные позывы.

Я медленно поднялся, испуганно поглядывая на висящую одежду. После того, как мне отсоединили трубочку с морфием, я ощутил весь букет разнообразных болей, заждавшихся у порога.

Мои ноги словно несколько лет находились в горизонтальном положении и успели атрофироваться. Слегка покачиваясь, я проковылял до ширмы и принялся медленно стягивать больничные тряпки. Тело источало жар (кажется, у меня поднялась температура), а при столкновении с внешним миром, покрылось неприятной гусиной кожей. Я ощущал, как слаб, но из последних сил натягивал брюки, старясь не задеть пластырь на пояснице.

Выгляжу я ужасно. Даже без зеркала могу понять.

Полицейский постучал спустя пять минут.

Меня вывели из комнаты, и я понял, что всё ещё нахожусь в главном здании МИ6, только в изолированном отделении под землёй.

Мы поднялись на поверхность и вышли на парковку. Там стояло три машины: две полицейские и одна правительственная. Как только дневной свет проник в мои глаза, я понял, что лучше было бы остаться внизу. Всё сразу поплыло, а потом в миг стало играть с уровнем чёткости. Я пошатнулся, смотря себе под ноги. Было такое впечатление, что я надел очки от дальнозоркости. Мужчины в форме придержали меня скорее из соображения безопасности.

Я кое-как вернулся в равновесие и заставил себя, сцепив зубы, игнорировать страшный эффект. Тело обливалось потом, приступ паники вступал в силу.

Майкрофт ждал меня, стоял рядом с черным Мерсом. Мой кошмарный вид всё-таки произвёл на него впечатление, потому что между его бровей образовалась складка, которая обычно появлялась, когда я вводил Холмса в состояние редкостного удивления.

Мне открыли заднюю дверь полицейской машины, но Майкрофт почему-то покачал головой и сказал мне сесть с ним. Это произвело на меня положительный эффект, заставляя чёткость приблизиться к норме. Но как оказалось, политик всего лишь хотел меня проинструктировать как всегда:

— Отвечай чётко на вопросы леди Смолвуд. Если ты будешь врать, то я сразу это пойму. Так что лучше говори правду. — я судорожно втянул воздух. — Если всё пройдёт хорошо и результаты устроят меня и министров… — Майкрофт посмотрел на меня, снова нахмурив лоб.

Он не договорил. Политик откинулся на спинку и отвернулся к окну. Я вдруг подумал кое о чём и решил поделиться этим с политиком. Разлепив засохшие губы, я прокряхтел:

— Разве не ты расчётная точка?

Майкрофт повернул ко мне голову и приподнял брови.

— Я имею в виду, — я пару раз откашлялся. — все будут слушать тебя.

— И что? — немного резко спросил Холмс.

Я ещё раз ощутил подходящую паническую волну.

— Значит, по большей части всё зависит от тебя.

— Это не так. — возразил Майкрофт. — Я даже не возглавляю Лигу. К чему ты клонишь?

Я клонил к тому, что Холмс мог меня вытащить. По крайней мере я на это надеялся. Мне не хотелось садиться в тюрьму, хоть я этого, может, и заслуживал. А ещё я просто не знал, что делать, куда идти и в чём смысл моего существования.

Сказать об этом Майкрофту было бы дерзостью. Так что мне оставалось лишь покачать головой.

Я пересел в полицейскую машину. Всю дорогу я пялился на свои руки, боясь взглянуть на мир за окном.

Мы подъехали к белому дому и нас проводили внутрь, прямиком в большой конференц-зал с панорамными стёклами, блинными столами с одной стороны и одним небольшим прямо напротив других. По всему периметру висели экраны. Людей было больше, чем я ожидал. Во главе длинного стола сидела та самая леди Смолвуд, дальше расселись остальные члены всего этого бардака. Я заметил Джона Гарви. Меня стало подташнивать, вернулось искажённое восприятие. Всё снова стало казаться каком-то игрушечным, телевизионным, ненастоящим.

Так же у некоторых стен стояли охранники. Меня одного усадили за небольшой стол. Майкрофт сел рядом с леди Смолвуд.

— Итак, — сказала она, когда шумиха стихла. Я сцепил пальцы в замок и зажал его между коленей. Всё похолодело. — начнём. — она производила впечатление довольно волевой женщины, знающей своё дело. Я прикусил губу, надеясь, что дрожь стихнет. На экранах вспыхнуло её изображение. — Мистер Мориарти, назовите своё полное имя для протокола. — подобно роботу произнесла Смолвуд.

Человек, сидевший с бумагами приготовился документировать всё на бумаге. Я замер, широко распахнув глаза. Она сказала это. Она назвала его фамилию. Теперь в моих глазах всё запульсировало. Я стёр со лба пот и ощутил, что мне срочно нужно выйти. Я не знал, что могло произойти. Моё сознание в любой момент могло отключиться или же, как в Румынии, я бы стал вытворять чертовщину.

— Эдвард… — я замолк. Эдвард Портер… это имя словно давно кануло в прошлое. Того меня нет уже… — Эдвард Мориарти. — я захлебнулся на фамилии.

— Итак, я буду задавать вопросы, а вы должны давать чёткие ответы и только правду, не скрывая ничего. — сказала пожилая леди.

Я изобразил нечто похожее на кивок, ощущая, что ноги становятся ватными.

— Первое, что хотел бы узнать совет: почему вы сбежали?

Я ожидал этого, поэтому ещё в машине стал перебирать варианты ответов. Мне долго не удавалось собрать всё в одном чётком коротком ответе, чтобы это звучало серьёзно и весомо. Сейчас сосредоточиться было сложнее. Я прилагал огромные усилия, чтобы сдерживать истрику.

— Я подумал, мне здесь не место.

— Почему же?

Мне не хотелось возвращаться в тот день. Любое воспоминание могло пробить платину. Но все ждали. Майкрофт ждал. Не знаю почему, но мне на секунду показалось, что для него мои ответы имеют немного другое значение. Я понимал, что в каком-то смысле предал его. И от этого все внутренности переворачивались.

— Потому что я всегда ощущал, что никуда не вписываюсь.

И это была правда. Я себе даже в этом не признавался, потому что боялся своих эмоций. У меня не было друзей ни в обычной школе, ни на базе. То, что случилось в этом году — уникально. Никто со мной не водился больше пары недель.

Реакцию Майкрофта я пропустил. Но, думаю, её и не было.

— Вы спланировали это заранее? — задал вопрос директор отдела.

— Нет. — я поднял голову и посмотрел прямо на людей напротив. — Я ничего такого не планировал. Он написал мне прямо после слушания. — оказывается, возражать намного легче, чем просто рассказывать.

— Так и почему же вы вернулись? — вдруг прозвучал вопрос.

Его задал Джон Гарви. Причём таким тоном, словно я ужасно ему поднасрал этим возращением. Вдруг я понял, что так оно и есть. Ведь это одна из крыс Мориарти. И эта крыса догадывается, что если пойдёт подробное расследование, то его имя может всплыть.

Леди Смолвуд недовольно покосилась на коллегу, видимо, этот вопрос выпадал из очереди. Но никто ничего так и не сказал. Всем было всё-таки любопытно.

Мне же было совсем нехорошо. Объяснить причину побега — одно дело. Но как подать причину возвращения?

Я прикрыл глаза, шипя сквозь зубы от боли. Боже… Какие обжигающие воспоминания.

— Потому что… — тело неожиданно стало лёгким, как пёрышко. — он хотел убить меня.

Я широко распахнул глаза. Я находился по ту сторону экрана. Всё, что находилось передо мной — цифровая картинка. Мой ошарашенный взгляд окинул присутствующих, а затем остановился на Холмсе старшем.

— Майкрофт… — прошептал я весь бледный от ужаса. — я сейчас…

Всё становилось ярче и ярче. Я моргнул, а уже в следующий миг понял, что стою. Мои действия привели охранников в боевую готовность. Мои пальцы оказались в волосах, с силой сжимали их и тянули. Изо рта вырвалась пара истеричных смешков.

И тут меня схватили. Прижатый к столу, я видел лишь свет, льющийся из окна. Кто-то был сзади. Кто-то держал мне руки. Нет… Я вздрогнул, а затем забился в истерике.

— Нет! Отпусти! — заорал я, дёргаясь, как мустанг на привязи.

Путы стали крепче, до кожи дотронулось что-то прохладное, напоминающее металл. Я весь сжался, дальнейшие возгласы смешались в кашу. Мои резкие рвущиеся движения были расценены как попытка нападения, поэтому второй охранник присоединился к первому. Я дёрнулся назад и врезался в одного. Молниеносно я обернулся и с силой оттолкнул ошарашенного мужчину. Второй выхватил пистолет и нацелил на меня.

— Нет! — раздался громкий голос, который я узнал.

Холодное дуло утыкалось мне в лоб. Я сам давил на него. Голова пошла кругом.

— Сделай это. — хотелось мне сказать. — Нажми уже.

— Эдвард.

Строгий голос. Сколько разных интонаций он использовал, произнося моё имя. Мне припомнился первый раз.

— Эдвард. — сказал мистер Холмс, внимательно глядя на меня. — Полагаю, ты задаёшься вопросом о том, где находишься. Это сердце разведки нашей страны. От этого места зависит безопасность нации.

Когда воспоминание скрылось, и картина реального мира вернула мне зрение, я ощутил, что плачу. Стою посреди зала с кучей важных людей и рыдаю, кося глаза на оружие.

Меня увели и наказали ждать Майкрофта в коридоре. Быстрое собрание получилось. Я не думал ни о чём. Просто о бордовом ковре под ногами.

Майкрофт вышел спустя какое-то неизвестное мне время. Он смотрел на меня немного по-другому. Всё ещё холодно, но глаза его подёрнуло лёгкое беспокойство. Мы направились к машине. Было непривычно снова идти с ним рядом, но это в каком-то смысле меня успокаивало, хоть сзади маячили охранники.

— Было решено отправить тебя сначала к психологу, прежде чем продолжать расследование. — сообщил политик. — Здесь без специалиста подобного рода, как оказалось, не обойтись.

Я грустно глянул на Холмса.

— Мы поедем к нему прямо сейчас.

Я без возражений кивнул. Что угодно, Майкрофт, что угодно.

До машины меня практически дотащили. Я снова стал терять самообладание, поэтому полицейским пришлось втаскивать меня в машину под любопытные взгляды прохожих. Я повалился на заднее сиденье и так остался лежать до самого возращения на Набережную Альберта. До здания меня так же протащили, но как только рядом возник Майкрофт, я сам встал на ноги.

Мы шли по корпусу, в котором я ещё не был. Здесь было полно действующих шпионов. С психологом я тоже был не знаком.

— Это Дебра Стоун. Она работает с оперативными агентами и производит диагностику их психологической пригодности. — представил женщину лет тридцати пяти Майкрофт.

Та ждала нас около дверей, ведущих, как я предполагал в уютную комнатку, в которых обычно психологи и принимают пациентов. Но я ошибся. Меня завели в какое-то помещение, напоминающее комнату допросов. Серые стены, стол, два стула, белый свет, льющийся из подвесных длинных ламп. Про спокойствие и уют не могло быть и речи.

Я сел с одной стороны стола, психолог с другой, Майкрофт исчез. Это усилило моё беспокойство. Я озирался по сторонам, как будто помещение в изобилии было обставлено разными вещами.

— Итак, мистер Мориарти… — я вздрогнул. Она заметила. — Или мне обращаться к Вам по имени и на «ты»? Как будет комфортнее?

— По имени. — немного прохрипел я.

— Хорошо, Эдвард, — она выделила моё имя. — начнём пожалуй со стандартного опроса агента, когда тот проходит переквалификацию или возвращается после долгого отсутствия. — продекларировала женщина, а затем достала из своего дипломата папку, из неё бумаги и ручку. — Итак, я буду говорить слово, а ты первую ассоциацию, которая придёт в голову. Не думай больше секунды или двух, выдавай первое, что в голову пришло. Понял? — я вяло кивнул. — День.

— Свет. — я прокашлялся.

— Оружие.

— Убийство.

— Агент.

— Пешка.

— Хорошо, — психолог записала мой ответ. — женщина.

— Не моё. — я выдал это, не задумываясь, а когда понял, что сказал, нервно забегал глазами по столу.

— Всё хорошо, Эдвард. Продолжаем. — успокоила меня Стоун. — Сердце.

— Боль. — Боже, что я несу. Как тринадцатилетняя девка.

— Птица.

— Ворон.

— Майкрофт Холмс.

Мои ресницы вздрогнули.

— Безопасность.

— Солнечный свет.

Я замялся. В голове вспыхнуло имя дяди, но я не осмелился произнести его. Стоун выжидающе смотрела на меня.

— Дядя. — чуть слышно отозвался я.

— Лунный свет.

— Дядя. — меня на секунду разозлило то, что всё было пропитано образом Джима.

— Убийство.

Я сжался.

— Дядя.

— Страна.

— Англия.

— Джеймс Мориарти.

Мои глаза взметнулись на психолога. Стоун смотрела на меня, держа наготове ручку.

— Джеймс Мориарти. — повторила она.

Я молчал. У меня было слишком много ассоциаций и все пришли одновременно.

— Эдвард.

Я отрицательно помотал головой, опуская глаза. Я не хочу о нём говорить. Не хочу. Свет в комнате словно стал медленно гаснуть, тени расти, и в углу я увидел силуэт… Я тут же повернул голову в другую сторону, но тени продолжали ползти ко мне, а силуэт приближаться. Это всё воображение, выдумка. Чёрт. Я вцепился в край стола и попытался вернуть себя в реальность, смотря на свои руки.

— Эдвард, поговорим об этом? — голос помог мне сосредоточиться.

Всё вернулось в привычный вид. Я, всё ещё тяжело дыша, поднял глаза на психолога.

— Прошу, не сейчас.

Стоун покивала немного, скорее для себя, и сделала запись.

— Думаю, мы будем встречаться с тобой периодически. — сказала женщина. — Как я вижу, ты травмирован и тебе требуется помощь.

Психолог ещё раз внимательно на меня посмотрела. Я не входил с ней в зрительный контакт. Мне хотелось… спать. Жутко. Однако я боялся. Сам ещё не понял чего, но вид пустой комнаты и меня одного в постели заставлял моё сердце стучать быстрее.

Она сказала периодически? Значит ли это, что меня пока не выгоняют? Ах, ну, конечно. Я же ещё не все карты на стол выложил.

— Можешь рассказать мне, что тебя беспокоит. — говорит Стоун.

Я еле тяну вверх одну бровь. Я не фанат психотерапии. Сюрприз? Ни черта. И это не просто фишка у меня такая. Моя мать постоянно таскала меня по больничкам лет до двенадцати. Ей всё было интересно, почему это у меня нет друзей. Так что за пять лет я побывал у огромного количества мозгоправов. И что они все говорили? Ничего существенного.

— С возрастом всё пройдёт. — говорил один.

— Ему нужно больше общаться с противоположенным полом. — заключил другой «гений».

— Он слишком зажат. — просто отвечал третий.

И так далее. Я понимаю, что мама желала мне добра и всё такое. Учитывая, что мы в каком-то смысле прятались от старых «друзей» отца, она не хотела, чтобы у меня было плохое детство. Но оно и не было плохим. Я и не понимал, что ни с кем толком не общаюсь, а когда стал замечать, что чем-то, по всей видимости, отличаюсь от других, мне было в общем-то наплевать. Я привык быть один и тесная дружба с кем-то казалась мне чем-то ненужным. Мне хватало мамы и её поклонников, которые развлекали меня постоянно. Один сводит в кино, другой в зоопарк, третий купит самокат. Всё это делалось, чтобы маму покорить, разумеется, но я брал от жизни всё и не задумывался. Всегда находился какой-нибудь мужчина, готовый поиграть в моего отца. Звучит всё так, будто моя мать была какой-нибудь, извините, шлюхой. Но всё было очень даже романтично и даже загадочно. Один партнёр на пару дней, цветы, шоколадки, одна-две ночи при свечах и всё.

Думая об этом сейчас, я внутренне ухмыляюсь. Если посмотреть с такого ракурса, я всё детство был окружён мужчинами и недостатка в общении не испытывал. Когда мать погибла, погибло и всё, что держало мою иллюзию общества.

Я гляжу на Стоун раздумывая над тем, что хочу сказать. Это сложно. Сложно открыться кому-то. Женщина напротив мне никто, и я даже не пытаюсь проецировать на неё образ моей мамы. Я бы мог рассказать ей только техническую часть, не вдаваясь сильно в свои глубинные чувства. Мне нужно, чтобы она подсказала как избавиться от приступов.

— Мне сказали, что у меня бывает состояние суженного сознания. — выдаю я, растирая запястья.

Стоун приподнимает брови, а затем делает заметку в тетради.

— Кто сказал?

Я сразу отвожу взгляд на стекло сбоку. Как странно, что я его не заметил сразу. Оно почти сливается со стеной.

— Он. — отвечаю я, рвано втягивая воздух.

Стоун молчит пару секунд.

— Как это проявляется?

Я не отрываю глаз от стекла. Что-то в нём есть.

— Мир кажется другим. — снова выдавливаю я. — Более чётким и нереальным.

— Так. И что ты при этом чувствуешь?

Я отрываюсь от лицезрения зеркала и опускаю глаза на руки. Чуть подрагивают.

— Мне страшно. — чуть слышно произношу я. — Но потом всё становится неважным. Как будто я могу делать всё, что захочу, хоть прыгнуть с крыши и взлететь.

Я не вижу лица Стоун, лишь слышу, как скрипит ручка и прогибаются под давлением стержня листы.

— И у тебя обостряется память?

Я хмурю брови.

— Нет, вроде. Я наоборот ничего почти не помню потом.

— И как ты из него выходишь? Или оно само проходит? Расскажи поподробнее, когда это началось.

Чёрт. Если начну, то коснусь темы дяди, а я этого не хочу. Но с другой стороны действительно нужно отследить источник.

Я мнусь, готовя себя к неизвестности. Мне трудно дышать и сердце стучит как при панической атаке, крутит живот.

— В первый раз случилось… — я останавливаюсь, уставившись на стол.

Кажется, меня сейчас вырвет.

— Принести воды? — предлагает Стоун.

Я киваю, она встаёт.

— И позовите Майкрофта. — неожиданно выпаливаю я, широко распахнув глаза. — Пожалуйста.

Стоун пару раз моргает, а затем кивает.

Я остаюсь один в комнате. В углу какое-то движение, но я старательно его игнорирую. Нужно проделать дыхательные упражнения. И я принимаюсь долго вдыхать, задерживать в себе воздух и выдыхать.

Приходит Стоун, за ней заходит сосредоточенный Майкрофт. Я тут же приковываю к нему свой взгляд. Внутри возникает желание подбежать к нему и спрятаться за спину.

Передо мной возникает полный свежей воды стакан. Я принимаюсь пить маленькими глотками.

— В чём дело, Эдвард? — спрашивает у меня политик.

Я вытираю рот рукавом и виновато гляжу на Холмса. Открываю рот, но не знаю, что сказать. Сам ещё не понял почему позвал его.

— Так спокойнее, правильно? — спасет меня Стоун, присаживаясь за стол.

Я смущённо киваю. Верно. Я же сам выдал «Безопасность» на имя политика в опросе ассоциаций.

— Вам стул нужен, мистер Холмс? — между тем интересуется психолог.

— Нет, благодарю. — поджав губы, вежливо улыбается политик и отходит к стене.

Я тру колени, не зная теперь, куда деться.

— Можешь продолжать, Эдвард, если готов. — приглашает меня Стоун.

Мне нужно пояснить всё так, избегая щепетильных моментов и по существу. Учитывая, что голова не перестаёт ныть, сделать это будет весьма затруднительно.

— Ну, вроде впервые это случилось в Румынии. — пожал плечами я. — Но я не знаю почему. Мы там были с Себастьяном Мораном. — я перевожу взгляд на Майкрофта. Он внимательно меня слушает.

— В номер вломились какие-то… — вспоминать это трудно не потому, что больно (хотя и поэтому тоже), дело больше в том, что все воспоминания куда-то растерялись. — наёмники, не знаю. — я делаю перерыв на пару глотков воды. — Мы полезли в окно, но я… просто остановился. — я смотрю на это как бы издалека, и всё кажется картинным. Теперь. — и случилось это. Всё стало неважным, но очень ярким и чётким. По словам Морана, я сам уткнулся в пистолет. — чёрт возьми, прямо как сегодня на слушании. — Ему пришлось убрать этих людей, а я вылез на крышу и просто бродил по ней, потом долго стоял не двигаясь. Я ничего этого не помню. Это всё со слов Морана.

Тишина. Стоун строчит свою запись, Холмс старший задумчиво глядит куда-то на стол.

— Как думаешь, что могло спровоцировать такую реакцию? — спрашивает психолог.

Я пожимаю плечами. Сказал же, что не знаю. Кто из нас тут вообще специалист?

— Может выброс адреналина. — всё же предполагаю я. — Такое больше случалось, когда его не было рядом. — вспоминаю я.

— Опиши поподробнее, что происходило, если можешь.

Я вздохнул. Как же не хочется погружаться в это дерьмо снова. Но с другой стороны, это мне поможет, Майкрофт рядом, и я всё равно уже почти разлетелся на куски.

— Я чувствовал, что его нет рядом. Физически. — я решил взять за основу случай на крыше «Цапли». — Чувствовал одиночество. И может свою уязвимость. Я чувствовал себя голым. Без него.

Сейчас мне стало как-то стыдно говорить об этом. Стыдно перед Майкрофтом. Я метнул на него взгляд и к ужасу обнаружил, что он смотрит на меня. Моё лицо тут же вспыхнуло, захотелось провалиться в ад.

— Доверься нам, Эдвард. — вдруг мягко посоветовала Стоун. — Знаю, тебе это непросто, но так же и жизненно необходимо.

Я вроде доверял Майкрофту. Но я не знал теперь его намерений и мыслей касательно меня. Лишь предполагал. И не самое светлое.

Холмс и я встречаемся глазами. Я отчаянно хочу увидеть в них привычный оттенок, с каким он глядел на меня раньше. Но там лишь холод.

— Может это такая форма паники? — вдруг вдвигаю такое объяснение я. — Или защитная реакция.

— Так. — Стоун подбадривает меня. — Подумай, ты не чувствовал подобного раньше? До встречи со своим дядей.

— Вроде нет.

Прямо такого точно не было.

— Когда ты начал чувствовать одиночество?

Ох, сколько сегодня интересных вопросов.

Я в который раз пожимаю плечами, пряча глаза.

— Ну, — я всё же задумался об этом.

А действительно, когда? Мне было всё равно на всё. Ровно до момента встречи с Джимом в клубе. Он меня что, активировал?

— После того, как встретил его в первый раз.

Я разглядывал свои синяки, не желая поднимать глаз. В мою душу медленно проникал скальпель.

— Что тогда случилось? Что особенного произошло?

Я метнул в Стоун разъярённый взгляд.

— Я же сказал, я не хочу о нём говорить! — процедил я, заламывая себе пальцы рук.

Стоун кивнула, спокойно реагируя на мои буйные эмоции. Я осознал, что последние минуты был в порядке, а сейчас вернулась тошнота и боль. Голова начала противно кружиться.

— На сегодня хватит, Эдвард. — заключила психолог, глядя на чуть покачивающегося меня. — Тебе нужно поспать.

Я снова ждал Майкрофта снаружи. Он говорил с психологом. Если честно, то у меня было чувство, что всё, абсолютно всё теперь зависело от этого человека, меняющего галстуки несколько раз в день. Штука в том, что так на самом деле и было — моя нить теперь была в руках самого влиятельного человека Британии.

— Да, думаю тебе придётся встречаться с миссис Стоун каждый день. — сказал политик.

Мы не спеша шли по коридору. Я кивнул. Майкрофт замолчал. Наши отношения чертовски заледенели. Это не новость и вполне естественно, но мне становится не по себе от такой тишины. Она мне не нравится.

— М, — я попытался что-то сказать. Не знаю что. — мне жаль.

Вздох Майкрофта заставил меня поднять на него глаза, хоть я этого не планировал. Политик смотрел в окно. Я ощутил жар волнения в груди, отчаяние.

— Можешь не говорить это. — сказал наконец Холмс, поджимая губы и «любезно» улыбаясь.

Я запаниковал.

— Нет, пожалуйста. Мне действительно жаль. — я поднял вверх свои ледяные руки в умоляющем жесте. — Я понимаю, что не могу рассчитывать на прощение, но я всё равно буду стараться. Мы не договорили вчера. Я должен поговорить с тобой наедине.

Майкрофт посмотрел на меня, изучающе как-то. Я же изо всех сил пытался не отвести взгляд, хотя очень хотелось. Я понимал, что подвёл его. Понимал, что могу не выбраться из этого болота. И понимал, что тону.

— После обеда и осмотра врачей. — сказал Холмс чуть погодя. — Антея зайдёт за тобой около трёх.

Я кивнул, не веря, что он согласился.

Мы снова идём. Кажется, в сторону кабинета Майкрофта, а дальше мой корпус. О, боже, как я давно здесь не был.

Мы дошли до того лифта, где дороги наши, по всей видимости, разойдутся. Мой взгляд, кажется, вышел испуганным. Майкрофт хотел что-то сказать. Он открыл рот, но опустил глаза и замялся. А потом он развернулся и пошёл в свою сторону. Я поспешно отвернулся, чтобы не было больнее. Однако и легче не стало.

Охрана проводила меня обратно в подземелье, где передала в руки медицины.

Как и обещалось, меня повели в «деликатный» кабинет.

Раньше вся процедура, которую мне пришлось пережить, ужасно взбесила бы меня, пристыдила. Сейчас же… мне было плевать, даже если бы меня поставили раком прямо в Кабинете Министров. Если это, конечно, помогло бы Майкрофту меня простить.

В «свою» комнату я вернулся неровным ходом. Зад по прежнему ныл, но я успокаивал себя тем, что лечение уже начато.

В одиночестве я поедал и свой обед. Активнее, чем завтрак, но всё равно не с огромным аппетитом. Меня подогревала мысль, что я смогу встретиться с Майкрофтом наедине. Я даже не знал, что толком сказать хочу. Мне просто нужно объясниться. Не оправдаться, а дать ему знать, что я всё осознаю.

Дождавшись Антеи, я стал следовать за ней. Охрана меня уже не сопровождала, что радовало. Ходить вновь по этим коридорам так волнующе. Меня не было всего месяц, но он был настолько насыщен и необычен, что растянулся в моей голове на долгие годы.

Моё сердце подскочило, когда на горизонте возникла дверь, ведущая в кабинет Британского правительства. Перед тем как войти, я поправил одежду, будто за дверью сидит сама Королева.

Ну, собственно портрет Её Величества там как раз и находился. Неизменно висящий над головой расчётной палаты Британии. Майкрофт поднял на вошедших взгляд. Антея почти сразу развернулась и вышла.

— Нам не рекомендуется говорить вне расследования. — сообщил мне Холмс, но предложил присесть.

Мои ноги подгибались. Каждый шаг к стулу давался с трудом. Последний раз я сидел за ним будучи совсем другим человеком. Эти мысли, видимо, отразились на моём лице, потому что политик сказал:

— Ностальгия?

Я медленно присел и шумно вдохнул такой знакомый воздух. Так пахнет серьёзность.

— Да. — честно ответил я. — Хотя, не совсем. — по взгляду Майкрофта я понял, что он меня слушает. — Что-то похожее на чувство, когда смотришь на фотографии из детства или возвращаешься в родной город. — мои губы дрогнули. Только не расплачься. — Всё то же самое, но ты совсем другой.

Ресницы Холмса чуть опустились, он глядит на стол перед собой. Уголки губ тоже опущены. Удивительное зрелище.

— Перед тем, как мне стало плохо вчера, я говорил, что могу доверять лишь тебе, но не договорил. — перешёл к главному я, изредка проверяя реакцию политика. — Сегодня миссис Стоун сказала, что я могу довериться. — я обжёгся о холод в глазах Майкрофта, и следующие слова застряли в горле.

Я замолк. Ох, я идиот. На что только рассчитывал?

— Ты можешь мне доверять. С деловой стороны. — неожиданно произнёс Холмс старший.

Вот оно. Вот чего я так боялся. Предполагать одно, а услышать точное подтверждение — другое. Конец нашим прошлым отношениям.

Мне остаётся только кивнуть, но я решаю всё-таки закончить начатое:

— Я хотел сказать, что лишь тебе могу доверять, потому что ты никогда бы не сделал мне больно. — я поднял на политика влажные глаза. — Ведь так? По крайней мере раньше. Ты защищал меня от этого.

Глаза Холмса распахнулись чуть шире, как и губы. Это его проняло.

Я больше не собирался говорить. Сказал, всё что хотел. Майкрофт забегал глазами по столу, так он обдумывал что-то неожиданное. В конец-концов он прокашлялся.

— Завтра всё то же самое, но сначала психолог, а потом слушание. Из комнаты тебе разрешается выходить только по моему приказу.

Что ж, не совсем то, что я ожидал услышать. Но что тут поделать?

Я вернулся в комнату и просидел на кровати до ужина. После мне ничего не оставалось, кроме как лечь спать.

Ты в безопасности. В безопасности. Когда выключился свет, я накрылся одеялом с головой. Спи. Тебе это нужно. Я стал думать о хорошем, пусть и маловероятном: о том, что всё наладится, и я вернусь на прежнее место. Но мысли о дяде то и дело просачивались в сознание. Чёрт. Я так не засну. Думать о чём-то одном. Об одном. Думай о Майкрофте. Во что он был сегодня одет? Какого цвета его глаза? Сколько раз он сменил галстук? Как он отреагировал на мои синяки? О, нет, плохой вопрос. Я не хочу думать о синяках, нет.

Ты принадлежишь мне! Ты мой!

Я скинул с себя одеяло, тяжело дыша и потея. Кто-то стоит в углу! Я прикрыл рот прежде чем закричать. Моя рука быстро метнулась к выключателю, и свет залил комнату. Никого. Я был один. Сердце билось о рёбра, глаза болели от резкого включения света, но не закрывались, а сканировали комнату. Всё в порядке. Я упал обратно на подушку и прикрыл глаза ладонями. Это же смешно. Я понимаю, что это бред…