Молодой бог (СИ)

Глава 42

Я встал так резко, что закружилась голова. И вновь виной всему будильник. Майкрофт поднялся, а я с немного ошарашенными глазами вскочил следом.

— Я с тобой. — моё тело немного покачнулось, но я успел предотвратить падение.

— Тебе нужно ещё поспать. — по-отцовски сказал Холмс.

Я отрицательно покачал головой.

— Я уже выспался.

Бледный свет ещё не расцветшего утра погружал помещение в особую атмосферу. Мне казалось, что я всё ещё сплю, что это мои фантазии. Но в них всегда был лишь мой дядя, полуголый, лежащий на белых простынях; и его глаза, даже не волосы — самое тёмное место на этой картине.

Но это были не мечты, это была реальность, в которой место Джеймса Мориарти занял Майкрофт Холмс.

— Эдвард.

Я стою с другой стороны кровати, полный решимости не возвращаться в неё без политика. Холмс вздыхает. Его руки кажутся бледными, я засматриваюсь на длинные изящные пальцы. Мурашки. От холода? От пробуждения?

Я быстро собираюсь и уже стою на первом этаже, когда Холмс спускается со второго.

— А впрочем, — его голос уже разогрелся. — может это и к лучшему.

— Что именно? — я открываю перед ним дверь, за что получаю вопросительный взгляд.

Спустя пару ступенек Холмс отвечает:

— Если ты будешь на базе к завтраку. Так не будет лишних вопросов.

Мы садимся в уже заведённую машину. Сегодня утро не щедро на солнечный свет.

— О том где я ночую? — я опускаю глаза, ощущая какое удовольствие разливается по моему телу.

Холмс улыбается в ответ, но в своей манере, говоря: «Вот именно, так что будь добр, — не напортачь.». Но вслух он говорит лишь следующее:

— На одиннадцать назначено совещание по поводу твоего будущего.

Вся магия, нежно разливающаяся во мне, сразу растворилась. Волнение. Он что, уже всё решил?

— А мне ты скажешь? — немного с вызовом спросил я. — Или я узнаю обо всём последним? — хотелось добавить «как обычно», но я удержал себя.

Майкрофт поджал губы. Значит, ему неприятно.

— Я не собираюсь обсуждать с членами совета что-то конкретное. Я лишь хочу… — он вдруг замолчал и повернул ко мне голову.

Я сразу сделал тоже самое, проигнорировав подскочившее сердце.

— Я лишь хочу, — продолжил политик, как только наши взгляды сцепились. — перевести тебя полностью под свою ответственность.

— Разве я итак не под твоей ответственностью? — удивился я.

Холмс приподнял брови, создав волну складок на лбу.

— Ты ведь понимаешь, что я не мог распоряжаться твоей судьбой без согласования с советом. — его лёгкая улыбка была похожа на сожаление. — Так работает обычная партия, Эдвард. Я не президент и даже не Премьер министр.

— А мог бы стать. — серьёзно сказал я, не замечая, как наклоняюсь к Холмсу ближе.

Мои слова политика позабавили, поэтому его улыбка стала шире.

— Я на своём месте, там, где от меня будет больше пользы.

На своём месте… где будет больше пользы…Значит, вот так рассуждают хорошие люди, работающие во имя процветания? Это совершенно противоречит Джиму. И это меня интригует.

— И чего ты хочешь добиться от них?

Кажется, я стал понимать о чём говорит Майкрофт. Если я правильно всё понимаю, если Холмс действительно пойдёт на это… То я расцелую его прямо здесь и сейчас. Хотя… смелости мне не хватит, лишь энтузиазма, как всегда.

— Хочу дать тебе то, чего ты всегда хотел. — произнёс политик, и огромный взрыв салюта раскрасил мои зрачки во все цвета радуги. — Свободу.

Я думал, что сейчас должен выйти оркестр как во всех мюзиклах, так как пришло время для победной песни. Или же я должен был рассмеяться и станцевать какую-нибудь «Жига-дрыгу». Но я просто сидел и хлопал глазами, ибо по-настоящему никогда не верил, что моё помилование когда-нибудь произойдёт.

— Но это не значит, что я дам тебе просто уйти. — добавил вдруг Майкрофт.

— Я и не хочу уходить. — моё лицо растягивала дикая улыбка. — Я просто не могу жить под командованием.

— Я знаю.

— Но ты — другое дело. — я стал медленно приходить к ответу сразу на несколько вопросов.

То, как забилось моё сердце, когда Майкрофт сказал, что постарается снять с меня метафоричные наручники и цепи, что режут плоть каждого госслужащего ниже ранга чиновника, было знаком. Я действительно хотел этого. Хотел до Джима. И получил нечто вроде этого, когда сбежал. Но это «нечто вроде этого» оказалось слишком. Поэтому я здесь. И если я буду на золотой середине, то кто знает, кем я стану. Возможно, самим собой наконец-то.

Мы въехали в город.

— Будь ты обычным, я бы продолжил направлять тебя по пути агента. Ты бы сдал все экзамены, и тебя послали бы на Восток. И тогда от тебя осталась бы лишь точка на карте с именем рядом. Мы, скорее всего, больше не увиделись бы. — сказал Майкрофт с лёгким вздохом. — Так было бы правильно. — рассуждал политик и глянул на часы. — Но ты не такой, и мне пришлось приложить огромные усилия, чтобы принять это. Принять то, что с тобой по правильному будет неправильно.

Я слушал Холмса то вскипая от злости, то тая от радости. Но последние слова заставили меня нахмуриться и посмотреть на политика с превеликим непониманием. И я обнаружил, что он смотрит на меня с непривычной ему искренностью. Это всегда прошибало и всегда будет прошибать меня. Удивительно, но именно такие вещи всегда вводили меня в ступор, и я ощущал нечто… по настоящему божественное.

— Мы с твоей матерью хотели сделать тебя нормальным. — глаза Майкрофта ускакали прочь, значит, ему стыдно или по крайней мере он сожалеет. — Она хотела потому, что была уверена, что иначе тебе не выжить. Я же начал с обычного интереса, который усилился, когда мы обнаружили к чьей родословной ты на самом деле принадлежишь.

Разумеется, он взялся за меня не потому, что влюбился с первого взгляда в тринадцатилетнего подростка. Но я не был противником таких глупых теорий, поэтому уже успел построить в голове целую историю любви. И она треснула, когда Холмс раскрыл мне правду.

— Почему она считала, что я помру сразу? — спросил я.

Мы подъехали к базе. Я этого не заметил, так как был поглощён новыми фактами.

— Не сразу. — поправил Майкрофт, по-королевски выходя из машины. — Но почему-то она была полностью и безоговорочно уверена в том, что пойди ты по тропе твоего отца или, хуже того, дяди… — Холмс обошёл машину, и мы зашагали вместе к лифту. — то ты погибнешь.

Я выгнул бровь и приложил палец к подбородку.

— Интересно, — хмыкнул я. — почему она так была уверена…

— Я спрашивал у неё. — поделился Майкрофт. — Но она отказывалась сообщать мне подробности. — тут политик залип на какую-то точку на полу, снова вознеся брови высоко-высоко. — Говорила, что я не пойму.

Ух, ты! Есть что-то, чего Майкрофт Холмс не понимает? Я заинтригован.

— Где Вы были вчера? — спрашиваю я у Стоун.

Она сидит за своим рабочим столом и, по обычаю, протирает очки.

— Я говорила с несколькими психологами, которых ты посещал.

— Вот как. — я ухмыляюсь.

— Извини, что меня вчера не было. Слышала, что случилось. — говорит она, принимая расслабленную позу. — Но ты смог справиться сам, так?

Я вспоминаю близкий контакт с тенью дяди, вспоминаю как мне было страшно. Но сейчас этого нет. Что-то случилось. Я всё ещё боюсь, что он может убить меня или заставить делать то, чего я не хочу. Однако, мне кажется, что столкнись я с ним на улице, у меня бы не началась истерика. Во-первых, потому, что теперь я уверен — забери он меня — Майкрофт приложил бы все усилия, чтобы вытащить мой зад. А во-вторых, чем больше я понимаю себя, тем сильнее могу противостоять Джиму. Ведь теперь я начинаю осознавать свои мотивы.

— Не без помощи. — отвечаю я.

— И я вижу, тебе даже лучше, чем было на последней нашей встрече. — замечает Стоун, чуть улыбаясь.

Я киваю.

— Кое-что произошло. — я хочу торжествующе оголить зубы, но выдерживаю гордую полуулыбку.

— Что же?

— Я помирился с одним из своих демонов.

Стоун вскидывает брови.

— Помирился? — ей становится любопытно. — Я думаю, лучше будет изгнать их навсегда.

Я задумываюсь над её словами. Полагаю, что это в идеале. Но при мысли о том, что я полностью избавлюсь от второй стороны, мне становится не по себе, ведь это часть меня и без неё я не буду самим собой. Так я чувствую. Но быть может это наваждение бессознательного, которое не хочет быть стёртым или запихнутым в глубокие дали.

— Я пока не уверен. — говорю я, смотря прямо в глаза Стоун.

На её лице появляется беспокойство, но лишь на пару секунд. Я понимаю, что звучу странно. Но я выбрал быть честным. И вот она правда.

— Хорошо. — её улыбка кажется мне архаической. — Тогда что хочешь ещё обсудить?

Я рассказал Стоун то, что поведал мне Майкрофт. О архетипе и необходимости построить мои мотивы. Она согласилась поработать над этим, но предупредила, что это долгий и сложный путь. Ну, мне всё равно нечем пока заняться, поэтому я кивнул на её предупреждение.

И начать она предложила с простого анкетирования. С этим заданием я не справился, так как оно включало вопросы о предпочтениях в разных сферах. Половину я, конечно, заполнил, но вопросы по типу «любимый…» остались без ответа.

— Обязательно иметь конкретный любимый цвет или напиток? — возмутился я.

— Это всё части, формирующие характер и личность человека. — пояснила Стоун.

Я быстро устал. Мне быстро стало скучно. И я не стеснялся это показывать: вздыхать, теряться в каких-то своих мыслях, пялиться в окно.

— Я знаю, что тебе сложно концентрироваться на чём-то, казалось бы, неинтересном. — тогда сказала Стоун.

Я еле поднял тяжёлые веки. Сейчас, здесь, без Майкрофта, мне хотелось защищаться по грязному. Мне снова захотелось всё отрицать или вообще уйти. Может Стоун и права насчёт того, что с демонами стоит попрощаться навсегда.

Видя, что теряет меня, психолог вздохнула и села ровнее в кресле, её пальцы сцепились в замок. Она собиралась сказать мне что-то важное, поэтому я поднял таки глаза.

— Я не хотела, чтобы до этого дошло… — стандартное вступление не предвещающее ничего радужного. — Но… Вчера я встречалась с пятью психологами, у которых ты наблюдался. И вот один из них выдал предположение, что показалось нам обоим вполне возможным.

— Это насчёт чего конкретно? — сразу спросил я, ощутив лёгкое волнение.

— Не волнуйся, Эдвард. Чтобы выяснить точно, потребуется анализ твоей ДНК.

Не волнуйся? Как только я услышал слова «анализ» и «ДНК», моя спина тут же прилипла к креслу. Что они там напридумывали?

— Я не думала, что ты можешь быть одним из носителей дополнительной Y-хромосомы, так как многие внешние признаки не совпадают с описанными в документах касательно этой аномалии…

— Так. Стоп. — я поднял две ладони вверх, моё скучающее настроение испарилось без следа. — Дополнительная Y-хромосома? Я что, отсталый какой-то?

— Эдвард. — Стоун повторила моё движение, чтобы меня успокоить. — Позволь объяснить.

Солнце сдвинулось правее и теперь светило прямо мне в лицо. Я отодвинулся прочь, ощущая, как жарко стало телу. Меня стало мутить. Что ни день, то открытие какого-нибудь зашибенского факта.

— XYY-синдром характерен только для мужчин. Это всего лишь дополнительная хромосома. — с лёгкой улыбкой преподнесла мне Стоун, будто это меня точно не касалось. — Мужчины с этим синдромом обычно не имеют существенных отличий от мужчин с обычным набором хромосом. Но есть ряд особенностей.

Я перевёл взгляд к двери, стараясь справиться с учащённым дыханием. Я всё-таки неправильный. Это имел в виду Майкрофт?

— Такие люди обычно высокие. И это всё, что отличает их внешне. Однако, по поведению они могут быть схожи с людьми, страдающими расстройствами личности. Например, неспособность к обучению, эмоциональная незрелость, импульсивность, асоциальное поведение, что включает чрезмерную агрессивность.

— И что Вы думаете, что у меня эта лишняя хромосома?

Я ощутил страх, лёгкий, щекотящий, но ещё мне вдруг стало легче дышать. Может потому, что наконец-то есть название моей проблемы. А если известно имя, то можно бороться.

— Это можно точно выяснить только с помощью теста. — пояснила психолог.

— Так выясните! — встрепенулся я, чуть привстав.

— Я ещё не говорила с мистером Холмсом сегодня. Но, если ты хочешь, я позвоню ему сразу после сеанса.

Зачем ждать? Я хотел результатов прямо здесь и сейчас.

Нужно подождать. Майкрофт ещё на совещании, а тесты за пять секунд не делаются.

Я опустился обратно в кресло. Успокойся.

— И что будет, если у меня найдут её?

Стоун пожала плечами.

— Мы поймём, что стало причиной твоего психоза.

Я ждал подробной инструкции к лечению, но психолог замолчала.

— Но… — мои глаза бегали по столу. — Как это лечить?

— Никак. Это в твоём ДНК. Можно лишь работать над последствиями. Этим мы с самого начала и занимались. — пояснила психолог.

Дерьмо. Дерьмо. Выходит, Джим знал всё с самого начала? Может он ещё и анализ провёл без моего ведома? Не удивлюсь. Но меня поражает, что он поощрял это, поощрял агрессивность, всё это сумасшествие. А я думал, что мы просто проводим вместе время.

Помню, как я спросил его напрямую, понимает ли он, что его считают сумасшедшим. В ответ он процитировал мне Томаса Мора: «Лишь тайна и безумие приоткрывают истинное лицо души». И он хотел приоткрыть моё? Нет, он хотел сорвать к чёрту все двери с петель.

Стоун словно неловко поёрзала в кресле, а потом сказала:

— Тебе повезло, что хороший образ отложился у тебя в голове и что твоя мама давала тебе достаточно любви и заботы. Иначе, скажу тебе прямо, велика вероятность того, что ты бы стал…

— Убийцей? — серьёзно спросил я. — Психопатом? Поэтому она отдала меня именно сюда?

— Строгая дисциплина и единый благородный мотив могли компенсировать некоторые недостатки. — произнесла психолог.

Я, невысокий ростом, светлоглазый и светловолосый, не смотрящий себе под ноги, а считающий ворон, мог превратиться в хладнокровную машину для убийств? Вряд ли. И Джим не хотел сделать из меня обычного убийцу. Бог. Это немного другое.

— Ты не психопат, Эдвард. — прямо сказала мне Стоун. — Ты говоришь правду, а психопаты — притворщики и лгуны.

Джим хотел научить меня лгать и притворяться лучше. Для этого он позвал Ван-Дамма?

— Но я с потенциалом. — слегка улыбаясь, произнёс я. Внутри всё сжалось.

— С обратным. — поправила психолог, на что я удивлённо похлопал глазами. — Раве ты не видишь, как становишься лучше?

Вижу. Чувствую. И Майкрофт так сказал.

— По данным твоих бывших терапевтов, у тебя не было серьёзных детских травм. Лишь отсутствие отца и предполагаемый синдром Якобса.

— Да-да. — закивал я. — Плюс мама была хорошей мамой, а Майкрофт показал, что значит быть хорошим человеком.

Стоун не кивнула, как я ожидал. Она нахмурилась. Я что-то не то сказал?

— Ты понял, чего хочешь? — вдруг спросила она.

— Мы ещё не заполнили архетип. — напомнил я, отводя взгляд.

— Но ты должен чего-то хотеть прямо сейчас, в своём нынешнем состоянии.

Да. Я хотел прежде всего политика. Хотел его внимания, его заботы. Это было приятно. А ещё я хотел разобраться с кашей. Насчёт первого я не мог прямо сказать. Поэтому пришлось извернуться:

— Я хочу, чтобы Майкрофт был рядом. Я себя лучше чувствую. Он ведь моё сознательное, так?

Стоун неуверенно кивнула.

— Так. Мистер Холмс несомненно положительно на тебя влияет. — я не сдержал улыбку. — Но, — ну, конечно, всегда есть это «но». — ты не должен во всём полгаться лишь на него.

— Я и не полагаюсь! — обиженно воскликнул я.

Психолог подождала пока мой шквал стихнет и спокойно продолжила свою мысль:

— Ты рассказывал мне, что тебе нравилось угождать дяде. Нравилось, когда он хвалил тебя.

— Разумеется. — немного высокомерно кивнул я. — Мне этого не хватало всю жизнь.

— И я не виню тебя. — мягко произнесла психолог. — Я веду к тому, что ты пытаешься заслужить чьё-то одобрение, не обращая внимание на самого себя.

Я в который раз сдвинул брови к носу. Ну, вот удивительно просто сколько я, оказывается, не знал. Если это всё, конечно, правда.

— Если бы я спросила у тебя в чём ты хорош до твоего «ухода», то ты бы ответил, что во всём, так?

Я громко и сокрушительно выпустил воздух.

— Да. Я так думал.

— А что сейчас ты на это ответишь?

— Ни в чём. — сразу же ответил я.

— Та-а-а-к. — Стоун почему-то улыбнулась. — Комплекс неполноценности ты теперь чувствуешь и признаёшь его. Это хорошо. Сейчас следует поднимать твою самооценку за счёт реальных достижений и возможностей. И если ты будешь прятаться за спиной у мистера Холмса у тебя не получится реализовать свой потенциал.

Тоже мне. Америку открыла. Я надулся как жаба, скрестив руки на груди. Знаю я, что прятаться не выход, но пока я слаб и ранен будет лучше отсидеться в безопасном месте. Так я рассуждал.

— Но за дядей то я не прятался. — вдруг сказал я. — Я наоборот бросался в огонь, чтобы показать ему на что способен и готов. — я ощутил вкус горечи на языке. — И его это заводило, я видел. Но когда я был безрассуден до того, чтобы ранить или почти убить себя, то он качал головой. Ему это не нравилось. — я глянул на слушающую меня Стоун. — Он был доволен, когда я выполнял его приказы, и снова же заводился, когда я специально шёл против. И иногда он злился. Я уже говорил об этом.

— Что ты конкретно имеешь в виду под словом «заводился»? — вдруг решила уточнить психолог.

Я слегка покраснел и ощутил себя неуютно, словно голым. Но голым в другом смысле, ведь я не стыдился своего тела. Голой оказалась моя душа.

— Ну, он…

Пустые бездны глаз в миг вспыхивали, словно конфорки плиты, словно пламя зажигалки. Губы сразу намокали под настойчивыми движениями языка. Он смачивал их и сглатывал, словно готовясь к поцелую. Он был готов броситься, словно змея, свернувшаяся перед нападением. Я ощущал, как его энергия менялась, устремлялась на меня. В те секунды у меня скручивало живот от возбуждения. Это был коктейль Молотова, который он кидал в меня, а я наслаждался пожирающим меня пламенем.

И либо он нападал на меня, валил на ближайшую горизонтальную, а бывало и вертикальную поверхность и трахал, либо его прерывали обстоятельства или Себастьян, любивший «вовремя» появляться.

— Он хотел меня. — хрипло сказал я. — Или мне так казалось. Теперь я ни в чём не уверен.

Стоун сделала пометку в уже знакомой мне тетради.

— Этого нельзя отрицать. — не поднимая глаз от листков, произнесла она.

Я не знал, как реагировать. Я просто застыл.

— Психопатам не бывает одиноко. Они могут быть постоянно окружёнными людьми, знать о них всё, но не хотеть ни общения, ни касаний.

— Но Джим постоянно с кем-то трахался. — неожиданно громко произнёс я, хватаясь за подлокотники. — Ему не чуждо это наслаждение.

Я поражался тому, как спокойно Стоун реагировала на мои выпады, и как удивлялась она некоторым моим словам, сказанным почти шёпотом. Я всегда удивлялся, когда встречал не ту отдачу, которую ожидал встретить. Нужно избавиться от этой привычки.

— Я и не говорила, что психопаты равнодушны к подобным вещам. — сказала психолог, заставив меня снова покраснеть. — Некоторые испытывают наслаждение и возбуждение, отрезая кому-то голову. На то они и психопаты. Их возбуждают аморальные вещи.

Я сильнее сжал подлокотники, краснея от волос до пят. Меня возбуждало, что он мой дядя, меня возбуждало, когда он возбуждался моей болью. Даже когда всё было похоже на изнасилование, даже когда это им и было, мой ебучий член вставал. Я слышал, что многие фантазируют о БДСМ и всём таком, но когда дело доходит до практики, весь пыл пропадает. Со мной такого не было. Все мои фантазии одинаково приносили мне удовольствие будучи плодом воображения и реальным делом.

— Но он не делал ничего такого ни с кем, кроме меня. Насколько я знаю. — тихо сказал я. — Остальных он просто трахал. Мне же доставалось то, чего я хотел. Ну, кроме поцелуев и поз кроме той, что… — я заставил себя заткнуться.

— Не стесняйся, Эдвард. — без осуждения сказала психолог. — Мы здесь, чтобы со всем разобраться, а не давать оценку. Её сможешь дать ты сам в ходе дальнейшей рефлексии. Но я советую использовать более приемлемое слово для обозначения полового акта.

Я никогда ни с кем не обсуждал подобных вещей, и я даже не считал их ужасными до этого времени, но мне всё равно стыдно.

— Думаете, что его возбуждало то же, что меня? — спросил я. — Аморальное?

— Скорее всего. — кивнула психолог. — Но тебе не кажется, что он вступал в половой акт с остальными, чтобы вызвать в тебе ревность? — я тут же ощутил подскок сердца.

— Для чего? — я вдруг заулыбался, захотелось рассмеяться.

— Ревность подобна вызову. Вызову, на который ты обязательно должен был ответить. Чем больше ты злился, тем сильнее желал его, а значит, мог больше сделать.

— Я злился. — кивнул я. — Но я скорее хотел убить его. Что-то типа «да не доставайся же ты никому». — признаваться оказалось не так уж и сложно. — А ещё мне было обидно и иногда я почти доходил до слёз.

— Злятся и плачут дети, когда не получают то, чего хотели. — верно подметила Стоун. — Но дети обычно не доходят до желания убивать, чтобы убрать раздражитель. В тебе сталкивались два базовых инстинкта: эрос и разрушение. Ещё один конфликт, который усиливал твой психоз, а вследствие ты лишь сильнее путался в своих желаниях и мотивах.

Я откинул голову на спинку и уставился в потолок. Ебучий психоз. Дайте мне лопату, чтобы всё разгрести. А ещё лучше волшебную палочку, чтобы убрать всё дерьмо за секунду.

— Тебе хотелось одновременно объединиться с дядей, стать с ним одним целым, потому что он привлекал тебя сексуально. Но так же ты хотел разорвать связь, потому что он выступал твоим главным раздражителем, который ты до конца не понимал, отсюда и порыв убить.

— Как всё сложно. — только и сказал я.

Стоун согласно кивнула.

— Человек, а в особенности его разум — невероятно сложный механизм. У человечества ушли десятилетия на изучение одной единственной клетки. Представь, сколько уйдёт, чтобы постичь всё до конца.

Я не хотел этого представлять, потому что мне стало бы страшно. Мне неуютно от мыслей о неизведанном. Думаю, как и любому другому. Это просто инстинкт страха перед темнотой, развеять которую можно лишь светом. А свет — это знания. И мне их не хватает.

— Короче, я понял. — сказал я, глянув на часы. — Мне нужно научиться ходить без помощи ходунков.

Стоун улыбнулась.

— Просто бери с них пример, и всё будет хорошо.

Собственно о хорошем я и думал, шагая по коридору без определённой точки назначения. Я хотел просто походить и подумать о том, о сём. Переварить новость о том, что все психозы, что со мной встречались — следствие одного сбоя. Совсем небольшая, казалось бы, аномалия, способная изменить человека до неузнаваемости. Но как сказала Стоун, мне ещё повезло.

Я как раз размышлял над вариантом быть добрее и относиться ко всему легче, чтобы не кормить монстра, когда ощутил резкий порыв ветра, а затем как в шею вонзилось нечто неприятное. Моя бдительность дала трещину, и это сделало меня уязвимым перед врагами.

Первая мысль — Джим пришёл за мной. Но ощутив запах грёбаного «Акса» и резины, я понял, что драки не избежать.

Что бы мне не вкололи, я ничего не почувствовал, поэтому тут же с размаху зарядил кому-то в нос. Однако, благодаря неожиданности и тому, что их было трое, меня закинули в какое-то помещение, дверь которого была уже открыта. Заранее спланированное нападение. Ублюдки.

В суматохе я даже не успел понять где мы: было практически темно и тесно, стоял запах хлорки. Когда я приземлился на землю, то тогда и почувствовал, что тело странно меня подводит. Резкая усталость, приближается потеря контроля. Это меня испугало, поэтому я с яростью прыгнул на одного и почти свернул ему шею, предвкушая хруст. Но меня схватили сзади в «подлом» захвате. Так что мои руки были накрепко сцеплены за спиной, защищаться я мог лишь дрыгая ногами.

Я еле различил высокого парня. В это темноте он был как призрак, но выйдя на слабый свет, падающий из отверстия вентиляции, я безошибочно определил личину своего обидчика. Ещё один стоял на шухере за дверью.

— А капитан Джек в курсе чем вы занимаетесь? — выплюнул я, скалясь. — Вам вообще-то давно пора быть в кроватках. Тихий час как ни как.

Он повторно разбил мне нос. Неприятно. Тот только начал регенерировать. Но хоть мне было ужасно больно, я рассмеялся. Смех помогал переносить это ужасное ощущение. К тому же я уже почти потерял контроль над телом. Оно начало обмякать.

— Ебаный псих. — сказал держащий меня. — Давай уже, Тайсон.

А куда это они торопятся?

— Тайсон. — повторил я, тяжело дыша. — Кличка для бойцовской псины. На это ты только и годишься.

Мой смех прервался, потому что тело замерло без воздуха. Меня ударили прямо в печень.

Для справки, печень — самый незащищённый орган (кроме члена и яиц, разумеется). Если ударить по печени прямым ударом, прилагая достойную силу, она порвётся. Если ударить с левой, будет хуже. Человек не сможет двигаться где-то час, испытывая жуткую боль как при обострённом аппендиците. Мне повезло, потому что Тайлер ударил меня правой рукой. Но я был не готов к удару, потому что тело едва меня слушалось.

Меня отпустили, и я как кукла упал на пол, сцепив зубы. Больно было невероятно. У меня даже слёзы из глаз брызнули. Я успел сгруппироваться, отдав за это действие последние силы. Знал, что на этом дело не кончится.

Они стали бить меня носками обуви. И снова мне повезло, ибо они были в кроссовках, причём правильных: с достаточно мягкой подошвой, с эластичной подкладкой и дышащей тканью. Было бы больнее, будь на них, скажем, пара броуг или, того хуже, армейские берцы.

Мой мозг паниковал, не зная, как помочь телу. Каждый удар — взрыв беспомощной ярости и вихрь боли. Я закрыл глаза. Нужно думать о чём угодно, только не о боли. Боль. Не думай о том, что тебе ломают кости.

— Боль чувствуешь постоянно. Её не нужно бояться.

Так сказал мне Джим, когда мы стояли на той гребаной балке в шаге от вечного забытья. Как ему удаётся? Как он контролирует эту естественную реакцию на раздражители? Дело в том, что он умеет контролировать каждый нейрон своего мозга? Или он действительно больше, чем человек?..

Удар по пояснице заставил меня вскрикнуть. Шрам от пореза ещё не зажил. Будет кровиться. Снова. Я представил, как чуть красноватые буквы «Д» и «М» медленно алеют, как из их недр начинает сочиться свежая кровь.

Я постарался представить боль. Представил её в виде острого ножа, вид которого уже приносит неприятные ощущения. Прекрасно. А теперь я представлю, как возьму его, всю эту боль, и вспорю этих ублюдков. Картинка была потрясающе страшной. Сначала она меня успокаивала, но потом я словно отстранился и посмотрел на всё это со стороны. О, нет.

Лишь спустя какое-то время я понял, что они уходят.

— И не суйся больше на нашу территорию, блядь. — сказал Тайсон.

Дверь захлопнулась. А ещё я услышал щелчок, означающий, что меня заперли.

Вертели в вентиляции крутились слабо, поэтому свет то исчезал, то появлялся. Моя голова аккурат лежала в центре единственного светлого круга. Я открыл глаза. Пол был слегка испачкан кровью. Не страшно. Страшно то, что творится внутри меня. Печень явно повреждена, так как даже дышать больно. Двигаться я не мог.

Телефон. У меня даже телефона нет! Боже. Я умираю на полу в какой-то каморке и даже крикнуть не могу. Чёрт. Как мне позвать Майкрофта? Я заперт, я обездвижен. Кошмар. Это будто иллюстрирует какую-то часть моего разума.

Остаётся лишь лежать и ждать пока боль поутихнет.

Ублюдки. Сраные ублюдки. Как же я хочу убить их. К чёрту нож. Я хочу задушить их. Без крови, чтобы не было грязно. Я просто хочу смотреть как они прощаются со всем, что им дорого, цепляясь за крепко обвивший их шеи ремень. Я сгорал от злости, но не мог ничего предпринять. Это вводило меня в ярость сильнее.

Благодаря тому, что я никуда не мог деться от самого себя, я слушал своё неровное дыхание и лёгкий шум из вентиляции. Никто, кроме этих сукиных детей, не знает, что я здесь. Интересно, когда придёт уборщица?

Спустя неизвестное мне количество минут мой гнев стал тухнуть. Вместо него пришли слёзы жалости. Я не хотел умирать вот так. Я даже не попрощался с Майкрофтом! Во мне проснулось детское желание позвать мамочку. То, что моя мама умерла, неожиданно стало для меня открытием. Я будто снова пережил эту новость, которую бесцветным голосом сообщил мне Майкрофт. Единственное отличие — тогда я не заплакал. Сейчас я позволил себе пустить одну, две, три десятка слёз. Рыдать было тоже больно.

Следующей стадией оказалось приятное безразличие. Мне удалось перевернуться на спину, и я лежал, пялясь в потолок. Всё казалось отдалённым, бесцельным. Зачем злиться, зачем радоваться? Мы все умрём.

— А для меня время найдётся?

Я повернул голову и заметил сидящего по-турецки Джима. На нём был костюм, который украшал его в первую нашу встречу в «Молодом боге».

— Свали. — сказал я, снова поднимая глаза кверху.

— Как грубо. Я вообще-то тебе помог. — произнёс дядя.

Его голос удивительно натурально прозвучал у меня в голове, поэтому я вновь глянул на него. Ни чёрной массы, ни холода, ни страха. Просто Джим. И даже не Мориарти.

— Когда блин? — я понимал, что можно было и не открывать рот, ведь он бы меня и так услышал.

— Ну, тот совет насчёт боли.

— Это не помогло. — нахмурился я.

Голову захватила мигрень.

— Разве? — дядя склонил голову набок. — Ты отлично всё выдержал.

А что мне оставалось? Визжать и хныкать?

Джим усмехнулся.

— Что тебе надо? — спросил я, начиная потихоньку ощущать все шишки.

— Ты хочешь убить их.

Я, насколько смог, пожал плечами.

— Я могу помочь всё сделать.

— Ой, да, ладно. — я закатил глаза.

— Но ты же хочешь.

— Хочу, но не буду. — твёрдо произнёс я и скривился, почувствовав колющую боль в боку.

Джим надул губы.

— А что ты тогда сделаешь? Оставишь их безнаказанными?

Нет. Но я вспомнил, что перед тем, как во мне снова проснулось желание рвать и метать, я планировал стать лучше. Хотя бы попытаться. Они напали на меня. Не я первый начал. Значит, я смогу выставить всё в таком свете, что их призовут к ответу, а меня погладят по головке.

— Ты никогда не убивал собственноручно. — сказал я.

— Убивал. Моя первая жертва в шестнадцать, помнишь я рассказывал? — Джим начал чуть покачиваться. — Пауэрс тоже издевался надо мной. Он был в команде по плаванию, а я был кем-то вроде ботаника. Будь осторожен, замахиваясь на кого-то, ведь этот кто-то может оказаться психопатом и садистом. Прямо как Артур Шоукросс.

— Не знаю такого.

— Знаешь. — улыбнулся Джим. — Я же из твоей головы всё это беру.

Я нахмурил брови, напрягая память. Ах, да. Артур Джон Шоукросс — сексуальный серийный убийца, орудующий в США в период с 70х по 90е. Кажется, его мы проходили на редких занятиях по Криминалистике. Когда-то в десятом классе.

— Всё равно. — отрезал я. — Я не такой.

Джим цокнул. Мне было всё ещё не по себе видеть перед взором его образ, но он говорил со мной. Как человек. Пускай мне это и казалось.

— Но как ты ещё добьёшься правосудия, а? Тебя ведь так вдохновляет справедливость. И наряду с тем, что тебя возбуждает насилие, я готов спорить, у тебя встаёт на голую правду. Ты меня поражаешь.

Что? Какого дьявола?.. Хотя, если подумать…

— Думай, думай. Ты всё равно придёшь к тому же выводу, ведь говоришь с самим собой.

— Я тебя не спрашивал.

Дядя закатил глаза, чему я против воли улыбнулся.

— Тебе нельзя здесь быть. — со вздохом произнёс я.

— Я тебя расстраиваю?

Вот именно. Меня бесит, что я не могу дотронуться до тебя.

— Хватит сопли распускать! — вдруг вскрикнул Джим, сдвигая свои тонкие брови к носу. — Я же учил тебя глядеть на всё с другого ракурса!

Верно. Я сглотнул и попытался сесть. Боль ослабляла тело, но я справился с ней и уселся на пятую точку. Спустить на всех бешеных собак!

— Хорошая идея. Но у тебя нет собак. — задумался Джим, показушно выпячивая нижнюю губу. — Как насчёт переехать их машиной? Положить их обездвиженные тела между створками лифта? — он подёргал бровями. — Месть должна соответствовать содеянному.

— Херня.

— Не выражайся.

— Если я убью их, то потеряю Майкрофта. Я потеряю всё.

— Пойдёшь жаловаться папочке? — фыркнул дядя. — Большой брат решит все твои проблемы взмахом волшебного зонтика.

Нет. Вот об этом говорила Стоун. Всегда полагаться на Майкрофта нельзя. Нужно решить всё самому. И тогда я убью сразу кучу зайцев: стану самостоятельней, умнее, докажу, что изменился, завоюю больше авторитета у Майкрофта, а эти ублюдки получат по заслугам.

— И как же ты решишь эту задачку? — Джим то появлялся, то исчезал; всё зависело от света и тьмы. — У тебя нет необходимой власти.

— М-да. — вздохнул я, ища глазами тряпку, чтобы стереть с лица кровь. — У меня нет миллиардов в сейфе, нет авторитета и высокого положения. Господи, сколько всего нужно вынести, чтобы добиться этого! — я смотрел на дядю. — Ты был прав. — смешок быстро оборачивается кряхтением. — Мир — дерьмовая помойная система. И добиться того, чего хочешь можно, лишь обладая определёнными не мелочными мотивами. Значит, вот что нас определяет. Мотивы. Но как всё реализовать?

— Сойти с ума. Дать волю тому, чего страшатся люди.

— Или же, сцепив зубы, терпеть всю гниль и зацепиться за утопию.

Губы дяди растянулись. Я разглядывал галстук. Помню, как он расстегнул пуговицу, а затем медленно расслабил петлю. А потом мы поцеловались.

— А может ты сошёл с ума и одновременно зацепился за утопию? — спросил вдруг я, заглядывая в глаза дяди.

— Я слишком умён для утопий. — ответил Джим. — Мне не зачем мечтать о чём-то. Я могу сделать любую мечту реальностью. — самодовольно улыбнулся злодей-консультант.

Я тут же ощутил себя глупым. Очень глупым. У Джима действительно мощный интеллект. Опасно, когда великий ум переступает черту. Вот так и появляются гении-преступники. Да, дядя может превратить любую свою прихоть в… Я вдруг рассмеялся.

— Ты провалился. — торжествующе произнёс я, глядя на сбитого с толку моим смехом дядю. — Ты можешь всё на свете, но не смог справиться со мной. Боже. Твой план разрушился. Я не стал таким как ты. У тебя не вышло.

Это осознание меня подбодрило. Ох, как будто какой-то ужасно неровный тяжёлый камень грохнулся долой с плеч.

— И я навсегда останусь для тебя утопией. Единственной и недостижимой.

Отлично. Кажется, это приподняло мне самооценку. Ха-ха.

Ну, с этим разобрались. Теперь нужно выбраться отсюда. Самостоятельно.

Я медленно поднялся на ноги, держась за правый бок. Больно, но терпимо. Подойдя к двери, я подёргал ручку. Заперто. Что ж. Кричать бесполезно. Я так могу до вечера прождать, пока тут кто-нибудь соизволит пройти. Так что…

Так что я огляделся. Швабры, всякие приспособления, половина непонятно для чего. Нужно что-то твёрдое. Я бы мог попытаться выбить дверь, но не смог бы в нынешнем состоянии.

Кроме всяких приборов для уборки в общем и целом ничего полезного я не разглядел. К тому же мешало то, что было темно. Все полки были вне досягаемости для скромного света. Давай. Думай. Как в старые добрые времена. Безумные идеи, но теперь профильтрованные через адекватную оценку.

— Долго думать собрался? — скучающим тоном осведомился Джим, всё ещё сидящий в круге света и наблюдающий за моими движениями.

— Помог бы, что ли. — ответил я, ещё раз сканируя пространство.

Мне не хватит силы для удара, чтобы выбить ручку. Мне слишком больно. Нужен деликатный способ.

— Старый ты наплевал бы на боль и выбил бы эту дверь. — сразу отозвался дядя.

— Ага. И тут же сдох бы на полу.

Любое перенапряжение может убить меня. Мне нужна срочная медицинская помощь.

Чёрт. Был бы у меня хоть обычный фонарик! Я подошёл к двери и стал разглядывать петли. Дверь была обычная и дешёвая, но снять такую без специальных приборов весьма энергозатратно.

Мой взгляд метнулся к вентиляции. Нет, сразу нет. Слишком узко.

Ещё раз пошарив по полкам, я наткнулся на ножницы. Бинго! Вытащив их на свет, я с разочарованием понял, что лезвия оказались слишком толстыми. В замок не пролезет. Сука. Почему они не заперли меня в кладовке ремонтника?!

Я ещё раз подошёл к двери и стал всматриваться в замочную скважину.

— Для начала необходимо определить тип замка.

Я вздрогнул и резко развернулся. Так резко, что боль снова разлилась по телу десятиметровой волной.

Майкрофт стоял прямо за мной. Я уставился на его слегка улыбающееся лицо. Он грациозно указал на скважину.

— Цилиндровый, реечный, французский?

— Чё? А ты ещё откуда? — я закатил глаза и слегка ударил себя по лицу.

Харе психовать.

— Вот-вот. — раздался голос Джима. — Снеговика не приглашали.

— Бога ради! — я узнал восклицание политика. — Давай просто поможем ему.

Ух, ты. Они, что, будут работать вместе?

— Не дождёшься. — фыркнул Джим.

Я отмахнулся от забавных мыслей и вернулся к замку. Если сработает этот странный способ объединения конфликтующих сторон, то я буду просто в восторге.

— Здесь нет ни скрепок, ни отвёрток.

— Хоть что-то плоское и твёрдое должно быть. — сказал Майкрофт.

— Или что-то электронное. — неожиданно подключился Джим. — Внутри всегда можно найти что-нибудь полезное.

Я стал вновь прошаривать полки и углы. Тряпки, губки, вёдра, всё пластиковое и хлипкое.

— Мы отдаём предпочтение технике, нежели посторонним людям, которых можно подкупить. — произнёс Холмс-старший, глянув на Джима. — Здесь должен быть как минимум мойщик окон.

Я действительно нащупал что-то не пластиковое.

— А ты рассердишься, если я испорчу одного? — спросил я, вытаскивая штуковину на свет.

Холмс пожал плечами.

— Если скажешь правду, то нет.

— Надейся. — хмыкнул Джим. — Забыл, как тебя отчитывали за каждую разбитую коленку?

Это в прошлом. А сейчас нужно было наконец-то позаботиться по себе.

Я нащупал кнопку и открыл крышку, за которой оказалась сухая чистая губка и отсек для воды и специальных чистящих средств.

— Мозги в крышке. — сказал Джим садясь на корточки напротив меня.

— Что? — я поразился тому, насколько близко он находился и насколько реальной была каждая деталь.

— Мозги машины, то, откуда исходят команды. — пояснил дядя, указывая на сдвинутую мной крышку. — Разбей её.

— К чему такие меры? Можно вскрыть. — прокомментировал Майкрофт нависший надо мной.

— Глупо и медленно. Уйдёт куча времени, чтобы найти подходящий инструмент. — возразил Джим. — Просто оторви крышку и разбей.

Я обернулся и на всякий случай ещё раз огляделся, но ничего удобного не нашёл. Да, придётся ломать. Я ногой надавил на место, где крышка крепилась с основным «телом», и петли не выдержали. Отлично. Осталось разобраться, как попасть внутрь.

— Отверстий для шурупов нет, значит, где-то должна быть кнопка или срез. — пальцы Холмса коснулись внешней стороны крышки.

Я заметил тонкую линию зазора. Попытавшись открыть её ногтями, а затем сместить вперёд и назад, я не получил желаемого эффекта, однако почувствовал, что крышка крышки будто пружинит. Надавив посильнее, я ощутил щелчок отдачи, и крышка послушно грохнулась на пол. Я глядел на зелёную плату, кучу проводков и серийных номеров.

— Возьми карту памяти. На неё записывается алгоритм проделанной работы. — произнёс политик, указывая на длинную чёрную плоскую штуковину.

Она идеально подходила для того, чтобы пролезть в скважину.

— Нужен ещё какой-нибудь тонкий предмет, типа иголки или тонкой палки. — заметил Джим. — Трубка, по которой всасывается средство.

Я перевёл взгляд на вторую часть робота и извлёк трубочку. Теперь самое интересное.

— Боже, с чем только приходиться работать. — вздохнув, произнёс я и шагнул к двери.

— И с кем. — добавил дядя.

Я присел на корточки, придерживая себя за бок. Так, ещё немного и всё. Терпи.

Тонкая пластина вошла в замок едва-едва, но этого хватило. Дальше я просунул трубочку.

— Дави пластиной вбок на штифты, а трубочку прокручивай против часовой стрелки. — диктовал мне голос Холмса над ухом.

— Не дай ей застрять или сломаться. — Джим расположился с другого боку.

По телу прошла дрожь.

— Как приятно, что мы все тут вместе. — не удержавшись, произнёс я.

Справа раздался вздох Майкрофта, а Джим, я уверен, закатил глаза.

Щелчок. Моё сердце подпрыгнуло, и я тут же поднялся на ноги и шибанул по двери ногой. Та распахнулась, а я согнулся от боли.

— А это было не к чему. — замечает Майкрофт.

Да уж. Но главное — я свободен.

— Спасибо. — кряхтя, произношу я и начинаю активные (насколько могу себе позволить) движения в сторону мед крыла.

Каждый шаг давался с трудом, я всё ещё не мог до конца разогнуться, так что выглядел как какой-то старикан с посмертными проблемами со спиной.

Дойдя до знакомого кабинета, я два раза ударил кулаком по двери, а затем вторгся внутрь. Трое врачей затихли и уставились на меня.

— Эй, больничка, я снова к вам. — проговорил я, улыбаясь.

Врач, который снабдил меня недавно лекарствами поднялся из-за стола, разглядывая моё кровавое личико.

— Что?..

— Разрыв печени от удара и ушибы ещё хрен знает где. — поставил себе диагноз я.

Все врачи в замешательстве переглянулись, но потом синеглазый оправился от изумления первым и приказал двум другим привезти оборудование для УЗИ в соседнюю палату.

Когда меня препроводили в смотровой кабинет, положили на кушетку и обнажили живот, я был почти спокоен. Двое других исчезли, и мы со знакомым мне доком остались вдвоём. Он вылил специальную жидкость мне на бок, и мышцы инстинктивно сжались от холода, что привело к боли.

— Потерпи. — сказал доктор, беря в руки штуковину для сканирования.

Я старался контролировать боль, когда эта херня стала давить на повреждённое место. Я был словно беременной дамой, у которой проверяют состояние плода.

— Ну чё? — не выдыхая, поинтересовался я.

— Не страшно. — сказал врач и протянул мне салфетку, чтобы я вытер кровь с лица. — Имеются повреждения, но для сильного беспокойства нет причин. Исключить из рациона алкоголь в ближайшие две недели, нагрузки и пить помогающие ускоренному формированию клеток препараты.

Жаль, что нагрузки нужно исключить. Я же только хотел восстановить хоть какой режим тренировок.

Дальше врач сказал мне перевернуться на бок, и он осмотрел остальное тело. Ушибы выльются в синяки, раны от ножа слегка раскровились.

— Больше ничего не болит? — спросил доктор. — Рёбра?

Я покачал головой. Слегка саднит и всё.

— Хорошо.

Я сел на койке, уставившись на свои ноги. Нужно решить, как я поступлю. Разрешу конфликт силой или умом.

— Осталось ещё кое-что… — еле слышно проговорил врач, закончив осмотр моей головы.

Я только начал поворачивать свою голову, как он схватил мою правую руку и быстро защёлкнул на неё наручники. Я рванул её к себе, но он успел приковать меня к кровати, а затем отойти к окну.

— Это что ещё блин значит?! — я стал дёргать закованную руку, ошалело уставившись на доктора.

Мужчина зачем-то поднял свой телефон и направил на меня камеру.

— Просьба твоего дяди. — сказал он каким-то довольным голосом. — Нужно проверить как ты сейчас реагируешь на это.

Как я реагирую?! Я уставился на прикованную руку. Браслет располагался аккурат на месте уже зажившего синяка, но кожа уже начала краснеть, обещая освежить воспоминания.

Я дёрнул снова. Не действует. Тогда я разозлился. КАК Я РЕАГИРУЮ?! Мой взгляд упёрся в врача, а зубы сцепились от злости. Почему я уже в который раз при смерти?! Сколько можно меня избивать?! Чё все смотрят на меня, как на психа последнего?! Какого чёрта моя жизнь то начинает улучшаться, то снова рассыпается в прах?!

Все эти вопросы заставили меня остыть. Я понял, что это было неизбежно. От меня не отстанут, пока я не дам знать, что ко мне лучше не соваться. Либо потому, что я могу всех прикончить, либо потому, что у меня есть власть.

— Ты за всё это заплатишь. — говорю я, не назвав адресата.

Док хмыкает, выключает камеру и начинает что-то делать в своём телефоне.

— Выходит, это ты слил ему мой номер? — спросил я, хоть и не нуждался в ответе. — И сообщал всё, что происходит. Удобно. Врач вхож почти в любое помещение. Дело в белом халатике, который так или иначе запачкан кровью, да?

Док ухмыляется и отрывает глаза от экрана.

— Он передаёт тебе привет.

Несмотря на ускорившийся пульс и вспотевшее тело, я поднял средний палец. Я открыл рот, чтобы передать дяде ответный «тёплый» привет, но дверь в палату распахнулась.

Сначала мне почудилось, что Майкрофт — та же моя галлюцинация или что это было, но когда сзади возникла Стоун и капитан Джек, сомнения в реальности политика развеялись.

— О, наконец-то! — воскликнул я, не контролируя улыбку. — Эй, меня избили ваши ребята. — сказал я тренеру, а затем указал свободной рукой на дока. — А это он сливал инфу Мориарти. Он пристегнул меня этой хернёй и снимал на видео блин.

Трое новоприбывших не могли понять, что вообще происходит. Но спустя пару секунд замешательства Холмс-старший уставился на врача. Тот выглядел совершенно невинно. Ах ты ж блин!

— Парню вкололи какой-то транквилизатор и ударили по голове. — спокойно прояснил ситуацию доктор. — Он ещё не в себе.

Что?! Это же возмутительно!

— Эй! — я стал возмущённо задыхаться. — Я правду говорю! Смотрите! — я потряс рукой с браслетом.

— Он пытался меня ударить и пришлось применить меры. — объяснил врач, засунув руки в карманы халата.

— Твою мать! — ох, как я ненавидел ложные обвинения. — Возьмите его телефон и посмотрите! Он всё снял!

К моему изумлению, врач достал свой телефон и с готовностью протянул его Майкрофту.

— Можете посмотреть. Мне нечего скрывать.

Я раскрыл рот, наконец-то захлебнувшись беспомощностью. Политик же, нахмурившись, взял телефон и стал что-то там смотреть.

— Да он мог всё стереть. — отчаянно выдал я, начав реально беспокоиться. — Но можно ведь проверить по серверам. Майкрофт! — я стал трясти рукой, будто наручник от этого сам спадёт. — Ты мне что, не веришь?

Я в отчаянии уставился на Холмса, который переглянулся со Стоун озадаченными взглядами.

— Это вам не кажется странным? — предпринял ещё одну попытку я. — Или вы всем врачам приказали таскать в халатах по паре браслетов, потому что, мало ли, ведь по коридорам разгуливает Эдвард Мориарти! — последние слова я почти прокричал, так как злость от беспомощности что-либо доказать начала выливаться в мысли о насилии.

Но когда наши с Майкрофтом взгляды встретились, я снова ослабел и беспомощно сдвинул брови.

— Я правду говорю. Майкрофт…

— Мистер Форд, — вся неуверенность и озадаченность политика исчезла. — пожалуйста, задержите мистера Уилсона и отведите его в комнату допросов.

Лицо врача дрогнуло, а я с облегчением выпустил замерший в лёгких воздух.

Тренер схватил начавшего сопротивляться Уилсона.

— Ключ. — требовательно произнёс Холмс.

Капитан Джек порылся в карманах дока и выудил маленький ключик и, отдав его политику, вывел из кабинета коррупционную шлюху.

— А можно мне теперь нормального врача? — негодующе поинтересовался я.

Холмс снова распахнул глаза, замявшись.

— Да, конечно. Миссис Стоун…

— Сейчас. — кивнула психолог и покинула палату.

Я откинулся назад. Холмс подошёл ко мне и принялся возиться с наручниками. Я быстро вернулся в сидячее положение, чтобы быть ближе к политику. Когда моя рука была выпущена на свободу, а оковы закачались держась лишь на одном кольце, я прорвал молчание:

— Я сломал один из мойщиков-роботов. Чтобы выбраться. Меня заперли в кладовке уборщицы.

Майкрофт приподнял брови.

— Не злишься? — улыбнулся я без страха, потому что почувствовал, что мойщик окон волновал Майкрофта сейчас меньше всего.

— Нет. — подтвердил мои ощущения политик. — Я скорее удивлён этому странному способу.

— Ой, — я закатил глаза. — сам же посоветовал.

— Что?

— Э-э-э, — я нервно заулыбался. — да не важно.

Майкрофт стоял рядом со мной, будто ждал, что я сейчас встану, и мы пойдём дальше по делам. Но мы просто ждали врачей.

— Я снова дал этому случиться. — вдруг сказал политик, по привычке отводя взгляд и поджимая губы.

— Чепуха. — по привычке кинулся защищать его я. — Я сам нарвался. Надо было разрулить всё спокойно, а я как всегда в драку полез.

Искренняя улыбка Майкрофта магически избавляла меня от боли.

— Рад, что ты начал осознавать свои ошибки и учиться на них.

Меня осмотрели другие доктора, дали всякие таблетки, заклеили нос, короче, подлатали. А также взяли кровь на анализ той самой аномалии, так как об этом напомнила Стоун.

Из мед крыла мы с Майкрофтом вышли вместе. Я шагал медленно и аккуратно, он подстроился под мой ход.

— Кстати, что там с собранием? — спросил я, старясь размеренно дышать.

— Поговорим об этом в моём кабинете. — ответил мне Холмс.

Я пожал плечами.

Когда мы проходили мимо моей комнаты, я остановил политика.

— Я должен тебе кое-что показать.

Мы зашли внутрь, и я стал стремительно придумывать то самое, что хотел показать. На самом деле мне просто хотелось побывать с Майкрофтом в неформальной обстановке, а моя комната была к тому же довольно личным пространством. А ещё мне надо было переодеть грязную футболку.

— Вот. — я протянул Холмсу свой дневник — последнее, что в голову пришло. — Не знаю, стоит ли показать это Стоун. Может поможет в решении моей проблемы.

Холмс принял дневник, а я подошёл к шкафу, достал чистую футболку, а старую еле как стянул. Было больно двигать некоторыми мышцами. Джинсы тоже пропитались кровью, так что их нужно было также сменить.

Я заметил, как Майкрофт тут же отвернулся к окну, в свою очередь заметив, что я почти стою в одних трусах. Я чуть не хмыкнул в ехидной манере.

— Да, — раздался голос политика. — возможно, это поможет ей лучше понять твои прошлые поступки и объяснить нынешние.

Я мучился с джинсами. Футболку я натянул, но залезть в джинсы почему-то оказалось проблематично. Мой несдержанный стон боли привлёк внимание политика. Тот обернулся проверить, что происходит и застал меня в полу натянутых джинсах. Я опирался о тумбочку, тяжело дыша, словно пробежал марафон.

— Было бы проще, не будь они такими узкими. — заметил он.

Я закатил глаза, но улыбнулся сквозь слёзы боли.

— И ещё проще, не избей меня бывшие сокомандники. — в свою очередь сказал я.

К моему удивлению Майкрофт подошёл ко мне и, чуть наклонившись, взял края джинсов с двух сторон. Я замер, не смея шевелиться и даже дышать. От мест, где его пальцы касались моей голой кожи, пошёл разряд тока в несколько тысяч вольт. Я в миг покраснел, чуть распахнув засохшие губы, которые именно сейчас захотелось смочить языком.

Одно движение и Холмс выпрямился, натянув джинсы до приемлемой высоты. Я совсем забил на осторожность и беспардонно уставился на него взглядом, которым никогда на него не смотрел.

— Не говори леди Смолвуд, что я тебе ещё и штаны помогаю надевать. — шутя, сказал политик.

— Оке-е-й. — обалдело протянул я, приняв его слова за серьёзный приказ.

Он отступил, а я сдержал рвотный позыв от волнения, которое создавал плещущийся океан.

— Ты свободен? — выпалил я.

— Что, прости? — политик уже направился к двери.

Я последовал за ним.

— У тебя есть ещё неотложные дела?

Мы стояли около двери, таращась друг на друга.

— Ну, — Холмс похлопал глазами. — я хотел с тобой поговорить насчёт ближайших планов.

— А поговорить за пределами базы можно? — ну же, пойми на что я намекаю.

Холмс то ли таких намёков не понимал по причине полного отсутствия мыслей романтического характера, то ли он просто притворялся, потому что десять тысяч лет назад понял, что я в него…

— Сейчас даже трёх часов нет. — вдруг произнёс политик. — Для ужина рановато.

Я обрадовался, что он всё понял. Дверь наконец-то открылась, и комната выпустила нас в коридор.

— А если сначала прогуляться? — настойчиво уговаривал я, не теряя из поля зрения лицо Майкрофта. — Я так давно не гулял в полном спокойствии. Как раньше. Только с тобой.

Шли мы снова медленно, Холмс-старший обдумывал моё предложение, глядя перед собой. Да, я эгоистичный паршивец, который мечтает оторвать Британское правительство от дел в корыстных целях.

— Ну, хорошо. — он забегал глазами по коридору и лишь спустя несколько секунд глянул на меня.

Я широко улыбнулся.

— Супер. — не стоит так радоваться. — Только сначала я кое-что улажу.

Я остановился, но уже в следующее мгновение стал пятиться в обратную сторону. Моё поведение озадачило политика.

— Уладишь? Что именно?

Знаю, слышать такое от меня просто фантастически необыкновенно, но пусть привыкает.

Я показал ему большой палец, затем знак «Окей» и быстро (снова же насколько мог) затопал в сторону спортзала.

— Я зайду за тобой. — кинул я, прежде чем скрыться за поворотом.

Спустя долгих семь минут я стоял перед капитаном Джеком в спортзале.

— Пришёл жаловаться? — немного ядовито осведомился тренер.

Я опустил руки и выпятил грудь.

— Нет. Пришёл за мирным договором.

В спортзале никого кроме нас не было, чему я был рад. Тренер выглядел враждебно, но мои слова немного рассеяли тучи на его лбу и в глазах.

— Ты сбежал и стал преступником. — кинул бомбу он.

— Это было неизбежно. — немного подумав, сказал я. — Вы не знаете, что творится в моей психологической карте. Можете у Стоун спросить, мы с ней уже много работаем.

Тренер усмехнулся и положил свою мощную ручищу на ручку тренажёра.

— Я в курсе, что ты псих.

— Попрошу использовать менее грубое слово. — мой указательный палец нацелился на капитана. — Я понимаю ваше отношение, но я не предатель. Мы на одной стороне. Я тоже хочу бороться за справедливость и правосудие.

Тренер недоверчиво вглядывался в меня. Наверняка, они чем-то с Себом похожи. Оба военные люди.

— Это же работа. И в первую очередь работа. — я решил использовать нужные слова. — Эмоции на задний план. Главное — делать своё дело.

Глаза Форда окончательно просветлели. Теперь они были цвета жжёного сахара.

— Согласен. — сказал мужчина, кивнув. — Наше дело — родину защищать. От таких как твой родственничек.

Я улыбнулся.

— Меня не допустят в программу, пока я менталку свою не восстановлю. — поделился я. — Но я найду способ как добиться своего даже будучи отстранённым.

Мои глаза загорелись. Блеск, учащённое сердцебиение, воодушевлённый вид. Капитан Джек мне поверил. Ну, или почти поверил.

— Больше никакого беззакония. — пригрозил он. — И в спортзал во время тренировок всё равно не лезь.

Я кивнул.

— А ребятам я задам за эту самодеятельность. — мужчина указал на мой нос.

Вот оно. Вот! Он им задаст, и это будет идеальная месть. Получить леща от того, кому хотел угодить. Потрясающе…

Довольный я пришёл в кабинет Майкрофта.

— Уладил? — сразу улыбнулся тот.

Я расплылся как мороженое на солнышке.

— Да, решил проблему с тренером.

Слегка удивлённые брови Холмса меня порадовали.

— Мирно решил. — добавил я. — Словами.

Ещё одно, ради чего я готов проворачивать это снова и снова, — приятное звучание поражённого вздоха политика. Это прекрасно.

— Пойдём? — с надеждой спросил я.

Холмс вдруг посерьёзнел.

— Доктор Уилсон действительно передавал Мориарти информацию о тебе. — сказал он, положив подбородок на замок из пальцев. — С его телефона регулярно отправлялись сообщения на разные номера, а сегодня видео, содержание которого ты описал.

Я присел на стул.

— Блин. — это меня расстроило, но не до истерики. — Неужели каждый десятый здесь крыса?

Политик откинулся на спинку кресла. Он тоже был этим недоволен.

— Мы проверяем каждого сотрудника каждый месяц, но, судя по всему, твой дядя предлагает что-то, чего не может предложить разведка.

— Нет. — немного погодя сказал я. — Он не предлагает. Я уверен, что он скорее угрожает. Он сам мне говорил, что у каждого есть болевая точка, что с помощью неё можно управлять людьми. — я посмотрел на Майкрофта, ища в его глазах понимание. — И чаще это что-то сентиментальное, типа семьи или того, кого любишь.

Холмс кивнул.

— Да. Так и есть.

Что ж. Таков Джим. Предлагает он только умным и сговорчивым. Большинство приходится запугивать. Тех, для кого важны принципы. Видимо этот доктор Уилсон тот ещё гондон.

— Ах, да. — вдруг политик завозился в своём ящике.

Он выудил коробочку и подвинул её мне.

— Твой ведь сломался.

Я уставился на новенький телефон. Ух, ты. Это подарок? Мне захотелось возмутиться, ведь я сам мог себе его купить (хоть пока не знал когда выйдет). Но потом я подумал, что это просто миленько.

— Спасибо. — улыбнулся я, прикусывая язык, чтобы не пошутить на тему «папочки».

Майкрофту позвонили. Пока я был в рассуждениях о том, как ещё Джим попытается добраться до меня, лицо политика изменилось. Новость была плохой. Я сразу заметил, как сузились его зрачки.

— Что?.. — осторожно через силу спросил я, страшась ответа.

Майкрофт молча обдумывал что-то, а потом его взгляд приклеился ко мне, а в голове продолжался процесс неведомых мне умозаключений.

— Майкрофт! — не выдержал я этого ужасного напряжения.

— Звонили из Скотланд Ярда. — произнёс таки политик. — Трое наших кадетов погибли, их машина упала с моста.

— ПОГИБЛИ? — я не мог до конца осознать сказанное. — Кто? Когда? Зачем?

Холмс поднялся, но потом замер. Он решал какую-то задачку. Спустя ещё пару мучительных секунд политик принялся звонить кому-то, обсуждая меры решения проблемы.

Я же не мог понять, что чувствую. Трое? Если это те трое, что избили меня… Плевать. Ну, по человечески можно, конечно, посочувствовать, но так как я симпатии к ним не испытывал, мне по большому счёту было не важно. Меня скорее поразил сам факт того, что вот спустя несколько часов аж трое скопытились! Да ещё и упав с моста! Как умудрились? Если это мои обидчики, то карма существует.

Майкрофт оторвался от телефона и к моему удивлению сказал:

— Пошли.

— Куда? — я уже поднялся на ноги и кинул в урну упаковку и ненужные детали от телефона.

— Ты же хотел погулять.

Немного неуместно, но ладно. Мы тут же покинули кабинет, словно спасаясь от пожара.

— А разве тебе не нужно на какой-нибудь важный совет? — всё-таки поинтересовался я.

Мы второпях дошли до парковки и заняли места в машине. Та тронулась, будто мы действительно бежали от чего-то.

— Моё присутствие пока не требуется. — объяснил Холмс.

— Но что ты узнал?

Майкрофт не хотел делиться подробностями, но мой настороженный взгляд убедил его, что рассказать всё же стоит.

— По словам дежурного, трое кадетов покинули базу примерно два часа назад.

— Сразу как меня избили. — вставил я. — Значит, это были они.

— Если так… — лицо политика было снова напряжённым. — то всё становится понятно.

Но только не для меня. Я потребовал деталей.

— Они воспользовались выходным билетом, а затем за воротами взяли машину. По номерам установили, что машина принадлежит Тайсону Митчеллу, одному из кадетов. Проследили маршрут. Они ехали по Блэкфрайарс-роуд, когда их стал преследовать чёрный Джип со стёртыми номерами. И, выехав на мост, их столкнули. Видимо Тайсон Митчелл или кто был за рулём не справился с управлением, когда их машину стали прижимать к ограждению.

— То есть это убийство?!

— Ведётся расследование. — сказал политик.

Я покачал головой и посмотрел в окно на мелькающие улицы.

— Думаешь, это снова он? — спросил я, глядя на исчезающий из виду Биг Бен.

Молчание выступило в качестве подтверждения. Я вздохнул, прикрывая глаза. Но как он так быстро всё узнал? Даже если док сообщил ему, что меня избили сразу как я появился в его кабинете, а авария произошла полтора часа спустя, это невероятная работа. Установить кто именно напал, отследить местонахождение, послать туда убийцу… Интересно, за рулём того Джипа был Моран или другой кто-то?

— У него всё ещё есть доступ к камерам. — сказал я, снова повернув голову к задумавшемуся политику. — И к данным об агентах.

— Да. — вот и всё, что ответил на это Холмс.

Я прикинул сколько всего он мог видеть. Мои передвижения, как я психовал в коридорах, вообще всё.

— Но зачем он их убил? — ещё один вопрос.

На него Холмс снова даёт беззвучный ответ.

— Бессмысленно. — замечаю я. — Ну побили меня, и что? Убивать-то зачем?

Хотя это же Джим. Он разрушил экономику нескольких стран, потому что к нему на встречу не явились и меня похитили. Вот это характер.

— Он хочет тебя вернуть. — вдруг произнёс Майкрофт.

Я усмехнулся, хотя внутренности заледенели на пару секунд.

— Не выйдет.

Это прозвучало неуверенно. Дело не в том, что я не уверен, что сам снова не сбегу. Я просто знаю, что он сможет. Вот и всё. Между нами лишь Майкрофт.

Я смотрел на профиль Холмса, размышляя о возможности покушения. Что если он убьёт его?

— А твоя охрана с нами пойдёт? — как бы между делом интересуюсь я.

— Волнуешься, что он и меня может убить?

Разумеется такой вариант развития событий политику тоже пришёл в голову.

— Да. — признался я. — А мы как раз решили испытать удачу, светясь на улицах.

Холмс был спокоен. Ладно, если он уверен, что всё будет хорошо, значит, можно пока выдохнуть.

— Стоун рекомендовала тебе менять обстановку. Особенно когда… она накаляется. — сказал мне Майкрофт.

Я вернулся к лицезрению гражданской жизни, генерируя в голове идеи как нам безопасно и нескучно провести время, чтобы сменить обстановку.

— У меня есть идея. — объявил я. — Только я должен знать, что подстраховка где-то рядом.

— Они едут прямо за нами. — сообщил политик.

Я попытался разглядеть машины сзади, но ничего не вышло.

— Остановите здесь, пожалуйста. — попросил водителя я.

Мы стояли на тротуаре недалеко от института современного искусства. Я огляделся, заприметил четырёх вооружённых сопровождающих и кивнул самому себе.

— Пошли. — я дёрнул Майкрофта за рукав.

Тот двинулся за мной, слегка покачивая зонтиком. Сначала я шёл быстро, но как только болевые ощущения в боку усилились, перешёл на более менее размеренный шаг.

— Куда-то торопишься? — Холмс решил разузнать, что я задумал.

Я слегка улыбнулся, но не выдал своего намерения. Если он откажется сейчас, то я его не смогу уговорить потом.

Мы добрели до ближайшей остановки. Холмс явно не привык бывать в таких местах, наполненных обывателями, поэтому старательно обходил каждого стороной. Это нас тормозило, поэтому я несколько раз закатил глаза.

Я смело проталкивался сквозь тела, а когда дошёл до конца очереди, остановился и отдышался.

— Что ты задумал? — Майкрофт был по своему озадачен и постоянно вертел головой, боясь, что кто-то его заденет.

— Кое-что вполне безопасное и интересное. — ехидно сверкнул зубами я.

Подъехал «N87» автобус, и я потянул Холмса внутрь, несмотря на его протестующие «Эдвард!» и «Подожди!».

— Давай! — я запихал его на второй этаж и усадил к окошку впереди (распугав других пассажиров). Четыре охранника преданно расселись в разных частях автобуса. Отлично.

— И что это значит? — слегка возмущённо осведомился у меня Майкрофт.

Он сжался так, словно его раздели догола и поставили посреди Пикадилли-стрит. Я сел рядом с ним и удовлетворённо посмотрел в окно, которое предоставляло отличный вид на всю дорогу. Хорошо, что туристов не так много.

— Здесь нас никто не найдёт. — пояснил я, попутно распутывая невозможный клубок из наушников. — Мы слились с гражданскими и наслаждаемся городом. Почти как прогулка, но эта, как ты любишь, не пешая.

Холмс поправил свой пиджак и расположил зонтик между ног. Затея ему не очень улыбалась, но моё воодушевление не позволяло ему начать спорить. Вот и славно.

— Если что твои ребятки всех положат. — я привёл ещё один аргумент «за». — Ну, тех, кто что-то диверсионное устроить попытается. И если что, есть я в конце концов. — моя улыбка стала самодовольной. — Лучший агент МИ6 и по совместительству бывший преступник.

— Скажи это громче. — парировал Холмс.

Шутит. Значит, всё в норме.

Я хмыкнул и наконец-то размотал адский узел. Нужно протестировать новый телефончик. Автобус тронулся.

— Я часто так делал. — сказал я, распознав обстановку идеальную для откровений. — Когда брал выходной билет.

Я немного заволновался. Вдруг Холмсу плевать? Я хотел познакомить его со своей жизнью и жаждал познакомиться с его. Он дал мне часть своей кровати, и я тоже хотел дать что-то взамен.

— Да, прокатывал целый день.

Пусть он ехидничает. Зато слушает. Мне приятно.

Я воткнул в телефон наушники и стал ждать пока получу доступ к своей музыке.

Всё прошло успешно. Отлично. Я скучал по тебе, музычка.

— Так я пытался забыть обо всём. — тише произнёс я. — О базе, о мёртвых родителях, о том, что я не знаю, что мне делать.

Холмс смотрел на дорогу перед нами, но слушал.

— У тебя ведь есть родители? — спросил вдруг я.

Политик выгнул бровь.

— Есть.

— Ух ты. — я заулыбался. — Они наверное какие-нибудь невероятные гении.

На этот раз Майкрофт усмехнулся.

— Моя мать в молодости увлекалась физикой и написала пару книг по динамике горения… — его слова затормозились, будто он что-то воспоминал. — А отец часто теряет очки за диваном.

Я искренне рассмеялся.

— Звучит, будто они самые нормальные люди. — задумался я.

— Они да. — чуть вздохнул политик.

Какое-то время мы молчали, слушая шум улицы.

— Здорово. — произнёс я, сам того не ведая.

Майкрофт посмотрел на меня, и я смутился. Чтобы не заострять его внимание на своём горящем лице, я засунул в левое ухо наушник, а правый протянул политику. Он приподнял брови, уставившись на предмет.

— Не будь занудой. — смело сказал я Британскому правительству. — Сделай хоть что-то для себя необычное.

— Уже пять лет как делаю. — выразительно посмотрел в мои глаза Холмс.

— Тогда чего медлишь? — с полуулыбкой спросил я, ощущая, как тело сводит приятной судорогой.

Майкрофт надел наушник, выражая должное неудовольствие челюстями.

Я же был очень доволен. Солнце светило с другой стороны, так что мы не мучились от жары. Люди, видимо, чувствовали нутром, что парочка пассажиров вооружены, поэтому второй этаж был едва заполнен, тогда как на первом, я уверен, была толкучка.

Я не собирался включать пафос или дурацкий поп. Я хотел поговорить с политиком через музыку.

Кто, кто ты на самом деле?

И к чему, к чему ты идёшь?

Мне больше нечего доказывать,

Нечего терять{?}[Who are you really — Mikky Ekko]…

Воодушевившись, я помыслил спросить Майкрофта о том, что он думал обо мне, когда я сбежал. Но песня закончилась, и порыв прошёл.

Я наслаждался умиротворением. Мы сидели совсем рядом, разделяли один момент, одно движение. Мне захотелось расставить ноги шире, чтобы коснуться его.

Мне еле удалось соскочить с песни «Be My Lover — La Bouche». Я бы просто не выдержал этого. Так же мне пришлось быстро переключить «Sexy Sexy Lover — Modern Talking». А вот «To Love Somebody — Bee Gees» я рискнул оставить. Последствия? Моё волнение, частые косящие на Холмса взгляды и горящие уши. Но в общем и целом было потрясающе.

Улицы сменяли друг друга, мы проезжали мимо одной достопримечательности за другой, словно были на обзорной экскурсии. Мне нравилось, что Холмс не жаловался. Когда мы были рядом с мостом на Блэкфрайарс-роуд, я попытался что-то разглядеть, но здания стояли слишком плотно. Майкрофт заметил, что я выгибаю шею.

— Не думаю, что ты что-нибудь увидишь. — сказал он.

— Да я уж понял.

Но мне всё равно хотелось хоть глазком…

Тратишь ради любви, любви ради денег.

Боль и похоть, жажда денег

Любовь и деньги{?}[Love and Money — Bronski Beat]…

Я покрутил головой, разведывая обстановку вокруг. Тихо и мирно. Насколько можно в автобусе.

— А ты любишь Ризотто? — выпалил я.

Мне требовалось занять нас разговором.

Холмса мой неожиданный вопрос привёл в уже знакомое мне удивление.

— Не сказал бы. — чуть погодя ответил он.

Я кивнул, будто это было чертовски важно.

— А какой твой любимый фильм?

Теперь политик насторожился. Мой допрос был явно подозрителен.

Дело не в том, как ты меня обнимаешь,

Дело не в том, что тебе есть дело

— Ну, — Майкрофт замялся и слегка смутился. — отдаю предпочтение нуару шестидесятых.

Я рассмеялся.

— О боже. Этого стоило ожидать.

Холмс поджал губы, и я испугался, что задел его.

— А у меня вообще нет любимого фильма. — поделился я, пытаясь доказать, что тоже странный. — Просто нет особых предпочтений. Как и в большинстве вещей.

Дело не в том, что ты остался со мной до конца,

Дело не в том, как ты выглядишь или что обещаешь сделать.

Я рассказал политику, что лгал на всяких тестах. Холмс же ответил, что догадывался. Разумеется.

Держись,

Не всегда любовь ко времени,

Держись.

Потом я стал нести чушь о том, что не обязательно использовать только рис арборио при готовке Ризотто. Моя мама плевала на правила и заменяла почти все ингредиенты. Получалось восхитительно.

Дело не в том, что твоя любовь делает меня свободным{?}[Hold the Line — Toto]…

Мы проехали пол Лондона. Я даже не заметил. Мы сошли с автобуса в районе озера Уимблдон и пересели на такой же в обратную дорогу к центру.

Холмс рассказывал мне о том, что викинг — это не народ, а вид этой самой деятельности. Раньше меня жутко бесило, когда он начинал умничать. Но теперь я видел в нём нескончаемый источник знаний. И к тому же это доставляло мне удовольствие.

— Скандинавы. К ним и датчане относятся, исландцы, в общем северяне. — я смотрел на Холмса, не отрываясь. Забери всё моё внимание. — В ту пору они были довольно… дикие. Никакой гигиены и малейшего намёка на разум. Но, впрочем, так считали англичане. Захватчиков мы никогда не любили… — более задумчиво произнёс Холмс, крутя в руках ручку зонтика. — В защиту германцев скажу, что у тех с гигиеной было всё не так плохо.

— Это факт? — побольше задашь вопросов — подольше послушаешь.

— Да. Как показывают археологические находки, у викингов были расчёски, пинцеты и даже зубочистки.

— Потрясающе. — прошептал я, подперев подбородок ладонью, но с горящими глазами жадно продолжал поглощать слова Холмса. И его самого.

— В хрониках 1220 года некий летописец Джон из Волингфордов писал, что викинги мылись, меняли одежду и расчёсывали волосы и поэтому пользовались успехом у английских женщин.

— Ух ты. — я расплывался от эйфории, уже в основном пропуская информацию мимо ушей.

— И насчёт роста в легендах несомненно приукрашенно. Средний рост мужчин был чуть больше ста семидесяти сантиметров, а женщин без малого сто шестьдесят. Однако современные скандинавы стали куда выше своих предков.

Майкрофт то ли был рад отвлечься (а что, возможно), то ли был не против лишний раз блеснуть своими познаниями. Но мне было совсем не важно почему он это делал. Я снова погрузился в этот калейдоскоп приятных ощущений, воздвигающих стену от всего остального.

— Если бы у тебя не было столько дел, я бы попросил тебя рассказать мне обо всём на свете. — проговорил я, снова склонив голову на бок.

Холмсу мои слова понравились. Да ему нравится, когда ему делают комплименты подобного рода! Я вдруг ощутил в руках власть, а ещё желание не останавливаться.

Я хочу навечно заключить себя в этой секунде, когда я был счастлив, не обременён мрачными мыслями и виной, когда улыбку на моём лице способен был вызвать уже лишь вид нового галстука Британского Правительства. На нём был не тот, что я видел утром. Я представил, как Майкрофт нечаянно капает на него чаем или кремом из пирожного, спешит быстрее сменить его, запершись в уборной.

Когда мы прогуливались по Пикадилли-стрит полчаса спустя, я разглядывал начавшие розоветь небеса. Конечно ещё я невольно косился на Правительство, шагающее слева. Племянник опаснейшего преступника и чиновник Великобритании, имеющий влияние на многие сферы в политике страны. Я ощущал… силу. Нечто такое я уже чувствовал, и я даже знаю когда. Но сейчас ощущения всё же отличались. На мне не лежало никакой вины, мне не было страшно. А ещё я чувствовал себя рыцарем Круглого Стола.

— Ты всё ещё хочешь поужинать? — вдруг спросил политик, закинув зонтик на плечо.

Я сразу заулыбался.

— Конечно.

Не день сегодня, а сказка. Исключая моё избиение и последующие смерти.

— Тогда прошу.

Я уставился сначала на шикарный фасад отеля-ресторана-клуба «Ритц», а потом на своё одеяние.

— Я не впишусь. — прямо сообщил я. — Ты то всегда при параде.

Холмс задумчиво меня оглядел, а затем уже собрался произнести «Ну, да, ты прав. Ужина не будет. Всем гудбай». Но я повертел головой и заприметил необходимое мне местечко.

— Сейчас всё будет. — сказал я и направился к ближайшему бутику.

Спонтанная покупка пиджаков за миллиард фунтов — это не для меня, но что поделать. Поужинать с Майкрофтом я хочу больше. Я залетел в магазин и согнулся пополам от боли, но не остановился. Схватив первый сносный пиджак моего размера, я натянул его на футболку и одобрительно кивнул.

— Заворачивать не надо. — сказал я мужчине, стоявшему за стойкой.

Я бы хотел грациозно прошествовать к Холмсу в своём новом неожиданном пиджаке цвета голубой стали. Но вышло так, что я очень медленно дополз до него, стараясь не нервировать травмы.

Политик оглядел меня и слегка ухмыльнулся.

— Видимо, ты очень хочешь в этот ресторан.

Я фальшиво посмеялся. Ага, я ОЧЕНЬ хочу в этот ресторан.

Большинство визитёров, да и сама хостес, приняли нас за ту самую парочку а-ля «Юнец и Папик». Я знаю о чём думает этот усатый мужик славянского происхождения, когда мы проходим мимо. Он с презрением кидает взгляд на Майкрофта, а затем ненависть обрушивается на меня. Из его рта извергаются тихие, но смачные обзывательства. Его спутница не знает, что будучи на родине в какой-нибудь Югославии, он трахает мальчиков-рабочих в сарае. Я знаю о чём он думает.

Здесь есть реальные представители «Юнца и Папика», засевшие в углу. Только папик в три раза старше своего алчного спутника. Наши с ним взгляды встречаются, и он посылает приветственный сигнал. Ну, нет, чел. Моя любовь настоящая.

Остальные посетители заняты своим ужином.

Мы двигаемся, плывём среди столиков и роскоши (слово, которое богачи никогда не употребляют). У меня есть воспоминания о том, что мы были в подобном месте с мамой. Возможно, даже в этом же ресторане. Дети тут редкость, но маме было плевать на мнение людей, поэтому она легко могла привести сюда пятилетнего меня и накормить отменной дрянью. И может мы были с кем-то. С кем-то из её ухажёров. Да, помню, что нас было трое. Но не помню кем был её спутник.

— Ты же понимаешь, что это свидание? — я решился на этот вопрос лишь в своей голове, так и не превратив его в звук.

Мы сели друг напротив друга. Тёплое освещение, бело-золотые скатерти и стулья, обитые дорогой тканью. Прольёшь брусничный соус — всему конец.

Я старался не улыбаться слишком долго, и уж тем более не смотреть на политика, словно он — самое дорогое и восхитительное блюдо из всех предложенных в меню. Но он был только в моём меню. И это меня успокаивало.

— Ты, кончено, возьмёшь стейк «Вагю». — сказал я, глядя на лист из хорошей богемной бумаги, что не отсвечивает лампы.

— Почему ты так решил? — интересуется Холмс, и его взгляд скользит вниз, примерно туда, где расположено название блюда.

— Ты как-то упоминал, что переносишь лишь мраморную говядину. — припомнил я, манерно переворачивая листы. — У меня это отложилось в памяти, потому что тогда я подумал, что ты самый настоящий сноб с серебряной ложечкой в… — я дождался пока наши взгляды встретятся, чтобы для приличия передать ключевое слово без слов.

Лёгкая улыбка Майкрофта может показаться надменной, потому что разница мизерная. Но сейчас он не был надменным. Его тоже, похоже, забавило, что мы с ним сидим в этом месте.

— Очень познавательно, Эдвард. — произнёс политик и вернулся к меню. — Да, пожалуй я возьму именно «Вагю».

Мы обменялись «любезными» улыбками. Это начинало походить на игру. Мне понравилось притворяться тем же снобом, поэтому я с лицом критика принялся изучать оставшееся меню. Как только мне на глаза попалась винная карта, я кое-что вспомнил и вышел из образа.

— Чёрт. — довольно громко произнёс я.

— В чём дело?

— У меня же печень разваливается. — негодующе сказал я. — И с алкоголем можно попрощаться.

Майкрофт с лёгким злорадством хмыкнул.

— Даже больше. Никаких жареных, копчёных, острых блюд. И десертов.

— Господи! — я выронил меню и схватился за волосы. — Ты привёл меня сюда, чтобы наслаждаться моими мучениями?!

Политик распрямился.

— Нет. — уже без тени ехидной улыбки возразил он. — Я привёл тебя сюда, потому что это единственный ближайший ресторан, где есть молекулярная кухня.

Я скривился. Ох, убейте. Мне плевать на изысканные гребешки каких-то там кальмаров с экстрактом мега-супер розмарина. Я так не наемся. И какая польза?

— Не вредничай. — вдруг сказал Холмс.

Я тут же покраснел, потому что он прозвучал как мой отец или мать. Или дядя. Или любовник. Всё вместе.

— Это полезно. Овощи сохраняют свои витамины, в отличие от того, когда их готовят обычным путём. И лактат кальций тоже не повредит. — объяснил мне Холмс.

Я всё равно насупился.

— Сделай хоть что-то для себя необычное. — в добавок повторил мои слова политик.

— Уже две недели как делаю. — я позволил моим губам растянуться.

Мы ухмыльнулись друг другу, и я выкинул все свои сомнения.

— Ладно. Давай свою молекулярную богему.

Официант принял у нас заказ, и всё что оставалось — ждать. Я теребил край узорной скатерти, пытаясь выдумать тему для разговора. Холмс выглядел красиво. В мягком и довольно романтичном свете его глаза казались темнее, а фигура статней. Он сидел прямо, но расслаблено, словно в своём кабинете. Он выглядел как Правительство. И у меня то и дело перехватывало дыхание.

Тяжёлое дыхание и электрические разряды по телу мешали мне думать о чем-то кроме того, как на нём сидит костюм, что он просто невероятный, имеющий власть, заслуженную лишь авторитетом разумного и даже гениального человека. Он может сосредоточиться на всех проблемах страны и немедленно выдать ответ. Снова и снова его слова определяют национальную политику.

Несмотря на то, что он демонстрирует в какой-то степени цинизм, он несколько раз при мне поднимал на уши полицию Лондона, чтобы убедиться, что младший брат в безопасности. Он никогда не подстраивался под того, кто значительно ниже его по шкале умственного развития, но вот мы, я и он, сидим в ресторане, потому что мне нужно сменить обстановку. Это наталкивает меня на мыслишку, что на самом деле Майкрофт не так уж и силён в деле касающемся эмоций. Он кажется тем, кто обладает исключительной степенью самоконтроля, но что, если он просто делает вид? Как и я со своей самоуверенностью.

Я понимаю, что пялюсь на него слишком долго. Он смотрит на меня в ответ. Неловко, но отводить взгляд уже поздно. Только сейчас я вдруг понимаю, что выдал себя с потрохами.

Взгляд Майкрофта, как и он сам, безмятежен. Но я замечаю, как лицо напряжено. Затем он совершает привычные действия: поджимает губы, слегка облизывает их, опускает глаза, немного ёрзает, а затем вновь смотрит на меня.

Моё сердце замирает.

Я не знаю, как описать это озарение. Но у меня создалось впечатление, что какую-то часть вырезали, и вот в моей голове уже неопровержимое: «Он догадался». Я не знал об этом секунду назад, но сейчас я в этом уверен. Словно мне в голову вложили это знание и всё.

Я откидываюсь на спинку стула и становлюсь одним большим красным пятном. Взгляд начинает метаться по помещению, я хочу провалиться сквозь землю. Многие знают это чувство тотальной неловкости. Это неприятно.

— Ты… — я всё-таки хочу услышать подтверждение, поэтому силюсь произнести слова.

— Я знаю. — на выдохе произносит политик, отводя взгляд.

Новая волна жара высушивает мне горло. Хочется выпить литр воды или утопиться в графине. Всё, что мне остаётся, — уставиться в одну точку, ожидая пока молния поразит моё грешное тело и испепелит не менее грешную душу.

Официант, сам того не зная, входит в это напряжённое поле, принося заказанный Майкрофтом коньяк, воду (за которую я тут же принимаюсь) и первые блюда. Есть мне больше не хочется, но меня радует, что то, что на моей тарелке похоже на пакет с воздухом.

Едим мы в тишине. Я замечаю, как Холмс периодически кидает на меня взгляды, проверяя моё состояние. Да уж, проверил бы он, что внутри творится. Я просто сгораю от стыда.

Через пару минут я начинаю уже отходить от шока, и замечаю, что тишина между нами меня нервирует. А звуки живой музыки звучат в данной ситуации комично.

— И как давно? — задаю я довольно примитивный вопрос.

Губы политика касаются бокала, он делает один глоток, а следом второй побольше.

— С ночи, которую я провёл с тобой в палате.

Твою мать вот же гномий навоз… Погодите-ка.

— Что? — я пытаюсь сопоставить все факты и никак не могу. — Но… я сам понял… ну, то, что понял всего пару дней назад.

Невозможно, чтобы Майкрофт предугадал мою реакцию. Хотя… может не так уж невозможно…

Политик отодвинул свою тарелку, промокнул губы, а затем впервые посмотрел прямо в мои глаза. Я покрылся очередным слоем стыдливой расцветки.

— То, что моё присутствие повлияло на твою нервную систему, и ты смог заснуть, говорит об эмоциональной привязанности. — сказал Холмс. — А зная тебя, твои склонности и проблемы, не сложно сделать вывод о конкретном развитии событий.

От этого мне стало ещё хуже.

— То есть ты знал, что я влюблюсь в тебя, но ничего не сделал? — я решил, что лучше относиться к этому как к какой-то медицинской проблеме, словно мы учёные, спорящие о теории.

Холмс быстро похлопал ресницами и растянул губы.

— А что я, по твоему, должен был предпринять?

Я стал делать вид, что активно над этим думаю, хотя на самом деле я внутренне вопил от этой неловкой ситуации.

— Стоп. — я снова осознал кое-что странное. — Но если ты знал… то, о чём знал, то почему позволил мне спать с тобой, спать в одной блин кровати?! — теперь я выглядел как нападающий.

И то, что он сделал сегодня с моими джинсами! Извините, но влюблённому человеку одного взгляда хватит, чтобы распознать в этом сигнал. А мне, фантазёру, уж тем более.

На моё заявление Майкрофт отвёл взгляд. Мне даже показалось, что это застало его врасплох. Или мне хотелось так думать.

— Мы со Стоун понимали, что спасти тебя может лишь удовлетворение твоей, на той момент, главной потребности во внимании и заботе. — соскочил политик.

— Со Стоун?! — я слегка повысил голос, что заставило нескольких людей обернуться. — Вы что это вместе спланировали?

Холмс нахмурился такому обвинению.

— Мы ничего не планировали, Эдвард. — начал защищаться он. — Мы даже не говорили о том, что ты… — он тоже запнулся на этом месте. — Начнёшь испытывать симпатию.

Симпатию? Да я, кажется, по уши втрескался. Мне хоть повод дай. Особенно такой необычный как Майкрофт. Боже, он же был… он мой босс, начальник, глава, опекун в каком-то смысле.

— Мы попросту пришли к выводу, что лишь от меня ты примешь это внимание, потому что со мной тебе спокойнее. — объяснился Холмс.

Я неровно вздохнул и отправил глаза проветриваться по ресторану. Ладно, я понял. Он просто проявлял беспокойство и заботился. Это то, что мне было нужно. И сейчас нужно. И да, только от него. Потому что это так же необычно, как то, что мы с Джимом трахались, несмотря на то, что он мой дядя. И потому что он мой дядя.

— Не хочу, чтобы моё сердце снова разбилось. — сказал я, словно предупреждая. — Я не выдержу.

Что делал Майкрофт я не видел. Я лишь разглядывал людей, косил взгляд подальше, чтобы он не заметил, как глаза намокли. Мне стало очень грустно, потому что я снова столкнулся с реальностью. Он не ответит мне взаимностью. Конечно не ответит. Я снова облажался. Мне снова придётся собирать сердце по частям. В прошлый раз мне помог Майкрофт. Но сейчас… вряд ли я его соберу.

— Ты должен понять… — неприятно серьёзным тоном начал манифест политик.

Я резко повернул к нему голову, с силой сцепив зубы.

— Что это неправильно потому, что ты старше меня в два раза, что ты мой командующий, что мы одного пола. Так? — с вызовом спросил я у Холмса, который снова был поражён. — А ещё ты хладнокровная машина, не способная на чувства. Верно?

Я не дождался пока Майкрофт хоть что-то скажет.

— Чушь. — уверенно выдал я, из-под бровей глядя на мужчину. — Всё, что ты для меня сделал — это не ради выгоды государства или твоей. Это чистый альтруизм. — я надеялся, что выгляжу как разоблачитель, ведь легче быть им, чем тем, кого разоблачают. — Ты сказал, что у тебя ко мне братский инстинкт. Замечательно. Значит, ты бы не хотел меня потерять. По какой причине, я не знаю. — здесь я начал сдавать позиции, озадаченный последним вопросом. — Я тоже не хочу тебя терять. Пускай это те «сопли», о которых говорил Джим, но эти «сопли» помогли мне избежать превращения в него.

Я прервался, чтобы взять в лёгкие воздуха, но ровно настолько, чтобы не дать Холмсу начать говорить. Пусть сначала выслушает меня.

— Я тебе не говорил, не говорил и Стоун, но мне кажется, что думай я мозгами, то давно уже отдал бы себя ему. — я опустил глаза на стол. — Терпеть не могу систему мира. Она давно сломана, но всем плевать. И если подумать, то мы всё равно все умрём, ада и рая не существует, после смерти одно лишь забытьё, так какой смысл следовать правилам, которые установил кто-то миллиард лет назад? Некоторые меняются, но большинство сохраняет изначальный вид. Старые, допотопные, контролирующие лишь серую массу и тех, кто не может или не хочет пробиться в рай. — я снова поднял глаза на Майкрофта, мои горели, в его читалось то же удивление. — Жить во благо общества? — я усмехнулся, ощущая знакомую дрожь. — Никто не ведёт счёт. Вокруг лишь ложь, грех и смертная скука. Так зачем себя мучить? Нужно выйти из этого бредового круга, занять место на вершине, на Олимпе и наслаждаться всем, чем можно и чем нельзя.

Я закончил первую часть своей исповеди и распрямил спину. Судя по широко открытым глазам и слегка распахнутому рту, а также сдвинутым к носу бровям, Майкрофт не ожидал услышать это здесь и сейчас. Я тоже не ожидал, что этот ужин окажется, быть может, последним.

Но пора вывести его из ступора. И успокоить.

— Удивительно, — теперь я говорил тише, в рассуждающей манере. — но именно ты, утверждающий, что у тебя вместо сердца вакуум, дал мне пример благородства, чести и добра, чёрт возьми, которые от сердца и исходят. Не из головы. — теперь дрожь не пугала, она приобрела воодушевляющий характер. — Ты пытался вытащить меня из детских фантазий так, чтобы я научился чему-то хорошему, научился любить свою страну, быть готовым сразиться за народ во имя свободы и справедливости. — я откинул голову назад, глядя в потолок. — Это две совершенно разных позиции. Они взаимоисключающие. Но их нельзя ставить на одну полку. Они словно из двух разных миров, и всё зависит от восприятия. А также от мотивов. — мои глаза прикрылись, я ощутил себя на приёме у Стоун. — Что мной движет? Любовь или власть? Эрос или всё-таки эго? Мне сдаётся, что это любовь, направленная на достижение власти. Это страсть, потакающая эго. Так что я не знаю, плохой я или хороший. — я вернул голову в изначальное положение, тут же утыкаясь в Майкрофта. — Но рядом с тобой я становлюсь лучше. Клише, знаю. Но в простоте и есть ответы на многие вопросы. В ней решение второй половины моих проблем.

Я не закончил до конца свою мысль, но мне захотелось услышать мнение Майкрофта. Он продолжал глазеть на меня ещё какое-то время, но поняв, что я оставил ему место для реплики, сказал:

— Это очень интересно.

Я не понял, что именно он имеет в виду.

— Я должен подумать об этом. — добавил политик.

Верно мой монолог его озадачил. Таким он и выглядел.

— Подумай. — кивнул я. — Но подумай ещё вот о чём, — я наклонился к нему через стол. — ты, Шерлок, мой дядя, может и я со своим возможным дополнительным игреком, мы другие. Ты сам это знаешь. Шерлок вообще социопат, и ему по барабану на общественные нормы. Ты более социально адаптирован, но я вижу, что ты считаешь себя выше большинства. Значит, тебя беспокоит лишь приемлемость. Но ты сам говорил, что возраст — всего лишь цифра. — я снова взял несколько секунд передышки. — Но если ты сторонник гомофобии, то я лучше помолчу, потому что лекция на эту тему растянется не на один день. — быстро протараторил я. — Но ты, я уверен, уже в курсе моих предпочтений, а ещё извращенских склонностей. Это я про инцест и садо-мазо если что. — когда я понял, что пошёл не в ту степь, красный оттенок вновь засиял на моём лице. — И пока ты не встал и не вышел отсюда, оставив меня навсегда позади, я хочу сказать, что это всё было неизбежно, ведь если ты стремишься заботиться, тогда как я как раз таки ищу эту заботу, выходит, что мы созависимы. И мне кажется, что тебе тоже бывает одиноко, пусть на одну секунду, хоть ты в этом и не признаешься. Но мне хватает смелости признать, что начиная с того дня, как я встретился с Джимом в клубе, я ощущал ужасное одиночество и потребность в… человеке.

Меня унесло.

— Я почти ничего не знаю, Майкрофт. Я не знаю мир реальным. А ты знаешь. И, может, я наконец-то понял, что могу умереть. И что ты единственный, кто может дать мне шанс выжить. Так что то, что я зацепился за тебя таким образом, неудивительно. Моя любовь направлена на достижение власти. Власти над самим собой.

Я иссяк. Окончательно откинулся на спинку стула и взглядом поблагодарил Майкрофта за то, что тот дал мне выговориться. Я даже не ожидал от себя такого. Не ожидал что все мои «сюси-муси» выльются в такой самоанализ. Стоун бы одобрила.

Холмс тоже прислонил спину и перемещал взгляд с меня на стол и обратно.

Мне захотелось выпить чего-то крепкого после такого. Очень захотелось. Но я лишь опустошил ещё один бокал воды.

— Я…

Мне польстило, что у Холмса кончились слова. Он беспомощно двигал губами как золотая рыбка.

— И над этим подумать тоже, да? — подтолкнул его я.

— Да, — согласился он, трогая свой галстук. — пожалуй.

Мы сидели в тишине, думая об одном и том же, но по-разному. Я не мог поверить, что раскрыл кому-то душу. Но этим кем-то был Майкрофт, поэтому я был спокоен. Удивительно, но мой стыд и страх исчезли. Я понял, что имею право на свои чувства и что заслуживаю их оглашения. Всё просто.

Официант подал десерт, снова находясь в неведении о происходящем. Я не знал, как называется эта сладость и что в составе, но выглядело всё как произведение искусства. К моему удивлению Холмс отодвинул тарелку.

— Не будешь? — спросил я.

Политик покачал головой.

— Да, ладно. Если ты это не съешь, то всё отправится в мусорку. А где-то детишки голодают. — стал несвойственно для себя поучать Майкрофта я. — Это не хорошо.

Холмс ухмыльнулся. Наконец-то обстановка разряжается. После моего урагана откровений, спорить о десерте просто замечательно.

— Но тебе же нельзя сладкое. — в свою защиту сказал политик. — Это не вежливо, а, значит, тоже не хорошо.

Я слегка закатил глаза и тоже слегка растянул губы.

— Если честно, я не охотник до сладкого. Бывает иногда прорывает, — я вспоминаю, как поглощал вафли на Бейкер стрит. — но не часто. Мне скорее будет приятно от того, что тебе приятно.

Я без тени стыда смотрю на Холмса. Я искренен, и он это понимает. Кивает и всё-таки принимается за десерт. Я с улыбкой гляжу в окно. Словно буря миновала, и теперь пришло спокойствие.

Покинув ресторан, мы сразу сели в машину. Я ощущал приятную усталость.

— Заедем на базу. — сказал Холмс. — Ты же не взял с собой вещи.

Моё сердце вздрогнуло, а затем по нему пошла трещина. Я собирался сделать нечто исключительное.

— Майкрофт, — не смотря на него, произношу я. — после того, как мы всё выяснили… думаю, не стоит мне ехать к тебе. И к тому же, — я прикрываю глаза, готовясь раскрыть ещё одну правду. — я, кажется, уже могу спать один. Так что будет лучше, если я вернусь на базу.

Холмс сначала молчит, но потом кивает, я замечаю это боковым зрением.

Всю оставшуюся короткую дорогу мы молчим.

База кажется мне приветливой лишь наполовину. Если забыть всё плохое, то здание вызывает чувство безопасности. Не такое, какое я испытываю рядом с Майкрофтом, но схожее.

Всё происходит быстро. Машина быстро тормозит. Мне пора уходить. Я не смотрю на политика, когда открываю дверь.

— Приятного вечера, Майкрофт. — желаю ему я и выхожу.

Он отвечает мне тем же, но я не вижу его лица. Слышу привычную вежливость.

Комната тоже перестаёт вызывать ужас. Я даже рад ей. Мягкая постелька, пыльная плейстейшен, окна, выходящие на внутренний двор, но если высунуться, можно увидеть Темзу. Сейчас лучам солнца не добраться до меня. Солнце садится, весь свет достаётся высоким зданиям.

Я раздеваюсь догола и подхожу к зеркалу.

Джим стоит сзади меня, его глаза обращены на мою поясницу. Я поворачиваюсь, глядя на порезы.

— Единственное, что ты смог сделать. — произношу я. — Заклеймить меня. Но не это ли проигрыш? Я буду носить на себе твои инициалы и поступать так, как ты бы никогда не поступил. Но я тоже Мориарти. Пусть и белая ворона. — я ухмыляюсь. — Белый мне тоже идёт.

— Я всегда буду в тебе. — бархатный голос ласкает, как лёгкое прикосновение руки. — И дело не в этой резке на коже. Не в синяках. — его рука замирает в сантиметре от моей талии. — Дело в этом. — его палец направлен на мою голову.

Я кладу руку на сердце и закрываю глаза. Ветерок из окна приятно гладит кожу. В моей голове звучит орган.

Мне было жалко, что я не рядом с Майкрофтом, я испытывал тоску. Но мне стоит научиться держаться одному, стать независимым, стать собой.

Кстати говоря, не знаю, то ли так надо, то ли мой организм специфичную еду не переносит, но сегодня ночью я знатно прочистил организм.