Массивные дубовые двери Большого зала распахнулись перед ней. Тосака Рин, сохраняя безупречную осанку и выражение легкой, профессиональной скуки на лице, переступила порог.
Если коридоры Хогвартса просто фонили магией, то Большой зал был ею перенасыщен. Концентрация маны здесь достигала критических значений, создавая атмосферное давление, которое обычный человек мог бы принять за торжественность момента или просто духоту. Но для мага это было давление океанской толщи. Сотни юных волшебников, каждый из которых был нестабильным источником энергии, плюс тысячелетние чары самого помещения, плюс артефакты, плюс привидения…
Это был хаос. Великолепный неструктурированный хаос.
Рин шла по проходу между столами Гриффиндора и Хаффлпаффа. Её сапоги выбивали четкий, авторитарный ритм по каменным плитам, который странным образом не тонул в общем гуле голосов. Она не смотрела на студентов. Её взгляд был устремлен вперед, к возвышению в конце зала — к преподавательскому столу.
Это была её цель. Её место. Вершина пищевой цепочки в этой локальной экосистеме.
Студенты, занятые обсуждением летних каникул и новостей о Сириусе Блэке, постепенно замолкали, провожая взглядами фигуру в красном. Она выделялась. Среди черных мантий и серой школьной формы её наряд — легкое темно-красное пальто — выглядел как вызов.
Она поднялась на помост. Стол преподавателей был длинным, заставленным золотыми кубками и тарелками, которые пока оставались пустыми.
Минерва Макгоннагал уже была там. Она стояла у своего места, поправляя идеально ровную стопку пергаментов. Заместитель директора выглядела еще строже, чем обычно. Её губы были сжаты в тонкую линию, а в уголках глаз залегли тени.
Инцидент в поезде.
Новости распространялись быстрее, чем совы. Дементоры, атаковавшие состав. Нарушение протокола безопасности. Угроза студентам. Для такой женщины, как Макгоннагал, это было личным оскорблением и профессиональным кошмаром.
Рин подошла к ней и коротко, с уважением наклонила голову.
— Профессор Макгоннагал.
— Профессор Тосака, — отозвалась та. Её голос был сухим, но в нем слышалось облегчение. — Рада видеть, что вы добрались без приключений. Хотя, судя по докладам, приключения нашли вас сами.
— Ситуация была… контролируемой, — уклончиво ответила Рин.
— Садитесь, Рин, — она указала на свободный стул. — Церемония Распределения начнется с минуты на минуту. Нам предстоит долгий вечер.
Рин кивнула и направилась к указанному месту. Сама Макгоннагал отправилась к выходу.
Справа от свободного стула сидела маленькая, полная женщина с растрепанными волосами и в мантии, покрытой пятнами земли — профессор Спраут, декан Хаффлпаффа. А слева…
Слева сидел человек, который выглядел так, словно был соткан из теней.
Северус Снейп.
Рин видела его несколько дней назад, мельком, в коридорах. Но теперь она оказалась в непосредственной близости.
Его аура была… специфической. Если Макгоннагал ощущалась как стальной стержень, а Дамблдор — как океан, то Снейп напоминал болото. Темное, глубокое, ядовитое болото, скрывающее на дне острые камни. Его магический фон был пропитан запахами редких ингредиентов, горечи и сложной, многослойной ментальной защиты.
«Ментальные барьеры», — мгновенно определила Рин. — «Высокого уровня. Его разум — это лабиринт с ловушками».
Она отодвинула стул и села. Её движения были плавными, экономными. Она не вторгалась в личное пространство соседа, но и не жалась к краю. Она заняла ровно столько места, сколько ей полагалось по праву.
Снейп медленно повернул голову. Его черные глаза, холодные и пустые, как туннели, встретились с её взглядом.
— Новый преподаватель Защиты от Темных Искусств, — произнес он. Его голос был тихим, бархатистым, но в нем сквозила нескрываемая ирония. — Какая… неожиданность.
Он скользнул взглядом по её одежде, задержавшись на красном цвете.
— Вы выглядите слишком жизнерадостно для этой должности, мисс Тосака. Обычно на это место приходят люди с печатью обреченности на лице. Или идиоты.
— Я предпочитаю категорию «компетентные специалисты», — парировала Рин, расправляя салфетку на коленях.
Снейп криво усмехнулся.
— Я слышала о репутации этого места, профессор. Проклятие, высокая текучесть кадров, несчастные случаи. Статистика удручающая. — спокойно сказала она.
— Статистика — это наука для тех, кто не умеет предсказывать будущее, — заметил Снейп. — Но в данном случае она работает безотказно. Вопрос лишь в том… надолго ли вы здесь?
Это был вызов. Тонкий, завуалированный, но вызов. Он проверял её на прочность. Пытался найти трещину в броне.
Рин повернулась к нему всем корпусом. Она не улыбалась. Её лицо было маской спокойной уверенности.
— Дольше, чем вы думаете, профессор, — сказала она. — Я не имею привычки бросать начатое дело. И я не верю в проклятия, которые нельзя снять или перенаправить.
Глаза Снейпа сузились. Он искал страх. Искал неуверенность. Искал браваду новичка.
Но он увидел лишь холодный расчет.
— Самоуверенность, — наконец произнес он, отворачиваясь к залу. — Это распространенная болезнь в этих стенах. Обычно она лечится больничным крылом. Или Святым Мунго.
— Или успехом, — добавила Рин. — Время покажет, чья диагностика верна.
Снейп ничего не ответил, но Рин заметила, как дернулся уголок его рта. Это не было улыбкой, но это было признанием. Он признал наличие у неё характера. Хребта. Она не сломалась под его взглядом, не начала оправдываться. Она огрызнулась.
Для такого человека, как Северус Снейп, это было единственным критерием, позволяющим считать собеседника достойным внимания.
Рин перевела взгляд в центр стола.
Там, на золотом троне (иначе это кресло назвать было нельзя), восседал Альбус Дамблдор.
Директор Хогвартса выглядел сегодня иначе. Исчезла привычная легкая улыбка, скрытая в бороде. Исчезли искорки в глазах. Он сидел неподвижно, сложив руки замком перед собой, и смотрел на пустующий пока проход между столами.
Его лицо было серьезным. Даже мрачным.
Аура Дамблдора была тяжелой. Она давила на зал, приглушая звуки, успокаивая самых буйных студентов одним своим присутствием.
«Он в ярости», — поняла Рин. — «Холодной, контролируемой ярости. Дементоры в поезде. Это было нарушением всех договоренностей. Министерство перешло черту».
Дамблдор чувствовал ответственность за каждого ученика. И тот факт, что «стражи» Азкабана едва не высосали душу из Поттера прямо в вагоне, был для него личным оскорблением.
Рин отвела взгляд от директора. Смотреть на него долго было физически тяжело — плотность его магии вызывала легкое головокружение, если пытаться анализировать её структуру.
Она переключилась на изучение зала.
Большой зал Хогвартса. Она была здесь летом, когда он был пуст и гулок. Теперь он был наполнен жизнью.
Четыре длинных стола, тянущихся параллельно друг другу. За каждым — огромное количество студентов.
Но главным элементом интерьера были не столы и не студенты.
Свечи.
Тысячи свечей парили в воздухе над столами. Они висели без всякой видимой опоры, их пламя не мигало от сквозняков.
Рин прищурилась, активируя Strukturanalyse на минимальной мощности.
«Левитационные чары, привязанные к координатной сетке зала», — проанализировала она. — «Плюс заклинание вечного горения. Или, что более вероятно, автоматическое восполнение воска за счет трансфигурации воздуха».
Это было расточительство. Опять. Тратить столько энергии на освещение? Электричество было бы эффективнее. Но она не могла отрицать эстетического эффекта.
А затем она посмотрела выше.
Потолок.
Его не было. Вместо каменных сводов, которые она видела здесь летом, над головой простиралось ночное небо. Темное, бархатное, усыпанное звездами. Тяжелые грозовые тучи плыли где-то там, в вышине, и сквозь них проглядывала полная луна.
Это была не просто проекция. Это была полная симуляция атмосферных условий снаружи.
Рин почувствовала, как по спине пробежали мурашки профессионального восхищения.
«Иллюзия», — заключила она. — «Но какого уровня! Это не ментальное воздействие, заставляющее мозг видеть то, чего нет. Это структурная трансформация потолка. Он стал прозрачным для света, но непроницаемым для материи. Или же это сложнейшая проекция, синхронизированная с метеорологическими данными в реальном времени».
В её мире создание такой иллюзии на площади потребовало бы усилий целой группы магов и установки стационарного генератора маны. Здесь же это было просто… частью интерьера.
— Впечатляющая иллюзия, — пробормотала она. — Абсолютная синхронизация с внешним миром. Грандиозно. Бесполезно, но грандиозно.
— Зачарованный потолок, — раздался голос Снейпа. Он услышал её. — Одно из старейших заклинаний замка. Ровена Рейвенкло считала, что ученики не должны чувствовать себя запертыми в каменной коробке. Они должны видеть бесконечность.
— Философский подход, — кивнула Рин. — И технически безупречный. Это требует постоянной подпитки от узла лей-линий?
— Разумеется, — Снейп посмотрел на потолок с выражением скуки. — Весь замок — это паразит, сосущий энергию из земли. И мы — блохи на его теле.
Рин хмыкнула. Метафора была грубой, но точной.
— Предпочитаю термин «симбионты», профессор. Мы поддерживаем его функции, он дает нам кров.
— Оптимистично, — фыркнул зельевар. — Посмотрим, сохраните ли вы этот оптимизм, когда Пивз зальет ваши бумаги чернилами в ваше отсутствие, а какой-нибудь Лонгботтом «поддержит», взорвав котел и пол кабинета на вашем уроке.
— У меня не будет котлов, — заметила Рин. — У меня будут мишени. И если кто-то промахнется и испортит имущество, он будет бегать вокруг замка, пока не научится целиться.
Снейп повернулся к ней, и в его глазах мелькнул интерес.
— Физические наказания? В Хогвартсе? Дамблдор это не одобрит.
— Это не наказание. Это физическая подготовка. Укрепление тела для лучшей проводимости магии. Чистая наука, Северус. Ничего личного.
Он промолчал. Судя по выражению лица, он всё еще считал её выскочкой, но, по крайней мере, не безнадежной идиоткой.
Двери зала снова распахнулись.
Макгоннагал вела процессию первокурсников. Маленькие, испуганные дети. Они жались друг к другу, глядя на потолок и свечи с открытыми ртами.
Рин посмотрела на них.
Будущие маги. Сырой материал. Глина, из которой ей предстояло вылепить что-то, способное выжить.
Она откинулась на спинку стула, скрестив руки на груди.
Она была готова. Она была на своем месте. И она собиралась смотреть это шоу с первого ряда, анализируя каждого нового актера, который выходил на сцену.
В конце концов, эти дети скоро окажутся в её классе. И тогда начнется настоящее обучение.
Церемония началась.
Процесс, который местные волшебники называли «церемонией распределения», начался с выноса табурета. Это был обычный, ничем не примечательный деревянный предмет мебели, который в любом другом месте давно бы отправили в утиль или на растопку. Однако здесь, в центре Большого Зала, под зачарованным потолком, отображающим холодное звездное небо, этот табурет приобретал значение алтаря.
Минерва Макгоннагал, чья прямая осанка могла бы служить эталоном для гвардейцев, водрузила на табурет шляпу.
Тосака Рин, сидевшая за преподавательским столом, слегка подалась вперед, сузив глаза.
Это был артефакт. Древний, мощный, пропитанный тысячелетними наслоениями маны. Ткань была грязной, в заплатах, потертой до дыр, но за этой ветхостью скрывалась сложная, автономная магическая структура.
«Связанный интеллект», — мгновенно классифицировала Рин. — «Или, точнее, псевдо-разум, созданный на основе слепков сознания четырех Основателей. Создать предмет, способный к анализу человеческой психики и принятию решений, который функционирует без сбоев тысячу лет… Это вызывает уважение».
Внезапно шляпа дернулась. Складка раскрылась, напоминая рот, и артефакт запел.
Голос был скрипучим, но громким, разносящимся по залу без помощи Sonorus.
Рин слушала текст. Это была декларация принципов. Манифест, определяющий судьбу десятков детей на ближайшие семь лет.
«…Гриффиндор, чья слава в том, что учатся там храбрые…»
«…Слизерин, где вы найдетесвоих хитрых друзей…»
«…Хаффлпафф, где равен каждый из вас…»
«…Рейвенкло, где царит ум и честь…»
Песня закончилась под шквал аплодисментов. Макгоннагал развернула длинный свиток пергамента и назвала имя первого студента.
Маленький, дрожащий мальчик вышел вперед, сел на табурет и надел Шляпу, которая накрыла его глаза.
Рин откинулась на спинку стула, скрестив руки на груди. Её взгляд был холодным и анализирующим. Она наблюдала не за детьми. Она наблюдала за Системой.
Четыре факультета. Четыре модели поведения. Четыре пути развития мага.
«Гриффиндор», — произнесла мысленно она, глядя, как стол с алыми знаменами взрывается овациями, приветствуя новичка. — «Храбрость. Благородство. Безрассудство».
Люди действия. Те, кто бросается в бой, не просчитав последствия, полагаясь на силу и удачу. Это был путь героя, но для мага этот путь часто вел к быстрой и бесславной смерти. Отсутствие инстинкта самосохранения здесь возводилось в добродетель.
«Слизерин», — её взгляд скользнул к столу под зелеными знаменами. Там аплодировали сдержанно, оценивающе. — «Хитрость. Амбиции. Чистота крови».
Это было ближе к её миру, но все же не то. Интриги, борьба за власть, использование любых средств для достижения цели. Макиавеллизм. Но их зацикленность на традициях была слабостью. Они ограничивали свой генофонд и не развивались. Амбиции без культивации реальной силы превращались в обычное высокомерие.
«Хаффлпафф», — стол с желтыми цветами. Самые дружелюбные, самые открытые. — «Трудолюбие. Верность».
«Рабочая сила», — цинично определила Рин. — «Фундамент общества. Те, кто будет выращивать ингредиенты, варить зелья по инструкции и выполнять рутинную работу, пока остальные делят власть и славу. Необходимый элемент, но лишенный искры гениальности».
И, наконец, четвертый.
«Рейвенкло. Ум. Знания. Индивидуализм».
«Единственный факультет, который имеет практический смысл», — подумала она.
Магия — это наука. Это изучение мира, поиск Истины. Чтобы быть магом, нужно учиться. Нужно анализировать. Нужно думать.
Смелость полезна, но без ума она ведет к гибели. Хитрость полезна, но без знаний она пуста. Трудолюбие похвально, но без таланта оно создает лишь ремесленников.
Только Рейвенкло ставил во главу угла то, что действительно имело значение для мага: Интеллект.
Рин перевела взгляд на стол преподавателей. Они все сидели с торжественными лицами, одобряя этот процесс.
«Зачем?» — задала она себе вопрос. — «Зачем разделять их?»
С точки зрения педагогики и управления человеческими ресурсами, эта система была чудовищно неэффективной.
Они брали детей в одиннадцать лет — возраст, когда личность еще пластична, когда характер только формируется — и насильно запихивали их в узкие рамки одного архетипа.
Ты храбрый? Иди к храбрым. И ты станешь еще более безрассудным, потому что вокруг тебя будут только такие же сорвиголовы, подначивающие друг друга. Твоя осторожность атрофируется.
Ты хитрый? Иди к хитрым. И ты научишься никому не доверять, видеть в каждом врага или инструмент. Твоя способность к эмпатии будет уничтожена.
«Это искусственное создание конфликта», — констатировала Рин.
Она могла бы предположить, что это сделано намеренно. Тонкий расчет древних архимагов.
«Возможно, они хотели изолировать проблемные элементы?» — размышляла она, глядя, как очередной ребенок отправляется за стол Гриффиндора. — «Собрать всех агрессивных в одном месте, чтобы их было легче контролировать? Собрать всех интриганов в другом, чтобы они грызли друг друга, а не мешали настоящим исследователям с Рейвенкло работать?»
Это было бы логично. Жестоко, цинично, но логично. Создать «гетто» для определенных психотипов, чтобы очистить элиту.
Но, глядя на лица преподавателей, на искреннюю радость Макгоннагал, когда Гриффиндор получал нового студента, на горделивую ухмылку Снейпа, когда Слизерин пополнял ряды, Рин поняла: нет здесь никакого великого замысла.
Это были просто амбиции.
Четыре могущественных мага тысячу лет назад не смогли договориться о единой системе обучения. Каждый тянул одеяло на себя. Каждый считал свой путь единственно верным. «Я буду учить только храбрых». «А я — только чистых».
И они закрепили свои комплексы и предпочтения в магическом артефакте, который теперь, спустя века, продолжает сортировать детей по лекалам средневековья.
«Традиции», — подумала Рин. — Мертвые хватают живых. Вы просто воспроизводите старые конфликты снова и снова, вместо того чтобы создать единую, сбалансированную структуру.
— Гринграсс, Астория! — выкрикнула Макгоннагал.
К табурету вышла девочка. Изящная, с тонкими чертами лица и длинными темными волосами. В ней чувствовалась порода. Та самая аристократическая выправка, которую Рин видела в зеркале.
Шляпа едва коснулась её головы.
— СЛИЗЕРИН! — провозгласил артефакт.
Стол под зелеными знаменами взорвался аплодисментами. Наследник семьи Малфой, сидевший с видом принца в изгнании, благосклонно кивнул, приветствуя пополнение.
Рин наблюдала за тем, как Астория идет к своему столу.
«Предсказуемо», — отметила она. — «Система работает на самовоспроизводство. Чистокровные идут к чистокровным. Они будут вариться в собственном соку, укрепляя свои предрассудки, убеждая друг друга в своем превосходстве. Им не дадут шанса узнать, что «храбрость» или «трудолюбие» тоже могут быть полезны в определенных количествах».
Если бы эту девочку отправили в Гриффиндор, это могло бы сломать шаблоны. Это могло бы создать интересный социальный эксперимент. Но Шляпа следовала алгоритму. Она отправляла подобное к подобному.
Очередь двигалась дальше.
— Вейн, Ромильда!
На помост вышла девочка с густыми черными волосами и большими темными глазами. Она выглядела уверенной, даже наглой. Она шла к табурету так, словно это был трон.
Шляпа задумалась на секунду.
— ГРИФФИНДОР!
Ромильда просияла, сорвала Шляпу с головы и побежала к столу, где её уже встречали свистом и улюлюканьем братья Уизли.
«Еще одна», — вздохнула Рин. — «Громкая. Активная. Жаждущая внимания. И она попала в среду, где эти качества будут поощряться».
Рин перевела взгляд на стол Рейвенкло. Там сидели те, кого она считала наиболее перспективными. Но даже они страдали от этой системы. Их изолировали в башне, оторвали от реальности. Они становились теоретиками, снобами, презирающими «тупых гриффиндорцев» и «злых слизеринцев».
«Это ошибка», — окончательно решила Рин.
Это создавало не специалистов. Это создавало касты. Кланы. Банды.
Вместо того чтобы учить детей сотрудничать, дополнять слабые стороны друг друга сильными, школа с первого дня вбивала клин между ними.
«Ты — красный, он — зеленый. Вы враги. Это традиция».
Рин посмотрела на Дамблдора. Директор сидел, благодушно улыбаясь, и хлопал в ладоши каждому распределенному ученику. Казалось, он искренне наслаждается процессом.
«Неужели он не видит?» — подумала она. — «Он, великий маг, стратег. Неужели он не понимает, что сам создает почву для будущих конфликтов?».
«Дисциплина», — решила Рин. — «Вот чего здесь не хватает. Единой, жесткой дисциплины, которая стояла бы выше цветов факультетов».
Её пальцы сжались на ножке золотого кубка.
Она не могла изменить систему. Не сейчас. Она была всего лишь наемным преподавателем. У неё не было полномочий переписывать устав Хогвартса, отменять факультеты или сжигать распределяющую шляпу (хотя последняя идея казалась весьма заманчивой с эстетической точки зрения).
Но она могла изменить правила игры в своем классе.
На уроках Защиты от Темных Искусств не будет факультетов.
«Я заставлю их работать в парах. Я заставлю их прикрывать спины друг другу. И если они попытаются устроить дуэль или саботаж на почве цвета галстука, они будут мыть полы в классе без магии. Вместе» — решила она с мстительным удовольствием.
Это будет её личный эксперимент. Социальная инженерия.
Она посмотрела на Снейпа. Тот сидел с каменным лицом, лениво аплодируя только тогда, когда Шляпа выкрикивала «Слизерин».
Церемония подходила к концу. Поток первокурсников иссяк. Макгоннагал забрала Шляпу и табурет, унося их прочь.
Альбус Дамблдор поднялся со своего трона.
Шум в Большом Зале, напоминавший гул потревоженного улья, оборвался мгновенно.
Тосака Рин, наблюдавшая за директором краем глаза, отметила изменение в атмосфере зала. Давление его ауры, до этого фоновое и сдерживаемое, на секунду уплотнилось, накрыв студентов невидимым куполом авторитета. Ему не нужно было стучать ложкой по бокалу или использовать Sonorus. Его присутствие само по себе было сигналом к вниманию.
Лицо Дамблдора, обычно светящееся добродушием, теперь было серьезным. Складки у глаз разгладились, взгляд стал жестким. Это был не добрый дедушка, раздающий конфеты.
— Поскольку в этом году к нам присоединились новые студенты, а старые, смею надеяться, стали на год мудрее, я должен сделать несколько важных объявлений, — его голос был спокойным, но разносился до самых дальних уголков зала, отражаясь от заколдованного потолка.
Рин откинулась на спинку стула, скрестив руки на груди. Началась официальная часть брифинга.
— Первое, и самое важное, — продолжил Дамблдор. — Вы все, вероятно, уже знаете, что в этом году наш замок будет находиться под усиленной охраной. По распоряжению Министерства Магии, периметр Хогвартса патрулируют дементоры Азкабана.
По залу прошел холодный шепоток. Слово «дементоры» действовало на местных магов как слово «чума» на средневековых крестьян. Рин заметила, как многие студенты поежились, словно температура в зале упала на несколько градусов.
— Они находятся здесь ради вашей безопасности, — сказал директор, но в его тоне Рин уловила нотки, которые полностью противоречили смыслу слов. Он не верил в безопасность. Он обозначал угрозу. — Они охраняют входы на территорию. И пока они здесь, я должен предупредить каждого из вас.
Дамблдор сделал паузу, обводя взглядом ряды учеников.
— Дементоры — это не люди. Их нельзя обмануть трюками или мантией-невидимкой. Их нельзя подкупить, упросить или разжалобить. Дементоры не знают пощады. Они не прощают ошибок. Они реагируют на эмоции, и любой, кто попытается нарушить границы дозволенного, станет их целью. Поэтому я прошу каждого из вас: не давайте им повода причинить вам вред.
— Уже заметила, — беззвучно фыркнула Рин.
Её пальцы непроизвольно коснулись внутреннего кармана, где лежал черный сапфир — могила одного из этих «стражей».
«Не знают пощады», — повторила она про себя. — «Именно. Это духовные машины, запрограммированные на поглощение. Ставить их охранять детей — это всё равно что использовать голодных тигров в качестве нянек. Министерство расписалось в собственной некомпетентности, а Дамблдор вынужден минимизировать риски административными методами».
Предупреждение директора было корректным, но недостаточным. Он пугал их, надеясь на инстинкт самосохранения.
— Тем не менее, — голос Дамблдора снова потеплел, разгоняя мрак, сгустившийся над столами. — Жизнь в Хогвартсе продолжается. И я рад представить вам пополнение в нашем преподавательском составе.
Рин выпрямила спину.
— Вакантную должность преподавателя Защиты от Темных Искусств в этом году займет профессор Тосака, — объявил Дамблдор.
Рин встала.
Она не улыбалась. Она не махала рукой. Она просто поднялась, демонстрируя идеальную осанку и холодное достоинство. Её красный наряд был ярким пятном на фоне темных мантий коллег, визуальным маркером отличия.
Она окинула зал взглядом, задержавшись на секунду на каждом из четырех столов.
«Оценивайте меня», — говорил этот взгляд. — «Потому что я уже оценила вас».
Зал взорвался аплодисментами.
Реакция была неоднородной. Слизерин хлопал сдержанно, оценивающе. Рейвенкло — с вежливым интересом. Хаффлпафф — просто потому, что так принято.
Но Гриффиндор аплодировал с энтузиазмом, который граничил с фанатизмом.
Рин скосила глаза в сторону стола «львов». Центром акустического возмущения была группа третьекурсников. Тех, что ехали с ней в одном купе.
Они не просто хлопали. Они переглядывались, шептались, активно жестикулировали, указывая на Рин.
— …она его просто выгнала, словно садового гнома! — долетел до слуха Рин обрывок фразы, произнесенной Роном с выпученными глазами.
Слухи. Самое быстрое оружие массового поражения в закрытых коллективах.
Рин едва заметно ухмыльнулась. Инцидент в поезде сработал лучше любой вступительной лекции. Ей не нужно было доказывать свою компетентность на первом уроке.
— Благодарю, — Рин коротко кивнула залу и села на место. Движение было резким, отсекающим лишнее внимание.
Снейп рядом с ней хмыкнул.
— Кажется, у вас уже появился фан-клуб, профессор, — тихо заметил он, не поворачивая головы. — Поттер умеет создавать кумиров. И так же быстро их низвергать.
— Мне не нужны поклонники, Северус, — ответила Рин. — Мне нужны результаты. Если это заставит их открыть учебники, я буду считать задачу выполненной.
Дамблдор выждал, пока шум утихнет.
— Что ж, и еще одно назначение, — продолжил он. — С сожалением сообщаю, что профессор Кеттлберн, наш преподаватель Ухода за магическими существами, решил уйти на заслуженный отдых, чтобы провести больше времени со своими оставшимися конечностями.
По залу прошел смешок.
— Однако я с радостью объявляю, что его место займет Рубеус Хагрид!
За столом преподавателей поднялась огромная фигура. Хагрид, чья голова с густой гривой волос и бородой возвышалась над всеми, покраснел так, что его лицо стало цвета свеклы. Он опрокинул кубок с водой, смущенно пробормотал извинения и рухнул обратно на большой стул, сотрясая помост.
Аплодисменты были оглушительными, особенно со стороны стола Гриффиндора. Поттер и его друзья кричали так, словно выиграли кубок школы.
Рин посмотрела на нового коллегу с профессиональным скепсисом.
«Физические параметры — выдающиеся», — отметила она. — «Резистентность к магии — высокая, кровь великанов. Но педагогические навыки… Судя по его координации движений, его уроки будут травмоопасными.».
Впрочем, она не имела ничего против полувеликана. Он был лоялен, прост и полезен как источник редких ингредиентов для нужд замка. А если студенты потеряют пару пальцев, общаясь с магическими существами… что ж, это будет уроком внимательности. Естественный отбор в действии.
— Ну, кажется, с важными новостями покончено, — Дамблдор снова улыбнулся, и на этот раз улыбка была теплой. — А теперь… да начнется пир!
Он хлопнул в ладоши.
В ту же секунду пустые золотые тарелки перед ними наполнились едой.
Рин, которая еще минуту назад анализировала структуру социума и угрозы безопасности, почувствовала, как её желудок напоминает о своем существовании.
Горы жареного мяса, йоркширские пудинги, овощи, соусы. Аромат был таким густым, что его можно было резать ножом.
— Эффектно, — признала она, беря вилку.
Она начала есть. Еда была, как всегда в Хогвартсе, великолепной. Простой, сытной, калорийной — именно то, что нужно организму мага.
Ужин проходил в привычном для школы ритме. Преподаватели беседовали о планах на семестр. Профессор Спраут жаловалась на засуху в теплицах. Флитвик с восторгом рассказывал о новой статье в «Заклинателе». Снейп молча резал мясо с видом хирурга, проводящего вскрытие.
Рин ела молча, слушая и запоминая. Она была частью этого круга, но всё еще чувствовала себя наблюдателем. Чужой среди своих.
Её взгляд периодически возвращался к залу.
Ей предстояла большая работа. Превратить этот детский сад в какое-то подобие настоящих магов — задача амбициозная.
Когда десерты исчезли с тарелок, оставив их чистыми и блестящими, Дамблдор снова встал.
— А теперь, когда мы все сыты и напоены, я прошу старост проводить первокурсников в гостиные. Всем остальным — спокойной ночи. Занятия начнутся завтра утром.
Шум отодвигаемых скамеек заполнил зал. Поток черно-серых мантий хлынул к выходу.
Рин тоже встала.
— Спокойной ночи, коллеги, — произнесла она, обращаясь к столу в целом.
— Спокойной ночи, профессор Тосака, — кивнула Макгоннагал. — Расписание уроков будет у вас на столе завтра к семи утра.
— Буду ждать.
Рин развернулась и покинула зал через боковую дверь, предназначенную для персонала.
Коридоры замка встретили её прохладой и тишиной. Факелы горели ровным пламенем, портреты провожали её сонными взглядами.
Она шла к своим покоям.
Первый этап пройден. Она представлена. Она принята (или, по крайней мере, признана). Репутация создана.
Рин чувствовала удовлетворение.
Она вошла в свой кабинет. Скелет дракона под потолком тускло мерцал в лунном свете. В камине тлели угли.
— Я дома, — сказала она тихо.
Это было странное чувство. Этот замок, чужой, нелепый, полный странной магии, действительно стал её базой. Её крепостью.
Она прошла в спальню, сняла сапоги и подошла к зеркалу.
На неё смотрела молодая женщина в красном. В её глазах горел холодный огонь решимости.
— Завтра, — сказала она своему отражению. — Завтра я начну ломать их стереотипы.
Она достала из кармана черный сапфир — тот самый, с дементором внутри. Камень был холодным, как лед.
Рин убрала камень в шкатулку, защищенную рунами.
День был долгим. Но результат того стоил.
Она разделась, приняла душ и легла в кровать, чувствуя, как мягкость перины принимает уставшее тело. Сон пришел мгновенно. Сон без сновидений, заслуженный и глубокий.