Mondhexe

Глава 16

Утро субботы встретило Хогвартс сменой оттенков тьмы — с непроглядно-черной на грязно-серую. Шторм, бушевавший над Шотландией уже несколько дней, к моменту начала матча по квиддичу достиг своего апогея, превратившись в полноценное стихийное бедствие.

Тосака Рин стояла у окна своего кабинета, скрестив руки на груди, и с выражением глубокого скепсиса наблюдала за тем, как ветер гнет верхушки вековых деревьев Запретного леса под углом, близким к критическому для древесных волокон. Дождь не падал; он летел горизонтально, сплошной стеной воды, готовой смыть любого, кто рискнет выйти наружу. Раскаты грома сотрясали стекла в рамах, а вспышки молний на мгновение озаряли пейзаж, делая его похожим на черно-белую гравюру конца света.

«Абсурд», — констатировала она, глядя на потоки воды, стекающие по стеклу. — «Проводить воздушные соревнования в условиях нулевой видимости и шквального ветра, превышающего двадцать метров в секунду. Это не спорт. Это естественный отбор в его самой грубой форме».

В любом нормальном учебном заведении мероприятие было бы отменено или перенесено. Но Хогвартс жил по своим законам. Здесь «традиция» и «расписание» ценились выше здравого смысла и техники безопасности.

Рин вздохнула. Как преподаватель, она была обязана присутствовать на матче. Это входило в её контракт — «обеспечение безопасности студентов во время массовых мероприятий». Ирония ситуации заключалась в том, что само проведение этого мероприятия было угрозой безопасности.

Она отошла от окна и начала готовиться к выходу.

Обычный зонт в таких условиях был бы бесполезен — его вывернет наизнанку или унесет в стратосферу через секунду после раскрытия. Пальто, даже самое качественное, промокнет через пять минут под таким напором.

Здесь требовалась магия.

Рин достала палочку из сакуры.

— Impervius, — произнесла она.

Заклинание создало тончайшую, невидимую пленку поверх ткани, обладающую абсолютными гидрофобными свойствами. Вода не будет впитываться; она будет скатываться, не оставляя и следа. Рин усилила чары, влив в них чуть больше праны, чем требовалось по учебнику, создав вокруг себя небольшую зону отчуждения для влаги.

Затем последовало второе заклинание.

— Caloris, — шепнула она, накладывая чары на внутренний слой одежды и обувь.

Это было не просто нагревание, а создание термостатического контура, который будет поддерживать температуру тела на комфортном уровне, независимо от внешних условий. Теплопотери при таком ветре могли привести к гипотермии за полчаса. Рин не собиралась дрожать на трибуне, как мокрая курица.

Она надела свое красное пальто (теперь водонепроницаемое и теплое, как скафандр), проверила крепление кинжала Азота и вышла из кабинета.

Путь до поля для квиддича напоминал переход через линию фронта. Студенты, закутанные в мантии и шарфы, бежали, сгибаясь под порывами ветра, скользя по грязи. Их зонты ломались, шляпы улетали. Это было шествие обреченных.

Рин шла размеренно, игнорируя хаос. Вода обтекала её невидимый барьер. Ветер пытался сбить её с ног, но она компенсировала давление микроскопическими изменениями центра тяжести и укреплением мышц.

Когда она поднялась на преподавательскую трибуну, картина стала еще более удручающей.

Поле для квиддича превратилось в болото. Кольца ворот едва виднелись в пелене дождя. Трибуны были заполнены мокрыми, замерзшими, но необъяснимо азартными зрителями.

— Летать на палках в шторм… — проворчала Рин, занимая свое место рядом со Снейпом (который, к его чести, тоже позаботился о мощных водоотталкивающих чарах и сидел с выражением мрачного стоицизма). — Аэродинамика метлы и так является оскорблением физики, но в таких условиях подъемная сила должна быть нестабильной. Турбулентность сделает управление практически невозможным.

— Вы переоцениваете роль физики и недооцениваете роль слабоумия, профессор Тосака, — отозвался Снейп, не поворачивая головы. — Гриффиндорцы считают, что плохая погода добавляет «героизма».

— Героизм — это эвфемизм для отсутствия планирования, — ответила Рин.

Раздался свисток мадам Трюк. Команды вылетели на поле.

Зрелище было жалким.

Игроки в алых и желтых мантиях не летели. Они боролись за выживание. Ветер швырял их из стороны в сторону, как сухие листья. Метлы, эти тонкие деревянные шесты, вибрировали, грозя переломиться пополам.

Рин прищурилась, активируя магическое зрение, чтобы улучшить обзор. Даже с магическим усилением различить фигуры в этом водяном аду было сложно.

Гриффиндор против Хаффлпаффа.

Она видела, как охотники пытаются перебросить квоффл, но мяч сносило ветром, меняя траекторию самым непредсказуемым образом. Бладжеры, тяжелые шары, казались единственными объектами, которые чувствовали себя комфортно — они носились по полю, угрожая снести голову любому, кто не успеет увернуться. А увернуться на неуправляемой метле было проблематично.

В небе, выше основной свалки, кружили два ловца.

Гарри Поттер и Седрик Диггори, капитан Хаффлпаффа.

Рин следила за Поттером. Мальчик был легким, что в обычных условиях давало преимущество в скорости, но сейчас играло против него. Ветру было легче сдуть легкое тело. Его очки, вероятно, заливало дождем, превращая мир в размытое пятно (если только он предварительно не наложил на них Impervius, в чем Рин сомневалась).

Седрик был крупнее, тяжелее. Он держался в воздухе увереннее, пробивая стену ветра массой.

Матч шел жестко. Игроки сталкивались не только друг с другом, но и с потоками воздуха. Рин видела, как Алисию Спиннет ветром буквально впечатало в стойку ворот. Она удержалась на метле только чудом.

Внезапно порыв ветра, превосходящий по силе все предыдущие, ударил по трибунам.

Зонты, которые некоторые оптимистичные зрители всё ещё пытались удерживать, вырвало из рук. Десятки черных куполов взмыли в небо, кувыркаясь и улетая в сторону Запретного леса, словно стая огромных летучих мышей. Деревянные конструкции трибун жалобно заскрипели.

Макгоннагал схватилась за шляпу. Флитвик, сидевший на стопке подушек, едва не был сдут с них.

На поле ситуация ухудшалась. Гром грохотал так, что заглушал свисток судьи. Молнии били всё ближе, разрывая небо трещинами.

Рин подняла глаза вверх. Электростатическое напряжение в атмосфере достигло пика.

«Высокая концентрация заряда», — отметила она. — «Металлические элементы на метлах. Влажная одежда. Они — летающие громоотводы».

В этот момент небо раскололось.

Ослепительная вспышка, ярче тысячи Lumos Maxima, ударила в центр поля.

Молния.

Она метила не в землю. Она нашла проводник в воздухе.

Рин увидела, как электрический разряд, ветвясь, ударил в хвост метлы одного из загонщиков Гриффиндора — Фреда или Джорджа Уизли, с такого расстояния не разобрать.

КРАК!

Звук грома ударил одновременно со вспышкой, оглушая зрителей.

Прутья метлы вспыхнули. Дерево, пропитанное магией и водой, взорвалось щепками. Загонщика крутануло в воздухе, его метла задымилась, потеряв аэродинамику и, вероятно, большую часть левитационных чар. Он начал падать, но успел выровнять метлу, перейдя в крутое планирование. Ему повезло. Разряд прошел по касательной, задев только «хвостовое оперение» транспорта.

Толпа ахнула.

«Безумие», — холодно подумала Рин, наблюдая, как дымящийся игрок пытается приземлиться, не сломав себе шею. — «Просто безумие. Кто разрешил игру? Кто тот гений, который решил, что выпускать детей на летающих палках в грозу — это допустимый риск?»

Она посмотрела на Дамблдора. Директор сидел в своем кресле, защищенный мощным куполом невидимого зонта, и внимательно следил за игрой. Его лицо было спокойным, но в глазах, обычно сияющих, сейчас отражались вспышки молний.

«Он ждет», — поняла Рин. — «Он не останавливает матч не потому, что ему плевать. Он ждет чего-то другого».

Взгляд Рин скользнул выше, в грозовые тучи, где две крошечные точки — Поттер и Диггори — продолжали свою крайне опасную гонку за золотым мячиком.

Они поднимались всё выше, уходя в самые плотные слои облачности, туда, где холод был смертельным, а воздух — разреженным.

Рин почувствовала, как что-то изменилось в магическом фоне.

Холод.

Но не тот холод, что принес с собой шторм. Это был другой холод. Знакомый. Липкий. Мертвый.

Изменения в атмосфере произошли мгновенно, словно кто-то переключил тумблер на пульте управления реальностью.

Секунду назад стадион сотрясали раскаты грома, а дождь лил сплошной стеной, подчиняясь законам гравитации и ветра. И вдруг всё изменилось. Вода, падающая с неба, затвердела прямо в полете. Капли превратились в ледяные иглы — острые, жесткие, секущие кожу и стучащие по деревянным скамьям трибун с сухим, трескучим звуком.

Температура рухнула.

Это было не естественное похолодание, вызванное циклоном. Это была термическая аномалия, локальный коллапс тепловой энергии. Воздух стал не просто холодным; он стал мертвым. Изо рта Тосаки Рин вырвалось густое облако пара, мгновенно оседающее инеем на воротнике её зачарованного пальто.

— Caloris, — рефлекторно усилила она контур обогрева, но даже магия огня с трудом справлялась с этим вторжением абсолютного нуля.

Вместе с холодом пришло ощущение, которое Рин уже испытывала в поезде, но теперь оно было в сотни раз сильнее. Тошнотворная, липкая волна, накатывающая на сознание. Чувство, будто мир потерял все краски, будто радость, надежда и само желание жить были выкачаны из пространства вакуумным насосом.

Магический фон исказился. Чистая, природная мана Хогвартса потемнела, стала вязкой и гнилостной.

Рин сжала зубы, укрепляя ментальные барьеры. Её взгляд, ставший холодным и жестким, метнулся вниз, к игровому полю.

«Они здесь», — констатировала она, и в её голосе звучало не удивление, а гневное подтверждение худших прогнозов. — «Нарушили периметр. Договор с темными духами предсказуемо оказался ничтожным».

Внизу, на размокшем поле, где еще минуту назад бегали игроки и судьи, начали появляться фигуры.

Десятки. Сотни.

Они выплывали из теней, из входов на стадион, словно сама тьма обретала форму. Высокие, закутанные в истлевшие серые балахоны, они двигались беззвучно, не касаясь земли.

Дементоры.

Их было слишком много. Это был не патруль. Это была орда.

Они заполнили поле, как черная плесень, и остановились. Сотни скрытых капюшоном голов поднялись вверх.

Они не смотрели на трибуны. Они не смотрели на игроков, бегающих по земле. Их внимание было приковано к небу. К тем маленьким, теплым, полным азарта и страха точкам, которые носились в воздухе на метлах.

«Голод», — проанализировала Рин эманации, исходящие от толпы монстров. — «Они голодны. И они чувствуют эмоциональный пик. Квиддич — это концентрация страсти, адреналина, радости победы и горечи поражения. Для них этот стадион — накрытый стол».

Это было нарушение всех мыслимых протоколов безопасности. Министерство обещало, что дементоры останутся на периметре. Но инстинкты хищников пересилили приказы чиновников.

Высоко в небе, среди грозовых туч, Гарри Поттер увидел золотой отблеск.

Снитч.

Маленький крылатый мячик трепетал прямо над ним, дразня, уходя в вираж. Адреналин ударил в голову. Гарри прижался к древку метлы, выжимая из «Нимбуса» всё, на что тот был способен, забыв о дожде, ветре и холоде.

Он протянул руку…

И мир вокруг него исчез.

Вместо шума стадиона он услышал крик. Женский крик, полный ужаса и боли. Крик его матери.

Холод пронзил его насквозь, прошел сквозь зимнюю мантию, сквозь кожу, замораживая сердце.

Гарри опустил взгляд.

Внизу, под ним, было море тьмы. Сотни дементоров смотрели на него. Он чувствовал их притяжение. Они тянули его вниз, в бездну отчаяния.

Его рука, тянущаяся к снитчу, разжалась. Пальцы, сжимающие метлу, ослабли.

Сознание померкло. Тьма затопила разум, вытесняя свет.

Он соскользнул с метлы.

Рин, следившая за ситуацией через магически усиленное зрение, увидела падение ловца с кристальной четкостью.

Маленькая фигурка отделилась от метлы на огромной высоте.

Метла, потеряв седока, полетела в сторону, подхваченная ветром. А Гарри Поттер, беспомощный, бессознательный, начал падать.

Студенты на трибунах закричали.

Этот крик был единым, многоголосым воплем ужаса, который перекрыл даже вой ветра. Тысяча людей одновременно осознала, что происходит трагедия.

Но крик не мог остановить падение.

Рин действовала.

Её рука, уже лежащая на рукояти палочки, выхватила инструмент. Сакура в её ладони нагрелась, шерсть кицунэ завибрировала, чувствуя необходимость мгновенного выброса энергии.

Рин не паниковала. Паника — это потеря времени. Она считала.

«Вектор перехвата. Точка приложения силы. Нужно создать воздушную подушку или компенсировать вектор скорости обратным импульсом».

Она вскинула палочку, нацеливаясь на падающую фигуру.

— Arresto… — начала она формулировать заклинание, вкладывая в него свою прану, готовясь ударить по законам физики грубой магической силой.

Ей нужно было создать зону замедления времени или повышенной плотности воздуха прямо под ним. Это было сложное вычисление. Ветер сносил тело. Дождь мешал прицеливанию.

Она была быстра. Очень быстра.

Но в этом замке был кто-то быстрее. И намного сильнее.

Альбус Дамблдор встал со своего кресла.

Это движение было настолько резким и мощным, что казалось, будто старик внезапно вырос в размерах. Его лицо, обычно спокойное и доброжелательное, исказилось яростью.

Это была не ярость человека. Это была ярость стихии. Гнев древнего божества, чей храм был осквернен.

Его аура, которую он обычно сдерживал, вырвалась наружу.

Рин почувствовала это как ударную волну. Воздух вокруг директорской ложи задрожал. Мана Хогвартса, до этого момента просто насыщенная, вдруг срезонировала с волей своего хозяина.

Дамблдор не произнес ни слова. Он не сделал сложного жеста. Он просто выбросил руку с палочкой в сторону падающего мальчика.

Мир замер.

Рин осеклась на полуслове, почувствовав, как её собственная магия была подавлена чудовищным давлением извне. Её заклинание было бы каплей в море по сравнению с тем цунами, которое только что поднял Дамблдор.

Падение Гарри замедлилось.

Не плавно, как парашют. Резко, неестественно. Словно пространство вокруг него загустело, превратившись в желе. Он завис в воздухе в десяти метрах от земли, а затем начал опускаться вниз медленно, плавно, как перо.

Гравитация была отменена. Кинетическая энергия аннулирована.

Но Дамблдор не закончил.

Его взгляд сместился вниз, на поле, кишащее дементорами.

Ярость на его лице сменилась концентрацией.

— Expecto Patronum! — его голос прогремел над стадионом, заглушая гром.

Это было не то заклинание, которое использовала Рин в поезде — плотный луч энергии. И это был не обычный Патронус в виде серебристого облачка.

Из палочки Дамблдора вырвался свет.

Ослепительный, чистый, белый свет, который на мгновение превратил ночь в день. Он залил собой трибуны, поле, небо.

Из этого света соткалась фигура. Гигантская птица — феникс, созданный из позитивной энергии.

Патронус Дамблдора не просто отогнал дементоров. Он обрушился на них как лавина.

Рин прищурилась, прикрывая глаза рукой. Сияние было физически болезненным для магического зрения.

Феникс пронесся над полем, размахивая крыльями, каждое перо которых было сгустком концентрированной воли.

Дементоры, эти воплощения ужаса, отшатнулись. Их строй рассыпался. Они не могли выдержать этого давления. Свет жег их, отбрасывал, заставлял бежать в панике.

Сотни темных фигур метнулись прочь, рассыпаясь, как тараканы при включении света. Они уходили в землю, в тени, за пределы периметра, гонимые гневом великого мага.

Холод отступил. Ледяные иглы дождя снова превратились в воду.

Посреди поля, в грязи, мягко приземлилось тело Гарри Поттера. Он лежал неподвижно, но был цел.

Дамблдор опустил палочку. Серебряный феникс сделал прощальный круг над стадионом и растворился в воздухе, оставив после себя ощущение тепла и надежды.

Директор стоял, тяжело дыша. Его лицо было бледным, но глаза горели холодным огнем.

На трибунах воцарилась тишина. Никто не кричал. Никто не хлопал. Все были слишком потрясены увиденным.

Рин медленно убрала свою палочку в рукав.

Она чувствовала себя… маленькой.

Впервые за долгое время она ощутила масштаб разрыва между собой и истинной вершиной магического мастерства этого мира.

Она была талантлива. Она была эффективна. Она могла убить дементора, загнав его в камень.

Но Дамблдор… Дамблдор только что изменил погоду, отменил гравитацию и разогнал армию тьмы одним движением, и всё это — одновременно.

— Вот что значит Гранд, — прошептала она, и в её голосе было не зависть, а чистое, кристаллизованное уважение. — Абсолютное доминирование над реальностью.

Она посмотрела на директора. Теперь он выглядел уставшим. Гнев ушел, уступив место тревоге. Он уже спускался с трибуны, направляясь вниз.

Гравитация, которую Альбус Дамблдор так небрежно отменил несколько секунд назад, вернула свои права на стадион.

Рин начала спускаться по деревянным ступеням трибуны. Вместе с ней спускались и остальные преподаватели. Минерва Макгоннагал, бледная, с дрожащими губами, сжимала свою палочку так, словно собиралась превратить воздух в сталь. Северус Снейп, чье лицо выражало смесь отвращения и мрачного удовлетворения (от того, что его худшие прогнозы сбылись), скользил по грязи, не пачкая мантии — вероятно, использовал те же отталкивающие чары, что и Рин. Хагрид, ревя как раненый зверь, бежал впереди всех, разбрызгивая лужи своими огромными ботинками.

Внизу, в центре поля, лежало тело.

Гарри Поттер.

Он выглядел маленьким. Неестественно маленьким на фоне огромного пустого пространства стадиона. Его очки слетели и лежали рядом, одно стекло треснуло. Лицо было белым, с синеватым оттенком — следствие контакта с аурой дементоров и переохлаждения.

Рин подошла к нему, сохраняя дистанцию, необходимую для тактического обзора.

— Scrutari, — шепнула она, активируя диагностическое зрение.

Физические повреждения были минимальны. Замедление падения сработало идеально — Дамблдор погасил инерцию с точностью до джоуля. Ни переломов, ни разрывов внутренних органов. Только ушибы от приземления в грязь.

А вот внутри…

Аура была истерзана, словно ткань, которую рвали когтями. Следы некротической энергии дементоров въелись в его эфирное тело, оставляя черные, гниющие пятна.

«Духовная травма, — констатировала Рин. — Глубокий шок. Потеря значительного объема жизненной силы через эмоциональный канал.

Мадам Помфри, школьная целительница, уже была рядом. Она наколдовала носилки и левитировала Гарри на них.

— Ему нужен покой, — её голос дрожал от гнева. — Шоколад, тепло и покой. Эти твари… они чуть не убили его!

Хагрид поднял носилки одной рукой, словно они ничего не весили.

— Я отнесу его, Поппи, — пробасил он, шмыгая носом. — Бедный парень…

Процессия двинулась к замку. Студенты на трибунах молчали, наблюдая за эвакуацией своего героя.

Рин не пошла за ними. Она осталась стоять в грязи, глядя на человека, который спас ситуацию, но допустил её возникновение.

Альбус Дамблдор стоял, глядя в небо, туда, где исчезли остатки грозовых туч и дементоров. Его палочка уже исчезла в рукаве.

Он выглядел старым.

Впервые за всё время их знакомства Рин увидела не великого мага, не политика, не манипулятора, а уставшего старика, на плечах которого лежал груз, способный раздавить титана. Его ярость угасла, оставив после себя пепелище сожаления.

Рин подошла к нему. Её сапоги (всё еще чистые благодаря магии) остановились в шаге от директора.

— Директор, — произнесла она.

В её голосе не было ни сочувствия, ни почтения. Только холодный, аналитический тон аудитора, обнаружившего критическую уязвимость в системе безопасности.

Дамблдор медленно опустил взгляд. В его глазах не было привычного блеска.

— Рин, — тихо сказал он. — Я рад, что вы были здесь. Ваша реакция… была быстрой. Если бы я замешкался, ваш Arresto Momentum спас бы ему жизнь.

— Но вы не замешкались, — отрезала она. — Вопрос не в реакции. Вопрос в превентивных мерах.

Она обвела рукой поле, пропитанное остатками магии дементоров. Трава под ногами пожухла, потеряла цвет. Воздух всё еще пах гнилью.

— Вам не кажется, что охрана опаснее преступника? — спросила она прямо. — Мы поставили волков стеречь овец. И удивились, когда волки проголодались. Это не стратегия, директор. Это преступная халатность.

Дамблдор вздохнул. Глубоко, тяжело.

— Вы правы, — признал он. — Абсолютно правы. Я говорил это Фаджу с самого начала. Приглашать дементоров в школу — это безумие.

— Тогда почему они здесь? — надавила Рин. — Вы — Альбус Дамблдор. Верховный Чародей Визенгамота. Ваше слово — закон в этом замке.

— Политика, Рин, — горько усмехнулся он. — Искусство возможного. Мои руки связаны. Министерством, общественным мнением, страхом… Фадж боится Блэка больше, чем дементоров. Он считает, что только они способны поймать его. Если бы я отказался, они бы обвинили меня в пособничестве преступнику или в том, что я подвергаю детей опасности. И тогда они прислали бы сюда своих авроров, своих инспекторов… и, возможно, взяли бы школу под прямой контроль.

— А сейчас школа под контролем монстров, — заметила Рин. — И результат мы видим. Поттер едва не погиб. Сотни детей получили психологическую травму. А Блэк… Блэка здесь даже не было.

Она пнула комок грязи.

— Вы играете в шахматы, директор. Но вы позволяете противнику менять правила прямо во время партии. Дементоры — это не фигуры. Это стихия. Ими нельзя управлять указами.

— Я знаю, — Дамблдор посмотрел в сторону замка, куда унесли Гарри. — Я знаю. И сегодня я получил аргумент, который Фадж не сможет игнорировать. Нападение на студента во время матча… Это переходит все границы. Я добьюсь того, чтобы их убрали.

— Надеюсь, — холодно сказала Рин. — Потому что в следующий раз я не буду ждать вашего Патронуса. Я начну их уничтожать. И мне плевать, сколько стоят эти «ценные сотрудники» Министерству.

Дамблдор посмотрел на неё внимательно.

— Я знаю, что вы на это способны, Рин. И, признаться честно… часть меня была бы этому только рада. Но пока… нам нужно закончить этот фарс.

Он кивнул в сторону другого конца поля.

Там, в грязи, стоял Седрик Диггори.

Капитан Хаффлпаффа держал в руке маленький золотой мячик. Снитч.

Он поймал его. Технически, он выиграл матч. Сто пятьдесят очков. Победа.

Но он не выглядел победителем.

Седрик стоял, опустив плечи. Его лицо было бледным, волосы мокрыми от дождя. Он смотрел на снитч в своей руке с выражением глубокого отвращения, словно держал ядовитого паука.

Вокруг него стояли игроки его команды. Никто не праздновал. Никто не кричал от радости. Гриффиндорцы, приземлившиеся неподалеку, вообще выглядели так, словно только что вернулись с похорон.

Оливер Вуд, капитан Гриффиндора, сидел на земле, обхватив голову руками. Он даже не смотрел на счет. Для него, фанатика квиддича, проигрыш всегда был трагедией, но сегодня проигрыш был окрашен в цвета настоящего кошмара.

Мадам Хуч, судья матча, подошла к Диггори. Она что-то сказала ему, указывая на снитч. Седрик покачал головой, пытаясь отдать мяч ей, но она отказалась. Правила есть правила. Снитч пойман — игра окончена.

— Формальная победа, — констатировала Рин. — Пустая. Бессмысленная. Как и всё, что делает ваше Министерство.

— Седрик — честный юноша, — тихо сказал Дамблдор. — Он предлагал переигровку. Он не хотел такой победы. Но правила спорта, увы, столь же ригидны, как и законы магии. Результат зафиксирован.

Студенты начали расходиться. Молча. Обычно после матча победители устраивают шумные вечеринки в гостиных, запускают фейерверки и поют песни. Сегодня была тишина.

Люди спускались с трибун, оглядываясь на небо, словно ожидая, что тьма вернется. Они были напуганы. Иллюзия безопасности Хогвартса, которую так тщательно выстраивал Дамблдор, дала трещину.

Дементоры вошли в периметр. Зло проникло внутрь.

— Это урок, — сказала Рин. — Жестокий, но полезный. Они должны понимать, что их может ждать за стенами замка.

— Возможно, вы правы, — согласился Дамблдор. — Но мне бы хотелось, чтобы они оставались детьми еще немного дольше.

Она развернулась, собираясь уходить.

— Рин, — окликнул её Дамблдор.

Она остановилась.

— Спасибо, — сказал он.

— За что? Я ничего не сделала. Вы сделали всю работу.

— За то, что вы были готовы. За то, что вы не растерялись. И за то, что вы говорите мне правду, какой бы неприятной она ни была. Мне часто не хватает такого… трезвого взгляда.

Рин хмыкнула.

Она пошла прочь, оставляя Дамблдора одного посреди пустого поля.

Её сапоги вязли в грязи, но она шла прямо, не сгибаясь. Укрепление делало свое дело.

По дороге она видела студентов. Они шли группами, прижимаясь друг к другу. Слизеринцы, обычно высокомерные, сейчас выглядели притихшими. Гриффиндорцы были подавлены.

Рин видела Малфоя. Он не смеялся. Он был бледен. Дементоры не разбирают чистоту крови. Страх перед ними одинаков для всех.

«Сегодня они поняли», — думала Рин. — «Они поняли, что магия — это не только палочки и конфеты. Магия — это еще и холод, от которого останавливается сердце».

Это было хорошо.

Больничное крыло Хогвартса встретило Рин стерильной тишиной и специфическим запахом, который невозможно было спутать ни с чем иным. Это был сомнительный коктейль из настойки бадьяна и заживляющих мазей.

Рин прошла мимо рядов пустых кроватей, застеленных белоснежным бельем. Её шаги, обычно громкие и уверенные, сейчас звучали приглушенно из-за наложенного заклинания.

В дальнем конце зала, отгороженный ширмами, находился единственный пациент.

Гарри Поттер.

Он не спал. Мальчик сидел на кровати, ссутулившись, его плечи были опущены под невидимым грузом. В руках, лежащих на коленях, он держал нечто, напоминающее кучу хвороста.

Это были останки метлы.

Рин остановилась у края ширмы, оценивая картину.

Гарри смотрел на обломки с таким выражением лица, словно держал на руках мертвого питомца. В его взгляде была пустота. Не та холодная пустота, которую Рин культивировала в себе для ментальной защиты, а пустота выгоревшего поля. Дементоры не просто испугали его; они выпили из него волю к сопротивлению.

Рин шагнула в освещенный круг.

Поттер даже не поднял головы. Его сенсорное восприятие было притуплено до критического уровня. Если бы она была убийцей, он был бы мертв уже трижды.

Взгляд Рин упал на прикроватный столик. Там, среди флаконов с зельями и горы сладостей (подарки от сочувствующих, очевидно), стоял поднос с чайным сервизом. Фарфор был тонким, дорогим, с цветочным узором — явно из личных запасов мадам Помфри. Из носика чайника всё еще вился легкий парок.

— А это к месту, — отметила Рин.

Она чувствовала жажду. День был долгим, холодным. Восстановление водного баланса было приоритетной задачей.

Она подошла к столику, взяла чистую чашку и налила себе чаю. Жидкость была темной, крепкой, пахнущей мятой и успокоительными травами.

Звон фарфора о блюдце наконец-то привлек внимание пациента.

Гарри медленно повернул голову. Его глаза за стеклами очков (которые кто-то уже успел починить Reparo) были красными и тусклыми.

Рин сделала глоток, оценивая вкус. Неплохо. Немного горчит, но сойдет.

Она поставила чашку обратно на блюдце с подчеркнутой аккуратностью.

— Человек-катастрофа, — произнесла она вслух.

Это не было оскорблением. Это была констатация факта, классификация объекта. В мире магии существовали люди-магниты для неприятностей. Их карма была искривлена, их судьба притягивала вероятностные аномалии.

Гарри моргнул. Смысл её слов доходил до него с задержкой, словно сигнал пробивался сквозь толщу воды.

В его взгляде, до этого пустом, появилась искра. Искра обиды.

— Вы пришли, чтобы посмеяться? — спросил он хриплым голосом. — Или чтобы напомнить мне, что я проиграл матч?

— Матч? — Рин удивленно приподняла бровь. — Ах да, квиддич. Игры с мячами.

Она взяла чашку и сделала еще глоток, глядя на него поверх фарфорового края.

— Меня мало волнует счет в спортивном состязании, мистер Поттер. Меня волнует эффективность. И выживаемость. Сегодня оба эти показателя у вас были на нуле.

Гарри сжал обломки метлы так, что щепки впились ему в ладони.

— Я не виноват, — огрызнулся он, и в его голосе прозвучали нотки истерики. — Их были сотни! Я слышал… я слышал маму. Я ничего не мог сделать!

— «Не мог», — повторила Рин, смакуя это слово. — Интересная формулировка. Она подразумевает отсутствие возможности. Но возможность была. У тебя был разум. У тебя было время, чтобы отлететь.

Она поставила чашку на стол и скрестила руки на груди.

— Радуйся, что живой. Твоя реакция на дементоров излишне сильная. Патологически сильная.

— Я не выбирал эту реакцию! — выкрикнул Гарри. — Вы не понимаете! Когда они приближаются, я слышу, как Волдеморт убивает мою маму! Я переживаю это снова и снова!

— Я понимаю больше, чем ты думаешь, — холодно отрезала Рин. — Я знаю, что такое ментальная травма. И я знаю, что такое некротический резонанс.

Она подошла к кровати вплотную, нависая над ним.

— Твоя душа повреждена, Поттер. У тебя есть трещина в броне. И дементоры чувствуют это. Они как мухи, летящие на запах крови. Для них ты — открытая рана, из которой сочится самая сладкая эмоция — отчаяние.

Гарри отшатнулся, вжавшись в подушки. Слова Рин били больнее, чем он ожидал. Она не жалела его. Она препарировала его состояние.

— Но это не оправдание, — продолжила она безжалостно. — Это диагноз. А диагноз требует лечения, а не нытья над сломанной игрушкой.

Она кивнула на метлу в его руках.

— Это всего лишь дерево и прутья. Инструмент. Инструменты ломаются. Их заменяют. Но если сломаешься ты — замены не будет.

— Я пытался, — прошептала Гарри, глядя на свои руки. — Я пытался вспомнить что-то хорошее… но не смог. Там был только холод.

— Потому что ты полагаешься на эмоции, — сказала Рин. — Ты пытаешься бороться с тьмой с помощью «счастья». Это стратегия для мирного времени. В бою счастье — ненадежный союзник. В бою нужна воля.

Она начала расхаживать вдоль кровати, читая лекцию.

— Тебе нужно учиться защищаться. Не падать в обморок, как викторианская барышня, при виде угрозы. Тебе нужно выстроить ментальный барьер. Окклюменция. Контроль сознания. Ты должен научиться отсекать внешнее воздействие, закрывать шлюзы, через которые дементоры выкачивают твои силы.

Гарри молчал. Он смотрел на обломки метлы. Казалось, он не слышит её. Или не хочет слышать. Для него сейчас существовала только его потеря. Метла была его первым настоящим подарком, его символом свободы, его гордостью. И теперь она была уничтожена.

Рин остановилась, глядя на его опущенную голову.

«Бесполезно», — поняла она. — «Сейчас он не воспринимает информацию. Канал забит помехами горя. Эмоциональный фон слишком нестабилен для логического анализа».

Это раздражало. Она тратила время, объясняя ему основы выживания, а он оплакивал кусок дерева.

— Ты меня слышишь, Поттер? — спросила она резче.

Гарри поднял на неё пустой взгляд.

— Слышу, профессор. Учиться защищаться. Не падать. Я понял.

В его голосе было столько же энтузиазма, сколько у приговоренного к смерти. Он просто хотел, чтобы она ушла. Чтобы оставила его одного с его горем.

Рин вздохнула.

— Ты безнадежен, — сказала она, но в её голосе не было злости, скорее усталая констатация факта. — Ты сидишь здесь, жалеешь себя, вместо того, чтобы взяться за дело.

В этот момент двери больничного крыла распахнулись.

В зал вошла мадам Помфри. Школьная медсестра выглядела воинственно. Её головной убор подрагивал, а в руках она несла поднос с новыми зельями.

Увидев Рин, стоящую над кроватью её пациента, она нахмурилась.

— Профессор Тосака! — воскликнула она. — Я же просила не беспокоить больного! Ему нужен покой! У него шок!

— У него не шок, у него приступ жалости к себе, — парировала Рин, разворачиваясь к медсестре. — И покой ему сейчас противопоказан. Покой дает время для рефлексии, а рефлексия в его состоянии ведет к депрессии.

Помфри поставила поднос на тумбочку с таким стуком, что Гарри вздрогнул.

— Я сама знаю, что нужно моим пациентам! — заявила она. — Ему нужно восстановить силы. Шоколад и сон.

— Шоколад — это плацебо, — отмахнулась Рин. — Ему нужна стимуляция. Химическая и ментальная.

Она указала на Гарри, который снова уткнулся взглядом в метлу.

— Посмотрите на него. Он угасает. Ему нужно разогнать кровь. Дайте ему чего-нибудь взбадривающее. Настойку бадьяна с перцем? Эликсир эйфории? Что угодно, что заставит его синапсы работать быстрее, чем у улитки.

— Вы учите Защите, профессор, а не Целительству! — возмутилась Помфри, заслоняя собой Гарри, словно наседка цыпленка. — Я не позволю проводить эксперименты над студентами в моем лазарете! Уходите! Время посещений окончено!

Рин посмотрела на медсестру, затем на Гарри.

Спорить с медицинским персоналом на их территории было тактически невыгодно. Помфри обладала здесь абсолютной властью, делегированной директором.

— Как угодно, — сказала Рин, поднимая руки в жесте капитуляции. — Пусть спит. Пусть жалеет себя.

Она взяла свою чашку, допила остывший чай одним глотком (не пропадать же добру) и поставила её на столик.

— Выздоравливайте, мистер Поттер. И помните: метла не делает волшебника. Волшебника делает воля.

Гарри не ответил.

Рин развернулась и направилась к выходу. Она вышла на лестничную площадку.

«Такой актив пропадает…» — пожаловалась себе она, начиная спуск.

Это было расточительство. У мальчика был колоссальный потенциал. Огромный резерв магии. Тонны золота, которые можно пустить в дело. А он тратил этот потенциал на подростковые страдания по спортивному инвентарю.

«Если бы он был моим учеником в нормальном понимании», — думала она, спускаясь по движущейся лестнице, — «я бы уже выбила из него эту дурь на спарринге».

Боль — отличный учитель. Она заставляет забыть о метлах и думать о выживании. Но здесь, в Хогвартсе, действовали другие правила. Здесь царил гуманизм. Мягкотелость.

«Придется действовать тоньше», — решила она. — «Если прямая конфронтация не работает, нужно использовать рычаги давления. Грейнджер? Она влияет на него. Нужно поговорить с ней. Пусть она объяснит ему, что мертвый герой никому не нужен. Даже если он был отличным ловцом».

Тосака шла по коридорам замка, и её красное пальто мелькало в свете факелов как предупреждающий знак. Она свернула к своему кабинету, уже планируя следующую фазу обучения.