Mondhexe

Глава 14

Коридор третьего этажа перед кабинетом Защиты от Темных Искусств гудел, как потревоженный улей. Третьекурсники двух самых непримиримых факультетов — Гриффиндора и Слизерина — собрались перед закрытой дверью в ожидании первого урока у нового профессора.

Атмосфера была наэлектризована смесью любопытства и скепсиса. Слухи о Тосаке Рин уже успели обрасти подробностями, одна фантастичнее другой. Кто-то говорил, что она вампир. Кто-то — что она наемная убийца из Азии. Гарри Поттер и его друзья, единственные свидетели реальных возможностей Рин, хранили мрачное молчание, что лишь подогревало интерес.

Внутри кабинета Тосака Рин стояла спиной к двери, глядя на скелет дракона под потолком.

Она чувствовала присутствие учеников за дверью. Краткое досье на каждого из них ей предоставили этим утром. Их ауры переплетались в хаотичный клубок эмоций: страх, бравада, нетерпение. Это был шум. Бесполезный, рассеивающий внимание шум.

Рин не подошла к двери, чтобы открыть её вручную. Это было бы слишком прозаично. Слишком… по-человечески. Первое впечатление — это фундамент авторитета. Если фундамент будет шатким, всё здание дисциплины рухнет.

Она подняла палочку из сакуры.

— Aperio.

Движение кисти было коротким и резким.

Массивные створки дверей распахнулись наружу с такой скоростью, что стоящие близко студенты отшатнулись, едва не потеряв равновесие. Удар дерева о каменные стены коридора прозвучал как выстрел стартового пистолета.

Гул голосов мгновенно стих.

— Входите, — раздался голос из глубины кабинета. Он не был громким, но каждое слово, усиленное легкой примесью праны, врезалось в уши, как игла.

Студенты, переглядываясь, начали неуверенно заходить внутрь.

Первое, что бросилось им в глаза, — это отсутствие парт.

Привычный класс, где они ожидали увидеть ряды столов, чернильницы и пергаменты, исчез. Мебель была сдвинута к стенам и накрыта плотной тканью, превращая помещение в просторную арену.

В центре этого пространства стояла она.

Тосака Рин.

На ней не было бесформенной преподавательской мантии. Формальное требование носить «традиционные» мантии применялось лишь к ученикам, что не могло не радовать. Она была одета в свой «ежедневный» наряд: красный свитер, черная юбка, темные колготки и, конечно, туфли на высоком каблуке. Она стояла в профиль к входящим, её поза выражала абсолютную расслабленность, за которой скрывалась готовность к мгновенной атаке.

Когда последний студент (это был Невилл Лонгботтом, споткнувшийся о порог) вошел внутрь, двери захлопнулись сами собой. Щелчок замка прозвучал как приговор.

Рин медленно повернулась к классу.

Она молчала.

Вместо слов она начала идти.

Цок. Цок. Цок.

Звук её каблуков по камню был единственным, что нарушало тишину. Это был ритм. Метроном. Он отсчитывал секунды, нагнетая напряжение.

Она прошла вдоль шеренги студентов, заглядывая каждому в глаза. Её взгляд был оценивающим, холодным, лишенным даже намека на дружелюбие. Она смотрела на них не как на детей, а как на заготовки. Бракованные, кривые, требующие перековки.

— Я не потерплю болтовни, — наконец произнесла она.

Она остановилась в центре зала, скрестив руки на груди.

— Здесь не клуб по интересам. Здесь не место для обсуждения сплетен, квиддича или погоды. Вы пришли сюда не развлекаться. Вы пришли сюда учиться выживать.

Её голос был спокойным, ровным. Она не кричала, как по слухам это делал Снейп на уроках. В её интонациях была такая плотность, такая властность, что воздух в комнате казался тяжелее. Это было воздействие её Од, проецируемой вовне. Слабые духом инстинктивно хотели вжать голову в плечи.

— Говорите, когда вас спрашивают, — продолжила она. — В остальное время — слушайте. И смотрите. Потому что одна пропущенная деталь в моем классе может стоить вам конечности. Или рассудка.

Слизеринцы, стоящие группой справа, переглянулись. Драко Малфой, привыкший к тому, что его статус и фамилия дают ему послабления от школьных правил, позволил себе ухмылку. Он наклонился к Крэббу и прошептал что-то, явно нелестное.

Рин прервала свою речь на полуслове.

Она не повысила голос. Она просто замерла.

Её нога, которая должна был сделать следующий шаг, застыла в воздухе, а затем опустилась на пол абсолютно беззвучно.

Рин повернула голову.

Её взгляд сфокусировался на Малфое.

В её мире, если маг такого уровня смотрит на тебя так, ты понимаешь, что жить тебе осталось ровно столько, сколько летит заклинание Гандра. Это был взгляд, несущий Sakki — жажду убийства, очищенную от эмоций, превращенную в чистое намерение.

Малфой подавился своей шуткой.

Слова застряли у него в горле. Улыбка сползла с лица, сменившись выражением животного ужаса. Он почувствовал, как холодные мурашки побежали по спине. Ему показалось, что температура в комнате упала до нуля, а воздух вокруг него сгустился, мешая дышать.

Это не была магия в привычном смысле. Рин не использовала палочку. Она не произносила заклинаний. Она просто направила на него своё внимание. Давление её ауры, сфокусированное в одной точке.

— Вам есть что сказать классу, мистер Малфой? — спросила она. Голос был тихим, вкрадчивым.

Драко попытался что-то ответить, но из горла вырвался лишь жалкий сип. Он замотал головой, делая шаг назад, «невзначай» прячась за широкую спину своего однокурсника.

Рин держала паузу еще три секунды. Ровно столько, сколько нужно, чтобы сломать волю оппонента, но не довести его до обморока.

Затем она отвела взгляд, и Малфой судорожно вдохнул, словно вынырнул из-под воды.

Класс замер. Гриффиндорцы, которые обычно были бы рады унижению слизеринца, сейчас молчали, напуганные демонстрацией силы. Они поняли: эта женщина опасна. Она не играет.

— Отлично, — кивнула Рин, словно ничего не произошло. — Вижу, мы поняли друг друга. Дисциплина — это основа.

Она снова начала расхаживать по классу, но теперь её движения были плавными.

— Забудьте всё, чему вас учили раньше, — заявила она. — Забудьте глупые стишки Локхарта. Забудьте параноидальный бред Квиррелла. Забудьте даже то, что вы читали в учебниках, если это не подкреплено практикой.

Она резко остановилась у доски, на которой мелом была нарисована схема человеческого тела с отмеченными магическими узлами.

— Что такое магия? — спросила она, не оборачиваясь.

Тишина. Никто не рискнул поднять руку.

Рин резко развернулась.

— Магия — это не махание палочкой, — отчеканила она. — Магия — это не латинские слова.

Она подняла свою палочку из сакуры.

— Магия — это власть, — сказала она. — Власть над миром через власть над собой.

Она сделала шаг к студентам.

— Чтобы изменить реальность, вы должны сначала изменить себя. Вы должны навязать миру свою волю. Вы должны заставить мироздание прогнуться под ваше желание.

Это была философия её мира. Жесткая, эгоцентричная, прагматичная. Маг — это центр вселенной. Его воля — закон. Его тело — инструмент.

— Палочка, — Рин небрежно покрутила инструментом в пальцах, — это всего лишь костыль. Проводник. Она помогает сфокусировать ваше намерение, но источником магии являетесь вы. Ваш разум. Ваша воля. Ваша энергия.

Она посмотрела на Рона Уизли, который выглядел так, словно хотел стать невидимым.

— Если вы боитесь, ваша магия будет слабой. Если вы сомневаетесь, ваше заклинание развеется. Если вы не контролируете себя, вы взорветесь.

Она щелкнула пальцами левой руки.

— Incendio.

Без использования палочки. Без подготовки.

Небольшой шар огня вспыхнул на её ладони, паря в дюйме от кожи. Он был ярким, горячим, но абсолютно стабильным.

Студенты ахнули. Беспалочковая магия была для них чем-то из разряда легенд или высшего пилотажа Дамблдора.

— Контроль, — пояснила Рин, глядя на огонь. — Я хочу, чтобы огонь горел. И он горит. Я определяю его температуру, его форму, его время жизни. Я не прошу огонь появиться. Я приказываю ему быть.

Она сжала кулак, и пламя исчезло без следа, не оставив ожога.

— На моих уроках мы не будем учить стишки или читать «Встречи с вампирами», — продолжила она, вновь начав движение. — Мы будем учиться контролю. Мы будем учиться чувствовать магию внутри себя.

Она обвела класс взглядом.

— В этом году, — сказала она тихо, но так, что её услышал каждый, — мы столкнемся с реальностью. Мир — опасное место. И моя задача — сделать так, чтобы вы не умерли в первые пять секунд реального боя.

Студенты молчали. Они были напуганы. Они были подавлены. Но в их глазах — особенно в глазах Поттера и его друзей — Рин видела искру.

Интерес.

Это было не похоже на клоунаду Локхарта, который рассказывал о своих подвигах и заставлял их играть роли в пьесах. Это было не похоже на скучные лекции Бинса. Это было жестко, грубо, но это было настоящим.

Они чувствовали силу, исходящую от этой миниатюрной женщины в красном. Они видели, как она поставила на место Малфоя без единого слова. Они видели огонь в её руке.

Она взмахнула палочкой.

— Для начала, разминка. Десять кругов по кабинету. Легким бегом.

Класс замер. Бегать? На уроке магии?

— Вы оглохли? — голос Рин стал ледяным. — В реальном бою, если у вас выбили палочку, ваши ноги — это единственное, что спасет вам жизнь. Бегом! Марш!

Первым сорвался с места Гарри Поттер. За ним, поджав губы, побежала Гермиона. Потом, ворча, потянулись остальные гриффиндорцы. Слизеринцы медлили, глядя на Малфоя.

Драко, всё еще бледный после ментальной оплеухи, бросил взгляд на Рин. В её глазах он увидел обещание боли, если он ослушается.

Он побежал. За ним побежали Крэбб и Гойл, топая как слоны.

— Быстрее! — крикнула она. — Вы двигаетесь как сонные мухи! Дыхание! Следите за дыханием! Магия — это поток, а не застой!

Она наблюдала за ними. Это было начало. Она сломает их лень. Она выбьет из них эту дурацкую привычку полагаться только на деревяшку.

— Разминки достаточно, — наконец произнесла Тосака Рин, и этот звук прозвучал в ушах студентов третьего курса как звонок, возвещающий об окончании пытки.

Эффект от её команды был мгновенным и жалким.

Единый строй (или то, что от него осталось после десятого круга) рассыпался. Студенты — и гордые гриффиндорцы, и высокомерные слизеринцы — повалились на каменный пол кабинета, забыв о достоинстве и чистоте мантий. Воздух наполнился тяжелым, сиплым дыханием, стонами и кашлем. Лица подростков были пунцовыми, волосы прилипли к лбам. Даже Драко Малфой, который первые два круга пытался сохранять аристократическое выражение лица, теперь сидел, привалившись спиной к стене, и хватал ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег.

Рин стояла в центре этого балагана, не сдвинувшись с места ни на сантиметр. Она смотрела на распластанные тела с выражением клинического интереса, смешанного с легким разочарованием.

— Катастрофа, — констатировала она, и её голос эхом разнесся над головами задыхающихся учеников. — Ваш физический тонус находится на уровне гериатрического отделения больницы Святого Мунго. Вы не маги. Вы — мешки с костями, едва способные переносить собственный вес.

Она сделала паузу, давая словам осесть.

— Если у вас выбьют палочку, вы умрете через три секунды, потому что не сможете убежать даже от хромого инфернала. Но, — она слегка смягчила тон, — это поправимо. Регулярные нагрузки творят чудеса.

Рин подняла свою палочку из сакуры. Настало время переходить ко второй части представления.

— Встать, — скомандовала она. — Теперь, когда кровь прилила к мозгу (я надеюсь), можно вернуться к скучным министерским стандартам.

Она сделала широкий, плавный жест.

— Locomotor!

Парты и стулья, сдвинутые к стенам и накрытые тканью, пришли в движение. Ткань взмыла в воздух и аккуратно сложилась в углу. Мебель, повинуясь вектору, заданному палочкой, проскрежетала по полу, возвращаясь на свои места.

Это была демонстрация контроля. Рин не просто двигала предметы; она выстраивала их в идеальные ряды, соблюдая геометрию класса с точностью до миллиметра.

— Занять места, — приказала она.

Студенты, кряхтя и держась за бока, поплелись к партам. Энтузиазма в их глазах поубавилось, но страх и уважение (или, по крайней мере, опасение получить еще десять кругов) заставляли их двигаться быстро.

Когда класс расселся, и гул голосов стих, сменившись скрипом перьев и шелестом пергамента, Рин подошла к объекту, который до этого момента оставался в тени.

В углу кабинета, рядом с преподавательским столом, стоял старый платяной шкаф. Массивный, дубовый, с зеркальной вставкой на дверце.

Внезапно шкаф дернулся.

Бум!

Звук удара изнутри заставил ближайших учеников (Парвати Патил и Лаванду Браун) взвизгнуть и отшатнуться. Шкаф затрясся, словно внутри него была заперта нечистая сила, пытающаяся вырваться наружу.

— Тема сегодняшнего занятия, — объявила Рин, небрежно опираясь локтем на дрожащий шкаф, словно это была обычная тумбочка, — Боггарты.

Она обвела класс взглядом.

— Кто мне скажет, что это такое? Без цитирования детских сказок, пожалуйста.

Вверх взметнулась рука. Разумеется. Гермиона Грейнджер. Даже после пробежки, с растрепанными волосами и красным лицом, она не могла подавить рефлекс отличницы, описанный в досье с особым пристрастием. Было ощущение, что заметку писал Северус Снейп.

— Мисс Грейнджер, — кивнула Рин.

Гермиона встала, набрала в легкие побольше воздуха (что далось ей нелегко) и затараторила:

— Боггарт — это привидение, которое принимает форму того, чего человек боится больше всего. Никто не знает, как выглядит боггарт, когда он один, потому что, пока его никто не видит, он, предположительно, не имеет формы. Они любят темные, замкнутые пространства: гардеробы, пространство под кроватью, ящики столов…

— Достаточно, — прервала её Рин жестом руки. — Садитесь. Пять баллов Гриффиндору за цитирование учебника.

Она отошла от шкафа и начала медленно расхаживать перед первым рядом столов.

— Определение верное, но поверхностное, — продолжила она лекторским тоном. — «Привидение» — не совсем точный термин. Боггарт — это не душа умершего. Это аморфная сущность, паразит, питающийся эмоциональным спектром страха. Он считывает вашу ментальную проекцию, находит самый яркий образ угрозы и воплощает его, используя эфирную массу для создания физической оболочки.

Рин остановилась и посмотрела на шкаф, который снова подпрыгнул.

— Это зеркало. Зеркало, которое отражает ваши слабости. И именно поэтому он опасен. Не потому, что он может вас съесть, а потому, что он бьет по психике. Он вызывает панику. А паника — это смерть для мага.

Она повернулась к классу.

— Школьная программа, утвержденная Министерством, — в её голосе прозвучала неприкрытая ирония, — предлагает вам универсальное решение этой проблемы. Заклинание Riddikulus.

Она произнесла формулу так, словно выплюнула что-то невкусное.

— Смысл этого заклинания заключается в том, чтобы навязать боггарту форму, которая кажется вам смешной. Превратить страх в фарс. Заставить старого вампира превратиться в клоуна, а акромантула — танцевать.

По классу прошел смешок.

Рин не улыбнулась.

— Тихо, — подняла она палец. — Я не вижу здесь ничего смешного.

Она подошла к доске и резко развернулась.

— Это костыльное решение, — заявила она. — Это пластырь на открытый перелом. Смех не уничтожает страх. Он лишь маскирует его. Вы не побеждаете ужас, вы просто прячете его за ширмой клоунады. Это психологический трюк, а не магическая победа.

Она начала ходить между рядами, заглядывая в глаза студентам.

— Настоящий маг, — говорила она, и в её словах звучала сталь, — не ищет способа посмеяться над врагом. Настоящий маг контролирует свой разум.

Рин остановилась рядом с партой Гарри Поттера. Мальчик посмотрел на неё снизу вверх, поправляя очки.

— Окклюменция, ментальные барьеры, контроль эмоционального фона, — перечисляла она. — Вот истинная защита. Вы должны уметь закрыть свой разум так, чтобы боггарт просто не смог считать ваш страх. Чтобы он увидел перед собой пустоту. Или, еще лучше, чтобы вы навязали ему ту форму, которую вы хотите видеть. Форму мишени.

Она вернулась к учительскому столу и опёрлась на него руками.

— Если бы вы были полноценными магами, мы бы занимались именно этим. Мы бы тренировали вашу волю, пока вы не научились бы смотреть в бездну и не моргать.

Рин сделала паузу, позволяя тишине повиснуть в классе.

— Но, — она выпрямилась и вздохнула, — вы дети. Ваши ментальные щиты похожи на решето. Ваши эмоции нестабильны, ваш контроль отсутствует. Если я выпущу боггарта сейчас и потребую подавить его волей, половина из вас окажется в Больничном крыле с нервным срывом.

Слизеринцы выглядели оскорбленными, гриффиндорцы — смущенными.

— Поэтому, — заключила Рин, указывая своей палочкой, — мы будем использовать костыль. Мы будем использовать Riddikulus. Потому что в вашей ситуации лучше плохая защита, чем никакой.

Это было признание реальности. В её мире ученика, не способного контролировать страх, просто не стали бы учить. Здесь же ей приходилось работать с тем материалом, который был.

— Встать, — скомандовала она. — Убрать стулья. Освободить пространство.

Студенты, грохоча мебелью, поднялись.

— Достать палочки.

Рин подняла свою сакуру.

— Заклинание требует четкой визуализации и точного жеста. Формула: Riddikulus. Ударение на второй слог. РИД-ди-ку-лус. Не "ридикулЮс", не "ридиКУлус". Четко, резко, с вложением намерения.

Она показала жест.

— Движение кистью. Не махать всей рукой, как будто вы отгоняете мух. Короткий, хлесткий взмах. Представьте, что вы бьете кнутом.

Она повторила движение в воздухе, оставляя слабый розовый след из праны.

— И самое главное — визуализация. Вы должны знать, во что вы хотите превратить свой страх, до того, как произнесете заклинание. Если вы начнете думать в процессе, боггарт сожрет вашу неуверенность и станет сильнее.

Рин опустила палочку.

— Сейчас — сухая тренировка. Без боггарта. Отрабатываем жест и произношение. Начали.

Класс наполнился беспорядочным маханием палочками и нестройным хором голосов: «Риддикулус!», «Риддикулус!».

Рин двинулась между учениками. Её взгляд был критичным, как у сержанта на плацу.

Она подошла к Дину Томасу.

— Слишком широко, — сказала она, хлопнув его по локтю своей палочкой (слегка, но ощутимо). — Локоть прижат к корпусу. Работает только кисть. Вы не дирижер, вы маг.

Она двинулась дальше.

— Мистер Финниган, — обратилась она к Симусу. — Вы пытаетесь взорвать воздух или наложить чары? Меньше агрессии, больше точности. Вектор силы должен быть направлен в точку, а не распыляться веером.

Она остановилась возле Невилла Лонгботтома. Мальчик выглядел испуганным еще до того, как увидел боггарта. Он махал палочкой так, словно хотел её отбросить.

— Стоп, — Рин перехватила его руку. — Мистер Лонгботтом, у вас руки трясутся.

— П-простите, профессор… я…

— Страх — это физиологическая реакция, — холодно объяснила Рин. — Адреналин. Учащенное сердцебиение. Тремор. Это нормально. Но маг должен уметь отделять физиологию от воли.

Она сжала его запястье, заставляя руку замереть.

— Вдох. Выдох. Зафиксируйте руку. Палочка — это продолжение вашей кости. Она не должна дрожать. Если дрожит рука — дрожит заклинание. Если дрожит заклинание — вы труп. Еще раз.

Невилл сглотнул, кивнул и попытался повторить жест. Получилось чуть лучше.

— Приемлемо, — кивнула Рин и пошла дальше.

Она подошла к группе слизеринцев. Драко Малфой лениво помахивал палочкой, всем видом показывая, что это задание ниже его достоинства.

— Мистер Малфой, — голос Рин стал вкрадчивым. — Я вижу, вы считаете себя экспертом.

— Мой отец учил меня…

— Ваш отец, — перебила Рин, — не стоит сейчас перед вами. Перед вами стою я. И я вижу, что ваша стойка открыта. Вы переносите вес на пятки. При реальной атаке вас собьют с ног первым же ударом.

Она легонько толкнула его в плечо кончиком пальца. Малфой пошатнулся и сделал шаг назад, чтобы не упасть.

Класс хихикнул.

— Баланс, — сказала Рин. — Магия исходит из центра тела. Если нет опоры — нет силы. Ноги на ширине плеч. Колени согнуты. Корпус вперед. Вы должны быть готовы к отдаче.

Малфой покраснел, но исправил стойку.

Рин продолжала обход. Она поправляла углы наклона, корректировала произношение, заставляла повторять движение снова и снова.

— Мисс Грейджер, — она остановилась возле Гермионы. — Идеально технически, но слишком… академично.

— Что значит академично? — удивилась Гермиона, опустив палочку.

— Вы делаете это как упражнение из учебника. Правильно, но без души. Вы не вкладываете намерение. Вы просто копируете форму. Вложите в это желание. Желание сделать страх смешным. Или желание уничтожить его. Форма без содержания пуста.

Она показала на своем примере.

— Смотрите.

Рин сделала резкий выпад. Её жест был коротким, хищным. В нем не было театральности, была только эффективность.

— Riddikulus!

С конца её палочки не сорвалось заклинание (цели не было), но воздух в классе отчетливо хлопнул, рассеченный волной давления.

— Чувствуете разницу? — спросила она. — Это не движение. Это удар.

Гермиона задумчиво кивнула.

Рин вернулась к учительскому столу. Она оглядела класс. Тридцать студентов, уставших, вспотевших, но теперь сосредоточенных. Они больше не болтали. Они работали.

Шкаф в углу снова тряхнул, напоминая о том, что практика скоро перейдет в реальную фазу.

— Достаточно, — сказала Рин. — Опустите палочки.

Она посмотрела на часы.

— Мышечная память начала формироваться. Это база. Без неё вы будете паниковать и путаться в собственных конечностях.

Она подошла к шкафу. Вибрация внутри усилилась. Боггарт чувствовал близость добычи.

— А теперь, — произнесла Рин, и её губы растянулись в тонкой улыбке, не предвещающей ничего хорошего. — Перейдем к полевым испытаниям. Посмотрим, чего стоят ваши страхи. И чего стоите вы.

Она отступила назад.

— Построиться в очередь. Первый — мистер Лонгботтом.

Невилл побледнел.

— Почему я?

— Потому что страх нужно преодолевать сразу, а не ждать в конце очереди, пока он вырастет до размеров дракона, — ответила Рин. — Вперед, мистер Лонгботтом. Представьте, чего вы боитесь. И придумайте, как сделать это жалким.

Она подняла палочку, готовая открыть замок.

Невилл Лонгботтом встал перед подрагивающим шкафом, и вид у него был такой, словно он готовился к казни через расчленение, а не к учебному упражнению. Его лицо приобрело оттенок несвежего пергамента, руки, сжимающие палочку из вишневого дерева, заметно дрожали, а дыхание сбилось, превратившись в серию судорожных всхлипов.

Тосака Рин наблюдала за ним, скрестив руки на груди. Её взгляд был клиническим, лишенным сочувствия. В её понимании страх перед боем был допустим, но паралич воли перед закрытой дверью — это дефект, который требовал немедленного устранения.

— Мистер Лонгботтом, — произнесла она, и её голос прорезал напряженную тишину класса, как скальпель. — Ваша частота пульса, судя по цвету кожи и тремору, превышает сто сорок ударов в минуту. Вы гипервентилируете. Если вы не возьмете под контроль свою физиологию, вы потеряете сознание до того, как я открою замок.

Невилл сглотнул, его кадык судорожно дернулся. Он попытался выпрямиться, но колени предательски подгибались.

— Я… я стараюсь, профессор, — просипел он.

— Стараться недостаточно. Нужно делать, — отрезала Рин. — Сфокусируйтесь. Внутри этого шкафа нет ничего, что могло бы причинить вам вред, пока вы не позволите ему это сделать. Это просто сгусток аморфной магии, реагирующий на ваши нейронные импульсы.

Она сделала шаг к нему, вторгаясь в его личное пространство, заставляя переключить внимание со шкафа на себя.

— Скажите мне, мистер Лонгботтом. Четко и ясно. Чего вы боитесь больше всего на свете?

Вопрос был стандартным, протокольным. Рин ожидала услышать что-то вроде «драконов», «дементоров» или, учитывая историю его семьи, которую она успела изучить в архивах, «пожирателей смерти». Это были бы рациональные страхи. Страхи перед реальной угрозой жизни.

Невилл бросил панический взгляд по сторонам, словно ища путь к отступлению, затем посмотрел на пол и прошептал что-то неразборчивое.

— Громче, — потребовала Рин.

— Профессора Снейпа, — выдохнул Невилл, зажмурившись, словно ожидая удара молнии за эти слова.

По классу прошел смешок. Слизеринцы ухмылялись, Гриффиндорцы сочувственно кивали.

Рин моргнула. На секунду её маска ледяного спокойствия дала трещину, и уголок губ дернулся в ироничной усмешке, которую она тут же подавила.

— Профессора Снейпа? — переспросила она, поднимая бровь. — Серьезно?

Это было… нелепо.

Северус Снейп был неприятным человеком. Он был язвительным, мрачным, предвзятым и обладал аурой, от которой вяли цветы. Но он был учителем. Специалистом по зельям высочайшего класса. Бояться его больше, чем смерти, пыток или монстров?

— Глупости, — констатировала Рин, качая головой. — Это иррационально. В мире есть вещи в сотни раз страшнее, чем безобидные и полезные уроки Северуса Снейпа. Он не убьет вас. Максимум — заставит чистить котлы или напишет разгромную рецензию на ваше эссе. Если это ваш предел ужаса, мистер Лонгботтом, то вам невероятно повезло с жизнью.

Она отошла в сторону, освобождая линию огня.

— Впрочем, для отработки техники объект значения не имеет. Снейп так Снейп. Визуализируйте результат. Вы знаете, что делать.

Она подняла свою палочку.

— Приготовиться.

Невилл поднял палочку, его рука всё ещё тряслась, но в глазах появилась обреченная решимость.

Рин направила поток маны на замок шкафа.

— Alohomora.

Дверца распахнулась.

Из темноты гардероба шагнула фигура.

Это было мгновенное преобразование. Бесформенная тень внутри сгустилась, обрела плотность, цвет и фактуру.

«Северус Снейп» вошел в класс.

Иллюзия была совершенной. Крючковатый нос, сальные черные волосы, падающие на лицо, развевающаяся черная мантия, создающая эффект летучей мыши. И глаза — черные, полные презрения и ненависти.

Боггарт-Снейп обвел класс тяжелым взглядом и остановился на Невилле.

Невилл попятился, издав сдавленный писк. Он опустил палочку. Страх парализовал его. Он видел перед собой не магического паразита, а своего личного демона, воплощение всех своих школьных неудач и унижений.

Рин наблюдала за этим с холодным интересом.

Но эксперимент затягивался. Невилл терял контроль.

— Лонгботтом! — рявкнула Рин. — Концентрация! Это не он! Это манекен! Действуйте!

Её голос, усиленный волей, пробился сквозь пелену паники.

Невилл вздрогнул. Он вспомнил, где находится. Вспомнил инструктаж.

«Вложить намерение. Желание сделать страх смешным».

Он поднял палочку. Его рука всё ещё дрожала, но жест был правильным — тем самым, который Рин вбивала в них последние полчаса.

Боггарт-Снейп надвигался на него, занося руку, словно собираясь схватить за шиворот.

— Р-р-ридикулус! — выкрикнул Невилл, зажмурившись.

Из его палочки вырвался сноп искр и поток искажающей магии. Он ударил в фигуру зельевара.

Хлоп.

Звук был похож на выстрел пробки.

Очертания Снейпа поплыли. Черная мантия начала трансформироваться, меняя цвет и фактуру.

Секунда — и перед классом стоял всё тот же Снейп, с тем же мрачным и ненавидящим лицом. Но его одежда изменилась радикально.

На нем было длинное, кружевное платье ядовито-зеленого цвета. На плечах — изъеденная молью лисья горжетка. В руках — огромная красная сумка. А на голове, поверх сальных волос, красовалась шляпа с чучелом грифа, которое, казалось, клевало профессора в макушку.

В классе повисла гробовая тишина. Студенты не верили своим глазам. Образ самого страшного учителя школы, одетого в такой наряд, был настолько гротескным, что мозг отказывался это воспринимать.

А затем плотину прорвало.

Класс взорвался хохотом.

Это был не просто смех. Это был истерический, освобождающий хохот. Гарри Поттер согнулся пополам, держась за живот. Рон Уизли сполз по стене, вытирая слезы. Даже некоторые слизеринцы, несмотря на лояльность декану, не могли сдержать ухмылок — уж слишком нелепо это выглядело.

Боггарт замер.

Его питание — страх — исчезло, сменившись волной позитивной, разрушительной для него эмоции. Смех бил по его структуре, как молот. Существо растерялось. Оно не знало, как реагировать. Грозный Снейп в платье начал оглядываться по сторонам с выражением полного недоумения, что делало ситуацию еще комичнее.

Рин не смеялась.

Она стояла, скрестив руки, и анализировала результат.

Она кивнула Невиллу, который смотрел на свое творение с выражением шока и восторга.

— Приемлемо, — произнесла она, и её голос перекрыл смех. — Техника грязная, но результат достигнут. Следующий!

Она щелкнула пальцами, подгоняя очередь.

— Парвати Патил! Вперед! Не дайте ему опомниться!

Индийская девочка выскочила вперед. Её лицо было решительным.

Боггарт-Снейп завертелся волчком и превратился в окровавленную мумию.

— Riddikulus!

Мумия, запутавшись в собственных бинтах, рухнула лицом в пол.

Снова взрыв хохота.

— Симус Финниган!

Мумия превратилась в баньши — призрак женщины с длинными волосами и искаженным лицом, которая открыла рот, чтобы издать смертельный вопль.

— Riddikulus! — заорал Симус.

Баньши поперхнулась, и вместо вопля из её горла вырвался писк, а голос пропал.

Рин наблюдала за процессом, как дирижер за оркестром.

— Дин Томас!

Отрубленная рука, ползущая по полу, попала в мышеловку.

— Рон Уизли!

Гигантский паук, мохнатый и щелкающий жвалами. Рон побледнел, но удержал палочку.

— Riddikulus!

У паука исчезли ноги, и он превратился в беспомощный мохнатый шар, который покатился по полу.

Конвейер работал. Студенты, подгоняемые адреналином и командами Рин, превращали свои кошмары в фарс.

Рин видела, как меняется атмосфера в классе. Страх уходил. На его место приходил азарт. Они перестали быть жертвами. Они стали охотниками, загоняющими зверя.

«Это примитивно, — думала она, глядя, как огромная змея превращается в клоуна на пружине. — Но это работает. Для их уровня подготовки это единственный способ преодолеть паралич».

Студент за студентом выходил к дрожащему шкафу, встречался со своим кошмаром, превращал его в фарс и отступал, уступая место следующему. Тосака Рин наблюдала за этим процессом с выражением скучающего надсмотрщика. Для неё это было не развлечением и даже не обучением в полном смысле этого слова; это была калибровка инструментов. Она оценивала психическую устойчивость каждого ученика, занося данные в ментальную картотеку.

Малфой обработал боггарта так, что он забился назад в шкаф и закрылся. Ему действительно было знакомо это заклинание.

— Следующий, — произнесла она.

Вперед вышел Гарри Поттер.

В классе повисла тишина. Это была особая тишина — плотная, насыщенная ожиданием. Все знали историю Мальчика-который-выжил. Все гадали, чего может бояться человек, который в младенчестве отразил смертельное проклятье.

Рин прищурилась, сканируя ауру подростка.

Она была нестабильной. Аура пульсировала, реагируя на стресс. Это был мощный, но хаотичный источник, лишенный дисциплины.

«Волдеморт», — предположила Рин, анализируя вероятности. — «Логично предположить, что он боится того, кто убил его родителей и продолжает охотиться за ним даже после смерти. Травматический опыт, закрепившийся на подсознательном уровне».

Если из шкафа выйдет он, это будет отличной проверкой. Не только для Поттера, но и для всего класса. Смогут ли они смеяться над тем, чье имя боятся произносить?

Гарри встал в стойку. Его ноги были расставлены слишком широко, корпус наклонен вперед — ошибка, которую Рин исправляла у него дважды за этот урок. Он сжимал палочку из остролиста так, словно это был меч, которым он собирался рубить врага, а не накладывать чары.

— Готов? — спросила Рин.

— Да, профессор, — ответил он. Голос звучал твердо, но в нем слышалось напряжение струны, готовой лопнуть.

Он был уверен. Он думал, что знает, что увидит.

Рин взмахнула своей палочкой, вскрывая вновь дверцу шкафа.

— Alohomora.

Дверь скрипнула и медленно, с театральным драматизмом, отворилась.

На мгновение ничего не происходило. Из темноты гардероба не вышел темный маг.

Вместо этого свет в классе начал меркнуть.

Пламя факелов на стенах пригасло, словно ему стало нечем дышать. Тени в углах сгустились, поползли к центру комнаты, как черные щупальца.

Температура рухнула.

Рин почувствовала это кожей — резкий, кусающий холод, от которого мгновенно перехватило дыхание. Иней начал расползаться по полу от шкафа, покрывая камень тонкой белой коркой.

Это был не просто холод зимы. Это был холод энтропии. Ощущение пустоты, безнадежности, конца всего сущего.

Из шкафа выплыла фигура.

Высокая, скрытая под истлевшим серым балахоном, который развевался, хотя в комнате не было ветра. Костлявая, покрытая струпьями рука, похожая на гниющую ветку, высунулась из-под ткани.

Дементор.

По классу пронесся единый вздох ужаса. Кто-то из девочек на задних рядах вскрикнул. Студенты попятились, сбивая парты, инстинктивно пытаясь увеличить дистанцию между собой и монстром. Они помнили поезд. Они помнили этот холод.

Рин осталась на месте, но её глаза сузились до щелей.

— Интересно, — прошептала она, и пар вырвался из её рта.

«Значит, он боится не убийцы. Он боится дементоров»

Боггарт считал образ идеально. Он скопировал не только внешность, но и ауру. Разумеется, это была имитация. Настоящий дементор выпил бы радость из этого класса за секунду, превратив урок в массовый сеанс депрессии. Этот же конструкт лишь проецировал ментальный слепок воздействия.

Но для Гарри Поттера разницы не было.

Он замер.

Его уверенность испарилась, как дым на ветру. Палочка в его руке опустилась. Лицо побелело, став цвета мела. Глаза расширились, уставившись на пустую черноту под капюшоном существа.

Дементор сделал вдох.

Шумный, хриплый, влажный звук. Звук, с которым смерть втягивает в себя жизнь.

Гарри пошатнулся.

— Нет… — прошептала Гермиона, делая шаг вперед, но Рон удержал её за руку, сам трясясь от страха.

Поттер начал падать. Не физически, а ментально. Его воля была сломлена мгновенно. Он проваливался в воспоминания, которые этот образ вытаскивал из глубин его подсознания.

Его колени подогнулись. Он рухнул на пол, выронив палочку. Он даже не пытался защищаться. Он просто ждал конца.

Боггарт-дементор поплыл к нему. Медленно, неотвратимо. Он наклонился над мальчиком, готовясь к имитации Поцелуя.

Рин наблюдала за этим с холодным, аналитическим бешенством.

— Неприемлемо, — констатировала она.

Ситуация вышла из-под контроля. Учебный процесс был нарушен. Студент не просто не справился с заданием; он вошел в беспомощное состояние. Если позволить боггарту «коснуться» его, психическая травма может быть серьезной. Боггарт не может высосать душу, но он может нанести ментальный удар, от которого мальчишка будет оправляться месяцами.

А ей нужен был работоспособный студент, а не овощ.

— Schalten.

Внутренний переключатель щелкнул. Магические цепи Рин вспыхнули, принимая нагрузку.

Рин ворвалась в пространство между Гарри и монстром.

Движение было смазанным. Для студентов, парализованных страхом, профессор Тосака просто исчезла с одного места и появилась в другом.

Она встала над мальчиком, закрывая его собой. Её красный свитер был ярким пятном на фоне серой фигуры дементора.

Она убрала палочку заранее. В ближнем бою, на дистанции удара, палочка — это лишнее звено.

Боггарт замер.

Его алгоритм сбился. Перед ним была новая цель. Более близкая. Более… яркая.

Существо подняло голову (или то место, где она должна была быть) и «посмотрело» на Рин.

Оно попыталось сделать то, что делало всегда. Считать страх. Найти уязвимость. Превратиться в то, что заставит эту наглую девчонку кричать от ужаса.

Что пугает Тосаку Рин?

Боггарт метнулся к её разуму, пытаясь зацепиться за эмоцию.

И врезался в стену.

Это была не стена Окклюменции, которую строят местные маги, пряча мысли за щитами. Это была стена абсолютной, кристаллической воли. Разум Рин был структурирован, упорядочен и защищен так, как защищают сокровищницу древнего рода.

Там не было страха. Там был расчет. Гнев. Презрение. И холодная, убийственная логика.

Боггарт не нашел, за что зацепиться. Он не мог превратиться в «банкротство» или «абстрактную неудачу». Ему нужен был образ. А образа не было.

Существо начало терять форму.

Балахон дементора поплыл, превращаясь в серый туман. Очертания смазались. На секунду оно стало похожим на гигантского паука, затем на клоуна, затем на что-то бесформенное, состоящее из дыма и теней.

Оно зависло в состоянии неопределенности, пытаясь подобрать ключ к новому противнику.

— Ошибка выбора цели, — холодно произнесла Рин.

Она не дала ему времени на адаптацию.

Прана хлынула в её руки.

— Verstarkung.

Кожа на её ладонях уплотнилась. Мышцы налились силой, способной гнуть сталь. Её руки начали светиться слабым красноватым светом — избыток энергии, вырывающийся наружу.

Она не стала использовать заклинание изгнания. Она не стала смеяться.

Она сделала шаг вперед и схватила боггарта.

Физически.

Её пальцы сомкнулись на том месте, где у существа должна была быть шея (или сгусток эфирной массы, выполняющий эту функцию).

Для обычного человека это было бы невозможно — схватить призрака. Рука прошла бы сквозь туман. Но Рин наполнила свои руки магией. Она сделала их концептуально способными взаимодействовать с духовными сущностями.

Она сжала пальцы.

Боггарт издал звук, похожий на скрежет металла по стеклу. Он был материален для неё. Он был в её власти.

Существо попыталось вырваться, меняя форму, но хватка Рин была стальной.

— Знай свое место, паразит, — прорычала она ему в «лицо».

В её глазах горел огонь, который был страшнее любого дементора. Это был гнев мага, чью территорию нарушили. Чьего студента (каким бы бестолковым он ни был) пытались сломать.

Рин развернулась, используя инерцию своего тела и усиленные мышцы спины.

Бросок.

Это было движение из дзюдо, усиленное магией.

Она швырнула боггарта.

Существо пролетело по воздуху, кувыркаясь и меняя формы в полете. Оно было снарядом. Мячом, который пнули с невероятной силой.

Десять метров полета.

Бам!

Боггарт врезался в глубину открытого шкафа с такой силой, что шкаф пошатнулся, едва не опрокинувшись.

Существо, превратившееся от удара в бесформенную лужу слизи, стекло на дно гардероба. Оно было дезориентировано, подавлено, разбито. Физическое насилие, подкрепленное магией, оказалось для него куда более травмирующим, чем любой смех.

Рин не стала ждать, пока оно опомнится.

Она вытянула руку в сторону шкафа. Палочка из сакуры скользнула в ладонь из рукава.

— Colloportus!

Дверца шкафа захлопнулась с грохотом, похожим на выстрел. Замок щелкнул, запечатывая монстра внутри.

Рин опустила руку. Свечение вокруг её кулаков погасло.

В классе повисла абсолютная, мертвая тишина.

Никто не дышал. Студенты смотрели на неё с выражением, в котором ужас смешивался с религиозным благоговением.

Они видели, как она бросилась наперерез дементору (пусть и фальшивому). Они видели, как она схватила призрака руками. Они видели, как она швырнула его через комнату, как мешок с мусором.

Это не укладывалось в их картину мира.

Гарри Поттер, всё ещё сидящий на полу, смотрел на спину профессора Тосака. Его очки съехали набок, дыхание было прерывистым. Он был жив. Его душа была на месте.

Рин медленно выдохнула, успокаивая ток праны. Она поправила манжеты свитера, проверила, не сбилась ли прическа (идеально).

Она повернулась к классу.

Её лицо было бледным, но абсолютно спокойным. Никаких эмоций. Только холодное, профессиональное безразличие.

Она посмотрела на бледные лица детей. На Малфоя, который забыл закрыть рот. На Грейнджер, которая сжимала край парты так, что побелели костяшки.

— Практика окончена, — произнесла она.

Голос звучал буднично. Словно она только что закончила писать формулу на доске, а не провела сеанс экзорцизма с применением грубой силы.

— Мистер Поттер, — она посмотрела вниз, на Гарри. — Встаньте. Пол холодный.

Гарри неуклюже поднялся. Его ноги дрожали.

— Профессор… — начал он. — Я… я не…

— Вы не были готовы, — перебила его Рин. — Это очевидно. Ваш ментальный барьер отсутствует. Вы позволили страху захватить контроль над моторными функциями. В реальном бою вы были бы мертвы.

Она не утешала его. Она констатировала факты.

— Но, — добавила она, и её тон чуть смягчился, — реакция на дементоров индивидуальна. Ваш опыт… специфичен. Мы будем работать над этим.

Она повернулась к остальным.

— Урок усвоен? — спросила она. — Riddikulus — это полезно. Но иногда, когда смех не работает, нужно иметь силу, чтобы просто взять свой страх за горло и выкинуть его прочь. Буквально.

Она подошла к своему столу и взяла журнал.

— Домашнее задание остается прежним. Эссе. Плюс дополнительный параграф для мистера Поттера: «Природа дементоров и методы ментальной защиты».

Она посмотрела на часы.

— Свободны.

Класс вздрогнул и ожил. Студенты начали торопливо собирать вещи, бросая на неё опасливые взгляды. Они уходили быстро, стараясь не шуметь, словно боялись разбудить дракона, который дремал внутри их нового учителя.