Mondhexe

Глава 22

Свинцовое небо Шотландии нависало над стадионом для квиддича, словно крышка гигантского гроба. Прошло несколько дней с той памятной демонстрации, когда Тосака Рин наглядно показала разницу между магом и человеком с палочкой, но атмосфера на занятиях третьего курса изменилась необратимо.

Если в первый раз студенты шли на стадион с недоумением и возмущением, то сегодня в их походке читалась обреченность, свойственная заключенным, идущим на каторжные работы. Никто не жаловался. Молчание было тяжелым, нарушаемым лишь свистом ветра и хрустом гравия под ногами.

Рин стояла в центре поля, которое вновь, по мановению её руки (и благодаря колоссальным запасам маны Хогвартса), превратилось в асфальтированный беговой комплекс.

— Построиться, — скомандовала она. Голос не был громким, но он резал воздух, как лезвие.

Студенты Гриффиндора и Слизерина выстроились в шеренгу у стартовой линии. Их лица были бледными, сосредоточенными. Они знали, что их ждет. Боль в мышцах, жжение в легких и унизительное чувство собственной неполноценности перед лицом физики.

— Напоминаю вводную, — произнесла Рин, медленно проходя вдоль строя. — Вы лишены оружия. Вы лишены поддержки. За вашей спиной — смерть в биологической оболочке весом в триста фунтов, способная развивать скорость локомотива. Ваша задача — выжить.

Она остановилась напротив Рона Уизли. Тот сглотнул, стараясь не смотреть ей в глаза.

— Выжить — это значит оказаться в точке Б раньше, чем клыки сомкнутся на вашей шее. Норматив прежний: сто метров, пять секунд. Всё, что больше — это статистическая погрешность, равная летальному исходу.

Рин развернулась и отошла к центру дистанции, чтобы иметь лучший обзор.

— Первая пара, демонстрация. Поттер, Малфой. На старт.

Два подростка вышли вперед.

За последние дни их отношение к предмету изменилось. Ненависть к «сумасшедшей профессорше» трансформировалась в нечто иное. В конкуренцию. В желание доказать, что они не «корм».

Гарри Поттер встал в стойку. Рин отметила изменения. Его ноги были расставлены на правильную ширину, центр тяжести смещен вперед. Он не просто готовился бежать; он готовился активировать внутренний ресурс.

Драко Малфой встал на соседнюю дорожку. Он выглядел напряженным, его лицо заострилось. Он бросил быстрый, злой взгляд на Поттера. Для него это было не просто упражнение. Это была битва за статус. Проиграть Поттеру в дуэли — одно. Проиграть ему в обычном беге — это было бы унижением, которое Малфой не мог себе позволить.

— Приготовиться, — скомандовала Рин.

Гарри закрыл глаза.

Рин видела, что происходит. Она чувствовала это своим сенсорным восприятием.

Мальчик дышал. Глубокий вдох — концентрация праны из атмосферы. Задержка — смешивание с собственным Од. Выдох — направление потока в ноги.

«Он учится», — отметила Рин с тенью удовлетворения. — «Медленно, грубо, но учится».

Вокруг ног Поттера воздух едва заметно задрожал. Это было укрепление. Слабое, несовершенное, с огромными потерями энергии на тепловое излучение, но это было оно. Укрепление структуры мышц.

— Старт!

Они сорвались с места.

Асфальт под ногами Поттера не взорвался, как под ботильонами Рин, но звук удара был жестким, сухим. Он не побежал, он прыгнул.

Его тело, усиленное магией, двигалось быстрее, чем позволяла обычная физиология подростка. Он не чувствовал усталости, не чувствовал сопротивления воздуха. Он чувствовал только поток силы, который толкал его в спину.

Малфой не отставал, так же используя укрепление.

Они неслись по дорожкам, плечом к плечу.

Пятьдесят метров. Семьдесят.

Гарри стиснул зубы. Он чувствовал, как горят мышцы. Магия жгла его изнутри. Это было не то приятное тепло, которое описывали в книгах. Это было ощущение, словно по венам течет кипяток. Но он не останавливался. Он видел финишную черту. И он видел краем глаза белую макушку Малфоя.

Он не мог проиграть. Не сейчас.

— Ускорение! — мысленно выкрикнул он, вкладывая остатки воли в последний рывок.

Это был неконтролируемый выброс. Грубый, дикий. Но он сработал.

Гарри пересек финишную черту, едва не упав от инерции. Он пробежал еще метров десять, тормозя подошвами обуви, и остановился, тяжело дыша.

Малфой финишировал на долю секунды позже.

Рин посмотрела на секундомер, висящий в воздухе.

— Шесть целых и восемь десятых секунды, — объявила она бесстрастным голосом. — Поттер.

Затем перевела взгляд на вторую дорожку.

— Семь ровно. Малфой.

Студенты на старте молчали. Они видели это. Это не был бег обычных детей.

Гарри выпрямился, уперев руки в колени. Его грудь ходила ходуном, лицо было красным, очки запотели. Но он улыбался.

Драко, наоборот, выглядел так, словно проглотил лимон. Он бросил на Гарри взгляд, полный чистой, беспримесной ненависти, но ничего не сказал. Он понимал: он проиграл. Снова.

Рин подошла к ним. Она двигалась неспешно.

— Неплохо, — сказала она. — Для начала.

Это была похвала. Скупая, холодная, но похвала. Из уст Тосаки Рин «неплохо» означало «вы превзошли ожидания, и мне не пришлось никого реанимировать».

— Остальные, — её голос стал жестче. — На старт.

Грейнджер, Лонгботтом, Паркинсон, Забини… Они выходили парами.

И это было жалкое зрелище.

Без усиления, без понимания внутренней механики, они бежали как обычные люди. Двенадцать секунд. Тринадцать. Четырнадцать.

Рин ходила между дорожками, как инквизитор.

Она видела ошибки. Она видела слабость.

Невилл Лонгботтом бежал, размахивая руками, сбивая дыхание на каждом шаге. Его результат — пятнадцать секунд.

— Спину держать! — рявкнула она. — Вы не мешок с картошкой, вы маг! Ссутулился — сжал легкие. Сжал легкие — нет кислорода. Нет кислорода — нет магии. Выпрямиться!

Невилл, ойкнув, выпрямил спину и пошел на исходную позицию.

— Уизли! — крикнула она Рону, который уже начал сбавлять темп на середине дистанции. — Если вы остановитесь, я напущу на вас боггарта! Бежать!

Рон, услышав угрозу, нашел в себе скрытые резервы и ускорился, финишировав с результатом двенадцать с половиной.

— Перерыв 3 минуты, — скомандовала Рин.

Поле наполнилось звуками тяжелого дыхания и стонов. Студенты лежали на траве.

Рин вернулась к Поттеру и Малфою, которые уже успели немного отдышаться.

— Вы двое, — сказала она. — Показали, что магия — это не только слова. Но этого мало. Шесть и восемь — это всё еще медленно для оборотня. Он настигнет вас на восьмидесятом метре. Вам нужно выйти из пяти секунд.

Гарри поднял на неё глаза. Он всё еще чувствовал жжение в мышцах, но теперь к нему примешивалось чувство гордости.

— Мы сможем, — сказал он. — Я чувствую… я понял, как это работает.

Она повернулась к остальным.

— А вы… — она обвела рукой лежащих студентов. — Вы — корм.

Это слово упало в тишину тяжелым камнем.

— Корм, — повторила она. — Мясо. Биомасса. Вы умрете первыми. Не потому, что вы плохие люди. А потому, что вы слабые.

Она прошла вдоль ряда, остановилась и посмотрела на небо. Тучи сгущались.

— Повторить, — сказала она тихо.

Студенты застонали.

— Я сказала — повторить! — её голос усилился, наполнившись магической властностью. — Встать! На старт! Мы будем бегать до тех пор, пока ваши ноги не начнут работать автоматически. Пока вы не научитесь вливать магию в каждое движение!

Они поднимались. Медленно, с трудом, проклиная тот день, когда поступили в магическую школу. Но они поднимались.

Страх перед ней был сильнее усталости. И где-то в глубине души, за пеленой боли и обиды, начинало прорастать понимание.

Она не издевалась над ними. Она их готовила.

Рин смотрела, как они снова выстраиваются у линии.

Поттер и Малфой снова встали рядом. На этот раз они не смотрели друг на друга с ненавистью. Они смотрели друг на друга как на единственных достойных соперников в этом стаде.

— На старт!

Рин подняла указку.

— Внимание!

Она видела их ауры. Они менялись. Стресс заставлял магию циркулировать быстрее. Каналы расширялись, адаптируясь к нагрузке.

Это была эволюция. Принудительная, жесткая, но эволюция.

— Марш!

Они снова сорвались с места.

Рин стояла в стороне, наблюдая за процессом. Она заметила, что не только у Поттера и Малфоя, но и у Грейнджер на соседней дорожке вокруг ног появился слабый, едва заметный магический фон. Девочка пыталась. Она пыталась копировать технику, которую видела. Она использовала свой интеллект, чтобы компенсировать отсутствие инстинкта. Но ей не хватало количества и качества магических цепей.

«Хорошо», — подумала Рин. — «Очень хорошо».

Урок продолжался. Асфальт гудел под ногами юных магов.

Внезапно структура пространства вокруг стадиона едва заметно дрогнула.

Это не было грубым вторжением. Это не было похоже на прорыв периметра, какой совершили бы дементоры. Это было похоже на то, как если бы сама гравитация в одной точке пространства стала чуть тяжелее.

Рин не обернулась. Она даже не изменила позу. Её аналитический ум мгновенно обработал сигнал: источник возмущения находился в двух метрах за её спиной, чуть левее. Плотность магической энергии — колоссальная. Характер — спокойный, неагрессивный, но подавляющий.

— Чем это вы тут занимаетесь? — раздался мягкий, заинтересованный голос, в котором, казалось, звенели колокольчики.

Студенты на дорожках, погруженные в свой личный ад из одышки и горящих мышц, ничего не заметили. Для них существовала только финишная черта и страх перед «оборотнем».

Рин медленно выдохнула.

— Отработка противодействия оборотню в безоружном состоянии, — отрапортовала она ровным, лишенным эмоций голосом, всё так же не оборачиваясь.

Только после этого она позволила себе повернуться.

Альбус Дамблдор стоял на траве, и его мантия цвета полуночной синевы слегка колыхалась на ветру, хотя ветра в эту секунду не было. Он выглядел расслабленным, если не считать того факта, что само пространство вокруг него казалось более плотным и насыщенным, чем в остальной части замка.

Его голубые глаза за очками-половинками с любопытством наблюдали за тем, как Невилл Лонгботтом, пыхтя и спотыкаясь, пытается преодолеть последние метры дистанции.

— Бег, — констатировал директор с легкой улыбкой. — Выглядит… Забавно. И, должен признать, весьма утомительно. В мое время мы предпочитали дуэли на палочках, стоя на месте.

— Статическая оборона эффективна только при наличии преимущества в огневой мощи или непробиваемого щита, — парировала Рин. — У этих детей нет ни того, ни другого. У них есть только ноги.

Они стояли молча несколько секунд.

На дорожке Невилл, наконец, пересек финишную черту и рухнул на траву, хватая ртом воздух. Его результат — четырнадцать секунд. Катастрофа. Если бы это была реальность, от Лонгботтома уже остались бы только ошметки одежды.

Дамблдор перестал улыбаться. Его взгляд стал задумчивым. Он повернулся к Рин, и в его глазах больше не было веселых искорок.

— До меня дошли слухи, профессор Тосака, — произнес он мягко, но в этой мягкости чувствовалась сталь. — О ваших методах… сегрегации.

Рин приподняла бровь.

— Сегрегации? — переспросила она.

— Некоторые студенты, — продолжил Дамблдор, — были весьма расстроены вашими комментариями на недавнем теоретическом занятии. В частности, фразой о «магах в первом поколении» и сравнении их потенциала с представителями старых семей.

Рин мысленно хмыкнула.

«Грейнджер», — мгновенно вычислила она источник жалобы. — «Идеалистка. Она не смогла переварить правду и побежала искать справедливости у высшей инстанции. Типичное поведение для человека, чья картина мира треснула».

— Вы о статусе крови? — прямо спросила Рин. Она не собиралась играть в эти игры с эвфемизмами.

Дамблдор слегка поморщился, словно от зубной боли.

— Именно, — кивнул он. — В нашей школе мы стараемся избегать таких… формулировок. Мы считаем, что талант не зависит от происхождения, и что каждый студент, переступивший порог Хогвартса, имеет равные права и возможности. История показывает, что великие волшебники часто выходили из семей магглов, в то время как чистокровные роды угасали.

Рин тяжело вздохнула.

Политкорректность. Яд, который убивает эффективность.

В её мире никто не стеснялся говорить о поколениях. Никто не скрывал, что маг из семьи с тысячелетней историей имеет герб и гены, которые дают ему колоссальное преимущество перед новичком. Это была не дискриминация. Это была биология. Генетика. Инженерия души.

— Директор, — начала Рин, скрестив руки на груди и развернувшись к нему всем корпусом. — Я уважаю ваши педагогические принципы. Но я здесь не для того, чтобы утешать их самолюбие. Я здесь, чтобы научить их выживать.

Она указала рукой на поле, где студенты пытались восстановить дыхание.

— По-моему, тут всё очевидно. Взгляните на результаты.

Дамблдор перевел взгляд на учеников.

— Я вижу уставших детей, — сказал он.

— Вы видите статистику, — возразила Рин. — Посмотрите на Поттера. Посмотрите на Малфоя. И посмотрите на Грейнджер.

Она сделала шаг к директору, понизив голос, чтобы студенты не услышали.

— Давайте отбросим социальные конструкты и поговорим о магии как о науке, — предложила она. — О физике эфирного тела.

Она знала, что Дамблдор поймет. Он был слишком сильным магом, чтобы отрицать очевидное, даже если его публичная позиция требовала иного.

— Магические цепи, — произнесла Рин. — Каналы, по которым протекает мана. Структура, которая конвертирует жизненную силу в магическое воздействие.

Она начала загибать пальцы.

— У старых семей эти каналы формировались веками. Это селекция. Это адаптация. Поколение за поколением они укрепляли свою связь с магией, расширяли пропускную способность. Это генетика, директор. Вы не можете отрицать наследственный фактор.

Дамблдор молчал, внимательно слушая.

— Ребенок из старой семьи рождается с уже сформированной системой, — продолжила Рин, увлекаясь лекцией. — Его тело готово к пропуску больших объемов энергии. Его инстинкты настроены на магию. Для него колдовство — это так же естественно, как дыхание.

Она указала на Гарри Поттера, который уже стоял на ногах и помогал подняться Рону.

— Поттер. Из очень старого рода по отцовской линии. Его каналы хаотичны, но их емкость огромна. Он использует укрепление тела магией интуитивно. Я объяснила ему принцип один раз, и его тело само поняло, как это делать. Потому что его предки делали это веками.

Затем она указала на Малфоя, который стоял в стороне, бледный, но не сломленный.

— Малфой. Чистокровный из древнего рода. Его каналы, возможно, хуже, но они стабильнее. Он контролирует поток лучше. Он тоже смог ускориться, используя внутренний ресурс.

А затем палец Рин указал на Гермиону Грейнджер. Девочка сидела на траве, обхватив колени руками. Она выглядела измученной.

— Грейнджер. Магглорожденная. Первое поколение. У неё нет наследственной структуры. Её каналы — это «новострой». Их мало, они тонкие, хрупкие. Она компенсирует это чудовищным интеллектом, усердием и контролем. Она строит свою магию «с нуля», через голову с оптимизациями, а не через инстинкт.

Рин повернулась к Дамблдору.

— Они быстрее интуитивно, — жестко сказала она. — Магглорожденным нужно работать в три раза больше, чтобы достичь того же результата в прямой конфронтации. Им нужно искусственно создавать в себе те структуры, которые у чистокровных есть от рождения. И у них не получится достичь того же пика мощности.

В её словах не было ненависти. Только холодный анализ фактов.

— Это как спорт, — привела она аналогию. — Если у вас генетическая предрасположенность к бегу, длинные ноги и объемные легкие, вы будете бегать быстрее того, кто родился коренастым и тяжелым. Тренировки помогут второму, но первый всегда будет иметь фору.

Дамблдор погладил бороду. Его лицо оставалось непроницаемым, но «искорки» в глазах погасли окончательно. Он выглядел задумчивым и немного грустным.

— Вы сводите магию к биологии, Рин, — тихо произнес он. — К крови и костям. Это… очень механистичный подход.

— Это реалистичный подход, — отрезала Рин. — Вы учите их равенству. Вы говорите им, что всё зависит только от желания и усердия. Это ложь. Красивая, благородная ложь.

Она посмотрела на своих учеников.

— Если я скажу Грейнджер, что она равна Малфою в магическом потенциале, я окажу ей медвежью услугу. Она выйдет против него, думая, что они в равных условиях. И он раздавит её грубой силой, потому что его «батарейка» больше и сильнее.

— Но мисс Грейнджер — самая талантливая ведьма на своем курсе, — возразил Дамблдор. — Она знает больше заклинаний, чем любой другой студент.

— Знание — это не сила, директор. Знание — это коэффициент умножения силы. У Грейнджер высокий коэффициент, но база низкая. У Поттера низкий коэффициент (он лентяй), но база огромная.

Рин выдохнула. Ей казалось, что она объясняет очевидные вещи.

— Говорить им правду — значит давать шанс, — продолжила она. — Если Грейнджер будет знать, что она слабее в прямом столкновении энергий, она не будет пытаться пересилить врага. Она будет использовать тактику. Ловушки. Зелья. Артефакты. Она будет использовать свой мозг, чтобы компенсировать недостатки происхождения.

Она сжала кулак.

— Ложная надежда на равенство убьет их в реальном бою. Они будут думать, что могут победить «честно». Но в битве магов нет честности. Есть только те, кто выжил, и те, кто умер, потому что переоценил свои силы.

Дамблдор молчал. Он смотрел на беговые дорожки, на уставших детей. В его взгляде читалась сложная гамма эмоций. Он понимал логику Рин. Более того, как опытный маг, он знал, что она права. Родословная имела значение. Сила крови была фактом.

Волдеморт был полукровкой, но наследником Слизерина. Его сила была аномальной. Дамблдор сам был полукровкой, но его талант был уникальным. Однако статистика была неумолима: старые семьи действительно обладали определенными преимуществами.

Но признать это официально, на уровне школьной идеологии, означало открыть ящик Пандоры. Это означало оправдать идеологию Пожирателей Смерти, пусть и с другой стороны. «Чистая кровь сильнее» — это был их лозунг.

— Вы ходите по тонкому льду, Рин, — наконец произнес он. — Ваша логика безупречна, но ваши выводы… они опасны. Если мы начнем делить детей на сорта по качеству их «каналов», мы создадим кастовую систему, которая уничтожит наше общество быстрее, чем любой Темный Лорд.

— Общество и так разделено, — пожала плечами Рин. — Слизерин и Гриффиндор. Я просто предлагаю признать факты и работать с ними, а не прятать голову в песок.

Она посмотрела на Гермиону, которая с трудом вставала с травы, опираясь на плечо Гарри.

— Я учу их не тому, что одни лучше других. Я учу их тому, что у всех разные стартовые условия. И что победа достигается разными путями.

— Разница потенциалов, — пробормотал Дамблдор, словно пробуя термин на вкус. — Интересно. Вы мыслите как… как человек, который привык выживать в очень враждебной среде.

— Я мыслию как маг, директор.

Дамблдор замолчал. Он снова погрузился в свои мысли, глядя на асфальтовые дорожки, прорезающие старое поле для квиддича. Этот чужеродный элемент — асфальт в средневековом замке — был отличной метафорой для самой Рин. Жесткой, современной, эффективной, но совершенно не вписывающейся в пейзаж.

Он понимал её правоту. Он видел, как прогрессирует Гарри. Он видел, как даже Малфой начал относиться к учебе серьезнее. Методы Тосаки работали.

Но этика…

Для Дамблдора магия была чем-то большим, чем просто физика. Это была тайна души. Любовь, самопожертвование, дружба — вещи, которые, по мнению Рин, были лишь химическими реакциями в мозгу.

— Возможно, — сказал он наконец, не глядя на неё. — Возможно, нам не хватает именно такого взгляда. Взгляда, лишенного сантиментов. Но я прошу вас быть осторожнее со словами, Рин. Дети слышат не «у вас разные типы каналов». Они слышат «ты хуже, а он лучше». А это ранит глубже, чем Diffindo.

Рин не ответила.

Повисла пауза.

— В отдельно взятой среде, изолированной от внешних факторов, вы, безусловно, правы, — наконец сказал Альбус Дамблдор.

Его голос звучал тихо, почти растворяясь в шуме ветра, гуляющего по стадиону для квиддича. Пауза, которую он выдержал после жесткой отповеди Рин о генетике и магических цепях, была не признаком колебания, а скорее временем, необходимым для калибровки ответа. Великий маг не спорил с физикой. Он спорил с социологией.

— Биология действительно несправедлива, — продолжил он, и его взгляд, устремленный на запыхавшихся студентов, наполнился глубокой, почти физически ощутимой печалью. — Одни рождаются сильными, другие — слабыми. У одних есть дар, у других — лишь желание. Если рассматривать мир как механизм, как уравнение с заданными переменными, то ваша логика неоспорима. Эффективность требует отбора.

Он повернулся к Рин. Блики на его очках-половинках скрыли выражение глаз, превратив директора в непроницаемую маску мудрости.

— Но Хогвартс — это не лаборатория по выведению идеальных магов, профессор Тосака. И наше общество — это не военный лагерь, хотя временами оно и пытается им казаться. У нас об этом… не говорят открыто.

— Игнорирование фактов не меняет их сути, — парировала Рин, скрестив руки на груди. — Если у пациента гангрена, врач не должен говорить ему, что у него просто царапина, чтобы не расстраивать. Это непрофессионально.

— Возможно, — согласился Дамблдор. — Но если врач скажет пациенту, что он обречен из-за плохой наследственности, пациент может перестать бороться. Или, что хуже, начать искать виноватых среди тех, кто здоров.

Он сделал шаг ближе, и Рин почувствовала, как изменилась структура его ауры. Она стала плотнее, жестче. Это больше не был разговор коллег. Это был инструктаж.

— Вы должны понимать политический контекст, Рин. Мы находимся на грани кризиса. Министерство Магии и так на взводе. Корнелиус Фадж видит заговоры в каждой тени. Побег Сириуса Блэка, инцидент с дементорами, теперь этот скандал с Петтигрю… Власть шатается. Старые семьи, те самые, о чьем превосходстве вы говорили, чувствуют, что теряют контроль. А семьи магглорожденных напуганы.

Он обвел рукой замок, возвышающийся над ними.

— Хогвартс сейчас — это пороховая бочка. Любая искра может привести к взрыву. Если преподаватель начнет открыто делить студентов на сорта, подтверждая заявления Волдеморта о превосходстве крови… это станет той самой искрой. Вы дадите оружие тем, кто хочет расколоть наш мир. Малфой и его окружение воспримут ваши слова не как научный факт, а как политический манифест. Как разрешение на угнетение.

Рин слушала, анализируя информацию.

Политика. Вечная помеха прогрессу. Нерациональная, эмоциональная, запутанная паутина социальных обязательств и страхов.

Здесь пытались построить демократию в мире, где один человек с палочкой может уничтожить сотню безоружных. Это было лицемерием.

«Он просит меня лгать», — поняла Рин. — «Или, по крайней мере, не говорить всей правды. Ради "общественного спокойствия". Ради того, чтобы Министерство не прислало сюда комиссию по этике».

Ей было плевать на политику Фаджа. Ей было плевать на чувства чистокровных снобов. Но ей не было плевать на свое положение.

Она — наемный сотрудник. Дамблдор — её работодатель. И, что более важно, он — хозяин граничного барьера замка. Конфликтовать с ним из-за идеологических разногласий было бы стратегической ошибкой. Ей нужна библиотека. Ей нужна зарплата. Ей нужна база.

Если цена за это — немного лицемерия и эвфемизмов, то она готова заплатить.

— Вы просите меня смягчить формулировки? — уточнила она, и в её голосе прозвучала нотка холодной деловитости.

— Я прошу вас не указывать ученикам на их родословную как на причину их успехов или неудач, — поправил Дамблдор. — Это создает конфликты, которые мешают обучению. Гнев и обида — плохие помощники в концентрации, вы сами это знаете. Если мисс Грейнджер будет думать, что она не может достичь успеха, она перестанет пытаться. А если мистер Малфой решит, что он уже достиг всего по праву рождения, он перестанет развиваться.

— Справедливо, — неохотно признала Рин. — Ложная уверенность ведет к стагнации. А отчаяние — к апатии.

Она на секунду задумалась, взвешивая варианты.

— Хорошо, — сказала она. — Я поняла вашу директиву, директор. Я постараюсь быть менее… открытой в вопросах генетики магических цепей. Если вы считаете, что сладкая ложь полезнее горького лекарства, я изменю дозировку.

Дамблдор слегка расслабился. Напряжение в воздухе спало.

— Благодарю вас, Рин. Я знал, что мы сможем найти общий язык.

— Но я не буду врать им о том, что они равны в физических возможностях, — добавила она жестко. — Если кто-то бегает медленно, я буду говорить, что он бегает медленно. Иначе они умрут.

— Физическая подготовка — это ваша епархия, — согласился Дамблдор с легкой улыбкой. — Тут я полагаюсь на ваш опыт. Просто… подбирайте слова.

— Слова, — Рин хмыкнула. — Семантика. Хорошо. Вместо «маг в первом поколении» я буду использовать термин… «новичок в магии». Или «студент с нераскрытым потенциалом». Звучит достаточно безобидно и обнадеживающе?

— «Новичок в магии» звучит прекрасно, — одобрил Дамблдор. — Это подразумевает, что недостаток опыта можно восполнить временем и трудом. Что является правдой, пусть и не всей.

— Это ложь через умолчание, — констатировала Рин. — Но если это сохранит мир в вашем понимании, я согласна.

— Иногда мир стоит того, чтобы немного недоговорить, — философски заметил директор.

Он посмотрел на стадион, где студенты, наконец, начали подниматься с травы, готовясь к очередному заходу. Их лица были красными, мантии (у тех, кто их не снял) — грязными, но в их движениях уже не было той расхлябанности, что в начале урока. Они боялись. Они старались.

— Вы делаете успехи, — сказал Дамблдор, он обращался не к студентам, а к Рин. — Вы заставили их работать. Даже тех, кто привык получать всё на блюдечке.

— Страх — универсальный мотиватор, — ответила Рин.

— Не только страх, — мягко возразил он. — Они видят в вас силу. А юность всегда тянется к силе. Главное — направить эту тягу в правильное русло.

Он поправил рукав своей мантии, расшитой звездами.

— Что ж, не буду больше отвлекать вас от процесса обучения. Полагаю, у вас еще много… нормативов.

— Еще три подхода по сто метров, — подтвердила Рин, глядя на часы.

— Вот и славно.

Дамблдор бросил последний взгляд на стадион. На секунду его глаза задержались на Гарри Поттере. В этом взгляде была смесь тревоги и надежды.

Затем директор сделал шаг назад.

Воздух вокруг него дрогнул. Без хлопка, без вспышки, без театральных эффектов. Пространство просто свернулось и развернулось вновь, уже без него.

Он аппарировал. Тихо, чисто, идеально.

Рин осталась одна.

Она постояла несколько секунд, глядя на пустое место.

— Старый лис, — прошептала она. — «Постарайтесь не указывать». «Это создает конфликты».

Внутри неё поднималось раздражение. Не на Дамблдора — он играл свою роль хранителя баланса. Раздражение на сам этот мир, на его устройство, на необходимость постоянно лавировать между фактами и чьими-то чувствами.

«Смягчать углы», — подумала она с отвращением. — «Обертывать правду в вату. Я трачу энергию на социальные танцы, вместо того чтобы оптимизировать процесс».

Если бы это был её мир, ей бы не пришлось подбирать эвфемизмы. Там слабому говорят, что он слаб. И если он не может стать сильным, он становится ресурсом. Это жестоко, но это честно. И это двигает прогресс.

Здесь же они создали инкубатор. Теплицу для слабых ростков. Они защищают их от ветра, от холода, от правды.

— И что вырастет в этой теплице? — спросила она у ветра. — Поколение магов, которые падают в обморок от вида крови и пишут жалобы в Министерство, если их прокляли недостаточно вежливо?

Но договор есть договор. Она продала свое время и навыки. Клиент заказал обучение с соблюдением корпоративной этики.

— Ладно, — сказала она, разворачиваясь к студентам. — Будет вам «новичок в магии». Будет вам политкорректность. Но бегать вы будете так, как я скажу.

— Sonorus, — произнесла Рин.

Ощущение было специфическим. Гортань завибрировала, голосовые связки налились чужеродной силой, словно их заменили на медные трубы органа. Мана уплотнила воздух вокруг её головы, создавая акустическую линзу.

— ЗАКОНЧИТЬ ЗАНЯТИЕ!

Её голос ударил по стадиону, как физическая волна. Он перекрыл шум ветра и заглушил крики. Студенты, находящиеся ближе всего, инстинктивно закрыли уши руками.

Рин отменила заклинание легким движением кисти, возвращая громкость к нормальным параметрам, и продолжила уже своим обычным, холодным тоном, который в наступившей звенящей тишине был слышен каждому.

— Никто, — произнесла она, обводя взглядом замершие фигуры на поле. — Абсолютно никто из вас не сбежал от оборотня.

Она сделала паузу, давая словам впитаться в их сознание.

— Вы все съедены.

Этот вердикт упал на них тяжелым могильным камнем. Не было ни победителей, ни проигравших. Была только биомасса.

Студенты, услышав команду «закончить», восприняли её не как критику, а как помилование.

Ноги, которые держали их только на адреналине и страхе перед преподавателем, подкосились. Один за другим они начали падать на траву. Это не было организованным построением. Это было массовое падение марионеток, у которых перерезали нити.

Рон Уизли рухнул на спину, раскинув руки, и смотрел в серое небо остекленевшим взглядом. Гермиона Грейнджер свернулась калачиком.

Они глотали ртом воздух, их грудные клетки ходили ходуном.

— Вы мертвы, — повторила Рин, проходя между лежащими телами. — С точки зрения симуляции выживания, этот класс прекратил свое существование в полном составе. Ноль процентов выживших.

Она остановилась в центре поля, возвышаясь над поверженными учениками как валькирия над полем битвы.

— Однако, — продолжила она, и в её голосе промелькнула тень снисхождения (или просто усталости от необходимости читать нотации трупам). — Цель урока была не в том, чтобы вы действительно пробежали стометровку за пять секунд. Это физически невозможно для вашего текущего уровня развития. Цель была в том, чтобы вы осознали свой предел.

Рин взмахнула палочкой.

— Revertis!

Асфальтовые дорожки дрогнули, превращаясь обратно в траву. Поле для квиддича вернуло свой первозданный вид, скрыв следы их позора.

— Вы поняли, что палочка — это не решение всех проблем, — сказала она. — Вы поняли, что ваше тело — это якорь, который тянет вас вниз, если вы не умеете им управлять. И вы поняли, что магия может быть применена к вам самим, а не только к внешнему миру.

Она посмотрела на часы.

— Мы не будем повторять этот норматив в ближайшее время. Вашим организмам требуется восстановление, а мне не нужно, чтобы мадам Помфри написала жалобу директору на массовую госпитализацию студентов. Попробуем в следующем году, — объявила она, и это прозвучало как угроза, отложенная во времени. — У нас есть еще другие темы для изучения. Там вам понадобятся мозги, а не ноги.

Она спрятала палочку в рукав.

— А пока — свободны.

— Свободны… — прошептал кто-то с Хаффлпаффа, словно не веря своему счастью.

— Мы живы… — выдохнул Рон.

Студенты начали шевелиться. Они поднимались медленно, кряхтя и держась за поясницы. Их лица были измазаны грязью и потом, мантии порваны, но в глазах светилось неподдельное счастье.

Пытка закончилась.

Их не съел оборотень. Их не убила сумасшедшая профессорша. Они пережили урок Защиты от Темных Искусств.

— Спасибо, профессор! — крикнул кто-то, и в этом крике было больше радости от избавления, чем благодарности за науку.

— Не за что, — холодно ответила Рин. — Ваша благодарность должна выражаться в эссе длиной в два фута на тему «Применение кинетических чар для повышения мобильности в бою». Сдать к следующему вторнику.

Стон разочарования пронесся над полем, но он был слабым. Эссе — это ерунда. Эссе можно написать, сидя в теплом кресле у камина. Это не бег по асфальту.

Рин наблюдала, как они, хромая и поддерживая друг друга, бредут в сторону замка. Слизеринцы помогали гриффиндорцам (или, по крайней мере, не толкали их в грязь), объединенные общей болью. Малфой даже не пытался отпустить язвительный комментарий в адрес Поттера. У него просто не было на это сил.

Она огляделась.

Поле было пустым. Ветер гонял по траве обрывки пергамента, выпавшие у кого-то из сумки.

Никто из студентов не заметил.

Никто не обратил внимания на то, что десять минут назад здесь стоял Альбус Дамблдор. Никто не видел их разговора.

Их восприятие было сужено до размеров беговой дорожки. Стресс, усталость и фиксация на физических ощущениях создали у них туннельное зрение.

Это было показательно.

Дамблдор был прав, прося её быть мягче в формулировках. Эти дети были слепы. Если бы она сказала им всю правду об их «потенциале» прямо сейчас, они бы просто сломались. Им нужна была иллюзия прогресса, пока они не наберут реальную силу.

Но разговор с директором оставил у Рин странное послевкусие.

Он согласился с её логикой. Он признал неравенство. Но он выбрал ложь во спасение.

«Политик», — подумала она.

Рин развернулась и пошла к замку.

Она была довольна.

План выполнен. Нормативы установлены. Иллюзии разрушены (частично). Она заставила их потеть, она заставила их использовать магию нестандартно, она показала им их предел.

Да, результаты были жалкими. Никто не сдал норматив.

Но в магии отрицательный результат — это тоже результат. Это точка отсчета.

Она поднималась по склону к воротам. Ветер трепал её красный плащ.

Рин прошла через двор, игнорируя подозрительный взгляд миссис Норрис, сидящей на подоконнике первого этажа.

Впереди был вечер. Горячий ужин, теплая комната и книги.

Июньское солнце заливало кабинет Защиты от Темных Искусств теплым, ленивым светом, который казался совершенно неуместным в этом замке, привыкшем к сквознякам и сырости. Пылинки танцевали в лучах, оседая на стопках пергаментов, магических приборах и полированном черепе дракона под потолком.

Тосака Рин сидела на своем стуле, откинувшись на спинку. Её поза выражала редкое для неё состояние — расслабленность, граничащую с удовлетворением.

На её плече сидел Курьер. Коричневая неясыть, набравшая за год на школьных харчах солидный вес, требовательно ухнула и ткнулась клювом в ухо хозяйки.

— Терпение — добродетель, которой ты лишен, — заметила Рин, доставая из ящика стола кусок вяленого мяса. — Ты стал жадным, мой друг. Это качество полезно для мага, но для фамильяра оно чревато ожирением и потерей летных характеристик.

Она скормила птице лакомство. Курьер довольно щёлкнул клювом и прикрыл глаза.

Рин перевела взгляд на стол. Там, разложенные в строгом алфавитном порядке, лежали итоговые ведомости. Результаты экзаменов. Статистический итог её годовой работы.

Она взяла верхний пергамент.

«Гриффиндор и Слизерин, третий курс», — прочитала она. — «Сводная таблица успеваемости».

Её палец скользил по колонкам оценок.

«Грейнджер, Гермиона — Превосходно (105 % от норматива, бонус за творческий подход к решению зачади)».

«Малфой, Драко — Превосходно (Техника исполнения заклинаний безупречна, тактическое мышление присутствует)».

«Поттер, Гарри — Выше Ожидаемого (Потенциал огромен, контроль всё еще страдает, но рефлексы выработаны на уровне инстинкта)».

Рин хмыкнула. Поттер мог бы получить и высший балл, если бы не его вечная привычка полагаться на импровизацию вместо четкой схемы. Но для выживания его навыков было достаточно.

Её палец опустился ниже. В зону риска.

«Уизли, Рон — Удовлетворительно».

«Крэбб, Винсент — Удовлетворительно».

«Гойл, Грегори — Удовлетворительно».

«Лонгботтом, Невилл — Удовлетворительно».

— Ни одного «Тролля», — констатировала Рин. — Ни одного «Слабо». Ни одного провала.

Она отложила пергамент и посмотрела в окно, за которым виднелось озеро.

Это был триумф.

Впервые за многие годы (если верить архивам, которые она изучила) по предмету Защита от Темных Искусств не было ни одного завалившего экзамен студента.

Квиррелл оставил после себя хаос. Локхарт — поколение функционально неграмотных в боевой магии детей.

Рин же создала конвейер.

Она не учила их «волшебству». Она учила их технологии выживания.

Даже Крэбб и Гойл, чей интеллектуальный уровень стремился к температуре замерзания воды, сдали экзамен. Почему? Потому что Рин вбила в их мышечную память базовые защитные алгоритмы. Они могли не понимать природу Protego, но когда в них летело заклинание, их рука сама чертила щит, а ноги сами уходили с линии атаки.

— Дрессура, — цинично оценила она свой метод. — Условные рефлексы. Собаку Павлова можно научить выделять желудочный сок по звонку. Студента Хогвартса можно научить не умирать по команде.

Это не было высоким искусством магии. Но это была эффективность. Стопроцентная сдача.

В дверь постучали.

Рин не удивилась. Сегодня был день отъезда, и поток посетителей не иссякал с самого утра.

— Войдите, — разрешила она.

Дверь открылась, и в кабинет вошла группа студентов.

Гарри Поттер. Драко Малфой. Гермиона Грейнджер. Блейз Забини. Невилл Лонгботтом.

Странная компания. Гриффиндорцы и слизеринцы, которые еще год назад готовы были перегрызть друг другу глотки, теперь стояли рядом. Они не стали друзьями, нет. В их взглядах всё еще читалась настороженность. Но это была настороженность людей из разных групп, которые прошли через одну и ту же мясорубку.

Они выжили на уроках профессора Тосака Рин. И это их объединяло.

— Профессор, — начал Гарри. Он выглядел взрослее. Исчезла детская припухлость щек, взгляд стал жестче. — Мы хотели… попрощаться.

— Вы уезжаете на каникулы, Поттер, а не на войну, — заметила Рин. — Хотя, учитывая вашу удачу, разница невелика.

— Мы хотели спросить, — вступил в разговор Малфой. Он держался с достоинством, но без былого высокомерия. — Будут ли доступны… частные консультации летом?

Рин подняла бровь.

— Летом?

— Да, — кивнула Гермиона. — Мы понимаем, что каникулы — это время отдыха, но… терять форму не хочется. А ваши методы… они требуют постоянной практики.

— Мы готовы платить, — добавил Забини, звякнув кошельком в кармане. — По вашему стандартному тарифу.

Рин посмотрела на них.

Они просили добавки. После того, как она гоняла их до седьмого пота, унижала, заставляла бегать по асфальту и сражаться с боггартами врукопашную — они хотели еще.

— Вы мазохисты, — констатировала она без улыбки. — Или вы начали понимать вкус силы.

Она видела этот блеск в их глазах. Блеск осознания того, что они могут больше, чем написано в учебнике. Что магия — это не просто слова, а власть над реальностью.

— Я буду в замке всё лето, — ответила она. — У меня… исследовательская работа. Если вы напишите мне письмо и найдете способ добраться до Хогсмида, я рассмотрю возможность проведения интенсива.

Она сделала паузу.

— Цена прежняя. Плюс наценка за работу в неурочное время.

Гарри улыбнулся.

— Мы поняли, профессор. Спасибо.

Они вышли, оставив дверь приоткрытой. Из коридора доносился шум — студенты тащили чемоданы к выходу.

Рин осталась сидеть.

Она вдруг осознала одну вещь. Простую, но фундаментальную.

Прошел год.

Учебный год закончился. Она жива. Она здорова. Она всё еще занимает этот кабинет.

— Проклятие должности? — она хмыкнула. — Ерунда.

Минерва Макгоннагал пугала её статистикой. «Никто не держится больше года». Квиррелл умер. Локхарт сошел с ума.

А Тосака Рин сидела на рабочем месте и планировала летний график.

Проклятие, если оно и существовало, работало на вероятностях. Оно создавало условия, при которых слабый маг совершал ошибку, а невезучий попадал в беду.

Но Рин не была слабой. И она не полагалась на удачу. Она полагалась на расчет, подготовку и подавляющую мощь.

Когда Питер Петтигрю сбежал, она не стала ждать его нападения. Она пошла и поймала его. Она сломала сценарий «несчастного случая» грубой силой.

«Проклятие не может выгнать того, кто вцепился в свое место зубами и магией», — решила она. — Я — инородное тело в этом организме. Вирус, который не поддается иммунному ответу замка.

Она стала первым преподавателем ЗОТИ за многие годы, кто не просто выжил, но и преуспел.

Спустя полчаса с улицы послышался гудок паровоза. «Хогвартс-Экспресс» давал сигнал к отправлению.

Замок опустел.

Наступила тишина. Та самая, глубокая, каменная тишина, которую Рин так полюбила прошлым летом.

Она встала и подошла к окну.

Поезд, окутанный паром, полз змеей вдоль берега озера, увозя сотни источников шума и хаоса.

— Наконец-то, — выдохнула Рин.

Она любила преподавать (в своем, садистском стиле), но она также любила покой. Студенты — это ресурс, но ресурс шумный и требующий постоянного контроля. Теперь, когда они уехали, Хогвартс снова принадлежал ей.

Библиотека была пуста. Полигон свободен. Запретный лес ждал исследований.

Рин вернулась к столу. Она открыла нижний ящик, защищенный тройным барьером и руной.

Там лежали мешочки и кошельки с расширенным пространством.

Кожаные, бархатные, холщовые.

Она достала их один за другим и высыпала содержимое на стол.

Золото.

Горы золота.

Щедрая премия от Дамблдора за поимку Петтигрю. Плата от Поттера за уроки и Хогсмид. Плата от Малфоя за «консультации». Деньги, изъятые у лондонского криминала во время редких вылазок. И многие, многие другие платы.

Стол был покрыт слоем галеонов.

Рин не стала их пересчитывать. Она знала сумму с точностью до кната. Это была её бухгалтерия.

Это было не просто богатство. Это была энергия.

Огромное количество камней, которые предстояло купить и зарядить.

Рин сгребла золото и утрамбовала его в большой пространственный кошелек.

Впереди было лето.

Она достала свой планер.

Тренировки.

Изучение библиотеки.

И, конечно, шоппинг.

Ей нужно было обновить гардероб. И посетить Лондон. Не ради «сбора налогов» (хотя и это тоже), а ради удовольствия. Она заслужила нормальный кофе и прогулку по магазинам без необходимости оглядываться на учеников.

Рин закрыла планер.

Она чувствовала себя великолепно.

Рин Тосака, маг, аристократка и теперь — уважаемый профессор, была готова к лету.

Она подошла к камину, взмахнула палочкой (теперь это движение было естественным, как дыхание), и в очаге вспыхнул уютный огонь.

— Wingardium Leviosa

Чайник вылетел из камина и начал наливать чай в чашку на краю стола.

— Accio, чай, — скомандовала она.

Чашка с дымящимся напитком прилетела ей в руку.

Она сделала глоток, глядя на скелет дракона.

— Знаешь, — сказала она ему. — Мне начинает здесь нравиться. Серьезно.

Замок молчал, соглашаясь с ней. Он принял её. И она приняла его правила, чтобы переписать их под себя.

Лето обещало быть продуктивным.