Моя единственная

Глава тридцатая

Шон

В моем сердце пусто. Это все, что я могу сказать, сидя здесь, у дороги, и зная, что поеду в пустой дом. Мне пришлось оставить Девни в больнице, чтобы я мог вернуться домой, взять кое-какие вещи и привезти их обратно. Теперь я смотрю на вывеску над домом, ненавидя это название и это место. Я вернулся, потому что должен был. Я уеду, потому что у меня нет выбора, и снова буду жалеть о том дне, когда снова переступил порог Шугарлоуф.

— К черту стрелу. К черту правду! — я хватаюсь за руль, гнев пульсирует во мне. — Вот тебе правда, мама. Я потеряю единственного человека, которого стоит любить, из-за этой гребаной жизни, которую твой дерьмовый муж создал для твоих мальчиков.

Съезжая с подъездной дорожки, я чуть не врезаюсь в две машины, припаркованные у дома. Мои любопытные гребаные братья. Не в настроении разбираться с ними, я распахиваю дверь машины и прохожу мимо них.

— Шон, остановись! — зовет меня Деклан, и я отмахиваюсь от него.

— Эй, серьезно, что происходит?

Я поворачиваюсь и смотрю на них обоих. Все ужасно. После того как все было так невероятно хорошо, хуже быть не может.

— Все рушится!

— Мы приехали проведать вас с Девни. Сидни разговаривала с ней по телефону, и я подумал, что тебе может понадобиться друг.

— И ты теперь друг? — спрашиваю я с ехидством в голосе.

— Я бы хотел считать себя больше, поскольку я твой гребаный брат, — Деклан скрещивает руки на груди и ждет.

— Я в бешенстве.

— Мы это видим.

— Я действительно чертовски расстроен. Нет, к черту! Я… С меня хватит!

Коннор подходит ближе.

— Я предполагаю, что умирают не только Джаспер и Хейзел. Ты выглядишь как крушение поезда, и лучше поговори с нами, позволь нам быть твоей боксерской грушей для гнева, который крутится у тебя в голове.

Когда, черт возьми, мой младший брат стал таким? Если бы я не был так близок к тому, чтобы сойти с ума, я мог бы просто восхититься. Я не знаю, как много можно сказать. Я не знаю, что именно Девни кому-то рассказала, и не хочу ее предавать. Поэтому я объясню факты и не буду говорить о тайном ребенке.

— Девни будет законным опекуном Остина. У нас были… планы.

— Какие планы? — спрашивает Дек, садясь. Исчезло отношение мудака, и появилось беспокойство.

— Мы собирались вернуться во Флориду вместе. По крайней мере, так было задумано. Мы с ней были счастливы. Так чертовски счастливы, что казалось, будто весь мир имеет смысл, а теперь ничего не имеет.

— Все не так мрачно, брат.

Я смотрю на Деклана и вздыхаю.

— Разве не так? Какой, черт возьми, у нее выбор? Она не может сказать: «Прости, парень, я знаю, что твоя жизнь здесь, семья, друзья и останки родителей, но я люблю этого парня, поэтому мы переезжаем».

Коннор кивает.

— Ты должен думать о том, что для него сейчас лучше.

— Я знаю.

— Я не говорю, что ты не знаешь, Шон. Не нужно неправильно понимать мои слова, — Коннор хлопает меня по плечу. — Я сочувствую тебе. Когда Элли… ну, когда все случилось, у меня была та же проблема. Внезапно у меня появилась маленькая девочка, за которую я нес ответственность. Хэдли нужен был герой, и Остину тоже.

Вот тут-то и кроется проблема.

— Я не гребаный герой.

Деклан покачал головой.

— Черта с два. Ты больше герой, чем любой из нас — ну, может, не больше, чем настоящий герой войны, но все же. Ты знаешь, сколько детей равняются на тебя? Особенно таких, как Остин. Ты на плакатах на их стенах и на открытках, которыми они обмениваются.

Может, так оно и есть, но я еще и тот парень, который хочет только одного — завернуть Девни и увезти. Это не тот человек, на которого ему нужно равняться.

— Я не… — начинаю я, но не могу этого сказать. Правда в том, что да, я хочу забрать ее и оставить себе, но никогда не сделаю этого, если в результате мне придется причинить боль ей или Остину. Меньше всего на свете я хочу причинять ей душевную боль.

Я хочу быть ее спасением, а не погибелью.

— Не станешь? — настаивает Дек.

— Я даже не знаю, что делать.

Коннор тяжело вздохнул.

— Ты делаешь все, что можешь. Ты предоставляешь ребенку стабильность и выход. Ты любишь Девни, несмотря ни на что.

Они не понимают сути. Я могу сделать все это, но финал все равно будет тем же. Я не могу переписать историю. Мы все видим, как это будет происходить, и здесь нет счастливого конца. Это гребаная трагедия.

— И тогда я уеду? Какой, блядь, в этом смысл? Я люблю ее. Она любит меня. Я люблю парня, который не сделал ничего плохого, а потом сажусь в самолет и возвращаюсь во Флориду? И это делает все лучше?

Оба моих брата смотрят на меня, потом друг на друга. Деклан говорит первым.

— Знаешь, ничто не говорит о том, что она не уедет в конце. Что у тебя есть? Чуть меньше трех месяцев, чтобы стать тем мужчиной, который нужен ей и Остину.

Мои пальцы сжимают переносицу, и груз, лежащий на моих плечах, становится все тяжелее.

— Я рад, что вы оба верите в меня, потому что я не настолько уверен в себе. Я люблю Девни, и в ближайшие три месяца мне будет только сложнее расстаться с ней. И вы не сможете убедить меня, что она когда-нибудь предпочтет меня благополучию Остина.

Деклан надулся.

— И ты когда-нибудь попросишь ее об этом?

— Боже, нет!

— Вот именно! Так что не говори мне, что ты вдруг понял, как она поступит. Ты не читаешь мысли, ты парень, причем довольно глупый.

Я отмахиваюсь от него, и тут вступает Коннор.

— Слушай, я думал, что у меня есть ответы на все вопросы с Элли. Я был так уверен в том, что произойдет и что я буду делать, если это случится, но правда в том, что мы ничего не знаем.

Деклан определенно ни черта не знает. С этим я согласен.

— Я хочу сказать, что сейчас вы, ребята, переживаете огромную беду. Ее брат и невестка погибли, она теперь опекун девятилетнего ребенка, который наверняка злится из-за потери родителей и испытывает чертову вину, потому что он жив, а они нет.

— Вину?

Коннор смеется.

— Ты не помнишь, что мы чувствовали, когда умерла мама?

Деклан издает слабый стон и поднимается на ноги.

— Мы были так уверены, что убили ее.

Я пытаюсь вспомнить то время, но это все равно что идти сквозь туман. В моем детстве было столько всего, что я изо всех сил старался забыть. Кто, черт возьми, хочет вспоминать, как потерял мать, а потом отец выбивал из них все дерьмо? Никому. Единственные воспоминания, которые я позволял себе, были о маме. Как она пахла яблоками и корицей. Как у нее всегда были свежие цветы на столе, и как ее голос становился чуть мягче, когда она улыбалась.

— Я этого не помню, — признаю я.

— А я помню, — с ноткой грусти говорит Деклан. — Я был уверен, что это наша заслуга. Ведь ангелы не болеют раком, а папа всегда называл нас маленькими демонами, пока сам в это не поверил. Я думал, это сделали мы. Мы — зло, поэтому мы должны быть тем, что сделало ее больной.

Я откинулся назад, когда все это вернулось.

— Мама не болела из-за нас.

Дек садится рядом со мной.

— Ни хрена себе, но в одиннадцать лет я не мог взять в толк, что это так. Представь, что будет чувствовать Остин. Это был его турнир, с которого они возвращались домой. Он будет чувствовать себя виноватым, и ему нужен кто-то, кто сможет понять это чувство.

— Кроме того, — начал Коннор, — Девни сейчас в полном замешательстве. Она только что потеряла брата, и вся ее жизнь изменилась. Не стоит принимать близко к сердцу все, что она скажет в ближайшую неделю или около того. Позволь ей разобраться в своих чувствах, а потом вы сможете разработать план.

Он прав. Я знаю это, но по тому, как она говорила в больнице, было ясно, что она уже решила, что это конец. Страх может заставить думать и говорить, но она не из тех, кто меняет свое мнение, когда все решено. Именно это меня и беспокоит.