Моя единственная

Глава тридцать третья

Шон

— А как насчет этого? — спрашиваю я, указывая на хорошее толстое дерево в очередном ряду, который мы должны были проверить.

Девни наклоняет голову, рассматривая его, а затем пожимает плечами.

— Не знаю, мне кажется, что это не наше дерево.

— А на что, черт возьми, похоже наше дерево?

— Я не знаю, но это не оно.

Клянусь, она пытается меня убить. Мало того, что мы уже час стоим на морозе, так она еще и понятия не имеет, какая елка ей нравится.

— Дев, это дерево.

Остин смеется со своего очень удобного места на квадроцикле. Мы прикрепили прицеп и сделали ему что-то похожее на кровать. Его нога надежно зафиксирована, а сам он укутан в одеяла.

— Остин, разве дерево не самое главное?

Он смотрит на меня, потом на нее.

— Конечно?

— Видишь? — кричу я. — Парню все равно. Это дерево хорошо выглядит?

Он пожимает плечами.

— Наверное.

Девни хлопает меня по груди.

— Видишь? Ему это не нравится. Он просто пытается быть милым. А теперь давай отправимся на поиски идеальной елки.

— Идеальной елкой будет та, что стоит в нашей гостиной.

Она хмыкает.

— Это важно.

— Как и то, чтобы у меня были все пальцы на ногах!

Дев закатывает глаза.

— Драматично.

Я дам ей драматический настрой.

— Дорогая, до Рождества осталось два дня, а все идеальные елки были срублены три недели назад. Так вот, у нас есть вполне подходящая елка, и поскольку у меня еще достаточно чувств в руках, чтобы ее срубить, мы должны ее взять.

Она подходит к квадроциклу и забирается на него.

— Не то.

Я стону, глядя на небо.

— Ты меня убиваешь.

— Ты справишься с этим.

Я делаю вдох, и туман окружает меня, закрывая мое лицо от ее взгляда, и я соглашаюсь с тем, что буду оставаться здесь столько, сколько она захочет, потому что именно так поступают идиоты ради любимой девушки. Они проводят часы на ферме голых деревьев, потому что ей нужно убедиться, что у Остина есть то дерево, которое нужно. Реальность такова, что я не собираюсь с этим спорить. Я сажусь на квадроцикл перед ней и, клянусь, чувствую ее улыбку у себя за спиной. Очаровательная маленькая девчонка. Мы катаемся еще минут десять, пока она не трогает меня за плечо. Я останавливаюсь и пытаюсь вытереть нос, но мне становится больно. Интересно, могут ли сопли замерзнуть? Если да, то мои уже замерзли.

— Да, любовь моя? — спрашиваю я с изрядной долей сарказма.

— Вот эта.

Она указывает на дерево, наклонившееся немного влево.

— Это идеальное дерево?

Не может быть, чтобы она действительно хотела именно его.

— Ага.

Ладно, похоже, есть один вариант.

— Дев, это дерево наклонилось.

— Я знаю! — она улыбается и подпрыгивает к дереву. — Оно немного однобокое и никому не нужно, поэтому мы должны его взять.

Я… не знаю, что сказать.

— Как, по-твоему, мы сможем поставить его на подставку?

— Не знаю, но ему нужен дом.

— И мы его дадим?

Она кивает.

— Что скажешь, Остин?

— Это дерево кривое.

— Да, — соглашаюсь я с ним. — Так и есть. А ты знаешь, какими не должны быть деревья, которым нужны украшения и гирлянды? Кривыми.

Он смеется.

— Тетя Девни, я думаю, нам нужно купить такую, которая не упадет.

Умный ребенок.

— Видишь, даже он понимает.

Она проводит кончиками пальцев по веткам.

— Это крепкое дерево. У него хорошие корни.

— У него плохой ствол.

Я люблю ее, но я так растерян. Мы искали идеальное дерево, а она хочет забрать к себе домой такое, что мне придется попросить Коннора закрепить его, потому что я понятия не имею, как это сделать.

— Я хочу его, — без всяких сомнений говорит она.

Знаете, мне слишком холодно, чтобы спорить. Я замерз, мои яйца сжались, а еще у нас есть травмированный ребенок, который катается вокруг, пока его сумасшедшая тетя ищет дерево. Она хочет эту, она ее получит. Подув на пальцы в течение добрых двух минут, я запускаю бензопилу и спиливаю дерево. Мы обматываем ветки брезентом, а затем прицепляем ствол к кузову, чтобы можно было дотащить дерево до дома. Когда мы возвращаемся, я помогаю Остину войти в дом и разжигаю огонь в камине, пока Девни готовит горячий шоколад. Теперь я должен заняться елкой. Я стараюсь. Я действительно стараюсь. Я вставляю елку в подставку, и она стоит там целых три секунды, прежде чем опрокинуться влево. Это происходит еще три раза, пока Остин безостановочно смеется. По крайней мере, я могу обеспечить ему развлечение.

— Может быть, если мы срежем еще немного снизу, это сработает? — предлагает Девни свой совсем не полезный совет.

— Милая, мы должны отрезать половину, если ты этого хочешь.

Она вздыхает и стоит, скрестив руки на груди, и смотрит на него.

— Может быть, мы сделаем специальную подставку, которая будет наклоняться.

— Вот и все, — говорю я с отчаянием.

Я не умею работать руками. Я не могу сделать специальную подставку. У нее будет следующий лучший вариант… моя версия специальной подставки. Я отправляюсь в сарай, беру ведро с водой и несу его в дом. Девни устроилась на диване рядом с Остином, и они наблюдают за мной со смесью юмора и страха. Я ставлю ведро в угол и запихиваю туда дерево. Оно прислоняется к стене, склонившись набок.

— Это лучшее, что ты можешь получить, — говорю я ей.

Девни поднимается на ноги, на ее губах появляется улыбка, и она обхватывает мою руку.

— Мне это нравится.

— Тебе нравится?

— Да. Это идеально. Вот оно, стоит высокое, идеальное дерево.

Я встречаюсь с ней взглядом, гадая, не промыли ли ей мозги инопланетяне, но я вижу только любовь. Она действительно считает его прекрасным.

— Мы можем украсить его? — спрашивает Остин.

Девни целует меня в щеку и переходит к коробкам с украшениями, некоторые из которых были взяты с чердака, а другие — из дома Остина. Она поднимает крышку одной коробки, которую мы взяли у Джаспера и Хейзел, и передает украшение Остину. Его глаза наполняются слезами, но на губах играет легкая улыбка.

— Это я сделал.

Она кивает.

— Я помню.

Я нахожу между ними свободное место и протискиваюсь так, чтобы видеть украшение, которое он держит в руках. Синяки и царапины начали заживать и исчезать. Он больше похож на маленького мальчика, каким был до аварии две недели назад.

— Можно взглянуть?

Он протягивает мне украшение, и я рассматриваю фотографию, на которой он, Джаспер, Хейзел и Девни в центре, а вокруг — скомканная зеленая бумага.

— Это похоже на ту фотографию, которая есть у меня, да?

— Как думаешь, я могу хранить эту, как ты?

Ее карие глаза расширились, а губы разошлись.

— Как та, что у Шона в качестве талисмана?

Он кивает.

Я достаю фотографию, которую я держу при себе. На ней изображены люди, которые имеют значение в моей жизни.

— Видишь, ты всегда со мной. Всегда.

Она откидывает волосы с лица, чтобы я не видел слез.

— Это так мило.

Остин издает рвотный звук.

— Это не мило, это просто на удачу.

— Ну, я думаю, и то, и другое, — говорит она, смеясь и возвращая свой взгляд к нам. — Хочешь, чтобы эта фотография стала твоей?

Остин делает паузу, смотрит на дерево, а затем качает головой.

— Нет, не эта.

— Почему нет? — спрашиваю я.

— Здесь не хватает людей.

Мы оба смотрим на него. Это люди, которые имеют значение.

— Кого ты хочешь видеть на ней? — спрашивает Дев.

— Шона.

В этот момент я понимаю, что Девни — не единственная, без кого я не хочу уезжать, я хочу их.

Вчера мы закончили с покупками в последнюю минуту, и я занялся планированием настоящего сюрприза для Девни. Сейчас же я хочу насладиться нашим первым Рождественским утром вместе. Я переворачиваюсь и обнимаю Девни, притягивая ее к себе. Часы показывают, что уже четыре утра. Мне нужно встать и убедиться, что под елкой лежат последние подарки и что елка все еще стоит после того, как я трудился всю ночь.

Вчера вечером я отнес ее в постель, после того как она заснула в кровати Остина, когда я его укладывал. Последние три ночи бедному ребенку снились самые страшные кошмары. Он плачет во сне, и Девни не может успокоиться, поскольку ситуация, похоже, становится все хуже. Однако это позволило мне работать, не опасаясь, что она заметит мое отсутствие. Она прижимается ко мне, трется попкой о мой член, и мне приходится бороться с желанием заняться с ней любовью. Я был терпелив, прислушивался к советам братьев и позволял ей самой вести меня за собой, но я скучаю по ней. Мне нужно снова быть рядом с ней, дать ей все причины, чтобы она хотела, чтобы мы не расставались, но я боюсь, что она будет продолжать ускользать.

— Шон, — ее голос сонный, но от его хрипоты я напрягаюсь.

— Счастливого Рождества.

— Счастливого Рождества, милая.

Она переворачивается так, что ее руки оказываются на моей груди, и наклоняется, чтобы поцеловать меня.

— Я люблю тебя.

Это единственная вещь, которая, как я знаю, не изменилась. С каждым днем она смотрит на меня с большей любовью. Я вижу, как ей тяжело. Может быть, правильнее всего было бы снять с себя дополнительный стресс, связанный с принятием решения, и отпустить ее, но я не могу. Я прожил жизнь без нее, и я не дам ей этого сделать. Долгие годы я соблюдал клятву быть одному, и теперь, когда я ее нарушил, нет никакой возможности вернуться назад. Она наполнила мой мир красками, которых я никогда раньше не видел, а приглушенные тона — это не то, чем я хочу быть окружен.

— Я люблю тебя, — говорю я ей.

— Займись со мной любовью, — умоляет Девни, ее руки движутся по моей груди. — Пожалуйста, ты мне нужен.

Я беру ее лицо в свои руки и нежно целую. Наши языки движутся вместе в идеальном ритме, сменяя друг друга. Мои руки скользят по ее гладкой коже, прослеживая каждый изгиб, запоминая его. Мне нравится, как она ощущается. То, как легко ее тело прилегает к моему. Я целую ее в шею, пока она приподнимает ее, чтобы дать мне лучший доступ. На вкус она как солнечный свет, а пахнет ванилью. Возвращаясь к ее губам, я ловлю стон, который вырывается, когда я глажу ее грудь.

— Ты сводишь меня с ума, — говорю я ей. — Я хочу тебя каждое мгновение каждого дня.

Ее пальцы скользят по моим волосам и сжимаются в кулаки, чтобы она могла отвести мое лицо назад и посмотреть на меня.

— Ты даже не представляешь, как сильно я тебя хочу.

— Покажи мне.

Девни отталкивает меня назад, и я легко подаюсь вперед, позволяя ей взять инициативу на себя. Ее ноги обхватывают меня, и ее тепло прижимается к моему члену. Ее губы приникают к моим, а ее руки двигаются по моей груди. Она медленно опускается вниз, целуя мое тело, снимая с меня боксеры, чтобы обхватить рукой мой член.

— Я люблю каждую частичку тебя, — ее голос гладкий, как шелк. — Мне нравится, что ты заставляешь меня чувствовать. Как ты смотришь на меня. С тобой все становится лучше.

Мои пальцы перебирают ее шелковистые шоколадные пряди и сжимают ее волосы.

— Все, чего я хочу — это дать тебе все.

Она улыбается.

— И я тоже хочу дать тебе все. А теперь молчи и не буди Остина.

Ее голова опускается, глаза не отрываются от моих, когда она берет меня в рот. Ее влажный, горячий язык скользит по мне, и мне приходится сдерживать стон. Она двигается вверх-вниз, используя руку вместе со ртом. Ее язык, одновременно двигающийся по нижней стороне, заставляет меня сжимать простыни в кулак. Боже, она невероятна на ощупь. Она нужна мне. Нужно что-то делать, пока я не сошел с ума. Я хватаю ее за бедра, притягивая к себе, и срываю с нее трусики. Она стонет на моем члене, посылая электрические импульсы по моему телу. Чтобы не взорваться раньше времени, я думаю о чем угодно, только не о тех невероятных ощущениях ее рта. Я решаю притянуть ее киску к себе, вдыхая ее мускусный запах и то, как она возбуждена.

— Я заставлю тебя кончить, — предупреждаю я.

Мой язык скользит по ее складочкам, а затем поднимается к клитору. Я беру ее прямо там, где хочу, не позволяя ей двигать бедрами, пока я свожу ее с ума. Обхватив мой член ртом, она стонет и опускается еще ниже. Я сосредоточен на ней, а не на интенсивных ощущениях, которые проникают в меня каждый раз, когда я попадаю в ее рот. Это превращается в битву за то, кто быстрее доведет другого до грани, и я прилагаю все усилия, чтобы победить. Не то чтобы здесь были проигравшие. И все же я хочу, чтобы она кончила. Я хочу почувствовать ее вкус, когда буду доводить ее до предела. Девни пытается отвести бедра, и я прижимаю ее к себе еще крепче, щелкая и посасывая, пока она не приподнимает голову и не падает. Я продолжаю держать ее, забирая все, что она дает, пока ее ноги не отказывают и она не упирается в мою ногу. Затем я переворачиваю ее, глядя в ее карие, насыщенные глаза.

— Мы еще не закончили.

Она ухмыляется.

— Надеюсь, что нет.

Ее ноги раздвигаются, и я погружаюсь в ее тепло.

Мы не отрываемся друг от друга, и я клянусь, она владеет моей душой. Исчезла бешеная борьба, которую мы только что вели, и я двигаюсь в ровном ритме, не желая, чтобы эта связь прервалась. Здесь она принадлежит мне так же, как и я ей. Наши секреты открыты, и я хочу, чтобы она знала, что я сделаю все, что ей нужно.

Я буду бороться.

Я буду сдаваться.

Я сделаю все, что угодно, лишь бы не потерять ее.

— Я не могу потерять тебя, — говорит она, и слезы наполняют ее прекрасные глаза.

— Ты не потеряешь.

Ее рука касается щетины на моей щеке.

— Я так люблю тебя, Шон.

Я закрываю глаза и проникаю глубже. Мне нужно, чтобы она почувствовала меня, почувствовала, как сильно мы похожи друг на друга.

— Ты не потеряешь меня…

Я хочу, чтобы эти слова были правдой. Она поднимает голову, нежно целует меня, и одно это прикосновение — слишком много. Я не могу сдерживаться. Весь контроль над собой исчезает, и я кончаю сильнее, чем когда-либо прежде. Долгие минуты после этого мы лежим, сплетясь в клубок, задыхаясь, но прижимаясь друг к другу. Это первое Рождество за последние десять лет, когда я не чувствую апатии к празднику. Последние две недели я потратил на то, чтобы купить подарки, отблагодарить невестку за их упаковку и постараться сделать этот праздник идеальным для Остина и Девни. Я очень надеюсь, что ей понравится то, что я им подарю.

— Пойдем, проверим, все ли готово, — говорит Девни, вставая.

Я следую за ней, надеваю шорты и хватаю ее за задницу, когда она проходит мимо меня в халате. Мы доходим до гостиной, и она вскрикивает.

— Шон, ты это сделал?

Когда она легла спать вчера вечером, елка была украшена минимально, и, хотя мы пытались придать гостиной более праздничный вид, мы мало что могли сделать с тем, что у нас было. Поэтому я нанял несколько человек, чтобы они помогли. Я прижимаю ее к себе и смотрю на зимнюю страну чудес перед нами.

— Мне помогли.

Теперь гостиная наполнена украшениями. Чулки развешаны перед камином, на окнах горят огоньки, красные пуансеттии стоят на торцевых столиках, а елка, благодаря Коннору, теперь стоит вертикально.

— Елка! — задыхается она. — Как ты…

— Коннор.

Она улыбается.

— Это он сделал?

— С трудом, но да. Он работал над ней и принес ее вчера вечером. Все мои братья помогли сделать это для тебя.

— Ты невероятно усложняешь мне задачу.

Я поворачиваюсь так, чтобы она оказалась в моих объятиях, и глажу ее по щекам.

— Это и есть конечная цель. Я сказал тебе, что не отпущу тебя без боя. Я сказал тебе, что сделаю так, что единственным вариантом буду я.

— А что будет, если я не смогу уехать?

Я провожу большим пальцем по ее гладкой коже.

— Тогда мы разработаем новый план, но в любом случае у нас будет много Рождественских дней.

Она поднимается на цыпочки, и наши губы встречаются.

— Я поняла, что от тебя одни неприятности, когда мы впервые встретились.

— Ну, к счастью, ты бежала навстречу неприятностям.

— И посмотри на меня сейчас.

Я дарю ей еще один поцелуй.

— Попалась мужчине, который не намерен тебя отпускать.

— Может быть, мне нравится быть пойманной.

— Может быть, мне нравится ловить тебя.

— Может быть, нам суждено поймать друг друга.

Я улыбаюсь ей.

— Я рад, что мы наконец-то это сделали.

— Я тоже.

— Счастливого Рождества, любовь моя.