Моя единственная

Глава сорок вторая

Девни

— Он уезжает через несколько дней, — напомнила мне Элли, как будто я и так не знала об этом.

Я не хотела идти на эту встречу. Я поняла, что это будет засада, как только Хэдли позвонила и попросила меня погулять с ней. Я не могу отказать девочке, и Элли это знает.

— Кстати, то, что ваша дочь все подстроила, было прекрасно разыграно.

Элли не потрудилась сделать ни малейшего извиняющегося вида.

— Мы делаем то, что должны. Вернемся к тому, что я хотела сказать… Шон скоро уйдет.

— Да, я знаю.

— И ты его отпускаешь?

Я ничего не могу сделать, я… едва существую. Я потерялась, ушла в себя, и мне так не хватает его. Я не знаю, как жить, и, возможно, я совершаю огромную ошибку. Элли должна в какой-то степени понять меня.

— Могу я спросить тебя кое о чем?

Она мягко улыбается.

— Поехала бы я, если бы это был Коннор?

Я киваю.

— Я хочу солгать и сказать тебе «нет», — признается Элли.

— Но я не могу этого сделать. Я обладаю силой оглядываться назад и знаю, что жизнь без Коннора — это не та жизнь, которую я хочу. Благодаря ему у меня есть семья и любовь, которая, как я думала, не предназначена для сломленных девушек. Так что, если бы ты спросила меня сейчас, когда у меня двое детей и дом, ответ был бы «да». Но если бы ты спросила меня, когда я жила с жестоким мужчиной, который заставлял меня думать, что я недостойна любви, то, вероятно, ответ был бы «нет».

Ее честность поражает меня. Я полагала, что получу ответ, который будет звучать лучезарно и без пауз, но она дала мне два ответа с противоположных точек зрения. Прошло две недели без Шона, и я опустошена. Мое сердце болит по нему. Я переворачиваюсь по ночам, слезы на подушке, тянусь к рукам, которых нет рядом, чтобы обнять меня. Я живу в доме брата, и это труднее, чем я могла себе представить. Он везде, куда бы я ни посмотрела, и я вижу боль и тоску в глазах Остина. Все это отстой, и мы скучаем по Шону.

— Я не знаю, как это исправить, Эллс. Правда, не знаю. Остину нужна стабильность, которую может дать ему Шугарлоуф. Перевезти его было бы огромной ошибкой. Конечно, он думает, что хочет быть с Шоном, мы оба так думаем, но Шон — не просто обычный парень с обычной жизнью.

— Нет, это не так.

— И это значит, что даже если мы поедем туда, мы будем так же далеки от него, как если бы остались здесь.

Она смотрит в гостиную, где играют дети, а потом на меня.

— Это справедливо, и ты не хочешь попробовать отношения на расстоянии?

— А ты бы хотела?

Элли тихонько качает головой.

— Нет, не хотела бы. Если бы я не могла иметь всего Коннора…

— Было бы лучше научиться жить без него, — заканчиваю я.

— Наверное.

Я делаю глубокий вдох через нос и отворачиваюсь. Я не хочу снова начинать плакать. Это слишком больно. Мысль о том, что в моей жизни нет Шона, похожа на отрезание руки. Он был моим постоянным спутником, и все, чего я боялась, когда влюблялась в него, сбывается. Исчезла легкая дружба, которая была моим спутником в темные времена. Он забрал свет, украв мое сердце, и теперь ничто не будет прежним. Я скучаю по своему лучшему другу. Я скучаю по человеку, который знал все мои мысли по выражению моего лица. Мне кажется, что я падаю без поддержки, и это страшно.

— Самое ужасное, что Шон был моим человеком. Он был той половинкой, которая позволяла мне чувствовать себя уверенно, — говорю я, не глядя на нее. — Я боялась потерять это, но все равно рискнула, и посмотри, где я сейчас.

Элли встает и обходит стол, ее рука накрывает мою.

— Ты не одна. Я знаю, что мы не Шон, но мы здесь ради тебя, Девни.

— Я знаю, знаю, но Шон стал намного больше.

— Он стал второй половиной тебя, — говорит она, и в каждом слове слышится понимание.

— Да.

— И как человек, который облажался больше раз, чем можно сосчитать, я могу сказать тебе, что ты не должна это потерять. Путь предстоит нелегкий, но, если вы оба этого хотите, вы сможете найти способ, чтобы все получилось. Нам с Коннором было нелегко. Бог знает, что было у Деклана и Сидни. Но у вас с Шоном все по-другому. На вашем пути нет ничего, кроме вас самих.

Я смотрю на маленького мальчика в другой комнате, скрестившего руки на груди, когда Хэдли пытается силой отдать ему одну из своих игрушек. Из-за него я не могу поехать, и я смирилась с этим. Остин — мой сын, и нет ничего, на что я не пойду, чтобы защитить его от дальнейшей боли.

— Может быть, ты так считаешь, но за последние несколько месяцев этот парень прошел через многое. Он потерял обоих родителей, перенес операцию и узнал, что его тетя на самом деле его мать. Я не буду добавлять к этому еще что-то.

Она кивает.

— Помню, я была такой же. Я думала, что Хэдли не выдержит больших перемен. Она видела, как ее мать… ну, наверняка прошла через ад. Я убедила себя, что ради нее я должна отказаться от отношений с Коннором.

— Мы не похожи, — говорю я ей.

— Я знаю. Я просто хочу, чтобы ты знала, что, что бы ты ни решила, мы с Коннором рядом с тобой. Ты не одна, и, если тебе что-то понадобится, не стесняйся, говори.

— Спасибо, Элли.

— Не упоминай об этом.

Мы сидим и разговариваем еще немного. Она объясняет Остину некоторые школьные вещи, с которыми у меня были проблемы. Мы пытаемся войти в привычный режим, но это трудно. Он злится и не хочет делать домашнее задание. Не говоря уже о том, что он не может играть в бейсбол и расстроен, что его не было рядом, когда его команда выиграла последний турнир. Это было трудно, и я хочу сделать все лучше, но не знаю, как.

— Шон! — впервые за несколько дней я слышу радость в голосе Остина.

— Эй, малыш! — раздается сдавленный звук, и я оглядываюсь, чтобы увидеть, как Остин обхватывает его за шею.

Я быстро отвожу глаза. Я мечтала увидеть его и думала о том, как сильно по нему скучаю, но теперь, когда он здесь, я не готова. С тех пор как я уехала, я не видела и не слышала его голоса. Никто из нас не выходил на связь, и я не могу его винить. От одного звука его голоса мне становится больно. Элли смотрит на меня, потом поднимается на ноги и кивает головой, направляясь к дверному проему.

— Привет, Шон.

Он целует ее в щеку.

— Извини, что врываюсь…

— Ничего подобного. Я просто подумала, что ты заглянешь попозже, вот и все.

Затем он поворачивается ко мне, и я встаю. Тяга к нему слишком велика. Наши глаза встречаются, и две недели боли, тоски и печали за считанные секунды захлестывают меня.

Он криво улыбается и направляется ко мне.

— Дев, я рад тебя видеть.

Узел в моей груди затягивается все туже, и я сдерживаю слезы. Я не буду плакать, не тогда, когда я единственная, кто ушел.

— Я тоже рада тебя видеть.

Он останавливается достаточно близко, чтобы я уловила запах его мускусного одеколона.

— У вас все хорошо?

— Да, мы… мы просто заехали, чтобы Хэдли и Остин могли пообщаться.

— Я вижу.

— Вы хорошо провели время?

Я бы хотела быть у тебя в гостях. Я тоскую по тебе каждую ночь. Пожалуйста, найди способ, чтобы мы смогли наладить отношения, потому что без тебя я мертва.

— Да, было приятно увидеться с друзьями, — говорю я и надеюсь, что он слышит легкий смешок.

Он мой друг, а я его не видела. Две недели я оглядывалась через плечо, гадая, не раздастся ли наконец звонок на моем телефоне, и гадая, увижу ли я его где-нибудь в городе. Часть меня была уверена, что он исчез, не попрощавшись. Возможно, было бы легче, если бы он попрощался.

— Я уверен, что так и есть, — на его лице отражается чувство вины. Он знает, что я имела в виду его.

Хорошо.

— У меня были встречи.

Глаза Элли прыгают, между нами, пока мы ведем беседу.

— Твои встречи прошли так, как ты надеялся? — спрашивает она.

Судя по тому, как они переглядываются, мне становится любопытно.

— Они были продуктивными.

Элли прочищает горло.

— Я собираюсь отвести детей в сарай. Дам вам шанс выговориться без посторонних ушей.

— Спасибо, Эллс.

Она похлопывает его по руке и подмигивает мне.

— Все, что угодно, для вас двоих.

Когда мы остаемся одни, у меня кружится голова, и мне приходится бороться с желанием броситься в его объятия и не отпускать его. Вместо этого я стою, не двигаясь, и смотрю на мужчину, которого люблю. Время ничего не сделало, чтобы уменьшить то, как сильно я хочу его. Я знаю, что миллионы лет не могли бы уменьшить те чувства, которые я испытываю. Нет, то, что мы разделяем — никогда не изменится. Я знаю. Прямо здесь и сейчас я не могу смотреть, как он снова уходит. Так или иначе, он должен быть у меня. Я люблю его достаточно сильно, чтобы получить его любым способом.

— Как ты? — наконец спрашиваю я.

Шон делает шаг ближе.

— Я несчастен. Одинок. И мне не хватает единственного человека, который имеет значение в моей жизни. А как насчет тебя?

Я откидываю голову назад, не ожидая, что он будет честен.

— Шон…

— Нет. Я не собираюсь тебе врать. Я несчастен. Я скучаю по тебе, и я люблю тебя. Если это делает меня мудаком, значит, так оно и есть. Я знал, что ты здесь, и пришел. Хочешь знать почему?

Я поднимаю на него глаза, стены словно сжимаются.

— Я могу догадаться.

— Да?

Я киваю. Если он чувствует себя хотя бы наполовину так же плохо, как я, я знаю, почему он пришел. Он не мог остановиться.

— Я ненавижу это. Что теперь? — спрашиваю я, чувствуя, что нервничаю.

— Теперь мы поговорим.

Мне хочется упасть на пол и разрыдаться.

— Разговоры ничего не меняют, Шон. Мы уже говорили, и каждый раз возвращаемся сюда.

— Тогда ты слушай, а я буду говорить.

Он откидывает с моего лица прядки волос, и я сопротивляюсь желанию положить пальцы на его сильную грудь. Мне хочется ощутить мышцы под рубашкой, силу его рук и защиту, которую он создает вокруг меня. В нем нет ничего такого, чего бы я не хотела и в чем бы не нуждалась, просто меня бесит, что он живет там, а я застряла здесь.

— Тебе не больно? — спрашиваю я. — Должен же быть способ сделать так, чтобы это прекратилось?

— Ты даже не представляешь, как мне больно без тебя, Девни. Ты, блядь, не можешь представить, как сильно я по тебе скучаю, но мы поговорим. Я не буду повторять ничего из того, что мы уже обсуждали.

В моей груди расцветает надежда, но она угасает, когда я вспоминаю, что нет ничего такого, о чем мы уже не говорили. Ситуация осталась такой же, как и две недели назад, только теперь необходимость стоять здесь и смотреть на него заставляет мое истерзанное сердце испытывать новые муки. И все же я не могу оттолкнуть его. Я приму шрамы, потому что он стоит этой боли. Он протягивает руку к столу, и я сажусь. Если бы я попыталась, то ни за что не смогла бы его обойти, и я не собираюсь упускать шанс поглазеть на него.

Его густые темно-каштановые волосы в беспорядке, а зеленые глаза выглядят усталыми, но в них есть надежда. Щетина на его лице стала чуть длиннее, но не менее сексуальной. Шон еще более великолепен… потому что он здесь.

— Хорошо, я послушаю.

Он садится рядом со мной и берет мою руку в свою. Прикосновение его кожи к моей — это бальзам, который исцеляет поврежденную часть меня. Печально, что этот простой жест может одновременно сломать и исправить меня. Я в полном дерьме.

— Долгое время я любил тебя. Любил тебя больше, чем девушку, которая купила мне биту и пекла пирожки с грязью. И все же я боролся с этим. Я находил оправдание за оправданием, чтобы не поддаваться чувствам, которые я испытывал к тебе. Я встречался с девушками, похожими на тебя, говорил себе, что это просто совпадение, и спрятал тебя в коробку в своем сердце. Я не мог открыть ее, не мог даже подумать о том, чтобы прикоснуться к ней, потому что знал, что стоит мне это сделать, и все будет кончено… — его большой палец проводит по моей руке, и я снова сдерживаю слезы. — Ты не просто открыла ее, Девни, ты разорвала ее на части, выкинула и поселилась в моей гребаной жизни. Во мне нет ни одной части, которая бы не принадлежала тебе. Поэтому я не могу без тебя. Я не могу вернуться к тому, что было, потому что той жизни больше не существует.

Слезы капают, и он заключает меня в свои объятия.

— Не плачь, милая. Не заставляй меня любить тебя больше, чем я люблю, потому что я не могу. Мое сердце не может любить тебя еще сильнее, ты убиваешь меня. Я найду способ общаться на расстоянии или что-то в этом роде, но ты мне нужна.

Он берет мое лицо в свои руки и пристально смотрит на меня. Эти зеленые глаза проникают в мою душу, а затем мои руки становятся зеркальным отражением его рук. Я обнимаю его, нуждаясь в том, чтобы увидеть его, действительно увидеть его снова. Я никогда не думала, что такая любовь возможна.

— Я понимаю, что тебе нужно. Я знаю, почему ты не можешь приехать во Флориду, и, честно говоря, я был бы худшим засранцем, которого только можно представить, если бы попросил тебя об этом.

— Но…

— Ты должна делать то, что лучше для Остина.

Он сказал мне, что не собирается повторять старые темы, и вот мы сидим на кухне у Элли, я сижу у него на коленях и плачу.

Мои руки опускаются.

— Опять, Шон. Мы снова здесь.

— Нет. Послушай меня, — он наклоняется, целует мои слезы, а потом губы. — Я люблю тебя, Девни Максвелл. Я люблю тебя больше, чем ты когда-либо сможешь узнать, и именно поэтому я больше не играю за «Тампу».

Я задыхаюсь, мой желудок опускается, и меня тошнит. Это не так. Пожалуйста, скажите мне, что он не ушел и не сделал какую-нибудь глупость. Не ради меня. Не тогда, когда это было его мечтой с тех пор, как он был в возрасте Остина. Я не могу смотреть, как он это делает.

— Шон, ты не можешь!

— Я могу, и я это сделал.

Шон улыбается мне, но все, что я чувствую, — это сожаление, которое проносится по моему телу. Он даже не представляет, что натворил. И как сильно он будет жалеть об этом.

— Я не хочу быть причиной, по которой ты отказываешься от своей мечты.

— Это ты сказала, что я должен выбрать что-то одно, Девни, и я выбираю тебя. Каждый раз. Каждый день и дважды по воскресеньям.

— Я не позволю тебе сделать это!

Он только шире улыбается и наклоняется вперед, чтобы прижаться лбом к моему.

— Все уже сделано.

Я закрываю глаза и глубоко вдыхаю, прижимаясь носом к его носу.

— Почему? Почему?

— Потому что ты моя единственная, Девни Максвелл, и я не смогу жить без тебя.

— Ты возненавидишь меня. Может, не сегодня и не завтра, но однажды ты увидишь во мне девушку, которая украла твои мечты.

— Никогда, милая. Это невозможно. Кроме того, ты задала не тот вопрос.

Я отступаю назад, не понимая, что, черт возьми, он имеет в виду.

— Что за вопрос?

— Как я это сделал?

Мои глаза слегка сужаются, когда меня охватывает смятение.

— Что сделал?

— Оставил тебя у себя, и избавился от необходимости перевозить тебя и Остина во Флориду, и у меня все еще есть бейсбол.

Воздух наполняет мои легкие, и я чувствую, что впервые могу дышать.

— Как?

— Я попросил перевести меня в Филадельфию.