Моя единственная

Глава тридцать первая

Девни

— Куда ты собираешься его отвести? — спрашивает мама, пока мы ждем у комнаты Остина.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты отвезешь его к себе домой или к Шону?

Я еще так далеко не заходила. Сидни приходила раньше и собрала все бумаги, которые я должна подписать, чтобы получить полную опеку над Остином. Я сидела и смотрела на него, пытаясь прочесть сквозь слезы, а потом написала свое имя в строке. Это было так безлико и так окончательно. Вот она я, родитель ребенка, от которого я отказалась. Я все жду, когда все это обретет смысл, но этого не происходит. Остин будет жить со мной, но у меня нет дома. Мне придется быть его матерью — вернее, тетей, которая на самом деле его мать, только он об этом не знает. Почему все это должно быть так чертовски сложно?

— Ну? — давит мама.

— Я не знаю.

— Девни, ты должна принимать такие решения.

Я тяжело вздыхаю и потираю виски.

— Я знаю. Я хотела посмотреть документы, чтобы узнать, чего хотят Джаспер или Хейзел, но там было сказано только, что я сделаю лучший выбор, а у них нет никаких пожеланий. Так что я не знаю, куда он захочет поехать. Если он захочет вернуться в свой дом, я перееду туда. Если он захочет поехать к Шону и не быть окруженным всеми их вещами, я так и сделаю.

Она смотрит на окно, где жалюзи едва приоткрыты.

— Ему нужна стабильность.

— Я в курсе.

— Он может переехать к нам. Я знаю, почему они выбрали именно тебя, но мы с твоим отцом можем дать ему больше.

Я не буду этого делать.

— Мама. Остановись.

Ее глаза встречаются с моими.

— Я думаю только о нем.

— Я тоже.

— Он должен отправиться к себе домой, — говорит она в качестве последнего укола.

Обычно я хожу туда-сюда, пока кто-нибудь из нас не уступит, но у меня нет на это сил. Ни у кого из нас.

Мама берет мою руку в свою.

— Прости меня, Девни. Я не хотела на тебя срываться. Просто я схожу с ума. Прошло четыре дня с тех пор, как я потеряла сына, и я чувствую себя такой неуправляемой… — ее слезы падают, и боль в ее голосе разрывает меня.

— Мне так жаль, мама.

— Я просто… Я хочу помочь. Я должна что-то сделать, иначе я сойду с ума. Это так больно, и все выходит из-под моего контроля. Я не могу это исправить, и…

Я немного сжимаюсь.

— Я знаю. Ты помогаешь, находясь здесь. Остину нужны ты, я и все остальные в его жизни. Я должна принимать ситуацию день за днем и делать все, что будет лучше для него. Я тоже борюсь.

Она отпускает свою руку.

— Он улыбнулся, когда я сказала, что Шон приедет сегодня днем.

Мое сердце замирает при звуке его имени. Мы виделись каждый день. Он приходит в больницу каждое утро, приносит нам еду, остается ненадолго, а потом идет по делам или еще куда-нибудь. После обеда он обычно возвращается с пакетом вещей, которые могут мне понадобиться, прежде чем они с Остином говорят о бейсболе. Мне так хочется броситься к нему в объятия, чтобы он обнял меня, но я каждый раз немного отстраняюсь. Ничего не изменится. Мы должны перестать обманывать себя, что у нас будет что-то большее, чем эти шесть месяцев. Он уедет во Флориду, а я буду растить Остина в Шугарлоуф.

— Шон хорошо к нему относится.

— А к тебе?

Я киваю.

— Очень.

Мама на мгновение замолкает, а потом ее голос немного меняется.

— Я знаю, что была строга с тобой. Я все усложняла, и я никогда себе этого не прощу, но я должна сказать тебе, что, если ты позволишь тому, что у тебя есть, ускользнуть, ты будешь дурой.

— Я не хочу упускать это.

Ее взгляд встречается с моим, и я вижу, как напрягается ее челюсть.

— Тогда не надо.

— Все не так просто.

— Вот тут ты ошибаешься. Все очень просто. Ты любишь его, а он любит тебя. Он каждый день сидит в больнице с твоим племянником. Он приносит ему книги, говорит с ним о спорте и дает этому маленькому мальчику ощущение нормальности. Он делает все это, а также заботится о тебе.

Я дергаюсь в ответ.

— Заботится обо мне?

Моя мама закатывает глаза.

— Серьезно, Девни, ты даже не представляешь. Как ты думаешь, сколько известных, богатых мужчин вели бы себя так, как он? Черт, а сколько мужчин вообще? Убери все остальные прилагательные. Не многие. Шон Эрроувуд всегда был твоим камнем, не бросай его в реку.

— Я и не бросаю.

— Тогда позволь ему заботиться о тебе. Позволь Шону показать тебе, каким мужем он будет. Сейчас у него есть прекрасная возможность уклониться и сбежать, если он этого хочет, но я вижу только мужчину, который хочет помочь. Ты не представляешь, как тяжело быть родителем, но сделать это в одиночку… ну, я не могу себе представить. Вот почему я была так строга к тебе. Я ошибалась. Я думала, что если бы ты вырастила Остина, то он был бы добрее к тебе.

Она так говорит, но ее действия это опровергают. Сейчас у меня нет настроения спорить с ней. Проще оставить все как есть и молиться, чтобы эта… более добрая версия моей матери осталась.

— И все же я здесь, в одиночку буду воспитывать Остина. Какая ирония, не правда ли?

Мамины глаза наполняются слезами.

— Нет, это грустно, и после всего, через что ты прошла, чтобы дать ему то, чего не могла, это… несправедливо. И все же я не могу не думать, что все было не так, как должно было быть.

— Ты о том, чтобы я его воспитывала?

Она кивает и вздыхает.

— Я знаю, что это ужасно, но я не могу не задаваться вопросом, не было ли это планом.

Если она хотя бы вскользь подумает, что я должна была заботиться об Остине и поэтому мои брат и невестка мертвы, я могу закричать.

— Мама…

— Нет, послушай, я думаю, что то, что ты отдала Остина, было правильным выбором — единственным выбором. Ты не была готова, а Хейзел и Джасперу нужен был ребенок, которого можно любить. Это был план. Это было невозможно, трудно и правильно. Но, как и то, что теперь ты будешь рядом с ним. Вы с Шоном сможете помочь ему пройти через это так, как не смогли бы мы с твоим отцом.

— Мы и не должны были. Этого не должно было случиться.

Она кивает и смотрит назад сквозь жалюзи.

— Я не должна хоронить своего сына… — мама поворачивается ко мне, мягко улыбаясь. — И я рада, что тебе тоже не придется узнать, каково это. Доверься своему сердцу, Девни.

Она целует меня в щеку, а затем уходит в сторону медпункта. Я стою, ошеломленная и не в силах пошевелиться, потому что у нас только что был разговор, который не закончился ссорой, и она защищала Шона. Я знаю, что он хорошо ко мне относится, но так было всегда. Я никогда не волновалась, когда он рядом, потому что Шон просто… любит. Это не значит, что теперь у нас все будет хорошо. Сейчас, как никогда, я должна подумать о будущем. Мы не можем принимать судьбоносные решения, когда в нашей жизни нет ничего надежного.

Медсестра выходит.

— У него все хорошо. Мы подготовим его к выписке завтра рано утром.

— Спасибо.

Трепет наполняет мой желудок, а в горле появляется тошнота. Завтра мы должны вернуться домой и начать это новое путешествие, а я не знаю, как в нем ориентироваться. У нас с Остином были самые замечательные отношения, потому что мое место в его жизни всегда было ему понятно. Я была его тетей. Со мной было весело, я водила его в разные места, покупала ему вещи и утешала. А теперь я стала родителем. Джаспер всегда шутил, что мне досталась хорошая часть сделки, и так оно и было. Я была частью его жизни в самом лучшем смысле этого слова. Динамика должна измениться, и я хотела бы, чтобы у меня был он, чтобы сказать мне, что делать. Но его больше нет, и я должна сама разобраться в этом. Я уже не маленькая девочка, и они доверили мне воспитывать его, если их не станет.

Я открываю дверь, и Остин поднимает голову.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — спрашиваю я.

— Мне больно.

— Так и должно быть.

Его глаза наполняются слезами.

— Я скучаю по ним.

— Я тоже, — говорю я, сжимая его лицо в своей ладони. — Я так по ним скучаю.

— Доктор сказал, что завтра я могу ехать домой.

— Да, а ты…..ты знаешь, куда бы ты хотел поехать? — мой голос дрожит. — Я могу переехать в твой дом, чтобы тебе не пришлось уезжать.

Он быстро качает головой.

— Я не хочу туда ехать.

— Почему?

Остин вытирает лицо.

— Потому что их там нет.

О, мое сердце может разбиться еще больше.

— Хочешь поехать к Шону?

Он поворачивается ко мне, в его заплаканных глазах впервые с тех пор, как он очнулся после операции, появилась надежда.

— Мы можем?

— Конечно, можете, — голос Шона наполняет комнату властью.

Я поворачиваюсь и смотрю на него, пока он идет к нам.

— Если твоя тетя не против.

Глаза Остина сияют.

— Я бы предпочел поехать к нему домой.

Я и сама думаю, что именно так бы ответила. В голове звучат мамины слова о том, что нужно доверять своему сердцу.

— Хорошо, но в какой-то момент нам придется вернуться. Например, когда Шон вернется во Флориду.

— Я знаю.

Шон кладет руку мне на плечо и сжимает.

— Мы разберемся с этим — вместе.

Я стараюсь не поддаваться эмоциям, но их невозможно игнорировать, поэтому я прислоняюсь головой к его груди и позволяю его силе наполнить меня. Он держит меня, и он не даст мне упасть.

Я провожу рукой по своему черному платью и снова вытираю глаза. Водостойкая тушь для ресниц — это просто ужас. Количество слез, которые я выплакала, могло бы заполнить океан.

— Я никогда больше не увижу своих родителей, — говорит Остин, глядя на гробы, стоящие над ямами.

Переживать это слишком тяжело. Я не могу избавить его от боли. Все, что я могу сделать — это держать его за руку и пытаться помочь ему справиться с этим. Прошлой ночью он заснул в моих объятиях, намочив мою футболку, когда плакал о моем брате. Мне ничего не оставалось делать, как обнять его и плакать вместе с ним. В какой-то момент пришел Шон, перенес Остина, а меня отнес в нашу кровать. Мы все знали, что сегодня будет тяжело, но это была мука.

Я зачесываю назад темно-каштановые волосы Остина.

— Они любили тебя. Очень сильно.

Он кивает.

— Я просто хочу вернуть их, но они ушли.

— Я знаю, что сейчас это тяжело, но мы никогда не позволим себе забыть, какими замечательными они были. Хорошо? Мы будем помнить, как нам было весело и как нам повезло, что мы любили их и были любимы ими.

Остин фыркнул.

— Я не хочу возвращаться домой, но я волнуюсь за животных.

Шон приседает так, что они оказываются лицом к лицу.

— Не хочешь привести свою лошадь в наш сарай? Она будет с Хэдли, и мы сможем лучше за ней присматривать?

— Да. Мне нужно, чтобы она знала, что не одинока.

В каждом слоге столько боли, что это подчеркивает его основную мысль. Он чувствует себя одиноким.

Я собираюсь что-то сказать, но Шон меня опережает.

— Никто не одинок в этом, приятель. У тебя есть тетя Девни, бабушка и дедушка, Хэдли, я и мои братья. Мы все здесь ради тебя, понимаешь?

Остин смотрит на меня с непролитыми слезами.

— Мы можем пойти домой?

— Да, конечно, можем.

Остин не хотел пользоваться своими костылями, поэтому Шон предложил на день стать его ногами. Клянусь, когда мне кажется, что я не могу любить этого человека еще сильнее, он делает что-то вроде того, что поднимает Остина на руки и несет его.

— Не хочешь зайти к нам сегодня? — спрашивает мама, когда мы садимся в машину.

— Нет, спасибо, бабушка.

— Хорошо, но ты скоро приедешь ко мне?

Ее глаза опухли, а нос покраснел. Это был тяжелый день для нее. Джаспер был ее старшим, а теперь его нет. Я отвечаю за него.

— Мы приедем в дом на Рождество, мама. Как всегда.

Я вижу, как дрожат ее губы, когда она кивает и обнимает моего отца.

— Тогда увидимся, — отвечает он.

Пока мы едем к дому Остина, Шон держит меня за руку, и они с Остином немного говорят о бейсболе. Весь день он находил способ быть моим якорем. Его рука была в моей, его рука обнимала меня, или его ладонь была прижата к моей спине. Я никогда не беспокоилась, потому что он был рядом. Как только мы припарковались, он нежно прижался ко мне и повернулся к Остину.

— Как насчет того, чтобы проверить лошадей и взять еще несколько вещей?

Остин смотрит в окно и вздыхает.

— Хорошо.

— Дев, ты можешь сходить за всем, что нужно Остину еще на несколько дней, пока я отведу его в конюшню?

Я улыбаюсь, благодарная за то, что он не будет ему мешать, и я смогу взять то, что нам нужно. Мальчики отправляются в сарай, а я вхожу в дом. Забавно, что дом становится домом благодаря людям, которые в нем живут. Место, где мы живем, определяется теми, с кем мы делим это пространство, и сейчас здесь пусто. Джаспер и Хейзел ушли, забрав с собой тепло и любовь, которые жили здесь. Я прохожу по дому, собирая посуду, оставленную на столе, и убирая ее в шкаф. Кое-что осталось без присмотра: почта, которая лежит в подставке, рюкзак Остина, оставшийся с зимних каникул. Я хватаю его, притягиваю к груди и опускаюсь на пол. Так много вещей, о которых я никогда не задумывалась. У него будет школа, а я понятия не имею, когда они возвращаются. Я не знаю, как зовут его учительницу и как с ней связаться. На стене передо мной висит семейная фотография, на которой они втроем. Моя невестка улыбается, и, клянусь, мне кажется, что она видит меня.

— Я так не готова к этому, — говорю я ей. — Я знаю, ты считала, что я подхожу на эту роль, но я отдала его тебе. Я не планировала, что мне когда-нибудь придется это сделать, Хейзел, и ты меня не подготовила. Моя роль была ясна, и… что мне делать? Сказать ли ему, кто я? Ты подготовила его к тому, что, если он когда-нибудь узнает? Этого не должно было случиться. Но это случилось. Остин — единственное, что удерживает меня здесь, и теперь я должна поступить правильно.

Я смотрю в глаза Джаспера, надеясь, что, если он меня слышит, то поверит.

— Я сделаю все, что в моих силах, чтобы вы оба гордились мной. Я знаю, что вы считали меня сильнее, чем я есть на самом деле, но Остину никогда не придется задаваться вопросом, любят ли его.

Еще через минуту я встаю и иду в его комнату, чтобы взять одежду и вещи, которые понадобятся ему в течение следующей недели. Я не уверена, как долго мы вдвоем пробудем у Шона, но, похоже, он не спешит от нас избавляться.

Я бросаю в машину две сумки, набитые разной одеждой, и отправляюсь в сарай.

— Ты веришь в рай? — спрашивает Остин.

Я останавливаюсь, не пытаясь подслушать, но в то же время не желая прерывать этот момент.

— Верю. Я думаю, моя мама там.

— Думаешь, она знает моих маму и папу?

Моя рука сжимает горло, пока я жду его ответа.

— Знаешь, — с облегчением в голосе говорит Шон, — я думаю, что моя мама пошла и нашла их, поскольку она знала твоего отца. Держу пари, она помогает им справиться с тем, как сильно они по тебе скучают.

Остин на секунду замолчал.

— Потому что она скучает по тебе?

— Я уверен, что скучает. Но я думаю, наши мамы могут присматривать за нами и следить, чтобы у нас все было хорошо. Наверное, бывают моменты, когда они здесь, с нами, даже если мы их не видим.

— Уверен, обе наши мамы сейчас здесь.

— Да? Почему ты так говоришь?

— Потому что они позаботились о том, чтобы у нас была тетя Девни.

Слеза скатывается по моей щеке.

— Она замечательная, и я думаю, ты прав. Они знали, что, когда их не станет, нам понадобится кто-то, кто будет любить нас обоих.

Я прислоняюсь к стене сарая и борюсь с нахлынувшими слезами. Они даже не представляют, как сильно я их люблю. Как сильно я хочу поступить с ними правильно и как ужасно боюсь потерять одного или другого.

— Знаешь, Остин, мне кажется, наши мамы знали, что мы тоже будем нужны друг другу, — говорит Шон, его голос мягкий и полон эмоций. — Понимаешь, когда я потерял маму, мне было так грустно, но у меня были мои братья. Деклан, Джейкоб и Коннор помогали мне, когда мне было грустно или когда дела шли плохо.

— А тетя Девни?

— Конечно, помогала. Она всегда была рядом со мной, как и всегда будет рядом с тобой. Как и я всегда буду рядом с тобой. Если тебе нужно поговорить, или поплакать, или бросить мяч, потому что ты так зол, что не можешь этого вынести, я здесь. Я твой друг, а друзья всегда держатся вместе. Будут дни, когда будет больно, а будут дни, когда все будет не так плохо. Никогда не бойся поговорить со мной или с тетей, если тебе это нужно, хорошо?

— Я рад, что ты мой друг.

Шон хихикает.

— Я тоже рад.

И я настолько влюблена в этого человека, что не представляю, что буду делать, когда он уедет.