Глава 21. Поход Александра Македонского к Гиндукушу, Сыр-Дарье и в Пенджаб (330—325 гг. до н.э.)

Александр направился к Мараканде, столице Согдианской области [Самарканд]. Отсюда пошел дальше к реке Танаису.[1]

Этот Танаис, который окрестные варвары, по известию Аристобула, называют также Яксартом, тоже имеет свои истоки в горах Кавказа и впадает также в Гирканское море…[2] Александр замыслил основать у реки Танаис город, который хотел назвать своим именем [Александрия, ныне Ленинабад]… На противоположном берегу он увидел скифов. Они не хотели оттуда уходить и, больше того, посылали свои стрелы через реку, которая здесь не очень широка. Раздраженный этим Александр решил переправиться на другую сторону и приказал готовить меха. Как только Александр заметил, что скифы пришли в смятение под обстрелом его метательных машин, он под звуки труб первым начал переходить реку. За ним последовало и остальное войско… Поскольку преследование было очень быстрым и при сильной жаре весьма тягостным, то все войско страдало от жажды. Сам Александр во время переправы, не слезая с лошади, напился воды, и так как в этой местности вода очень плохая, то он заболел поносом. Ввиду этого преследование распространилось не на всех скифов…

Александр прибыл в Зариаспу и оставался там лежать до конца сильных морозов… С наступлением весны Александр вышел в поход к Согдианским скалам, куда бежали многие согдианцы… Захватив крепость в горах, Александр предпринял поход против страны перетаков [Наура]… После этого Александр двинулся в Бактру [Вазирабад]… Весна была на исходе, когда Александр из Бактры двинулся со своим войском против индийцев. За 10 дней он пересек Кавказ и прибыл в город Александрию, который он основал в стране парапамисадов [Кандагар] во время своего первого похода в Бактру. Прибыв в город Никею [Кабул], он принес там жертву Афине и двинулся к Кофену [северный рукав [204] реки Кабул], послав гонца к Таксилу и к жившим по эту сторону Инда князьям с приказом выйти к нему навстречу как только он приблизится к их границам. И действительно навстречу ему вышли Таксил и другие князья и поднесли ему, согласно чтимому индийцами обычаю, подарки… Александр двинул свое войско против аспазиев, гуреев и ассакенов. Путь вдоль реки Хоэс [?] был гористым и тяжелым. Не без трудностей он пересек эту реку и приказал всему своему пешему войску медленно следовать за ним [далее следует описание военного похода через Кабулистан]… Он направился к реке Еваспла, где находился вождь аспазиев [видимо, равнина Джелалабада]. [Описание новых боев]… Он выступил в поход против ассакенов, прошел через страну гуреев и переправился через реку Гурей, однако не без труда, так как течение было быстрым, а из-за круглых камней в реке воины часто падали… Александр выступил против Массаги [?], самого большого города этой страны [следует описание захвата города]… Александр двинулся против Базиры… но пошел прежде к Оре… [Описание захвата обоих городов.]

Прибыв к Инду, они тотчас же выполнили приказы Александра о постройке моста… Он подчинил себе города по берегам Инда [захват крепости Аорны на скалах]…[3] Обнаружив вблизи реки корабельный лес, он велел своим воинам рубить его и строить суда, чтобы спуститься на них вниз по Инду до моста, давно уже построенного для него Гефестионом и Пердиккой.

С наступлением дня Александр переправился через Инд в страну индийцев… Какого характера был мост, построенный по приказу Александра, не говорят ни Аристотель, ни Птолемей, чьими сведениями я главным образом пользуюсь… Скорее всего, как я думаю, это был мост, построенный на судах… Форсировав Инд, он достиг Таксилы [вблизи Равалпинди], крупного богатого города, самого большого между Индом и Гидаспом. Здесь его дружески принял Таксил, правитель города, и местные индийцы. Он [Александр] выделил им столько земли из соседней области, сколько они пожелали. Сам он двинулся в путь к реке Гидасп [Джелам], так как узнал, что по ту сторону Гидаспа стоял Пор со всем своим войском, намереваясь помешать переправе через реку или напасть на него при переходе. Он приказал Кенею, сыну Полемократа, вернуться к Инду с распоряжением разобрать построенные для переправы через Инд суда и перевезти их к Гидаспу. Суда [205] действительно были разобраны и доставлены ему… И вот на Гидаспе появился флот…

Именно в это время все индийские реки несли массу илистой воды и отличались стремительным течением. Это было время летнего солнцеворота, когда в Индии не только часто идет дождь, но и тает снег в горах, где находятся истоки большинства рек. Поэтому многоводность рек особенно увеличивается. Зимой же, напротив, реки снова уменьшаются, становятся небольшими и прозрачными, так что в некоторых местах через них легко переправиться, за исключением, конечно, Инда и Ганга, а возможно, и какой-нибудь третьей реки. Но через Гидасп перейти можно.

Александр распространил слухи, что он хочет переждать это время года, если он встретит сопротивление. Тем не менее он все время ждал удобного момента, чтобы неожиданно и незаметно переправиться… [Дается описание битвы у Гидаспа в мае 326 г. и позднейших дружественных отношений с царем Пором.] Он двинулся к реке Акезин [Чинаб]. Этот Акезин — единственная индийская река, о величине которой говорит Птолемей, сын Лага. Там, где Александр переправлял свое войско на судах и мехах, она в стремительном течении несется через большие острые скалы и, с силой ударяясь о них, пенится и бурлит; ширина ее достигает 15 стадий. Поэтому тем, кто был на мехах, переправиться было легко, но трудно пришлось тем, кто плыл на судах: немало их погибло в воде, так как многие корабли разбивались о скалы и шли ко дну… Александр прибыл к Гидрасту [Рави], другой индийской реке, не менее широкой, чем Акезин… Он перешел через Гидраст с меньшими трудностями, чем раньше через Акезин… Он выступил против катеев. На второй день после выхода из лагеря у Гидраста он подошел к городу под названием Пимпрана [?]. Жившее там индийское племя называлось адраистами. Оно добровольно перешло на сторону Александра… [Описание штурма и взятие Сангалы близ Амритсара.]

Во главе своего войска он двинулся к реке Гифазис [Биас], чтобы и по ту сторону реки покорить индийцев. Казалось, он не хотел прекратить военных действий, пока у него оставались еще враги.

Но вот он узнал, что страна по ту сторону Гифазиса богата и что ее жители одинаково хорошо владеют плугом и мечом. Говорили, что в отдельных их государствах правители руководствовались определенными законами. Вся власть будто бы сосредоточена в руках лучших людей, которые не позволяют себе ничего непристойного. Страна якобы отличается также большим количеством слонов, необычайно крупных и боеспособных. Такие сообщения побуждали Александра к дальнейшему продвижению в глубь страны. Но македонцам это, наконец, надоело. Они увидели, что их государь ведет их от одной трудности к другой и что им предстоит [206] еще не одна битва. Во всем лагере начались волнения… [За этим следует описание переговоров с войском, неблагоприятного исхода жертвоприношения и тяжелого для Александра решения уступить требованиям солдат и повернуть обратно.]

Александр начал готовить флот для перевозки войск к большому мировому океану… Он перешел Акезин и достиг Гидаспа.

Собрав на берегах Гидаспа множество тридцативесельных судов, кораблей, где гребцы сидели в полтора яруса, а также большое количество грузовых судов со всем, что необходимо для перевозки войск по реке, Александр решил спуститься по Гидаспу к океану… Для обслуживания воинов на корабли посадили финикиян, киприотов, кариян и египтян, следовавших за войском.

По словам Птолемея, сына Лага, у которого я главным образом черпаю свои сведения, весь флот состоял почти из 2000 судов, в том числе 80 тридцативесельных и массы других, включая суда для перевозки лошадей, открытые грузовые лодки, а также все остальные ладьи, которыми он [Александр] уже пользовался или которые были вновь построены для плавания по реке.

Сигнал трубы послужил знаком к отплытию, и вот все корабли двинулись в строгом порядке. Он поплыл вниз по Гидаспу, который на всем пройденном пути достигал не менее 20 стадий в ширину. Всюду, где он приставал к берегу, он подчинял своей власти живших вблизи Гидаспа индийцев. Некоторые переходили на его сторону добровольно после мирных переговоров, но там, где Александр встречал сопротивление, он нередко прибегал к оружию. Он быстро двигался к стране маллов и оксидраков, ибо слышал, что эти индийские племена самые сильные и воинственные во всей области… На пятый день своего второго плавания по реке он достиг места слияния Гидаспа с Акезином. Там, где обе реки сливаются, образуется один очень узкий поток, который в теснине отличается стремительным течением и опасными водоворотами, образующимися от того, что струи, ударяясь о берег, с силой отбрасываются назад. Вода кипит и бурлит так сильно, что рев волн слышен издалека. Правда, Александр и его войско были предупреждены об этом туземцами заранее. Но, когда они приблизились к месту слияния, шум реки так поразил их, что команды судов перестали грести, но не по приказу, а оттого что у начальников гребцов от удивления перехватило дыхание. Сами же гребцы были страшно возбуждены от этого шума. Когда же суда находились у самого места слияния, рулевые заставили гребцов особенно приналечь на весла, чтобы при переходе через теснину суда не были захвачены водоворотами и не перевернулись. Гребцам предстояло силой пробиться через водовороты. Бескилевые суда, правда, поворачивались течением, но, вопреки опасениям команды, все благополучно миновали стремнины, и само течение [207] направило их носом вперед по правильному пути. Длинные суда, когда их течение начинало поворачивать, не проходили так удачно. Бушующие волны не могли их поднять, особенно если суда были с двойными рядами гребцов, потому что нижние весла не удавалось поднять из воды. Попав поперек течения, весла ломались, если их не успевали быстро вынуть из воды, прежде чем они попадут в водоворот. Так многие корабли были повреждены, а два столкнувшихся судна пошли ко дну вместе со значительной частью команды. Когда река снова широко разлилась, течение перестало быть таким опасным и водовороты не имели уже такой разрушительной силы. Александр велел войску высадиться на правом берегу, не только защищенном от течения и располагавшем удобными для причала местами, но и выступавшем в реку в виде мыса. Отсюда было удобно вылавливать обломки разбитых судов. Людей, цеплявшихся за эти обломки, удалось спасти… [Следует описание военного похода в страну маллов, во время которого Александр, участвовавший в штурме города, был из-за своей чрезмерной храбрости ранен стрелой в легкое. Среди войска разнесся слух о его смерти.] Опасаясь, что это приведет к волнению в войске, Александр, как только ему стало лучше, велел перенести себя к берегу Гидраста, а потом на корабль, стоявший на реке. Нужно сказать, что лагерь был разбит у места слияния Гидраста с Акезином. Он велел привести свою лошадь, и как только его увидели верхом на ней, все войско разразилось криками ликования. Берега и леса огласились эхом… Он [Александр] проплыл еще немного вниз по Гидрасту до того места, где эта река сливается с Акезином и где последний дает ей свое имя. Так он снова плыл по Акезину до его впадения в Инд… Начиная отсюда Инд, прежде чем образовать свою дельту, достигает, как я думаю, ширины в 100 стадий там же, где он похож на спокойное озеро, его ширина превышает 100 стадий. …[Следует описание походов в страны Музикана, Оксилана и Самба.]

После этого Александр двинулся вниз с большей поспешностью, чем раньше. Достигнув Паталы [Хайдарабад], он увидел, что город и страна покинуты горожанами и крестьянами…

У Паталы воды Инда разделяются на два больших рукава, сохраняющих название Инд до впадения в море. На этом месте Александр велел заложить гавань и верфь. Когда работы были уже начаты, он решил спуститься до места впадения правого рукава в море… взял самые быстроходные из своих судов, не только полутораярусные и тридцативеселытые, но и несколько открытых грузовых лодок, и поплыл вниз по правому рукаву реки, но так как все местные индийцы сбежали, проводника найти не удалось и плавание сопровождалось многими трудностями.

На следующий день после отплытия поднялась буря. Ветер дул прямо навстречу течению, река разбушевалась, суда бросало [208] из стороны в сторону, так что большинство из них было повреждено, а некоторые тридцативесельные корабли совсем вышли из строя. Эти последние как можно скорее доставили к берегу, не дав им совсем затонуть. Вместо них были построены новые суда. Александр послал также самых быстрых солдат своей легкой пехоты в глубь страны, чтобы захватить несколько индийцев, которые служили ему в дальнейшем плавании проводниками. Когда они добрались до того места, где река достигает наибольшей ширины в 200 стадий, со стороны внешнего моря подул ураганный ветер, едва позволявший поднимать весла из воды. Поэтому суда укрылись в одном из боковых протоков, указанном проводниками.

Когда они стояли здесь на якоре, на океане началось обычное явление отлива и корабли оказались на суше. Этого спутники Александра никогда еще не видели[4] и особенно испугались, когда вода по истечении определенного времени снова поднялась и корабли оказались на плаву. Все суда, завязшие в тине, снова всплыли и, не потерпев повреждений, могли двигаться. Но те корабли, которые, сев на мель, не были заилены при наступлении мощного прилива, либо наталкивались друг на друга, либо оказались выброшенными на берег и разбились. Александр велел их отремонтировать, насколько это было возможно, и в двух открытых грузовых лодках послал людей вперед, чтобы осмотреть остров, к которому, по словам местных жителей, надо было приставать на пути к морю. Они называли этот остров Киллутой. Когда пришло известие, что на острове есть якорные стоянки, что он велик и там есть вода, Александр направил туда весь остальной флот, а сам с лучшими парусниками поплыл дальше, чтобы убедиться, действительно ли река впадает в море и не представляет ли выход в него трудностей. Отплыв от острова на 200 стадий, они увидели другой остров, лежащий уже в море. Сначала они вернулись на остров в реке… Через день… он сам поплыл устьем Инда в открытое море, чтобы посмотреть, не появится ли где-нибудь из-за моря соседняя земля, но главным образом, как я думаю, для того, чтобы потом сказать, что он плавал по Индийскому морю… Когда он снова прибыл в Паталу… он опять поплыл к морю по другому рукаву Инда, чтобы установить, где можно выйти из устья реки с меньшими трудностями. Устья Инда удалены друг от друга не менее чем на 1800 стадий… Он вышел в открытое море и убедился, что по второму рукаву Инда плавать легче. Он здесь также высадился и с небольшой свитой всадников прошел по берегу на расстояние трех дней пути, частично, чтобы ознакомиться [209] со страной, мимо которой придется плыть, частично, чтобы выкопать колодцы, из которых корабли могли бы запастись водой. Прибыв снова к судам, он по воде вернулся в Паталу… [Описание приготовления к плаванию Неарха см. гл. 22.]

Оставив Паталу, Александр во главе всего войска дошел до реки Арабии. Он переправился через узкую маловодную Арабию, пересек ночью большую часть пустыни и с наступлением дня очутился в населенной местности… [Описание похода против ореитов и гедрозиев.] В этой пустыне, по словам Аристобула, растет много деревьев мирры, которые здесь выше обычных.

Финикияне, следовавшие за войском в торговых целях, собрали выступавший сок мирры и на своих вьючных животных увезли огромные тюки ее. Так как стволы были очень велики и с них сок никогда не собирался, добыча была, конечно, очень богатой. В пустыне было также много благовонного нарда, который тоже собирали финикияне; проходившие войска растоптали много растений, и от этого по всей местности широко распространилось благовоние, так велико было их количество… Отсюда пошли через страну гедрозиев по трудной дороге, испытывая во всем тяжелый недостаток, особенно в воде для войска. Пришлось поэтому ночью проделывать большой путь в значительном удалении от моря, хотя Александр горячо желал пройти по стране вдоль побережья. Он хотел осмотреть имеющиеся здесь гавани и, чтобы обеспечить дальнейшее продвижение войска, выкопать колодцы, добыть продовольствие и найти места для высадки. Но все прибрежные районы Гедрозии представляли собой пустыню… Прибыв в местность, богатую пшеницей, Александр велел все, что удалось собрать, погрузить на вьючных животных, опечатать и доставить к морю. Сам он двинулся к столице гедрозиев, которая называется Пурой, и по прошествии полных 60 дней после выхода от ореитов прибыл в нее. Большинство историков Александра уверяет, что все бедствия, которые пришлось перенести его войску в Азии, не могут сравниться с испытанными здесь лишениями. И не из-за незнания трудностей дороги предпринял Александр этот поход, как утверждает один Неарх, а потому, что он якобы слышал, что здесь до сего времени еще никто не проходил с войском благополучно. Палящий зной наряду с отсутствием воды оказался якобы смертельным для большей части войска и особенно для вьючных животных… Хорошо еще, если им удавалось пройти большое расстояние ночью и утром попасть к воде… Но если при длинном переходе наступающий день заставал их в пути, им приходилось вдвое тяжелее из-за страшной жары и неутолимой жажды… Поход совершился поспешно. Заботясь о благополучном исходе всего дела, пренебрегали отдельными людьми… Многие погибали в песках, как бы выброшенные за борт в море. Когда войско именно в поисках воды остановилось у не очень многоводного ручья, во время второй [210] ночной стражи, ложе его наполнилось из-за дождей, выпавших незаметно для воинов далеко в горах. Ручей вздулся так сильно, что большинство женщин и детей, следовавших за войском, погибло. Погибли также весь обоз царя и оставшиеся вьючные животные…

Александр оставил всех на месте и только с пятью всадниками поехал дальше и достиг моря. Он велел рыть песок и наткнулся на чистую пресную воду… Поэтому он вызвал к себе все войско и в течение семи дней двигался вдоль моря, добывая воду из береговых родников. Прибыв в столицу гедрозиев, он дал войску отдых… Александр приказал Гефестиону двинуться с большей частью войска, вьючными животными и слонами по дороге, ведущей от Кармании вдоль моря в Персию. Поход затянулся уже до зимы, а персидские берега были не только теплее, но и богаче всем необходимым. Он вместе с самыми быстрыми солдатами пехоты, отрядами знатных всадников и частью лучников двинулся к Пасагарде в Персии и… направился к крепости персидского царя.[5]

* * *

От дрангов Александр прибыл к евергетам, которых так назвал Кир, и к арахотам; потом он прошел через землю паропамисадов на закате Плеяд [начало ноября 330 г. до н.э… Земля паропамисадов гориста и тогда так была покрыта снегом, что только с трудом можно было проходить по ней. Впрочем, множество деревень, снабженных всем, кроме масла, и принимавших у себя войско, смягчали эти трудности; с левой стороны [на севере] солдаты имели горные вершины Паропамиса [Гиндукуш]. Южные части горы Паропамиса — индийские и арийские, а северные и западные — бактрийские. Прозимовавши там и основавши город, Александр, имея над собой Индию, перешел через горы в Бактриану. Дороги эти были лишены деревьев, за исключением только кустарникообразных фисташковых деревьев; кроме того, чувствовался такой недостаток в пропитании, что солдаты употребляли в пищу мясо вьючных животных, и то сырое по недостатку дров. Однако для сварения этого сырого мяса они употребляли растущий там в изобилии дурнопахучник. По прошествии пятнадцати дней Александр из основанного им города и зимних квартир прошел в Адрапсы, бактрийский город.[6] [211]

* * *

Правители Персии во главе с Дарием совершили уже немало походов, обогативших географическую карту мира сведениями об Индии. Однако, как свидетельствуют труды Геродота, грекам V и начала IV в. до н.э. об этом почти ничего не было известно. До Александра Македонского представления греков о «районах, находящихся за Двуречьем, были весьма неопределенны и сомнительны».[7] Название «Кавказ» распространялось на все горы между Кавказским хребтом, Армянским нагорьем и Гиндукушем. Сведения Геродота о востоке не достигали Памира.[8] Об Индии греки хотя и слышали, но она считалась не более, чем далекой легендарной страной.

В классической литературе впервые сведения об Индии встречаются у Гекатея около 500 г. до н.э.[9] Гомер еще ничего не знал об этой стране, в противном случае он, как метко подчеркивает Страбон,[10] наверняка отправил бы туда героя своей «Одиссеи». Географические сведения песен Гомера о юго-востоке ограничивались арабами (которых вместе с эфиопами, ливийцами и финикиянами, видимо, упоминает Менелай под названием эрембов)[11] и Красным морем, или Индийским океаном.[12] Даже Геродот знал лишь крайний северо-запад Индии. Только Александру Македонскому удалось во главе своего войска открыть дорогу в эту страну.

Среди военных походов древности, благодаря которым были открыты неизвестные до той поры страны и накоплены географические сведения, на первом месте стоит беспримерный в истории поход Александра Македонского. В античном мире этот поход считался неслыханным, почти легендарным подвигом, которому способствовала поразительная удача. Слава о нем, расцвеченная и преображенная сотнями легендарных вымыслов, нашла отзвук в народных преданиях всего средневековья.

До битвы у Арбелы и Гавгамелы (1 октября 331 г. до н.э.) и позже, примерно незадолго до смерти Дария III (июль 330 г. до н.э.), войско царя передвигалось по издавна известным районам. Даже посещение Александром оазиса Сивы в 331 г. до н.э. было лишь одним из первых соприкосновений греков с прославленной в древности святыней Юпитера-Аммона. Но в последние месяцы 330 г. до н.э. македонское войско вступило в области, которые до этого были грекам совсем не известны или знакомы только по слухам.

В специальном исследовании, посвященном этому вопросу, Берве недавно установил, что до Александра представления «о районах, находящихся за Двуречьем, были весьма неопределенны и сомнительны».[13] Гумбольдт[14] подчеркивал, что начиная с 330 г. до н.э. Александр намеренно поставил свои походы на службу географическим открытиям и для этой цели держал при [212] себе целый штат ученых. Поэтому, разгромив Персидское государство, войска Александра в течение нескольких лет повсюду передвигались по малоизвестным или совсем неисследованным местностям, географию которых еще предстояло изучить. Из Южного Афганистана Александр отправился через современный Кандагар и Газни в Кабул и оттуда весной 329 г. до н.э., пройдя на высоте 3548 м перевал Хавак в системе Гиндукуша, прибыл в Северный Афганистан.[15] В том же году Александр совершил свой поход к Сыр-Дарье через совсем незнакомую местность. Этой реки он достиг в районе современного Ленинабада.[16] Затем войско повернуло на юг в знакомые области Бактрийского царства, столица которого Бактра упоминалась еще Эсхилом.[17] Вскоре за этим последовало знаменитое вторжение греческого войска в Пенджаб до реки Биас. Здесь закончился поход Александра, возможно у Джалалпура.[18] Недовольство войск вынудило завоевателя, все еще стремившегося продолжать поход, повернуть обратно. Об этом можно сожалеть, ибо, продлись поход еще немного, и греки дошли бы до самой благоденствующей в то время части Индии, государства Чандрагупты, в районе Ганга, которое вскоре достигло блестящего расцвета.[19]

С тяжелым сердцем Александр решил повернуть от Биаса обратно. Он пытался уговорить свои войска продолжить поход, честолюбиво заверяя их, что если они согласятся следовать за ним дальше, то «рубежом его царства будет только та граница, которую бог поставил на краю земли».[20] Но все было напрасно! Александр вынужден был отказаться от своего фантастического плана. Гордо проплыв вниз по Гидаспу до устья Инда, Александр во время своего отважного возвращения из Индии в 325 г. до н.э. через пустыню Гедрозии (Белуджистан) снова прошел через совсем неизвестные земли. Лишь в начале 324 г. до н.э. он опять оказался в издавна знакомой, культурной стране — Персии.

Великий македонский царь совершил поистине грандиозный поход. Но каким же неправильным было его представление о географической карте мира, если, пройдя лишь незначительную часть огромной территории Индии, до реки Биас, он счел, что близок к полному покорению всей страны. Мало того, Александр принял Инд за верхнее течение Нила и в 324 г. хотел, отправившись из Персии и Вавилона, «объехать большую часть Аравии, страну эфиопов, а также Ливию и Нумидию по ту сторону Атласа до Гадеса и до [213] нашего моря и, подчинив себе Ливию и Карфаген, таким образом получить право называться царем всей земли».[21] Эти планы кажутся нам фантастическими, да и были такими действительно при существовавших тогда условиях. Но нельзя забывать, что основная географическая мысль Александра — создать единое государство, от Средиземного моря до Индии, то есть от Западного до Восточного океана, позже претворилась в действительность. Вспомним о мировой империи арабов и о цепи британских владений, протянувшейся в новое время от мыса Доброй Надежды до Ганга и далее.[22]

Внезапная смерть Александра положила конец этим грандиозным планам и намечавшимся на будущее географическим исследовательским путешествиям. Империя Александра распалась, но политические и географические последствия его беспримерного в истории 11-летнего победного шествия ощущались на протяжении многих столетий.

Самым важным результатом походов Александра было открытие Индии, которую, кроме Скилака из Карианды и, возможно, нескольких купцов, не видел до того ни один грек.[23] Вскоре с индийскими государствами завязались дипломатические отношения (см. гл. 25), и в Бактрии, на северо-западной границе Индии, расцвело эллинистическое государство диадохов, которое распространило греческую культуру вплоть до восточного Туркестана.[24]

Каким грандиозным был поход Александра, видно из того, что войска македонского царя проплыли большую часть реки Гидасп (Джелам), которой еще 300 лет спустя Гораций в своей знаменитой оде дал эпитет fabulosus [сказочная. — Ред.].[25] Между Аму-Дарьей и Сыр-Дарьей войска продвигались по тем же областям, где на 200 лет позже развили свою деятельность китайские послы и полководцы (см. гл. 30). Даже 100 лет спустя после Александра эллинистическое государство Бактрия, возникшее в 254 г. до н.э. благодаря падению сирийского наместника Диодота, при могущественном царе Эвфидеме простиралось вплоть до Таримской впадины.[26] Если бы китайские и македонские носители культуры, деятельность которых в Средней Азии была разделена промежутком в 100–200 лет, где-нибудь встретились, то ход всемирной истории, возможно, был бы совсем иным!

На основании новейших и надежнейших исчислений автору удалось установить дату похода Александра. В течение долгого времени расхождения в этой дате составляли один год. В переводе Арриана, сделанном Осландером и Швабом, указывалось, что Александр умер в 324 г. до н.э. (19 августа); [214] в настоящее время его смерть датируется 10 месяцами позже (13 июня 323 г.).[27]

Поход Александра по праву может считаться «научной экспедицией, причем первой, в которой завоеватель окружил себя специалистами всех отраслей науки: естествоиспытателями, землемерами, историками, философами и художниками.[28] Именно поэтому поход Александра, который был самым поразительным во всей истории, оказал такое необычайно сильное и продолжительное влияние. Греческая культура обогатила весь остальной мир (Северо-Восточную Африку, Южную и Центральную Азию) и продолжительное время занимала там господствующее положение. Но и представление эллинов о земном шаре претерпело благодаря походу Александра такое всеобъемлющее и основательное изменение, подобно которому за столь же короткий срок не случалось ни до, ни после этого события.

Александр, этот сверкающий метеор, так рано и внезапно угасший, превратился в легендарного героя, который на протяжении 1–2 тысячелетий все еще занимал умы европейского и мусульманского мира.

В приведенных выше оригинальных текстах описание похода Александра дано главным образом на основании одного источника (Арриан). При этом из весьма пространного изложения выделен лишь географический костяк.


[Дополнения и поправки из 2-го издания III тома]

[480]

К гл. 21 (эрембы — арабы)

Издавна выдвинутое предположение, что встречающееся только один раз в «Одиссее» слово «эрембы»[29] означает «арабы», представляется автору весьма правдоподобным после получения им письма от д-ра Гейна. Последний обращает внимание автора на то обстоятельство, что в классической древности границей между Азией и Африкой считали реку Нил, а не еще плохо известное Красное море. Это становится понятным, если учесть гигантскую водную поверхность Нила, которая в меженный период в несколько раз превосходит акваторию Боденского озера. Соответственно восточный берег Нила причисляли к Азии или Аравии. Там, вероятно, находились различные арабские поселения, особенно во времена Птолемея. Это предположение хорошо согласуется с тем, что еще Плинию была известна одна арабская деревня на берегу Нила.

Д-р Гейн предлагает обсудить, нельзя ли расшифровать слово «эрембы» при помощи финикийского языка, в частности из словосочетания «эрембош», что в вольном переводе означает «совершенно голый». Предположение о том, что район Нильских болот у места впадения Бахр-эль-Газаля был известен египтянам еще задолго до Гомера, высказано автором в гл. 50. Там же приводится догадка о смутных слухах об этой заболоченной местности, дошедших до Гомера. В подтверждение такой гипотезы была дана цитата из «Илиады» о битве между пигмеями и журавлями.[30] Исходя из этого, видимо, нельзя считать безусловно невероятным предположение, что и рассказ Менелая о эрембах отражает неясные слухи о живущих в районе Нильских болот людях, которые ходят совсем обнаженными.

Вот что сообщил автору по поводу этого толкования проф. Литтман (Тюбинген), один из лучших специалистов по финикийскому языку, в своем письме от 11 апреля 1951 г. Литтман не знает такого сочетания, как «эрембош», в финикийском языке, но ему известно древнееврейское слово «эром», которое, правда, тоже означает «нагой».

Он считает, что толковать название «эрембы» при помощи слова «эром» «слишком смело». Однако Литтман не отрицает, что лишь в неполно нам известном финикийском языке, видимо, были слова, которые звучали наподобие еврейских, но случайно не дошли до нас.

Загрузка...