Глава 58. Исследование морей на Дальнем Востоке[1] (около 100 г.)

Марин не указывает, сколько стадий нужно проплыть от Золотого Херсонеса до Каттигар. Он только говорит, что, согласно записям Александра, побережье тянется от Золотого Херсонеса на юг и если плыть вдоль него, то через 20 дней достигнешь города Забы, а от Заб продолжить плавание к югу и держаться левой стороны, [то есть на юго-восток], то через несколько дней достигнешь Каттигар. Марин удлиняет это расстояние, полагая, что слова «несколько дней» были сказаны вместо «много дней».[2]

* * *

Купцы из Дациня часто посещали Фунань [Камбоджа], Йинань [северный Трунбо] и Тяочжи [у устья Красной реки, близ Ханоя]. Однако из жителей этого пограничного государства лишь немногие добирались до Дациня [Римской империи].[3]

* * *

Составителю «Перипла Эритрейского моря» (гл. 55) Индийский океан был известен лишь до Малакки. О странах, лежащих дальше на восток, он имел самые смутные сведения, пользуясь различными слухами. Однако благодаря этим сведениям он первый употребил название «Тина». Примерно четверть столетия спустя географические представления о Дальнем Востоке и о водах, граничащих с Тихим океаном, значительно расширились благодаря ревностным исследованиям Марина Тирского, исключительно ценное и оригинальное произведение которого «Исправление географической карты» (Διόρθωσις τοῦ γεωγραθικοῦ πίνακος), к сожалению, утеряно. Но исследование Марина Тирского послужило основой для величественной картины мира, нарисованной Птолемеем. Блестяще развитая Птолемеем система географических координат, которой он пользовался для обозначения всех известных ему пунктов, была уже подробно разработана Марином. Несомненно, [407] что при этом вкрались весьма значительные ошибки, и все же труд Марина сам по себе поразителен.[4] Исследования Марина имели особо важное значение для получения новых, важных сведений о Дальнем Востоке, которые за немногие десятилетия до него были совершенно неизвестны автору «Перипла Эритрейского моря».

Рис. 4. Карта мира, составленная предшественником Птолемея Марином Тирским. Реконструкция Хонигманом. См. Pauly-Wissоwa, Real-Encyclopädie der klassischen Altertumswissenschait, В. XIV, S. 1785, 1786. [408]


По всей видимости, Марин сам не предпринимал больших путешествий и получал сведения путем опроса. Сколько человек давали ему сведения о морях и берегах Юго-Восточной Азии и кем были эти люди, не известно. Только одного Птолемей называет по имени — некоего Александра,[5] видимо греческого купца, поселившегося в Египте, который сам совершил путешествие к Золотому Херсонесу [Малакке] и к Забам [Сингапуру]. Оттуда он направился далее к главной китайской гавани Каттигаре, местоположение которой представляется спорным. Указание, будто Каттигара расположена на расстоянии «нескольких дней» к юго-востоку от Заб, никак не могло исходить от Александра, и, видимо, Марин сам каким-то образом его определил. В «Перипле Эритрейского моря» было вполне правильно указано (см. гл. 55), что Тина расположена «совсем на север» от Золотого Херсонеса. Марин, на которого Птолемей целиком полагался во всем, что касалось этих областей, видимо, неверно понял какое-то сообщение и неправильно определил местоположение Каттигары. Птолемеева карта Юго-Восточной Азии совершенно ясна примерно до Тонкинского залива и в общих чертах правильна. Далее очертания берегов у Птолемея представляют собой зеркальное отражение действительности, причем побережье близ острова Хайнань следует принять в качестве оси, вокруг которой нужно повернуть карту Птолемея, чтобы она стала верной. Автор высказал предположение, что Птолемей скомбинировал сообщения двух мореплавателей — одного, следовавшего вдоль побережья, и другого, плывшего в открытом море, причем полученные сведения были неправильно объединены.[6] Как бы то ни было, нужно признать, что замечательная карта Птолемея не могла быть создана на основании сообщений одного морехода, хотя бы названного выше Александра. Сведения об очертаниях восточных берегов полуострова Малакки едва ли можно было заимствовать у китайских моряков, возвращавшихся на родину, так как они всячески стремились обойти неудобный для плавания Малаккский пролив, по которому теперь ходят паровые суда. В те времена, как и в наши дни, китайцы часто проникали в восточные моря через Зондский пролив,[7] где господствуют гораздо более благоприятные ветры, чем [409] в Малаккском проливе. В районе последнего только поздней осенью дуют ветры, относительно благоприятные для мореходов, направляющихся с запада на восток.[8] Вероятно, с этим обстоятельством связан тот факт, что Птолемей, как с некоторым удивлением отметил Фольц,[9] вообще ничего не знал о Малаккском проливе. Поэтому он и рассматривал Суматру как часть материка. Видимо, тот мореход (Александр?), на сообщениях которого основывался Птолемей, плыл от Бенгальского залива вдоль Суматры к Зондскому пролилу и поэтому ничего не знал о Малаккском проливе. Это предположение тем более вероятно, что упоминание островов Ментавай, лежащих к югу от Суматры под названием Barusae insulae,[10] а также острова Явы как Ябадиу достаточно ясно характеризует пройденный путь. Во всяком случае, следует иметь в виду, что название «Ява» еще в средние века, например у Марко Поло, применялось как собственно к Яве, так и к Суматре. Итак, вполне возможно, что название «Ябадиу» Птолемей тоже относил к обоим островам.[11] По ту сторону Зондского пролива китайские мореходы в зависимости от времени года и цели путешествия, как правило, плыли западнее или восточнее Борнео. Далее они плыли мимо Филиппин по открытому морю, но не держались вблизи материка, если не собирались войти в Тонкинский залив. Видимо, у Птолемея сообщения о плавании вдоль берегов и в открытом море были каким-то образом неверно объединены.

Ошибки в определении сторон горизонта именно в водах Зондского архипелага встречались еще в средние века у арабских мореплавателей. Там обычно моряки попадали в зону экватора и отчасти даже еще южнее. В течение лета, северного полушария солнце в полдень стоит здесь на севере. Это неожиданное для них явление, видимо, создавало в представлениях у греческих купцов такую же путаницу, как и у финикиян фараона Нехо (см. гл. 9). Если они в качестве пассажиров пересекали на каком-нибудь индийском или китайском, корабле Зондские моря, то в полдень им вполне могло показаться, в соответствии с положением солнца, что они едут на юг, в то время как в действительности корабль держал курс на север. Этим можно психологически объяснить известные несообразности в описании Птолемея или по крайней мере их [410] причины. Верна ли эта гипотеза или нет, не имеет значения для настоящего исследования. Разумеется, могли быть и другие ложные предпосылки, определившие ошибки в данных Марина – Птолемея относительно местоположения Каттигары.

Герман сделал удачную попытку найти объяснение ошибочным данным Птолемея. Он отмечает следующее: Птолемей на основании рассказов мореплавателей подчеркивал,[12] что из Заб дальнейший путь к Каттигаре идет на юго-восток.[13] Это верно, поскольку вначале нужно обогнуть мыс. Однако о том, что после обхода полуострова корабли должны были вновь взять курс на север, мореплаватели забыли рассказать Птолемею или он сам упустил это из виду. Как бы то ни было, он, вероятно, впал в ошибку, предполагая, будто все плавание проходило в юго-восточном направлении, и соответственно поместил Каттигару к юго-востоку от Заб. Объяснение Германа представляется вполне правдоподобным. Правильно оно или нет, установить нельзя. Что к указаниям Птолемея на долготы и широты нужно относиться весьма критически и вносить в них коррективы, подчеркивал еще Фольц.[14] Так, он утверждал в одном месте, что все координаты Птолемея «имеют, естественно, не абсолютную, а относительную ценность».

В остальном Птолемей был прекрасно информирован о реках, городах и торговых путях Восточной Азии, откуда следует, что он, видимо, располагал сведениями о путешествиях по суше. На основании его данных можно легко проследить «дорогу янтаря» к Земландскому полуострову (см. гл. 49), древние торговые пути из Индии в Китай.[15] В соответствии с этим «Загангская Индия» (которая доходила до Трунбо) у Птолемея была отделена от подлинной Страны серов и шелка особой пограничной рекой Серос,[16] возможно Красной рекой. Но пути по открытому морю вели совсем в другом направлении, в Тину и к ее главной гавани Каттигаре, которую Птолемей ошибочно переместил в южное полушарие, к 8° ю.ш., отделив ее, таким образом, от Страны серов неизвестными областями, занимающими значительное пространство. Можно довольно точно проследить, как должен был проходить главный морской путь в Каттигару, так как острова на юго-востоке, которые называет Птолемей, служат хорошими ориентирами, указывающими на путь кораблей.

Прежде всего, как уже отмечалось, упоминается Ява, под названием «Ябадиу». Это переделка на греческий лад индийского названия javadvipa (Явадвипа), что означает «Просяной остров». Так Ява в ту эпоху была названа в «Рамаяне».[17] Суматра, как мы уже знаем, не считалась тогда островом. [411] Однако, как превосходно доказал Фольц, Борнео фигурирует как Остров сатиров, причем под сатирами следует подразумевать обитающих здесь носатых обезьян (Semnopithecus nasicus).[18] Что же касается Маниольских островов, по соседству с Островом сатиров, то, как доказывал автор, их следует идентифицировать только с Филиппинами.[19] Главный остров этого архипелага — Лусон, видимо, в доиспанский период всегда носил малайское название Манила (что означает «зеленеющий»). По-гречески это едва ли может быть передано иначе, чем Маниола.[20] Тот факт, что малайцы к началу нашей эры играли важную роль в морях Южной Азии как мореплаватели и лоцманы, особо подчеркивал Рихтгофен.[21]

Итак, Птолемеем действительно названы как раз те восточные острова, которые расположены на древнем морском пути в Южный Китай.

Каттигаре и ее местоположению посвящена обширная литература: этот город попеременно помещали то в Сингапуре, то в устье Янцзы, то на Борнео. За последнее время восторжествовала точка зрения, которую поддерживал еще Рихтгофен,[22] а затем с незначительными вариациями Хирт и Герман.[23] Согласно мнению этих исследователей, Каттигара должна была находиться в северном Трунбо, в устье Красной реки (Сонг-Коя), недалеко от современного Ханоя. Хирт счел возможным обосновать правильность этого предположения на основе лингвистического сходства, исходя из того, что гавань в устье Красной реки раньше носила название Кауте или Катик. По звучанию это очень близко к Каттигаре. Однако позднее Герман доказал, что название Катик появилось не ранее X в. и что до того гавань называлась Тяочжи. Нет также никаких доказательств того, что эта гавань («Кангига» Марко Поло)[24] имела важное значение во времена Птолемея. Но это предположение решительно опровергается следующим аргументом.

Как уже упоминалось, Птолемей знал Красную реку как границу между Индией и Страной серов под характерным названием Серос. Но его страна Тина расположена совсем в другом месте, вдали как от Индии, так и от Страны серов, а Каттигара расположена не в устье Сероса, а на реке Коттиарис.[25] На своем пути в Каттигару мореплаватель Александр ничего не слышал [412] ни о Красной реке, ни о Тонкинском заливе. Но китайцы не могли построить свою важнейшую в то время морскую гавань в чужом, угрожаемом со стороны аннамитов районе. К тому же, исходя из удобства коммуникаций, китайская гавань должна была находиться на южном конце сети внутренних водных путей. Исходя из этих соображений, автору представляется основательной гипотеза, выдвинутая Кипертом, Гюнтером, Герини и Телеки.[26] И он надеется подкрепить ее вескими доказательствами.[27] Суть этой гипотезы состоит в том, что Каттигару следует искать только в заливе Ханчжоувань, куда в то время впадал южный рукав Янцзы.[28]

Этот залив служил южным выходом в море для Великого канала, имевшего огромное значение, а также для величайшей китайской реки. Итак, Каттигара была как бы предшественницей блестящей средневековой гавани, находившейся недалеко от современного Ханчжоу. Марко Поло прославлял эту гавань, которую он называл Кинсай, свыше всякой меры.[29]

Рихтгофен особенно подчеркивал необычайно важное значение залива Ханчжоувань для китайской торговли в древности. Он указывал на то, что здесь когда-то находилось «устье большого рукава Янцзы», через которое морские корабли могли «передавать свой груз речным судам».[30]

Во всяком случае, Каттигару можно и нужно считать только китайской гаванью. В этом случае остается лишь принять изложенную выше гипотезу

Далее Каттигары кругозор древних никогда не распространялся, но эта гавань во II в. н.э. превратилась в важный торговый центр для крупных купцов из Средиземноморья. Хирт несколькими смелыми штрихами обрисовал значение Каттигары для торгового флота Запада в эпоху Римской империи (Pax Romana). Вот что он пишет:

«То было время сирийского влияния в истории международной торговли когда, возможно, тот же самый купец, компаньон которого находился в Массилии, Александрии или где-нибудь на Средиземном море, с напряжением ожидал известий о продаже купцам в Каттигаре крупных партий сирийского пурпура, имитаций драгоценных камней, римских диковинок и т.п.».[31]

При любых обстоятельствах Каттигара, несомненно, была самым отдаленным пунктом, которого когда-либо достигали западные мореплаватели в [413] древности. Согласно Хирту, она была «конечным пунктом торговли Запада».[32] Марин называет ее «местом обитания людей из Сины и началом неведомой земли».[33] Берега и гавани Камбоджи, Трунбо (Тонкин) и Бакбо, как об этом свидетельствует книга «Ляншу» II в. н.э. (см. оригинальные тексты), также были ареной энергичных разведок западных купцов, но они, видимо, никогда не предполагали, как близко от них была там Страна серов. Если мы вспомним, что речь идет о гаванях Тихого океана, то поистине должны принести дань восхищения достижениям народов-мореплавателей классической древности.[34]


[Дополнения и поправки из 2-го издания II тома]

[471]

[…]

К гл. 58 (Марин и пути парусных судов при плавании из Индийского океана в Тихий)

О Марине Тирском, этом выдающемся предшественнике Птолемея, мы, к сожалению, знаем очень мало. Судя по сообщению араба Масуди, который [472] еще в X в. мог для своего географического труда использовать рукопись Марина, последний жил в правление Нерона. Это утверждение опровергается новейшими исследованиями Хонигмана[35] и Вурма,[36] из которых следует, что деятельность Марина протекала в основном с 107 по 114 г. до н.э.

Еще до Фольца Дройзен предложил толковать птолемеевы Barusae insulae как острова Ментавай.

Предположение автора этих строк, что парусные суда при плавании к юго-восточному побережью Азии охотнее пользовались Зондским проливом чем Малаккским, поставлено под сомнение. В дополнение по этому вопросу нужно сказать следующее.

В течение большей части года пересечение парусными судами Яванского и Южно-Китайского морей очень затрудняется сильным северо-восточным муссоном. Поэтому древние избегали в этот период пользоваться Малаккским проливом и предпочитали ему Зондский или другие, расположенные значительно восточнее проливы. Это относится и по меньшей мере к судам, следовавшим из Европы и от мыса Доброй Надежды. Между тем парусники из Индии, особенно спускающиеся к морю по Гангу, несомненно были сильнее связаны с Малаккским проливом. На картах ветров Германской морской метеослужбы для парусников, следующих из Европы в Китай, рекомендуется выбирать следующие пути:

Месяцы / Морской путь в Китай

Март – июнь / Зондский пролив в конце этого периода или при определенных условиях еще более восточные пути

Август – октябрь / Зондский пролив

Ноябрь – декабрь / Малаккский пролив для плавания в Таиланд и Намбо, а при плавании в Китай по возможности гораздо более восточные пути

При возвращении из Китая парусникам рекомендуется, наоборот, пользоваться Зондским проливом. Разумеется, эти рекомендации не распространяются на суда, намеревающиеся зайти в гавани Трунбо, Таиланда или южной Малакки. С Малаккским проливом, конечно, в первую очередь был связан тот, кто в древности или в средние века хотел посетить Палембанг (на востоке Суматры). Эта гавань еще в период арабского владычества играла важную роль как место, где купцы находили приют и могли нагрузить свои суда пряностями.[37] [473]

К гл. 58 (остров Сатиров и Манъола)

Как сообщил автору проф. Штехов, ни в коем случае нельзя считать, как это делал Фольц, что птолемеев «Остров Сатиров», то есть современный Борнео, получил свое название в древности от носатых обезьян (Semnopithecus nasicus). Эти обезьяны не относятся к человекоподобным, а следовательно, нисколько не похожи на сатиров. Кроме того, они слишком низкорослы, не выше собаки. Дать повод к такому названию острова могли только большие орангутанги, которых и поныне коренные жители острова называют по-малайски «лесными людьми». Среди малайцев и теперь распространено поверие, что орангутанги — настоящие люди, которые только не хотят говорить, чтобы их не заставили работать на европейских плантациях. «Несомненно, именно эти существа, которые своим сходством с человеком напоминают злую карикатуру на него, были источником легенды о сатирах».

По вопросу о знакомстве древних с Филиппинами автор обратился за консультацией к малайскому ученому д-ру Джамалю Удину. В мае 1929 г. он сообщил, что к началу нашей эры малайцы совершали уже столь дальние исследовательские плавания, что достигли Филиппин, и не раз повторяли такие походы. «Манобо с острова Минданао, которые, как известно, считаются потомками древнейшего коренного населения, по моему мнению, скорее ведут свое происхождение от древнейших малайских переселенцев, прибывших, правда, с северного Целебеса. Еще и поныне люди из племени манобо или маноро) принадлежат к правящей верхушке князей в области Боланг-Монгондо (северный Целебес)… Я не исключаю возможности того, что у Птолемея неоднократно приводятся малайские названия, а в малайских хрониках — греческие». Последняя фраза относится к высказанному автором в 1936 г. предположению, что Птолемей называл Маньольскими островами крупнейший остров Филиппинского архипелага — Лусон, который раньше во всех соседних странах именовался Манилой.[38] Но «манила» — это малайское слово, которое произошло от «манила», то есть «зеленеющий», подобно тому как «малакка» означает «краснеющий».

Более частый обмен мнениями с д-ром Джамалем Удином позднее оказался, к сожалению, невозможным, так как голландские власти арестовали его по подозрению в участии в национально-освободительном движении и заточили в тюрьму. Сильное влияние средиземноморских стран на китайскую культуру в самом начале нашей эры подтверждается бронзовыми изделиями периода Ханьской династии. На этих изделиях «можно обнаружить сильный отпечаток средиземноморской культуры».[39]

Загрузка...