Новелла ГДР. 70-е годы

ПЕТЕР АБРАХАМ Господину адвокату, лично!

© Verlag Neues Leben, Berlin, 1970.

Многоуважаемый господин адвокат!

Вы просили меня дать более подробные сведения по моему делу.

Может быть, Вам важно будет узнать, что выросла я в детдоме, потому что мои родители погибли во время войны, когда мне было пять лет. Говорят, мама была замечательной хозяйкой. А отец мой был архитектором. К сожалению, по его стопам я не пошла: неважно училась в школе. Но и ничем другим мне не хотелось заниматься. И раз шансов получить хорошую специальность я для себя не видела, то решила поскорее выйти замуж. Я хотела всю свою жизнь целиком посвятить любви и семье.

И еще я решила, что в мужья выберу себе обязательно человека необыкновенного.

Без всякого удовольствия окончила я курсы продавщиц дамского нижнего белья. После окончания меня послали на работу в небольшой городок. Сняла меблированную комнату. Хозяйка, очень милая пожилая дама, приняла меня как родную. Она рассказала, что до меня эту комнату снимал господин Калибан, инженер-строитель по профессии, и показала его фотографии. Мне он понравился.

Однажды в наш магазинчик вошел моряк: городок-то у самого моря и моряки у нас гости частые. Он долго рассматривал все, что было выставлено, но так ничего и не купил. Не стал он ничего покупать и на другой день, и на третий, и на пятый.

Звали его Эрнест, и носил он пушистые рыжие усы. Все девушки и даже замужние женщины заглядывались на него. Вот какой он видный парень! Когда он пригласил меня прогуляться, я сперва отказалась. Так, для виду. А потом все же пошла. Магазинчик женского белья мне к тому времени вконец осточертел. И я мечтала, что Эрнест вызволит меня из этой дыры. Но он все откладывал и откладывал день обручения. Некоторые мужчины никак не могут решиться. Приходится на аркане тащить их к собственному счастью. Я решила именно так с Эрнестом и поступить.

И вот еще: я почувствовала, что у меня будет ребенок. Я хотела сказать об атом Эрнесту в день его рождения: то-то он обрадуется. Но он пропал. И больше не появлялся — совсем! Я, конечно, ужасно расстроилась, а потом сказала себе: если он ко мне не приходит, значит, незачем ему и знать, что может стать отцом.

Когда мне исполнилось девятнадцать, родилась Юлия. Зарабатывала я негусто. Чтобы получать побольше, нужно было окончить специальные вечерние курсы. Я отказалась. Если уж я не вижу Юлию целыми днями, то пусть хоть вечера будут нашими.

Потом я познакомилась с известным артистом из районного театра. Актеры мне всегда нравились: они такие обходительные. Я тоже понравилась Лоренци, против Юлии он ничего не имел. Она ему даже нравилась, потому что ее имя напоминало ему название одной пьесы. Мы переехали в его квартиру, и я ушла с работы. Он был доволен. Действительно, смешно было бы, если бы я, фактически его жена, продолжала бы продавать бюстгальтеры. Мы очень любили друг друга. И я делала все, чтобы он меня не разлюбил. Почти каждый вечер я ходила в театр. А после спектакля мы еще подолгу засиживались в театральном буфете, где болтали с другими актерами. Многие завидовали Лоренци. Как-то после представления двое его друзей спросили меня:

— Неужели ты еще не выучила «Эгмонта» на память?

Они отвели меня в туалетную комнату и нарядили в костюм Лоренци. На меня натянули его парик, загримировали. Зачем? Чтобы в буфете я сыграла кусочек из роли Эгмонта. Лоренци обязательно посмеется над этой шуткой, думала я. Потому что так я смогу показать ему, насколько дорога мне его профессия. Я изо всех сил старалась говорить с его интонациями. Все пришли от меня в полный восторг.

Один Лоренци, весь красный, бросился прочь из театра, ни с кем не попрощавшись. Дома я застала его в слезах.

— Ты меня убила, уничтожила! — кричал он, — Неужели ты считаешь, что я так бездарен? — И он закрыл заплаканное лицо ладонями.

Несколько недель подряд Лоренци то и дело открывал газовый кран. Но мне каждый раз удавалось его спасти.

— Ты больше в меня не веришь, — причитал он.

А потом он вдруг исчез — совсем! Написал только письмо, что нашел якобы другую женщину, которая вернула ему его талант.

Моя старушка хозяйка посоветовала мне поехать в окружной центр, чтобы забыть там о Лоренци.

Без ее ведома я записала себе адрес ее бывшего жильца, господина Калибана. Хозяйка столько рассказывала мне о нем, что меня так и подмывало познакомиться с ним. На первое время я оставила Юлию под присмотром хозяйки и отправилась в город. Квартиру господина Калибана я нашла быстро. Он жил у самого канала. Недолго думая, я позвонила в дверь и объяснила, что хочу передать ему привет от бывшей хозяйки.

Он оказался именно таким, каким я себе его представляла: сильным и в то же время добрым человеком, которому, казалось, было дано все, чтобы завоевать мир. Из разговора с ним я поняла, что у него, наверное, железный характер: без этого с трудностями на стройке не справишься.

Квартира у него была большая, только страшно запущенная.

Я это ему и выложила. Узнав о моих житейских затруднениях, он сразу предложил мне одну из своих четырех комнат. Сначала я хотела подыскать себе работу — но уж, пожалуйста, никакого дамского белья! И без спешки! Моих скромных сбережений вполне хватало, чтобы продержаться с месяц. Для начала я прибрала квартиру Калибана, несколько раз приготовила ему обед. В заводской столовой кормят неплохо, но домашняя готовка, я думаю, домашней и остается.

Через неделю Калибан спросил, не соглашусь ли я на время вести его хозяйство. Я с радостью согласилась.

О Юлии я ему из осторожности ничего не говорила. Я знала, что господин Калибан терпеть не может шума, а Юлия у меня сорвиголова. Хотя я себя очень хорошо чувствовала у Калибана, дочери мне очень не хватало. Виделись мы с ней лишь по воскресеньям. Как-то вечером Калибан подарил мне букет роз и сказал:

— Фрейлейн Эва, прошу вас стать моей женой.

Я в эту секунду выглядела, наверное, очень глупо от счастья и не переставая хлопала ресницами. Он смутился и сказал:

— Ну вы ведь все равно ведете мое хозяйство, и люди в доме уже поговаривают о нас…

— Если в этом дело, — заорала я, — убирайтесь ко всем чертям!

Ночью Калибан постучал в мою дверь со словами:

— Фрейлейн Эва, я забыл вам сказать: я люблю вас!

Ясное дело, я тут же дала согласие. Мы подали заявление. Но когда мы занимались всякими там формальностями в загсе, я вдруг вспомнила, что ничего не сказала ему о Юлии. Господин адвокат, попытайтесь поставить себя на мое место! Разве могла я именно в загсе открыть Калибану всю правду? Вот и вышло, что, когда делопроизводитель спросил о наличии детей, я воскликнула:

— Боже мой, я оставила мою сумочку на скамейке!

Калибан, конечно, быстро выбежал на улицу, он всегда был очень предупредителен.

Эти секунды я использовала, чтобы записать Юлию в книгу. Клянусь вам, господин адвокат, я хотела дома все-все объяснить Калибану! А потом испугалась: вдруг из-за этого наша свадьба расстроится — я уже успела влюбиться в Калибана. Лотерея должна быть беспроигрышной. Я позвонила хозяйке, чтобы они с Юлией приехали в день свадьбы. Пусть приедут вечерним поездом, после бракосочетания. Там я как-нибудь выкручусь…

Калибан хотел отпраздновать свадьбу скромно-скромно. А я успела уже договориться с его постройкомом. Настоящая, большая свадьба всегда была моей мечтой. Ну посудите сами, господин адвокат, кто станет скрывать свое счастье?

Я заказала у знакомой портнихи шикарное платье. Утром в день свадьбы Калибан потребовал, чтобы я его не одевала.

— Не то наша маленькая, тайная свадьба окажется под угрозой, — сказал он. — Мне не хочется, чтобы на нас глазели.

В это мгновение под нашими окнами грянул духовой оркестр, который пришел провожать нас до ратуши. Когда мы спустились, перед нашими дверями стояло человек пятьдесят с его стройки. Откуда ни возьмись появилась Юлия и закричала:

— Мамочка, мама, ну и красивая же ты!

Они с нашей бывшей хозяйкой приехали, оказывается, утренним поездом.

— Кто это? — спросил Калибан.

Отступать было некуда.

— Моя дочка, дорогой!

Лицо его оставалось спокойным, ни один мускул не дрогнул. Мне стало так стыдно, что я обманула Ганса Калибана, — даже слезы на глазах появились. А Калибан просто взял Юлию за руку, и мы пошли в ратушу. Ни одного плохого слова он мне не сказал. Наоборот. И свадьба у нас вышла замечательная. Как раз такая, о какой я всегда мечтала.

Ночью, когда Юлия заснула, настала минута, которой я так боялась. Мы остались наедине.

— Прости меня, — сказала я.

Он махнул рукой:

— Не будем об этом!

— Эва, — сказал он несколько погодя, — хорошо было бы, если бы всю жизнь мы жили счастливо… и… не обращая на себя внимания…

— Я буду жить для тебя и Юлии, — ответила я. — Но почему ты боишься, чтобы нас заметили?

— Жизнь чему не научит, — объяснил он. — Возьми школу. Двоечников и прогульщиков оставляли после уроков, вызывали на педсовет. Отличники получали награды, зато нагрузок у них было выше головы. А у нас, середнячков, все шло как по маслу, никто на нас внимания не обращал.

У меня перед глазами ужасный пример: староста нашей студенческой группы. Он всегда получал повышенную стипендию. А сейчас он сидит в главке — весь седой!

— Я всегда восхищалась мужчинами, способными на большие дела, — ответила я.

— Такой уж я уродился, — усмехнулся он. — Свой свет я при посторонних не включаю.

Калибан, Юлия и я — мы жили счастливо. Днем я татушкалась с Юлией и хлопотала по хозяйству. Хозяйка я хорошая. Не проходило недели, чтобы я не побаловала Калибана новым блюдом. И вообще я не из тех женщин, которые в супружестве опускаются. Если разобраться, то весь день я готовилась ко встрече с Калибаном. Прибираясь в квартире, я думала о нем. И всегда загадывала, чем он меня порадует. Он всегда придумывал всякие занятные штуки.

Время от времени нас навещали коллеги Калибана. Ему это претило. Но он говорил, что совсем отрываться от людей нельзя, мы же не отщепенцы какие-то.

У начальника моего мужа, господина Мая, была уютная дачка. Особенно понравилась мне жена господина Мая, учительница. Мы с ней подолгу разговаривали. Наконец-то я нашла человека, которому в деталях могла рассказать, как я готовлю и хозяйничаю. Позволю себе утверждать, что кое-чему она у меня научилась. Но все-таки она меня не совсем понимала.

— Неужели вам в жизни ничего не надо, кроме собственного дома? — удивлялась она.

Она не могла взять в толк, что каждая кастрюля с едой — кусок моей любви к Юлии и Калибану. Калибан разъяснял, что нечего, мол, мне навязывать свое мнение фрау Май.

— Такими речами ты лишь обращаешь на себя внимание, — говорил он. — Может, тебе стоило бы пойти на какие-нибудь курсы в народный университет? Помешать это не помешает, и все увидят, что ты над собой работаешь.

— И чем заняться, домоводством? — поинтересовалась я.

— Ради всего святого! — ужаснулся он. — Ну… например… кибернетикой.

— Кибернетика? А с чем ее едят?

— А-а, не все ли равно, — сказал он. — Главное, это современно.

Дома Калибан предложил мне подыскать себе работу на полдня. Я ведь как будто имею свидетельство продавщицы дамского белья.

— Разве у нас не хватает денег? — спросила я.

— Почему же, — сказал он. — Просто я не желаю, чтобы на нас все обращали внимание, когда мы появляемся на людях: такая молодая, и ничего, кроме кухни.

Господин адвокат, в этот миг мне стало ясно, что этот Ганс Калибан, за которого я вышла замуж, — просто трус!

— Ты мне отвратителен! — крикнула я.

А он взял и раздвинул наши кровати. Мне он ничего не ответил. Вот как он реагирует на критику!

Несколько недель Калибан разговаривал только с Юлией. Когда ты день-деньской сидишь дома, то ждешь не дождешься, как бы с кем поговорить. Поэтому я частенько подслушивала их разговоры — чтобы не забыть голос Калибана. Однажды Юлия спросила, что он делает вечерами за письменным столом.

— Сижу и изобретаю, — ответил он.

Значит, Калибан не бездарь! Насколько я поняла, работал он вот над чем: громадные баллоны помещают в металлические рамы, а потом надувают. Потом все это опрыскивается бетоном. Когда все подсохнет, надо выпустить воздух — и готово тебе складское помещение!

В эти злосчастные дни я столкнулась на улице с отцом Юлии, Эрнестом. Он стал настоящим взрослым мужчиной. А усы и бородка стали у него еще пушистое.

— Ты по-прежнему на флоте? — спросила я.

— Ясное дело, — ответил он. — Кэп на буксире. А ты никак не распродашь свои бюстгальтеры?

— Я домохозяйка, — заявила я. — А ты… ты женат?

— Как же, окрутишь меня! — воскликнул он, смеясь.

— Что верно, то верно, — кивнула я. — Зато у тебя есть дочка. — И я кивнула в сторону Юлии, которая занималась балансировкой на кромке тротуара.

— Не может быть! — поразился он. Но я-то знала, что он сразу мне поверил.

— Эва, девочка моя, — сказал он и обнял меня прямо на улице. — Я скотина, потому что не женился на тебе. Брось все! Уходи ко мне!

Юлия смотрела на нас дикими глазами. Я вырвалась из его объятий. Объяснила, что вышла замуж. Он сказал, чтобы я разошлась. Я, конечно, не стала в это дело вникать, но опять почувствовала большую симпатию к нему. Я уже упоминала, что дом наш стоит у самого канала. Я сказала Эрнесту, что должна сперва во всем хорошенько разобраться.

— Если я вывешу в окно синий пластиковый мешочек на венике, можешь приезжать за мной на своем пароходе!

— На буксире! — поправил он.

Когда-то Эрнест оставил меня, но я была готова снова в него влюбиться.

— Слушай, а не разойтись ли нам, — сказала я однажды вечером Калибану. Я рассчитывала хоть так втянуть его в разговор.

— Одно несомненно, — сокрушался он, — живя с тобой, не обращать на себя внимания невозможно. — Он даже разозлился. — Представляешь, о чем они там, на суде, будут спрашивать?

— Просто смешно, — сказала я. — Ты хочешь жить тихо, как мышка, а постоянно обращаешь на себя внимание. Я же ничего не хочу… только любить вас… и тоже не получается…

— Чего ты от меня, вообще говоря, хочешь? — обозлился он.

— Жене хочется гордиться мужем, — сказала я.

— Ничего такого, чтобы гордиться, во мне нет. Я не тщеславен.

— А что, кстати, с твоим изобретением? — спросила я. Он удивился, что я в курсе дела.

— Это мое хобби, — отрезал он. — И не подумаю реализовать эти чертежи! Представь себе, что я все пробью, они меня, чего доброго, упекут в руководство секции рационализаторов. А могут поручить заниматься всеми новаторами района. А если окончательно не повезет, выберут еще в окружной совет.

— Эх, будь у меня твои способности! — вздохнула я. — Я ведь только белье продавать училась…

Я вывесила в окно синий полиэтиленовый мешочек. Но какая-то ворона располосовала его. Вечером Калибан сказал мне:

— У нас ищут помощника повара. Велено спросить, не заинтересуешься ли ты.

Я посмотрела на него с ненавистью.

— Видишь ли, — проговорил он пристыженно, — раз ты без конца хвастаешься своими рецептами…

Вечером я снова вывесила в окно синий пакет. Вдруг ранним утром Эрнест пройдет по каналу…

Всю ночь я не сомкнула глаз. Вообще-то готовить я и впрямь люблю. Еще затемно я убрала синий пакет и вместе с Калибаном пошла на стройку.

Несколько дней спустя я предложила шеф-повару парочку вещей. А этот недотепа зашипел: не суйся, куда не просят, шинкуй капусту — и баста! Ну, дружочек, подумала я, уж я и насолю тебе. И пересолю тоже. Целую неделю я тайком пересаливала суп.

В понедельник все смолчали. Во вторник кое-кто начал шушукаться. А в среду многие вернули суп на стойку. В четверг те, у кого были абонементы, потребовали уволить повара. Зато в пятницу меня поймали на месте преступления: я как раз подсыпала соль в бак.

С Калибаном чуть инфаркт не случился. Заседание конфликтной комиссии перенесли из комнаты постройкома в столовую — столько народу набилось. Все жаждали мести. Конечно, господин адвокат, кому охота есть пересоленный суп — но я ведь только и хотела, чтобы разобрались с моими предложениями.

Некоторые стали обвинять меня в саботаже. Ну, тут я им все и выложила! Разложила по полочкам, какой обед можно приготовить, если пораскинуть мозгами. И буря, которая чуть не смела меня, обрушилась на повара. У него-де еда и невкусная, и пресная, и гарниры никуда не годятся, а обо мне на время забыли.

Три часа спустя был вынесен приговор. Всем, кто того потребует, я была обязана вернуть деньги за испорченную еду. Сумма собралась — ужас! Восемьсот марок. Многие отказались получать с меня деньги. А Калибан — тот получил все сполна. И вид у него был при этом такой, словно мы и не знакомы вовсе. Кроме того, в решение комиссии записали, что я обязуюсь пройти курсы переподготовки поваров. Калибан снова раздвинул наши кровати…

«Навсегда», как он выразился. К сожалению, в это время лед сковал воду канала. Тут-то я и обратилась к вам, господин адвокат.

О нашем деле в городе много пересудов. Один репортер хотел во что бы то ни стало описать его в газете.

Но разве я могла так обидеть Калибана! Я отговаривала репортера и так и эдак. Это не по-социалистически, сказала я ему, интересоваться «негативами».

— Ну так дайте мне что-нибудь для истории с «позитивом», — сказал он, потому что думал, что у меня ничего в запасе не найдется.

И тогда я рассказала ему о хобби Калибана, показала чертежи. Появилась большая статья со снимками и мнениями специалистов. Калибан был вне себя. Несколько дней он даже пробюллетенил.

Многоуважаемый господин адвокат, в своем последнем письме Вы сообщаете, что нас, скорее всего, разведут. Я просто обязана сказать Вам всю правду, не то кандидатура Калибана может не пройти при выдвижении в окружной совет. Я солгала Вам, когда писала, что он бил меня. Он меня и пальцем не тронул. Наверное, эта моя ложь может помешать ему и при выдвижении на почетную должность председателя районного совета новаторов, при выборах в постройком. Господин адвокат, мне очень нравится, как Вы составили бумаги, но не могу умолчать и об ошибках, довольно обидных. Вы пишете: «Супруг вел себя по отношению к супруге бесчувственно и неуважительно, что, естественно, привело к их отчуждению».

Разве я забыла Вам рассказать, что мой муж бросил курить, потому что из-за сильного запаха табака мне иногда было неприятно его целовать? Вы сами курильщик и знаете, чего это стоит. Да и то место, где Вы упоминаете о раздвигании кроватей, — тоже преувеличение. Видите ли, после того как я расплатилась со всеми держателями абонементов, я скопила денег и купила в мебельном магазине большую, так называемую французскую, кровать.

Но чего я никак Вам простить не могу: как Вы осмелились усомниться в любви Калибана!!! И еще: как Вы можете утверждать, будто я хоть раз говорила, что я не люблю своего мужа.

Я вижу, господин адвокат, мы с Вами совершенно друг друга не поняли.

Дело о разводе с сегодняшнего дня прошу считать недействительным.

Разумеется, я беру на себя возмещение сделанных Вами затрат.

С уважением

Эва Калибан (помощник повара).

Перевод Е. Факторовича.