Он. Она. Другая (СИ)

Глава 16. Хорошие люди должны быть счастливы

Сабина

— Раздевайтесь! — приказывает мужчина, включив тусклый свет в салоне. Я поворачиваю голову и смотрю на него изумленно.

— Что простите? — тихо переспрашиваю, вцепившись в ворот тренча.

— Плащ снимайте, он мокрый. Простудитесь.

— Ааа, — рассеянно тяну я. — Но у меня ничего нет больше.

Он подается вперед, я же, испугавшись домогательств, ерзаю в кресле, двигаясь ближе к двери. Надеюсь, он не заблокировал ее, и я смогу выскочить. Однако не обращая на меня внимания, он протягивает руку, спускает с пассажирского сидения сумку и недолго шарит в ней.

— Вот сухая ветровка. Можете надеть, — протягивает мне черную ткань со значком известной спортивной фирмы. Я принимаю ее дрожащими руками, а он возвращается в исходное положение и показывает взглядом на квадратную картонную пачку в проеме между панелью и коробкой передач. — Салфетки.

— Спасибо большое, — шепчу я, убирая с лица мокрые спутанные волосы. Затем я вытаскиваю из упаковки несколько штук и принимаюсь протирать лицо и шею.

Мужчина нажимает какие-то кнопки на приборной панели, а кресло подо мной становится теплым-теплым.

— Сейчас согреетесь. Я включил печку.

Последовав его совету, все-таки убираю сумку, расстегиваю плащ, снимаю его, но замираю в нерешительности, потому что не знаю, куда его деть.

— Назад бросьте.

— Но я вам все там намочу.

— Ничего страшного.

— Хорошо, — послушно киваю и делаю, как велит.

— Я выйду, а вы переодевайтесь, — он дотрагивается до ручки.

— Там же дождь!

— У меня зонт в машине, — мужчина снова убирает руку назад и вытаскивает черный зонт. Склад у него там что ли? — И вы же быстро, я надеюсь? — усмехается. — Подглядывать не буду.

Он выходит, раскрывает зонт и встает спиной к окну. Я быстро снимаю мокрую кофточку, надеваю ветровку, выкручиваюсь как уж на сковороде, чтобы убрать еще и бюстгальтер. Лифчик прячу в сумку. Сразу становится неуютно и неудобно без него. Зато хотя бы в сухом, только джинсы влажные.

Бедный мужчина все ещё стоит под дождем. Я тянусь к водительской двери и стучу в окно. Незнакомец оборачивается и уже через пару секунд оказывается на своем месте.

— Вот это погодка, — ворчит он. — Вы согрелись?

— Да.

— Хорошо. Теперь моя очередь.

В салоне действительно становится очень тепло, в то время как на улице бесчинствует проливной октябрьский дождь. Завороженно смотрю на лобовое стекло, по которому стекает вода. Сидим с мужчиной в полной тишине. Боковым зрением вижу, что руки его лежат на руле. Мне отчего-то стыдно и неудобно перед ним. Наверное, я его задерживаю. Но сейчас мне некуда больше идти.

— Простите меня, — виновато говорю я, опустив глаза.

— За что? — удивляется он.

— Я не собиралась бросаться под вашу машину. Я просто…

Слова застряли в горле и слезы снова так некстати подступили, потому что вспомнила признание мужа.,

— У вас что-то случилось? — участливо спросил он. Голос у него спокойный, с хрипотцой.

Молчу, поджав нижнюю губу и раздумывая над тем, почему в моменты беспросветной мглы я оказываюсь с незнакомыми людьми, которые проявляют ко мне больше интереса, чем муж. Вспоминаю, что даже когда родители умерли, я просила его остаться со мной, обнять, сказать, что все будет хорошо. Я всегда только и делала, что выпрашивала у него хотя бы толику нежности. Как щенок, который подбегает к хозяину, высовывает язык, ждет похвалы, ласки и угощения в награду.

— У меня, — устало сиплю, смотря на бесконечные капли и прокручивая обручальное кольцо на пальце, — случилось. У мужа два года…вторая семья. Любимая женщина, сын. А меня он, оказывается, не любил никогда. Меня ему навязали, — горько шепчу я и изо всех сил тяну кольцо, которое никак не поддается. — Потому что мальчик должен был жениться на “своей” — хорошей, домашней девочке. А он оказывается поторопился, а потом ее встретил. И любовь у него случилась настоящая. А я так — просто ширма, удобная жена. Черт! Застряло! Не могу снять это дурацкое кольцо!

Теряю терпение, срываю голос. До боли в суставах и новой порции слез выкручиваю символ своей ненужной любви. Я ведь спрашивала его однажды: почему не носит? Он сказал: мешает. Вот и я все четыре года видимо была для него костью в горле.

— Успокойтесь, слышите? — незнакомец наклоняется ко мне, накрывает мои ледяные пальцы своими и сжимает их. Сразу чувствую этот контраст. — Посмотрите на меня! Посмотрите!

Поднимаю голову и фокусируюсь на его глазах. Черные, как ночь, как бездна, но при этом задумчивые и внимательные.

— Теперь сделайте глубокий вдох и выдох, — просит он, не отпуская. — Давайте вместе. Вдох, — оба одновременно набираем в легкие воздух. — И выдох. Вдох…и выдох. Молодец. Полегчало?

— Немного, — бормочу я, касаясь кончика воспаленного, мокрого носа.

В сумке, брошенной на пол, оживает телефон. Поднимаю ее, открываю и вижу, что звонит Таир. Сбрасываю. Проверяю журнал звонков и с удивлением обнаруживаю несколько пропущенных от него. Странно, почему я не слышала? Смотрю на часы и понимаю, что вот-вот должна приехать подруга, поэтому набираю ее и жду ответа.

— Саби, я вот только к тебе выезжаю. Прости, задержалась, — сходу извиняется она. — Но зато к моему приезду ты все соберешь и мы быстренько загрузимся.

— Ксюш, подожди. Не надо приезжать. Обстоятельства изменились. Видимо, вещи я вывезу завтра.

— Ты что там плачешь что ли? — голос подруги стал жестче. — Он тебе что-то сказал? Он тебя обидел?

— Сказал, но не мне. Я, — рвано вздыхаю, — я потом тебе все расскажу. Хорошо?

— Если он тебе что-то скажет, я порву его как тузик грелку. А потом мы пустим его на удобрения для Айкиных цветов.

— Не надо…никого рвать. Я все объясню, Ксюш.

— Хорошо. Только ты мне позвони завтра. Я приеду.

— Спасибо тебе большое, — шепчу я и отключаюсь.

Ну вот, Ксюша выбрала карьеру, Айгерим свое дело. А я — семью, кастрюлю, ползунки. А теперь ни карьеры, ни семьи. Зато у меня есть моя девочка. Моя светлая и веселая зажигалочка, мой свет в этом длинном тоннеле.

Таир снова звонит, я сбрасываю. Неужели непонятно, что я не хочу с ним говорить? Отключаю телефон, чтоб не действовал на нервы и убираю его в сумку. Все это время хозяин машины молчит. Решаюсь взглянуть на него краем глаза. Он сидит, откинувшись на спинку кресла и смотрит в лобовое стекло. Одна рука на руле, другой он трет подбородок. Задумался. Волосы у него черные, густые и мокрые. Щетина, нос чуть больше обычного, губы не тонкие. Отчего-то кажется, что он такой же хладнокровный, как Таир. Не выражает эмоций, говорит коротко и по делу.

— Простите, как вас зовут? — нарушаю неловкое молчание.

— Нариман, — поворачивает голову в мою сторону. — А вас?

— Сабина. Спасибо вам за все, Нариман. Я пойду, — тянусь к дверной ручке.

— Куда вы пойдете в такой дождь?

— Но я вас задерживаю, — возражаю я.

— Я никуда не тороплюсь. Говорите адрес, довезу вас до дома.

Нариман весь собирается, выпрямляется и кладет руку на рычаг коробки передач. Взгляд невольно цепляется за смуглую крепкую ладонь с выпирающими на ней венами.

— Котовского 250, - тихо произношу я, а он усмехается. — Что такое?

— Да мне туда же, — уголок его рта тянется вверх.

— Правда? А к кому вы?

— У меня брат двоюродный там живет. Исламхан.

— Серьезно? — удивляюсь я. Никогда не видела у Ислама этого мужчину. — Их дом наискосок от нашего, — осеклась на полуслове. — То есть от дома мужа. Мы с его женой, Лейлой общаемся, — я вдруг внезапно понимаю, что сболтнула лишнего. — Только пожалуйста, не говорите им ничего.

— Нет, конечно. Я же не сплетник, — хмурится мужчина.

— Спасибо, — благодарю вполголоса и отворачиваюсь к окну.

Дождь постепенно стихает, а по стеклу все еще бегут наперегонки капли. В вечерних сумерках растворяется день и зажигаются редкие фонари. Мимо проплывают крыши одноэтажных и двухэтажных домов, почерневшие заборы и деревья. Скоро я навсегда покину этот район, к которому привыкла.

— Где остановиться? — спрашивает Нариман, мельком взглянув на меня.

— Лучше здесь. Я дойду.

В салоне горит тусклый свет. Нариман кивает, а я вдруг улыбаюсь ему в знак благодарности за то, что не бросил у дороги, как облезлую собаку.

— Я желаю вам счастья, Сабина, — сказал он, припарковавшись вдоль соседнего забора.

— И вам того же, — искренне повторяю я, но выходить не спешу отчего-то. — Простите, а вы женаты?

— Нет, — качает он головой и тоже улыбается. Впервые за время, проведенное наедине.

— Почему?

— Да как-то не сложилось, — хмыкнул Нариман. — Работы много, дел всяких. А может, не встретил еще своего человека. Хотя лет мне уже много.

Интересно, много — это сколько? На сорок уже точно не тянет.

— Можно я дам вам совет? Вы, конечно, вправе им не воспользоваться, потому что кто я такая, чтобы раздавать советы? Но… — наши взгляды снова встретились.

— А давайте. Даже интересно, — подбадривает мужчина.

— Женитесь по любви, а не потому что от вас этого требуют родители, общество, традиции. Вот когда найдете своего человека, родственную душу, девушку, от которой у вас сердце будет биться часто-часто, — прикладываю руку к груди, — так, что вы не сможете спать, есть и прочее. Просто дождитесь любви. Большой, светлой, а главное — ответной. Потому что жить без нее в браке невозможно, это убивает. Уж поверьте моему горькому опыту. Хорошие люди должны быть счастливы. А вы хороший человек.

— Откуда вы знаете? Может, я плохой? — легкая усмешка пробежала по его губам.

Пожимаю плечам, тоже усмехаюсь, опускаю глаза, а потом снова поднимаю их и вижу, что Нариман смотрит на меня пристально в ожидании ответа.

— Нехороший человек не возился бы с незнакомой, истеричной женщиной на грани нервного срыва. И не желал бы ей счастья.

Он смотрит на меня и так неловко вдруг, что приходится потупить глаза. Каждый думает о своем. Но когда он открывает рот, чтобы что-то сказать, боковым зрением замечаю, как на нас движется машина, ослепляя ярким светом фар.

Так и хочется крикнуть, как в фильме: "Едууут!" А как вы думаете, Нариман уже запал на Сабину, или просто помог и хорошо? Предлагаю вам послушать очень красивый саундтрек к главе. Я в восторге от этой песни https:// /ru/blogs/post/580046