Он. Она. Другая (СИ)

Глава 17. Прогулка

Сабина

Первого мая нам повезло с погодой: с утра безоблачно и солнечно, а синоптики обещают +20. Разрешаю себе поваляться в постели, понежиться в лучах теплого утреннего солнца и помечтать. Вчера мы приехали на работу вместе, но вошли по отдельности, потому что мы пара за пределами центра, а внутри — начальник и подчиненная. Нариман со мной согласился, но в течение дня просил выйти в коридор, чтобы просто пересечься, пока никто не видит. Мы были похожи на школьников с параллельных классов, которые пересекаются на перемене, чтобы друг друга увидеть. И эти долгие украденные взгляды, короткие улыбки и совсем невесомые прикосновения, когда мы “случайно” пересекались на втором этаже. В моей сердце после затяжного сезона дождей расцветает нечто пока небольшое, но очень красивое. И хочется это нечто оберегать, лелеять, сохранить, дать больше света и влаги, чтоб росло.

На прикроватной тумбочке пищит телефон. Протягиваю руку, не глядя беру его и открываю мессенджер. Сообщение от Наримана, спрашивает, все ли в силе сегодня. Печатаю ответ, добавляю смайлик.

“Можем поехать туда к четырем”

“Хорошо. Только приеду к вам в 15.30”, - отвечает он.

Сегодня у нас выходной из-за Дня единства народа. Ирада уезжает с ночевкой в загородный дом, где ее подруга празднует день рождения, ну а мы собираемся сначала за новыми кроссовками, а после обеда на прогулку в Ботанический сад. В первую половину дня он будет занят, как и мы, но потом присоединится к нам.

Потянувшись на кровати, сбрасываю одеяло и тихонько встаю, чтобы не разбудить Нафису. После утренних процедур спешу на кухню, где делаю сырники для себя и девчонок. Вот сейчас проснутся и прибегут на запах две мышки.

— Мам, мам, смотри! Смотри! Они на травке! — дочка тянет меня к зеленой лужайке, по которой грациозно расхаживают белые лебеди.

— Только близко не подходи, они бывают очень вредными, — советует Нариман.

На поляне стоит невысокий столб с предупреждением, что лебедей нельзя кормить и трогать руками. Но счастливые дети бегают вокруг них и наша в том числе.

“Наша”? Я сама удивилась своим мыслям, ведь для Наримана она — просто дочь женщины, с которой он встречается. И я совершенно ее не навязываю. Но почему-то именно это местоимение крутится в голове. Задумавшись, смотрю на дочь, которая сама подбегает к Нариману и воодушевленно говорит:

— Пошли смотреть рыбок!

Нафиса сама берет его за руку и к прямоугольному пруду, в котором плавают красные, золотистые и белые рыбы. Она стоит на бордюре, а он, сидя рядом с ней на корточках, показывает пальцем на одну из них и говорит:

— Смотри, совсем близко к тебе подплыла. Познакомится хочет, наверное.

— Правда? — приняв его слова за правду, с блеском в глазах спрашивает она.

— Да, — улыбаясь, кивает.

— Привет! Меня зовут Нафиса! Мама, посмотри, здесь золотая рыбка, как в сказке.

— Точно! Как в сказке. Загадай желание, — смеюсь и радуюсь ее любознательности и детской наивности. Как это прекрасно — дарить ребенку яркие, положительные эмоции. — А давайте я вас сфоткаю. Тут такой вид классный.

— Да! — весело соглашается дочка и внезапно, совершенно неожиданно для нас обнимает Наримана за шею и прижимается к нему щекой.

Мы с ним встречаемся взглядами, но он несмотря на нашу общую растерянность, тоже обнимает Нафису. Я же дрожащим пальцем нажимаю на кнопку. Делаю еще два похожих снимка, после чего мы еще несколько минут любуемся рыбками и отпускаем девочку побегать вокруг с другими детьми. Сами же устраиваемся на свободной скамейке.

— Я сто лет здесь не был и в шоке от того, как все изменилось.

Нариман переплетает наши пальцы и мне невероятно хорошо от его простой, но очень нужной мне ласки.

— Подожди, ты еще пруда с уточками не видел! Обалдеешь.

— Вот так работаешь, работаешь и ничего не замечаешь, — смотря вдаль, говорит он.

— С маленькими детьми приходится знать все “злачные” места города. И это ей еще четыре.

— Ничего, я готов. Можешь просветить меня.

Он снова делает это. Подносит мои пальцы к губам и целует их, запуская по телу мурашки, от которых бросает то в жар, то в холод.

— Все, я поиграла! — сообщает нам подлетевшая Нафиса. Всего-то десять минут прошло.

— Отлично. Пойдемте погуляем, белочек покормим!

— Ураа! Белочки.

Вскоре мы ступаем на сосновую аллею, вдоль которой на проводах растянуты пока еще выключенные лампочки. Но с наступлением темноты они зажгутся и дорожу заполнят влюбленные парочки. Нафиса бежит впереди и высматривает белок. Не знаю, как в других местах, но в Алматы они почти ручные — бойкие, бесстрашные и с удовольствием идут на контакт с человеком, если у него есть что-нибудь съестное. Мы принесли из дома грецкие орехи и остановившись у ели, я стучи ими, зазывая грызуна.

— Вот она! — кричит нам Нафиса.

Прыткая белка выбегает из-за елки и стремительно взлетает на сосну, а оттуда прямиком в домик-кормушку на прочной ветке. Дочка подпрыгивает, пытаясь увидеть ее вблизи, но не достает. И тогда Нариман берет ее за подмышки, поднимает, как пушинку и сажает на плечи.

— Ой, вот она! Такая пушистая и красиииивая! Мама, орешек!

Вкладываю в ее ладошку орех, после чего уже она заботливо устраивает в кормушке. Схватив лакомство крохотными лапками, белка принимается его увлеченно грызть, а Нафиса восторженно хохочет, запрокинув голову и положив ладони на щеки Наримана. Быстро вытаскиваю телефон из сумки и делаю несколько снимков, когда на эту парочку красиво падают лучи майского солнца. Не могу удержаться и отправляю фото сестре. У нее смартфон всегда под рукой, поэтому ответ приходит быстро:

“Я щас расплачусь. Хороооош”

— Ой, Нафиса, у тебя шнурок развязался, — замечает Нариман и садится на одно колено рядом с дочкой. — Давай помогу.

— У меня новый кроссовки. Мы их сегодня купили, — хвастает девочка.

— Да, я предлагала на липучках, а она уперлась, что именно эти хочет, потому что они с единорогами, — рассказываю я. — А шнурки завязывать не умеем.

— Смотри, самая простая техника, — Нариман вытягивает две белые полоски. — Сначала делаем две петли, их еще называют “ушками зайца”.

— А почему? — Нафиса кладет руку на плечо мужчины.

— Ну потому что они похожи на уши зайца. Разве нет?

— Да!

— А теперь мы их завязываем между собой. Когда моя племяшка училась завязывать шнурки, она говорила: “Зайчик-душка, у него два ушка”. Сможешь повторить?

— Зайчик — душка, — повторяет, глядя на него с улыбкой. — У него два ушка.

— Молодец! — хвалит он.

Сегодня отчетливо понимаю, как Нафисе не хватало подобных прогулок в осознанном возрасте, ведь все полтора года она гуляла либо со мной, либо с отцом — никогда вместе. А сейчас все по-другому — так, как было в моем детстве, когда мы с родителями и Ирадой ходили в Парк Горького.

После долгой прогулки ужинаем в кафе в центре, а в восемь возвращаемся домой. Удивительно, как Нафиса не заснула по дороге. Казалось, у нее второе дыхание открылось, потому что в пути она пересказывала нам весь свой день.

Нариман доводит нас до квартиры и уже собирается прощаться, как Нафиса поворачивается к нему и, взмахнув пушистыми ресницами, спрашивает удивленно:

— А ты что не к нам?

Нариман, рассмеявшись, садится на корточки, чтобы быть на одном уровне с малышкой, ответил:

— Тебе нужно ложится спать, а маме отдыхать, потому что ей завтра на работу.

— Но я не хочу, чтобы ты уходил, — надув щечки, пробубнила она.

— Мне тоже завтра на работу. Но я могу приехать завтра, хорошо?

Не глядя на него, она кивает, но в следующую секунду все-таки добивается своего, сказав:

— А ты сказки умеешь читать?

— Умею, — Нариман поднимает голову и ловит мой растерянный взгляд.

— Почитаешь?

— Ну хорошо, — сдается он и тут уж я бессильна: если эта девочка что-то вбила себе в голову, то она доведет все до конца. Один в один тетка!

— Жил был Сон. Как все сны, жил он в прекрасной загадочной стране снов. Был этот Сон совсем еще юный и неопытный, — с чувством, с толком, с расстановкой Нариман читает историю из любимой синей книжки Нафисы “Сонные сказки”. Дочка в розовой пижаме с единорогами сидит под крылышком великана и увлеченно слушает, хотя этот рассказ мы с ней уже читали. Но я знаю, какого именно момента ждет. Ей нравится, когда читая диалоги, я меняю голоса и от Наримана она хочет того же.

— Здравствуй, Кошка! Почему не спишь? Спросил он, — мужчина специально делает голос ниже и Нафиса довольно хихикает. — Не знаю, не хочется. Ответила Кошка.

Стоя у двери, но не показываясь им, смеюсь в кулак от того, что он может быть таким милым. Хочу остановить мгновение и насладиться им вместе с ними. Но я тихонько иду на кухню, чтобы поставить чайник, накрыть на стол и поблагодарить Наримана. Ведь на Востоке мы не отпустим гостя без чашки чая. Но когда через несколько минут я иду в комнату, то застываю на пороге, обнаружив, что и Нафиса, и Нариман уснули. на уже успела перевернуться на бочок, а он заснул полулежа. Книжка, открытая посередине, покоится на его груди.

Подойдя к кровати, включаю ночник, а основной свет выключаю. Затем убираю книгу на тумбочку и смотрю на Наримана в мягко-желтом свете лампы. При первой встрече он показался мне таким же холодным и отстраненным, как Таир. Он был немногословен, серьезен и улыбнулся лишь раз. Но я помню, что с ним я почувствовала себя защищенной. За эти несколько дней я узнала его с другой стороны и поняла, каким сильным, жестким и одновременно ласковым он может быть. Он ругается матом и при этом тащит на себе огромную панду для маленькой девочки. Вот она, сидит в углу и смотрит на меня внимательно. Поднимаю руку и осторожно касаюсь его плеча.

— Нариман, — шепчу я. — Просыпайся.

— Ммм, — мычит он, еле разлепив веки. — Который час?

— Десять уже. Ты читал сказку и уснул.

— Ой! Что это?! — внезапно пол подо мной качнулся, а кровать зашаталась.

Нариман резко соскакивает и хватает на руки Нафису.

— Землетрясение! Вставай под косяк!

Страх сковывает, но я делаю так, как сотни раз учили. Нариман, обнимая дочь, встает напротив меня.

На улице с грохотом то-то падает и мы резко поворачиваемся на звук, а потом одновременно смотрим друг на друга. Нас все еще раскачивает, точно на волнах; гул не прекращается, а за окном уже воет сирена, которую обычно включают при чрезвычайных ситуациях. Тут же в памяти всплыли январские события, когда в городе стреляли, а людям запретили покидать дома.

Я родилась в Алматы, и даже посчитать не могу, сколько мы пережили землетрясений. Но никогда оно не длилось так долго, как сейчас. От страха, что сейчас все начнет рушится, как в Турции, меня начинает трясти. Нариман протягивает руку и я крепко ее сжимаю, найдя в ней опору. Нафиса просыпается и зовет меня.

— Мама…

— Все хорошо, зайка. Спи. Все хорошо, — успокаиваю ее, поглаживая свободной рукой по спине. Пытаюсь унять дрожь, чтобы мой страх и волнение не передались ей. В такую минуту остается только обратиться к Всевышнему и я вполголоса читаю молитву: “Бисмилляхи Рахмани Рахим” (Во имя Аллаха Милостивого и Милосердного).