Он. Она. Другая (СИ)

Глава 18. Прощание с иллюзиями

Сабина

— Видимых травм нет. Скорее всего, он держалась за бортик ванной. Что хорошо, — слышу над ухом незнакомый мужской голос.

Еле разлепив веки, фокусируюсь на молодом парнишке в форме фельдшера скорой. Не сразу понимаю, где нахожусь и что случилось. Медик, заметив, что я очнулась, воодушевился и спрашивает:

— Кружится голова? Тошнит?

— Немного? — приподнимаюсь и прислоняюсь спиной к изголовью.

— Вы не беременны?

— Распахиваю глаза от удивления, поворачиваю голову и натыкаюсь на ошарашенный взгляд Таира, стоящего в ногах кровати. Рядом ахает впечатлительная свекровь.

— Нееет, наверное.

Шестеренки в голове начинают работать и вспоминать, когда у меня в последний раз была близость с мужем. Ответ приходит быстро: очень давно. Даже посмеяться захотелось. Очень давно. Интересно, внезапно подумалось мне, а что он испытывал, когда спал со мной без любви? Может, отвращение и неудовлетворение? А представлял ли на моем месте свою токалку? Черт. Скорее всего, да.

— В любом случае, надо сделать тест на беременность потом, — советует врач.

— Не надо. Это невозможно.

Недосказанность повисает в воздухе. Играем с Таиром в гляделки — кто кого.

Фельдшер чувствует себя не в своей тарелке, прочищает горло и подносит ко мне тонометр.

— Давление давайте измерим, — предлагает он. — Когда вы в последний раз ели?

— Утром.

— Плохо.

После всех манипуляций, он внимательно смотрит на циферблат, а потом громко произносит:

— 150 на 100. Рабочее?

— 120 на 90.

— Прилично. Так, скорее всего, голодный обморок, стресс, — оборачивается через плечо, мельком смотрит на мужа. — Дам вам сейчас лекарство, чтоб снизить.

Из блистера на мою ладонь падает таблетка. Отправляю ее в рот, запиваю ее водой.

— Я еще под дождь сильный попала, а потом приняла горячую ванну, — сообщаю, крепко сжимая стакан.

— Перепады температуры. Скорее всего, сварились в кипятке, да?

— Почти, — уголки губ поползли вверх.

— Ну вот и скакнуло давление. Что-нибудь помните?

— Помню, что стояла, волосы вытирала полотенцем, потом резко голова закружилась, в глазах потемнело. Схватилась за бортик, а дальше не помню.

— Можем проехать в больницу для более тщательного обследования, — предлагает медик.

— Нет, я только сегодня оттуда. Лежала с дочкой неделю в токсикологии. Отравление.

— Какая сложная у вас неделя, — усмехается он.

— Не говорите, — вздыхаю театрально и снова смотрю на Таира. Под прицелом моих красных глаз ему неудобно, и он отходит к окну.

— И все же я рекомендовал бы вам завтра сходить к терапевту, — бедный мальчик уже не знает куда себя деть. А я, кажется, уже окончательно слетела с катушек.

— Мы сходим, — подает голос муж.

— Мы с тобой уже никуда не пойдем. Разве что только в суд…разводится, — нервы сдают и я, не стесняясь постороннего человека и свекрови, хамлю мужу.

— Дети, перестаньте, — ругает нас свекровь.

Через несколько минут парень снова берет тонометр, чтобы проверить давление.

— 130 на 100, уже лучше. Я дам сигнал в поликлинику. Вы к какой относитесь?

— Я в частной наблюдаюсь, по прикреплению.

— Вот туда и дам. Завтра вам оттуда позвонят. Обязательно сходите.

Фельдшер заполняет два документа, один из которых оставляет на тумбочке. Затем застегивает свою большую сумку, встает и неожиданно улыбается мне.

— Поправляйтесь, отдыхайте, не нервничайте! И обязательно покушайте! — рекомендует он и выходит из комнаты.

— Я провожу, — следом за них идет Таир.

Остаемся наедине со свекровью, которая подходит ближе и садится на край кровати.

— Дада рассказал все Ираде, — свекровь кладет свою ладонь поверх моей. — Она сама позвонила. Сказала, Нафиса тебя искала, а потом заснула.

— Хорошо. Главное, она все знает.

Апа хочет еще что-то сказать, но видимо, передумав, молчит и разглаживает складки на одеяле, которым меня укрыли.

— Я тебе принесу поесть. Надо сил набираться, — она встает и виновато глядит на меня.

— Апа, я сама спущусь сейчас.

— Нет-нет, тебе сказали отдыхать. Вот и отдыхай. Утро вечера мудренее.

Конечно, она все сделала по-своему, накормила, напоила чаем и уходя, выключила за собой свет и прикрыла дверь. Таир ко мне больше не заходил. После тяжелого дня сон сморил меня мгновенно. Впервые за неделю проспала на нормальной кровати и несколько часов кряду. А проснулась, как ни странно, отдохнувшей, но вспотевшей. Села на кровати, спустила ноги. Немного штормило, но я все равно встала и пошла в гардеробную за сменной одеждой.

Надев домашний костюм и легкую кофточку с длинными рукавами, выхожу из спальни, тихо крадусь по холлу, чтобы не разбудить родителей и спускаюсь на первый этаж. В горле пересохло и мне очень хочется пить. Замечаю, что на кухне горит свет, хотя на часах четыре часа утра. Понимаю, нутром чую, что там Таир. И хочется, и колется войти. Боже мой, что мне делать? Как вырвать из сердца эту любовь к нему? Как научиться ненавидеть? Встаю в дверях и смотрю на его спину. Сидит, ссутулившись, а рядом бутылка Казахстанского коньяка. Как завороженная, наблюдаю за тем, как он наливает янтарную жидкость в рюмку и разом опрокидывает рюмку. Утробно рычит, роняет голову на стол.

— Таир, иди спать, — прохожу мимо него к столешнице.

— А ты почему не спишь? — угрюмо спросил он мне в спину.

— Выспалась уже, — наливаю стаканы воды, поворачиваюсь к нему и едва не роняю его на пол. Таир сидит, выпрямившись, и буравит меня холодным взглядом. Таким холодным, что мороз по коже бежит, с а сердце покрывается корочкой льда. Да-да, то самое хрустальное сердце, которое я когда-то принесла ему в ладонях, бережно отдала, а он поиграл с ним и бросил на землю. Оно упало к его ногам и вдребезги разбилось и рассыпалось на тысячи осколков. Но он и тогда меня не пожалел, а прошелся по ним, раскрошив все напрочь.

— Почему так смотришь? — не прерывая зрительного контакта, делаю большой глоток. Вода стекает по подбородку, тонкая струйка бежит по шее и попадает под футболку. Вытираю кожу внутренней стороной ладони.

— Садись, поговорим, — велит он и указывает взглядом на стул напротив.

— Ты в состоянии говорить? — заламываю бровь.

— Я выпил не так много, как ты думаешь, — он резко встает, подходит к двери и закрывает ее. Видимо, чтобы нас не услышали мама с папой.

Я все-таки сажусь за стол и скрещиваю руки на груди. Закрываюсь от него. Он возвращается на свое место. Я почему-то вспоминаю первые дни в новой семье, ранние подъемы, сборы мужа на работу и в командировку. Перед глазами сцена, как я тянусь к нему на цыпочках, чтобы поцеловать, а он выходит во двор и садится в машину. Я же вспоминаю, что у меня в духовке свежие булочки для него. Залетаю на кухню, хватаю полотенце, вытаскиваю противень и перекладываю пышную сдобу в контейнер. А потом бегу на улицу в одних тапках и без верхней одежды. На дворе поздняя осень, пар изо рта густой. Таир, увидев меня выходит из машины и смотрит, как на дурочку. А я ему протягиваю контейнер и говорю, что забыла передать. Пусть с чаем в обед попьет. Что он тогда сделал? Расплылся в улыбке, обнял и поцеловал в лоб. Я потом целый день летала, а свекровь надо мной посмеивалась. В лоб поцеловал. Господи! Лоб — это не губы.

— Почему смеешься? — слышу тихий вопрос от Таира. Видимо, предавшись воспоминаниям, я наяву улыбнулась.

— Вспомнила нашу жизнь в первый месяц после женитьбы. Когда я была безумно влюбленной в тебя дурочкой.

— Ты никогда не была дурочкой, — черные брови ползут к переносице.

— Нет? А как еще назвать девушку, которая влюбилась в мужчину старше, а он ее никогда не любил, а женился, потому что “так было нужно”, чтобы мама с папой, наконец, отстали. Ну что, Таир, стало тебе после этого легче.

— Ты все слышала?

— Я слышала достаточно. Зачем ты вообще на мне женился? Знаешь, как говорят: “Мы в ответе за тех, кого приручили?” Я была собачкой. которая по первому твоему зову бежала к твоей ноге.

Медлит. Наверное, слова подбирает. Интересно, о чем он думает? Что у него на душе? Делится ли он своими мыслями и чувствами с другой, раз уж со мной никогда не делился?

— Сабина, прости меня. С самого первого дня до последнего. Прости.

Мой подбородок дрожит, кутаюсь в кофточку и не могу согреться. Держусь, чтоб не заплакать.

— Как же легко все: сделать, а потом сказать “прости”.

— Я виноват, и вины своей с себя не снимаю. Когда мы поженились, у меня были к тебе чувства. Правда, — звучит, как оправдание. — Я думал, это то самое…нежность, симпатия, уважение. Ты была идеальной во всем.

Усмехнулась и подумала про себя: “Но идеальных не любят”.

— Даже так…Ты вообще любил меня когда-нибудь? Хоть чуть-чуть? Как мужчина любит женщину?

В тишине опускает голову. Вот и ответ: нет, не любил. Секунды растворяются в его молчании, а я изнемогаю от острой боли. Таир снова берется за бутылку и наливает коньяк в рюмку.

— Просто правду мне скажи, пожалуйста.

— Правду? — поднимает на меня осоловелые глаза. — Тебе она не понравится.

Раз — и пустая рюмка с характерным звуком опускается на скатерть.

— А ты попробуй, — раздракониваю я, хотя знаю, что мне не понравится то, что скажет. — Хочу узнать, понять.

Я чертова мазохистка. Потому что чем больнее, тем быстрее я вырву его из сердца.

— Честно сказать, мне не нужна была эта любовь. Она для слабаков. Так я считал. Я думал, то, что у нас с тобой — самое правильное. Брак, построенный на взаимном уважении, доверии, симпатии, общности. Но потом я встретил Элину. Не знаю, что со мной случилось. Магия какая-то. Но она так запала мне в душу.

Господи, ну зачем? Стало еще тяжелее, потому что все, что он описывает по отношению к другой женщине, я чувствую к нему. Один в один. Люблю несмотря ни на что. Несмотря на то, что он перемолол меня и выплюнул.

— Боролся, старался не смотреть. Но и у нее, оказывается, тоже самое было. А потом мы сорвались.

— Когда?

— На Новый год. Нафисе было чуть больше года, — с горечью в голосе признается он.

— Господи, — закрываю глаза и чувствую, как из глаз вытекают слезинки.

— Вскоре мы расстались.

— Когда умерли родители?

— Да.

— Что потом?

— Через семь месяцев она позвонила и сказала, что наш сын в реанимации. Он родился раньше срока.

— И вы воссоединились?

— Нет, — мотает головой. — Сначала я просто им помогал. Понимаешь, это же мой сын. Мой, — стучит кулаком по сердцу. — Ну а дальше…все опять случилось.

— Тогда, неделю назад…ты хотел мне рассказать о ней. Так? — протерев нос рукавом, спрашиваю очевидное.

Он кивает.

— А почему ты молчал так долго? Почему сразу не признался? — громкий и отчаянный шепот вырывается из груди.

— Боялся сделать больно. Тебе, Нафисе, родителем. Боялся, что возненавидят. Да, — отмахивается, — так и получилось.

— Трус! — тихо кричу я. — Какой же ты трус! Предатель! Почему сразу не пришел ко мне и не сказал, что любишь другую? Я могла еще тогда простить твою нелюбовь, если бы знала. Столько месяцев вранья! Два года я делила тебя с другой! Ты ложился со мной в постель и представлял ее, ведь так? Правду скажи: “Моя девочка”? Это же ты ее так называл, когда трахал?!

Ему даже отвечать не надо было, я все поняла по взгляду. И от осознания, что все именно так, меня затопила черная волна обиды и злости.

— Господи! Господи! Как ты мог?!

Роняю лицо в ладони и трясусь от приглушенного плача.

— Прости меня, — он за секунду оказывается рядом со мной, стоит на коленях, трогает коленки. Замечаю слезы в его глазах. Даже не знала, что он на это способен. — Прости, Сабина. Меньше всего на свете я хотел обидеть вас с Нафисой. Вы очень дороги мне.

— Скажи лучше — “удобны” — цежу сквозь зубы. — Все это время я была для тебя удобной женой, а она — любимой. Все твое внимание, любовь, ласка, нежность доставались ей. И сын! Он был для тебя важнее нашей дочери!

— Нет, это не так!

— Так! Иначе почему ты не остался с дочерью в больнице, а побежал отвозить их?! “Они тоже мои” — эта твоя фраза до сих мне мозг разъедает.

— Я люблю Нафису. Она — моя девочка, — все также стоя на коленях признается он. — Я все сделаю для нее, для вас.

— Нафисе ничего не нужно, кроме любви и внимания отца. Вот только ее сместил твой внебрачный ребенок, — замечаю я со сталью в голосе. — Он тоже крал время, которое ты мог проводить с ней. Но ты приходил, когда она спала. Сын! Вот, кто тебе важнее. Не нужна тебе дочь!

— Неправда. Я уже сказал тебе, что сделаю все для нее и даже больше.

— Да? Я никогда не забуду то, что ты сделал для нее в первые часы в больнице. Не забуду, как ей пытались поставить капельницу, а она брыкалась, кричала и плакала. Мы с соседкой по палате держали ее за руки и ноги, чтобы ей вставили иглу в вену. У меня эта картинка навсегда в голове! — стучу пальцами по виску. — Где был ты? Со своей любовью?

Вижу, как ему плохо от моих слов. Наслаждаюсь его болью, к своему ужасу. Таир встает на ноги и идет на свое место. По дороге вытирает глаза рукой. Все-таки сломался.

После мы долго молчим. Очень. Я вглядываюсь в темноту за окном и пытаюсь не упасть духом окончательно.

Внезапно понимаю, что мы с Таиром за четыре года никогда не ругались. Я ни разу за всю нашу семейную жизнь не кричала, не шипела, не рыдала навзрыд. Я была до тошноты правильной, маленькой девочкой, безумно влюбленной в своего зрелого мужчину — мой идеал, как я считала. Так может, он им не был? Может, я — дурочка, наделила первую любовь теми качествами, которыми он не обладал? Просто потому что мне хотелось верить, что он действительно такой? Смелый, честный, любящий, нежный? Я смотрела на него сквозь розовые очки. А теперь осколки мне глаза до крови изрешетили.

Интересно, а та, другая, с ним ругается? Устраивает скандалы? Плачет, кричит? Интересно, а потом они занимаются страстным сексом, как пишут на женских форумах? Боже, о чем я сейчас думаю? Я сейчас еще глубже себя закапываю.

Девочки, дорогие! Спасибо всем, кто пошел со мной дальше! Вы лучшие! Эмоционально тяжело дались последние главы. Продолжим разговор на кухне завтра. И как всегда саундтрек специально для вас, мои хорошие! Вот здесь: https:// /ru/blogs/post/580749