Он. Она. Другая (СИ)

Глава 13. Что с нами?

Таир

Что мне нравится в работе в европейском офисе, так это четкое разграничение обязанностей, которое позволяет соблюдать установленный график. В Казахстане объем работы гораздо больше, чем здесь, а в Европе все функции сужены и каждый отвечает за свой участок. Именно поэтому в Будапеште я освобождаюсь пораньше и сразу еду домой.

Вечером у нас два варианта: либо Эля готовит что-то на ужин, либо мы выходим поесть куда-то и заодно погулять. В последнее время стараемся делать это чаще из-за теплой погоды, гиперактивности сына и Элиного напряжения. Я стараюсь ее понять, ведь именно я выдернул ее из привычной среды в родном городе и привез в другую страну. Пока я работаю, она сидит дома с нашим маленьким непоседой, у которого в два с половиной не закрывается рот, как и моей дочери когда-то. Она с ним один на один, без тети, которая ей помогала, и без подруг, с которыми она могла бы развеяться. Новых в силу языкового барьера она еще не завела.

Один раз на выходные мы взяли машину и поехали посмотреть Вену. Поездка вышла на четыре с минусом, потому что Алана по дороге укачало, потом он капризничал и уже ближе к городу заснул. После мы решили полететь на самолете в Париж. С этим справились лучше, но путешествовать с маленьким ребенком очень сложно.

Эля не оставила в покое свою идею забеременеть. Я, как и обещал, нашел для нее частную клинику, где есть врачи, говорящие по-английски. Через коллег я вышел на местную няню, которая могла бы посидеть с ребенком, пока Эля будет у врача. В первый раз она вернулась оттуда воодушевленная и веселая, заверила, что ей все понравилось. Но уже в процессе обследования она приуныла, а сегодня позвонила мне в слезах прямо на работу. Я жутко испугался, услышав в трубке ее всхлипывания. Кое-как успокоил, сказал, что дома поговорим спокойно.

И вот я здесь, стою перед нашей дверью, жду, когда откроет. Переступив порог, понимаю по ее опухшим глазам и раскрасневшемуся носу, что плакала. Жена сразу же бросается меня обнимать, и не в силах сдержать слез, трясется в моих руках, как осиновый лист.

— Малыш, малыш, — гладя по волосам и спине, зову ее я. — Ну что случилось?

— Пришли мои анализы, — задыхаясь, проговаривает она. — У меня проблемы. Поэтому беременность не наступает.

— Что за проблемы? Пойдем, расскажешь мне спокойно. Где Алан?

— Играет в машинки.

— Хорошо, идем.

Веду ее на кухню, усаживаю на стул, а сам падаю напротив. Тянусь через стол к ее рукам и сжимаю дрожащие пальцы.

— Есть такой анализ АМГ. Антимюллеров гормон. Он показывает овариальный резерв женщины, — Эля сыплет терминами, в которых я ничего не понимаю. Просто в нашей культуре мужчине не принято подобно знать или расспрашивать жену о ее болячках, потому что это считается интимной, запретной темой. Но Эль сейчас так уязвима и подавлена, что я даю ей возможность выговорится.

— И что это значит? — спрашиваю осторожно.

— Если показатель этого гормона низкий, то в яичниках отсутствуют яйцеклетки, способные к зачатию. Значит, шансы забеременеть невысоки, потому что у меня, — нижняя губа жены трясется, в глазах блестят слезы, — у меня низкий.

— Эль, — еще сильнее сжимаю ладони.

— Там очень мало фолликул. Можно попробовать забеременеть самостоятельно, но маловероятно. И тогда только ЭКО.

— Давай пытаться самостоятельно, пока есть возможность.

Эля роняет голову на стол и плачет навзрыд. Встаю из-за стола, огибаю его и поднимаю любимую на ноги.

— Все, все, моя хорошая. Это же не конец света, — стираю ладонями ее слезы. — У нас есть Алан. Почему ты зациклилась на этой теме?

— Но я хочу родить тебе дочку, — глотая слезы, шепчет Эль.

— У меня уже есть дочка, — от мысли о Нафисе больно колет внутри. Я скучаю по ней и чувствую, что с каждым днем она отдаляется. — Не надо делать это только ради меня.

— Ты не понимаешь. Я хочу нашу дочку — твою и мою, чтобы была похожа на нас обоих, чтобы была папиной дочкой.

Это уже не первый раз, когда Эль выходит из себя и скатывается в истерику. Я не узнаю ее, но вижу, как моей девочке больно. Проблема в том, что я не могу разделить ее рвение родить второго. Тем более, пока мы живем за границей.

— Давай попытаемся самостоятельно, пока находимся здесь. Когда вернемся в Алматы, сходим к нашим врачам, послушаем, что они скажут.

— Понимаешь, с такими показателями нельзя терять время, а вдруг в следующем году он будет еще ниже.

— Ты сейчас говоришь на эмоциях. Просто успокойся и подумай, не спеша, Эль. Ты же сказала: “Можно попытаться”. Ну так давай. Просто ты пойми, что сейчас нам будет сложно провести процедуру здесь, в чужой стране. В Алматы у тебя тетя, которая тебе поможет. Алан может побыть у бабушки, пока ты будешь бегать по врачам. А здесь ты одна. И потом здесь это все равно стоит дороже.

Она отстраняется и недоуменно смотрит на меня.

— Тебе денег жалко?

— Нееет, ну что ты говоришь? — морщусь от ее вопроса и пальцами давлю на кожу рук. — Мне для вас с Аланом ничего не жалко.

— Но у тебя еще алименты, частный сад и что там еще твоя бывшая просит, — отведя взгляд заявляет она.

Затылок холодеет от ее внезапного замечания. Мы никогда это не обсуждали, потому что я сразу решил удовлетворить все просьбы Сабины.

— При чем здесь алименты? — не узнаю свой собственный голос, который внезапно звучит слишком строго и сурово — так, что даже Эль пугается. — Это вообще не обсуждается. Для дочери я сделаю все, что нужно. Тема закрыта.

Она вдруг резко отстраняется от меня и с обидой взирает.

— Ты никогда так со мной не разговаривал.

— Ты никогда не задавала вопрос про алименты. И впредь я не хочу его больше слышать.

Боже, как мы с темы возможного бесплодия и ЭКО переключились на содержание моей дочки?

— Вот так да? — всхлипнув, она гордо задирает подбородок, перебрасывает волосы на бок и выходит из кухни, громко хлопнув дверью.

Стою посреди комнаты и сжимаю кулаки до боли. Что мы делаем? Как мы это допустили? Я никогда не видел Элину такой и никогда между нами не было грубости и подобных скандалов. В первый год вместе ссорились по мелочи, но всегда быстро мирились. А что сейчас?

Выйдя в коридор, понимаю, что Алан все еще один в комнате. Сидя на диване, он увлеченно смотрит “Кукутиков” на русском, совершенно не обращая внимания на родителей. Из ванной доносится шум воды. Подхожу ближе и, приложив ухо к двери, отчетливо слышу, как она снова плачет. На этот раз не вхожу, а даю ей время остыть.

После мы так и не обсуждаем то, что между нами случилось. Вроде разговариваем, но недосказанность витает в воздухе, давя на обоих.

Ночью хочу с ней помириться и, прижавшись сзади, кладу руку на ее живот и сжимаю тонкий шелк ночнушки.

— Элечка, девочка моя, — шепчу ей на ухо. — Ну не дуйся.

Желание взять ее становится все сильнее, я прижимаюсь губами к нежной коже на шее и прокладываю дорожку из поцелуев к плечу, распаляясь все больше и больше. Но она…она вдруг резко отстраняется, убирает мои руки со своего тела и садится на кровати.

— Я не хочу сегодня, — все еще обиженно бросает через плечо. — Не могу.

— Что опять не так? — вздыхаю рвано.

— Ничего…Таир, просто не дави на меня, — просит жена в темноте.

Теперь уже я злюсь, и схватив подушку, иду спать на диван в гостиной.

В субботу с нетерпением жду встречи с дочкой. После десяти утра звоню бывшей жене, но она огорошивает меня тем, что Нафисы дома нет, она у бабушки. Сабина изменилась — совсем другой стала. И блеск этот в глазах даже через экран виден и внезапно уносит меня в прошлое, когда мы только поженились. У нее тогда глаза также сияли из-за меня. А потом по моей же вине потухли. Она быстро заканчивает разговор, что даже обидно — ощущение будто отделаться хочет. Ну да ладно.

Звоню матери, немного говорю с ней и прошу передать телефон Нафисе. Она подлетает к экрану, машет обеими руками и улыбается самой очаровательной в мире улыбкой.

— Дадака, привеееет!

— Привет, моя хорошая. Как дела?

— Вот так, — она поднимает вверх большой палец. — Мы играем.

— Молодец! Как дела в садике? Как твой друг?

— Какой друг? — удивляется она.

— Ну как его зовут? Сева…Савва?

— Аааа, Саввочка! Он хорошо! Но я теперь еще с другим дружу.

— Боже мой! — бью себя по лбу. Моя дочь похоже будет разбивать мужские сердца. — Тоже с садика?

— Нееет, — отмахивается Нафиска. — Это мамин начальник. Он катал нас вчера на большоооой машине, — дочка поднимает руки и пытается изобразить весь масштаб какой-то там тачки. — И я его нарисовала.

В ушах звенят брошенные мельком слова Сабининой подруги о свидании с начальником. Не понимаю, почему она так быстро познакомила с ним дочь? Почему она подпустила другого мужчину так близко к Нафисе?

— А как его зовут?

— На-ри-ман, — по слогам говорит она. — Он сказал, я могу прийти к нему в гости и он покажет мне машинки.

Мысли в голове путаются. При чем здесь машинки? Напрягаю память и вспоминаю, что Сабина теперь работает автосалоне. А если этот Нариман — ее начальник, то кто он? Директор? Не разделяю восторга Нафисы и уже ощущаю, как ревность расползается по душе черными змейками. Мало того, что дочь растет вдали от меня, так еще на горизонте какой-то мужик непонятный появился. Он там, а я — здесь.

Только хочу ей ответить, как дверь в комнату с грохотом открывается и в нее влетает маленький ураган по имени Аслан. Сын запрыгивает на кровать и криком “Папа, прыгать!” и обнимает меня за шею.

— Алан, подожди, — уворачиваюсь от малыша, глядя в экран. С досадой замечаю, как молниеносно изменилось лицо Нафисы. Она надулась, сложила ручки на груди и посмотрела на меня исподлобья.

— Нафиса, это Алан, — пытаюсь хоть как-то выплыть, но дочка презрительно фыркает и убегает, бросив телефон на диван. — Черт!

— Таир, она убежала, — на экране появилась мама.

— Да, я понял, апа. Извини, я сейчас тебе перезвоню. Минутку.

Отключаю вызов и зову Элю, пытаясь попутно утихомирить сына.

— Эля! Эля! Забери Алана!

— Что случилось? — спрашивает она, подхватывая сына с края кровати

— Я же просил не пускать его в комнату, когда говорю с дочерью.

Жена берет Алана на руки и громко цокает:

— Он убежал, потому что хотел с тобой поиграть.

— Я понял, но я же предупредил, что у меня звонок с дочкой. Нафиса обиделась, увидев его.

— Какие мы нежные, — закатив глаза, Эля развернулась и шагнула к двери. Я, все это время сидевший, на кровати, подскочил и пошел за ней.

— Что ты сказала?

— Ничего, — процедила она.

— Ты опять задеваешь мою дочь.

— Я ее не задеваю, — развернувшись, прошипела Эля. Алан схватился за ее футболку и потянул ее. — Просто мне обидно ее отношение к брату. Что он ей сделал, что она нос воротит?

— Эля, ей всего четыре, — предупреждающе говорю я. — Она маленькая. И тот случай в торговом центре, где она нас увидела.

— Боже мой, это было так давно, что можно было это перерасти. Но нет, — усмехается она. — А ты не думаешь, что твоя бывшая настраивает ее против брата, а значит, против меня?

— Сабина не такая, — качаю головой я.

— Она женщина, Таир. Обиженная женщина. И да, я осознаю, что и моя вина в ее поведении есть. И может, то, что со мной сейчас происходит, — это карма за то, что я с ней так поступила — мужа увела. Не думай, что она белая и пушистая. Ты просто ее недооцениваешь. Тем более, когда у нее остался от него ребенок. Подумай над этим.

Сказав это, она идет в гостиную, оставив меня одного в коридоре. Я знаю, что она не права и в который раз спрашиваю себя: “Что с нами происходит?”