Сабина
Всю дорогу до больницы мы с Таиром молчим. Мелкую дрожь не унять, я хочу уснуть и проснуться в другой реальности, где не было никакой аварии. Словно муж везет меня домой к маме, папе и сестре. Беззвучно шевелю губами, читая молитву, которую помню с детства. Цепляюсь за нее, как за спасительную соломинку.
Выходим из машины на парковке и муж впервые за долгое время берет меня под руку и ведет в приемное отделение. Ноги ватные, не слушаются, а я злюсь на себя еще больше. Также, как и боюсь.
Оставив меня в стороне, Таир подходит к регистратуре и спрашивает у девушки об аварии. Она бросает на меня короткий, сочувствующий взгляд и просит подождать. Остальное не слышу, словно оглохла. Хорошо, что Таир сегодня не уехал, как это часто бывает. Без него я бы не выдержала. Он хладнокровный и разумный, с ним как за каменной стеной.
— Что сказали? — трясясь от нетерпения, спрашиваю его.
Таир неожиданно берет меня за руку, прижимает ее к своей груди и отвечает:
— Сабина, что бы не случилось, ты должна быть сильной. Я рядом.
— Ты…что-то знаешь? — глаза вмиг наполняются слезами, потому что до меня доходит смысл его слов и интонации. — Кто?
Он тяжело вздыхает и шепчет:
— Папа. Он погиб на месте.
— Нет! Нет! — прижав ладонь к губам, начинаю кричать и плакать, а Таир обнимает меня и крепко прижимает к себе. — Дада! Дада! Таир, может они ошиблись? Скажи, что они ошиблись.
Но он только целует меня в макушку и повторят: “я рядом”.
— А мама? — с надеждой поднимаю на него воспаленные глаза.
— На операции.
Крохотная надежда теплится во мне. Я не могу их потерять. Остается лишь молить Аллаха о спасении.
Таир усаживает меня на скамью у стены, садится рядом и приобнимает меня. Кладу голову на его плечо и трясусь от новой волны рыданий. Не знаю, сколько проходит времени, прежде чем к нам выходит хирург.
— Родственники Мавлюды Кибировой? — спрашивает он, окинув взглядом зал приемного отделения.
— Мы, — Таир помогает мне встать, а доктор подходит ближе.
— Это моя мама, — с надеждой говорю я.
— Мне очень жаль, — звучит приговор. — Травмы очень тяжелые. Остановка сердца на операционном столе.
Упасть не дает муж, подхватив меня и обняв. В ушах эхом отдаются слова хирурга: “остановка сердца, остановка сердца, остановка…” Мое собственное сейчас обливается кровью, потому что я не смогу без них.
— Таир, что сказал врач? Это же неправда, да? Мама жива? — я все еще лелею призрачную надежду, потому что не хочу верить в смерть родителей.
Но Таир сжимает мои плечи, целует в висок и тихо произносит.
— Нет, Сабина. Их больше нет.
— Нет, мама! Мама! — я кричу, вцепившись ногтями в его руку. — Мамочка. Пустите меня к моей мамочке! Мааам!
— Все, все, Сабина! Все! — он так сильно обнимает меня, что мне не хватает воздуха. Кажется, я тоже умираю.
— Что с девушкой? Они ехали с дочерью — Ирадой, — не выпуская меня из рук, спрашивает муж у врача.
— В реанимации после операции. Состояние средней степени тяжести, — сообщает тот.
— Ей что-то нужно?
— Пока нет. Она под наблюдением. Когда придет в себя, мы вам сообщим. Но в реанимацию мы не пускаем.
— Хорошо, спасибо. Сабина. Сабина, послушай, — Таир гладит меня по волосам и шепчет в ухо. — Ирада жива. Она в реанимации.
Постепенно до меня доходит смысл его слов. Сестренка выжила! Она здесь, борется за жизнь. И я должна быть с ней рядом.
— Правда? — отстранившись заглядываю в его глаза.
— Да. Да, — повторяет он несколько раз.
Вытираю щеки рукавом и судорожно вздыхаю.
— К ней можно?
— Пока нет. Она еще не пришла в себя.
— Я хочу быть здесь, когда она очнется, — убираю волосы за уши и нервно приглаживаю их ладонями. — Надо позвонить домой, сказать, что мы задержимся. Нафиса, наверное, капризничает.
— Не волнуйся, я позвоню. Попрошу сестер помочь родителям.
— Да, — говорю я в пустоту. — Ты прав.
У меня очень хорошие отношения как со старшей, так и с младшей золовками. У них тоже семьи и наши дети примерно одного возраста. И сейчас я благодарю в Аллаха за то, что попала в такую семью.
В больнице мы уже, наверное, два или три часа. Не знаю, я потеряла счет времени. Таир вышел на улицу с полицейскими, которые приехали из-за аварии. Я еще не в курсе подробностей, да и боюсь узнать, как все произошло.
— Вы родственница Ирады Кибировой? — спросил меня пожилой мужчина в очках и белом халате.
— Я. Как моя сестра? Она очнулась?
— Да, она пришла в сознание, но пока останется в реанимации. Потом мы переведем ее в палату интенсивной терапии.
— А когда к ней можно? — с надеждой вглядываюсь в его лицо.
— Я сообщу. Оставьте свой телефон, — он вытаскивает из кармана халата мобильный.
— Да, конечно, — диктую ему свой номер и на прощание прошу позаботиться о ней.
Я растеряна и дезориентирована. Совершенно не знаю, что теперь делать. Надо забрать тела родителей домой, заняться организацией похорон, позаботиться о сестре. Думаю об этом, когда выхожу из здания, но внезапно слышу голос мужа, который разговаривает по телефону.
— Я не могу приехать. Пойми меня, пожалуйста, — мягко просит он, словно на том конце провода тот, кто ему дорог. Нотки такие теплые…или мое это мой мозг уже неверно считывает информацию.
Но вот Таир замечает меня и резко меняется в лице. Я спрашиваю взглядом: “Кто это?”. А он только бросает в трубку кроткое:
— Я потом позвоню.
— С кем говорил? — ежусь от мартовского ветра.
— На работу звонил. Сказал, что не смогу поехать в командировку. Группа справится там без меня. А ты? Почему вышла?
— Ирада очнулась, но врач сказал, что ее все равно нельзя увидеть, — вытираю слезу краешком куртки.
Он подходит ближе и гладит по руке.
— Тогда поедем домой?
— Да.
Как только мы переступаем порог дома, на меня накатывает новая волна боли, отчаяния и осознания потери. Свекровь и свекор обнимают меня и просят быть сильной, а я не могу. Невыносима мысль, что моих родителей больше нет. И все из-за таксиста, который выехал на встречку. Полицейские предполагают, что он заснул за рулем. Мужчина тоже погиб на месте, как и мой папочка.
Папа…я была его маленькой девочкой, папиной дочкой. Как он плакал, когда выдавал меня замуж, как радовался внучке, как играл с ней и нянчился. Мамочка…моя душа, мой идеал женщины, моя родная. Как мне жить без них? Как больно осознавать, что я их больше не увижу, не обниму, не услышу голоса. Папа не погладит по щеке, мама не поможет советом. А вместе они никогда больше не сядут за стол, не возьмутся за руки и не посмотрят друг на друга. Такие молодые — им было по пятьдесят…
Лежу в темной комнате после очередной истерики. Хорошо, что Нафису забрала к себе старшая сестра Таира — Надира. Иначе я бы ее напугала. Я то засыпаю, то просыпаюсь и плачу по новой, осознавая, что смерть родителей — не сон.
Дверь в спальню осторожно открывается и узкая полоска света косой линией ложится на пол. Вскоре матрас на стороне Таира прогибается, и я открываю глаза.
— Таир, — зову его шепотом. — Что мы будем делать дальше?
Он накрывает мою ладонь своей и нежно поглаживает.
— Ни о чем не волнуйся, я все устрою. Мама с папой знают, что надо делать.
— У родителей должны быть сбережения. Понадобятся деньги на похороны.
— Не надо, — ласково отвечает муж. — Я же сказал, что все решу.
— Спасибо, — всхлипываю я и ложусь ближе к нему. — Таир, побудь со мной, пожалуйста. Не уходи.
И он остается рядом. Я кладу голову на его плечо, обнимаю за талию и под его размеренное дыхание засыпаю.