Сабина
Сегодня весь день было очень тепло, но вечером в городе снова прохладно и дышать легче — с гор приходит ветерок. Тренч пока не надеваю, а беру с собой тренч, повесив на руку. Говорю вслух “Бисмиллях” и выхожу из квартиры с правой ноги на удачу, как бабушка учила.
На улице едва не подпрыгиваю от удивления, обнаружив шефа прямо у подъезда с букетом цветов. Но только я не на них смотрю, а на него — высокого, плечистого, харизматичного. Нет, я уже месяц отмечаю его идеально чистые и выглаженные рубашки, галстуки и деловые костюмы. Но сейчас он совсем другой в серых брюках и черной рубашке, расстегнутой на две пуговицы. Детали в виде часов, черного ремня и туфель делают его образ законченным и выразительным. И в который раз я думаю о том, что он красивый, и надо все-таки поискать в нем хоть какой-то недостаток. Может, он чавкает?
— Спасибо за цветы, — принимаю букет, обхватив его руками.
Нариман наклоняется ко мне, целует в щеку и в нескольких миллиметрах от губ, говорит:
— Ты очень красивая.
— Спасибо, — от смущения машинально тянусь к волосам и убираю прядь за ухо.
— Идем, — он берет меня под руку и ведет к машине.
— Куда пойдем? — интересуюсь, любуясь букетом. Из всех цветов я разобрала лишь розы. Просто когда у тебя аносмия, ты не особо вникаешь в названия.
— Ты не против прокатиться на Кок Тобе? — называет одну из главных достопримечательностей Алматы. На горе Кок Тобе стоит знаменитая телевышка, расположен парк, рестораны и сувенирные лавки.
— Ух ты! Мы с Нафисой были там летом. Только утром.
— И как ей? — Нариман нажимает на брелок и после характерного сигнала открывает для меня пассажирскую дверь.
— Больше всего понравился зоопарк, мы с Ирадой еле ее оттуда увели, — смеюсь, вспомнив, как мы убегали с Нафисой на руках.
— У тебя чудесная девочка. Кстати, — спохватившись, он лезет на заднее сидение и вытаскивает большой пакет — Это для дочки. Я подумал, что она, наверное, любит рисовать.
— Нариман! Не надо было! — к щекам мгновенно приливает краска. Заглядываю в большой красочный пакет на веревочках, и вытаскиваю набор маленького художника со множеством карандашей, красок, фломастеров, мольбертом и альбомом. — Ничего себе. Нафиска с ума сойдет!
— У меня есть племянница-подросток. Она ходит художку и помогла выбрать.
— Ты хорошо ладишь с детьми, да?
— У меня их много. Ой, — он запинается и округляет глаза, — я имел ввиду, у меня-то нет детей, это все племянники.
— Я поняла, — не смогла сдержать улыбку. — Расслабься, — не подумав, на автомате, я коснулась рукой его плеча и он посмотрел сначала на нее, потом на меня. Я тут же убрала ее и взгляд отвела от греха подальше.
Добраться до Кок Тобе можно тремя способами: по канатной дороге, на автобусе или машине. Нариман выбрал последнее, несмотря на то, что заезд на паркинг ближе к парку стоит дорого. Внутри меня чуть не кричит практичная женщина-бухгалтер, но я молчу, чтобы ничего не испортить.
Поднимаемся по лестнице на территорию, где пока не так многолюдно из-за апрельской прохлады. Нариман снова берет меня под руку и ведет на смотровую площадку, откуда открывается завораживающий вид на весь город, утопающий в зелени и красно-желтых огнях автомобилей, стоящих в пробке на широких проспектах и узких улицах. Золотистое солнце собирается садиться, подсвечивая пушистые облака, нависшие над городом. Я вдруг вспоминаю, как мы встречали здесь закат вчетвером: мама, папа и Ирада. Это было еще до моего замужества, а с Таиром мы здесь никогда не бывали вдвоем — только пару раз с дочкой. В тот приезд с родителями на Кок Тобе все было по-другому. Мы с ними поднялись по канатке и также, как сейчас любовались красотой Алматы. Улыбнувшись воспоминаниям, я не замечаю собственного судорожного вздоха, отчего Нариман спрашивает:
— Все хорошо?
Повернув к нему голову и с задумчивой улыбкой на губах, отвечаю:
— Да. Вспомнила, как мы в последний раз были здесь с родителями. Они погибли в аварии несколько лет назад. Нафисе было полтора.
— Прости, — он расстроился и нахмурился. — Если бы знал, не привез тебя сюда.
— Нет-нет. Наоборот. Спасибо большое, что напомнил, — спешу успокоить его. — Я и забыла тот эпизод, а сейчас все перед глазами, будто это было вчера. И здесь очень красиво.
Вновь смотрю на любимый город, укрытый сумерками. Сейчас внезапно осознаю: когда умерли мама с папой, а Ирада лежала в реанимации, я думала, не смогу жить без них. Я просто не знала, как жить. И в том, что я смогла, есть заслуга Таира, его родителей и сестер. Это сейчас я знаю, что он остался со мной из жалости, но он и Нафиса меня вытащили. И как бы горько ни было от его предательства, спасибо ему за это. И спасибо, что правда вскрылась раньше, чем я еще больше в нем растворилась. Ведь тогда не было бы этого волшебного вечера рядом с человеком, который сейчас молча берет меня за руку и крепко сжимает ее, поглаживая большим пальцем кожу. А рана-то на сердце больше не пульсирует и не гноится. Боль от потери родителей растворилась в светлой грусти, а в душе расцветает нечто неведомое и теплым солнцем согретое.
— Расскажи, как простой уйгурский парень стал протеже Ансара Дулатова? Какое он место занимает в казахстанском “Форбс”? Пятое? Четвертое? — спрашиваю Наримана, когда мы ждем заказ в ресторане.
— Четвертое, — усмехается и кладет руки на стол. — Не поверишь, но совершенно случайно.
— Не верю! — смеюсь, робко прикрыв рот рукой.
— Честно. Я вообще в его автосалон случайно попал, работал менеджером в компании по продаже запчастей. Хотя учился на экономиста.
— А как тогда?
— Мы с коллегой пришли в их офис с предложением, много болтали, пытались все продать.
— И продали?
— Да, — расплывается в улыбке. — А через несколько дней мне позвонили оттуда и сказали, что им понравилось. как я продавал и пригласили к себе. Сначала менеджером, потом начальником отдела и в итоге директором, когда прежний пошел на повышение. Тогда-то меня заметил Ансар Идирисович. Параллельно, я еще курсы повышения проходил, бизнес-тренинги разные. Как ты сейчас. Ну а несколько лет назад он отправил меня в Ташкент отрывать автоцентр. Жил там два года.
— Один?
— Один, — кивает. — На праздники только прилетал.
— И не страдал от одиночества?
— В каком смысле?
— Ну, — тянусь за бокалом с водой, — не захотелось жениться, чтобы не быть одному?
— Так я работал, карьеру делал, старался закрепить позиции. Потом Ансар меня вызвал сюда и сказал, что хочет освоить новый вид бизнеса — продажу автомобилей с пробегом по программе trade-in.
— То, чем мы сейчас занимаемся?
— Да. У него и была такая концепция: мы выкупаем подержанные автомобили, готовим их и продаем, не обязательно меняем на новые. Его идея с автохабом у нас выстрелила. Он все-таки отличный стратег и бизнесмен.
— Семья, наверное, тобой очень гордится? Ты с родителями живешь?
— Нет, с ними живет младший брат с семьей. У меня квартира.
— Не поверю, что тебя не пытались женить! — восклицаю и жду пока подошедший официант поставит перед нами тарелки с едой.
— Пытались, но неудачно. А потом меня тетя спросила, нет ли у меня определенных наклонностей, — он загадочно улыбается и вскидывает брови.
— Каких? В смысле? Не извращенец ли ты?
— Нет, — он сгибает руку в локте и пальцами касается подбородка. Я же делаю еще глоток воды в ожидании ответа.
— Тетушка подозревала, что я не по женщинам.
Давлюсь выпитым и начинаю сильно кашлять. Нариман подбегает ко мне и похлопывает по спине.
— Прости! Прости. Я не рассчитал, — сквозь смех извиняется он. — Ты как?
Беру со стола тканевую салфетку и прячу в нее свое красное лицо. Боже, стыдно-то как.
— Все в порядке, — сиплюа я. — Это очень смешно. Правда. Только…ты же не…того?
— Нет! — оправдывается Нариман. — Нет-нет, я…
У него снова такое смешное лицо от сказанного, то мне даже жалко его.
— Отлично. Я рада, — хриплю, приложив руку к груди. — Мне надо в уборную, — заявляю я.
— Да, конечно, — растерянно говорит он и поднимается, провожая меня взглядом.
Вернувшись через несколько минут, вижу как он серьезно и увлеченно печатает на телефоне.
— Это снова я, — сообщаю, подойдя к столу, после чего Нариман резко убирает смартфон экраном вниз.
— Еще раз прости.
— Да ладно, — шутливо отмахиваюсь. — Это было неожиданно, но весело.
— Ну а ты? Есть что-то интересное?
Задумываюсь и смотрю на красивый букет в небольшой прозрачной вазочке.
— У меня очень редкое заболевание…
Вижу, как он мрачнеет и тревожится.
— Расслабься, оно вообще не страшное. У меня аносмия. Я не ощущаю и не различаю запахи.
— Серьезно? — восклицает он. — Вообще никакие?
— Совершенно.
— А цветы, которые я подарил сегодня?
— Очень красивые, — замечаю я. — Но я не знаю, как они пахнут.
— Вкусно пахнут.
— Вот видишь. А я вообще не почувствовала. Я не знаю, как пахнет яблоко, например. Трава, наша еда, дождь, ты…
— Ничего себе. Впервые слышу об этом. И каково это?
Задумываюсь. Каково? Одновременно весело и опасно. Мне чужды неприятные запахи, когда одни, например, морщат нос и страдают. С другой стороны, мама всегда боялась, что я прозеваю утечку газа. Ах, и еще одно Я так и не почувствовала, что от мужа пахло другой женщиной, когда он мне изменял.
— Да нормально. Я уже привыкла.
Это был удивительный вечер. Мы много болтали, смеялись, шутили, узнавали друг друга. Мне хотелось разговаривать с ним еще и еще, хоть до утра, но время близилось в к полуночи, а завтра мне надо ехать за Нафисой.
Летим по ночному городу ко мне домой. Я снова рядом с ним, только теперь ощущаю, как сокращается расстояние между нами. На очередном светофоре, когда я смотрю на светящиеся вывески магазинов, Нариман неожиданно берет мою руку и сжимает. Повернув голову, безмолвно слежу за тем, как он подносит пальцы к губам и целует их. У меня от этой неожиданной нежной ласки все внутри трепещет и теплеет. Я никогда не переживала ничего подобного, поскольку такое проявление симпатии случилось в моей жизни впервые. Зажигается зеленый, он давит на газ, но не выпускает мою ладонь, а только переплетает наши пальцы.
— Нормально? — спрашивает, наконец.
— Вполне, — мои губы расплываются в улыбке.
Пока он сфокусирован на дороге, я украдкой смотрю на него, изучая лицо. В нашу первую судьбоносную встречу, я совсем его не разглядела. Он был просто для меня обычным мужчиной. А сейчас…сейчас я хочу дотронутся до колючей щеки, прикоснуться к губам, снова почувствовать их твердость и сладость.
Мои мысли прерывает мелодия звонка, что раздается на весь салон. На встроенном дисплее отображается входящий вызов и имя — “Рузанна”. Красивое, поняла, что уйгурское. Короткого взгляда на Наримана хватило, чтобы понять, что этот звонок застал его врасплох. Он сбрасывает его и сразу же переключает радиостанцию.
— Если это срочно, не смотри на меня, поговори.
— Нет, это может подождать. Перезвоню потом. Не бери в голову.
Интересно, это сестра или родственница? Он рассказал, что из большой семьи. так что не удивлюсь, если угадала.
В моем дворе Нариман снова паркуется на то же место, что и вчера. Он вытаскивает ключи из замка зажигания и внутри становится темно и тихо. Я же сижу, вжавшись в спинку мягкого кресла и сложив руки на коленях. Жду. Немножко дрожу. Предвкушаю.
— Спасибо за прекрасный вечер, — шепотом благодарю мужчину. — Мне было очень хорошо.
— И мне, — развернувшись корпусом ко мне, он смотрит на меня так, будто заглядывает вглубь. — Никогда мне не было так легко и хорошо, как с тобой, Сабина.
Нервно сглатываю, услышав его признание — такое искреннее и откровенное, что дрожь моя только усиливается. А когда Нариман снова берет меня за руку и притягивает к себе, я уже забываю обо всем на свете и отдаюсь долгому, прощальному и горячему поцелую. Одна ладонь на моем лице, другая спускается вниз и проскальзывает под распахнутый плащ. От того, как рука этого мужчины сжимает кожу на талии, из груди вырывается стон. Вот значит, каково это — быть желанной…