Сабина
Те несколько секунд, что длится наш с шефом поцелуй, я успеваю, наверное, умереть и воскреснуть. Во мне сначала бушуют ярость, стыд, негодование, а потом я словно становлюсь совсем ручной и таю в его крепких объятиях. Но вот в голове загорается красная лампочка, из-за которой приходится распахнуть глаза. Тут же кладу ладони на его грудь и отталкиваю.
Нариман чуть отшатывается, но не теряет равновесия. Буравим друг друга взглядами, оба учащенно дышим. Нас освещает лишь тусклый свет дворового фонаря, под которым мы и стоим.
— Что это было, Нариман Абдуллаевич? — строго спрашиваю, сжав пальцы в кулак и.
— Можно просто Нариман, — он сначала смотрит в пол, но усмехнувшись косится на меня.
— Я разве давала вам повод?
— Можно уже на ты перейти?
— Ты! — восклицаю тихо. — Вы! Ты! Как же так? Я же не давала тебе повода!
— Ты нет, — оказывается совсем близко и взирает строго сверху вниз. Чувствую себя рядом с ним маленьким щенком, который вот-вот начнет скулить от страха. — А другие да. Или ты думаешь я не вижу, как вокруг тебя мужики на работе крутятся? То шарф подают, то шоколадку из аппарата вытаскивают. Сегодня вообще какой-то непонятный му…жик тебя подвез и поцеловал.
— Это сосед, — проглатываю болючий ком. — С девятого этажа.
— Еще лучше, бл**ь, — отступает на шаг, ругается и на контрасте с бывшим, который ни раз слова дурного не сказал за четыре года брака, это воспринимается мной так странно и остро. Хотя сестрица моя еще та матерщинница Он видит, что я дернулась от его слов и тут же смягчился. — Прости. Пожалуйста, прости.
Нариман хочет положить ладони на мои предплечья, но внезапно останавливается, видимо боясь моей реакции. Он не знает куда деть руки и теперь тоже сжимает их в кулаки. Молчим. Снова смотрим друг на друга неотрывно. Никогда не нравились мужчины, которые матерятся. Считала их грубыми, неотесанными, невоспитанными. Не то что тот интеллигент. И вдруг я вспоминаю, как больше года назад Нариман остановил драку между моим братом и бывшим мужем, да еще и матом обложил каждого так, что они даже пикнуть не успели. Да и я тогда вся съежилась от его властного голоса и слов, которых просто нет в моем лексиконе.
— Сабин, прости. Я сорвался и мне стыдно, — неожиданно признается он и снова подходит близко-близко. Ноги вновь становится ватными, уши закладывает, а по телу проносится необъяснимое тепло от того, что он рядом. — Но правда в том, что ты мне нравишься. Очень.
— Нравлюсь? — теперь от собственного шепота мне уши закладывает.
— Да. С тех пор, как увидел тебя в центре. Я не знаю, как сказать. — обреченно и шумно выдыхает. — Когда мы познакомились, я просто смотрел на тебя, как на женщину, которая любит мужа несмотря ни на что. Я помню, как ты его защищала перед братом, как закрыла его собой. Подумал тогда: незаслуженно повезло мужику. А теперь боюсь, вдруг ты до сих пор к нему что-то чувствуешь?
— Ничего я к нему не чувствую, — мотаю головой.
— Да? Просто я думал, еще не так много времени прошло после развода…
— Неправильно подумала. Он — просто отец моей дочери. Все. И потом глупо любить того, кто тебя предал, — пожимаю плечами. — Разве нет?
— Да, — быстро отвечает и снова потирает лоб. — Черт! Почему это так сложно? Чувствую себя сейчас безмозглым подростком. Но давай я скажу все сразу, как есть, чтобы ты все знала.
И вот теперь он наступает — и мощно, и мягко одновременно. Его ладони все-таки ложатся на мои руки, заставив вздрогнуть.
— Сабина, ты очень красивая, необыкновенная. Меня тянет к тебе. И пока меня не опередил кто-то более наглый, я хочу попросить. Пойдем на свидание?
Вот это да! Дважды за день получила приглашение. Но если с Бауром все было и так ясно, то с Нариманом все совсем по-другому. И он другой, ни на кого не похожий. Молча моргаю, успевая при этом рассмотреть его ближе. Красивый, черноглазый, широкоплечий. Вспомнила, как на его кисти засмотрелась, пока он вез нас. Вены на них отчетливо выступают, пальцы длинные, ладони крепкие. А он ведь тоже меня сейчас разглядывает.
— Ну что скажешь? Одно свидание завтра?
— А как же субординация? Вы — мой начальник. Я на вас работаю, — взываю я к здравому смыслу.
— Мы же не в офисе сейчас. Сейчас я — не директор. Ты — не бухгалтер. Я — просто мужчина. А ты — женщина, которую я… — осекшись, он отводит голову в сторону и, едва уловимо усмехнувшись, возвращает ее на исходную. — Ты — женщина, которая мне очень нравится. Ты уже почти месяц у нас работаешь и столько же я наблюдаю за тобой со стороны. А ты, наверное, не замечала.
— Замечала, — улыбнувшись, раскрываю свой маленький секрет.
— Поэтому пошли на свидание?
Делаю глубокий внушительный вдох, скольжу взглядом по его напряженной шее, волевому подбородку и губам, останавливаюсь на глазах.
— Хорошо. Пошли.
Соглашаюсь на свой страх и риск, не ведая, к чему это приведет. А вдруг ничего не выйдет и придется уволиться? Или наоборот — что-то из этого все-таки получится?
— Отлично, — искренне, как ребенок, радуется он. — Завтра в шесть нормально?
— Вполне, — соглашаюсь.
— Я заеду.
— Хорошо.
— Только не передумай! — над переносицей вдруг появляется характерная складка.
— Не передумаю, — тихо смеюсь над ним.
— Тогда до завтра, да?
— Да.
— А поцеловать можно на прощание? — ошарашивает вопросом.
Взрослый, большой, серьезный начальник сейчас точно мальчишка. Такой искренний, немного неуверенный, но очень обаятельный.
— Можно.
Получив зеленый свет, он тянется к лицу и касается губами моих губ. Сначала осторожно, безумно нежно, а потом, убедившись, что не оттолкну, рвется в бой. Ладони шефа сбегают с предплечий на спину. Он крепко обнимает меня, а, я прильнув к нему, осторожно и неуверенно обвиваю руками его шею. Мне сейчас так хорошо, что даже страшно — а вдруг это сон?
Лифт везет меня на седьмой этаж, а я глажу подушечками пальцев губы, которые, кажется, все еще пульсируют от поцелуя Наримана. Может, я позволила ему больше, чем должна была? Может, я поторопилась? Может, мое внезапное легкомыслие до добра не доведет? Но ведь я тоже на него смотрела все эти дни…почти месяц. Слышала, как девочки в отделе его обсуждали, а некоторые, как например. Газиза, пускали по нему слюни, старались пересечься у входа или в кафетерии. На глаза попасться. А он, оказывается, меня только видел.
Нариман. Как ему идет это мужественное имя. Надо обязательно посмотреть, что оно значит. Как же он не похож на моего бывшего, который, и я только сейчас это понимаю все делал четко и с расстановкой. Это я рядом с ним была эмоциональной, открытой, безумно влюбленной. Это я нарисовала в голове идеал и не видела ничего за ним. Даже его нелюбовь. В памяти тут же всплыл эпизод из далекого прошлого…
Мне 23, Таиру 31. После четвертого, или пятого свидания он проводил меня до подъезда, взял меня за руку, погладил большим пальцем ладонь и сказал:
— Ты мне очень нравишься. Очень. Ты красивая, хорошая, нежная. Мне кажется, мы подходим друг другу, поэтому не вижу причин тянуть.
— Что тянуть? — удивилась я.
— Со свадьбой.
В этот момент я потеряла дар речи от неожиданности и осознания того, что все происходит в реальности, а не в мечтах.
— На выходных я отправлю к тебе сватов, если ты не против?
— Я не против.
— Отлично. Ну пока, — Таир улыбнулся и сжал мою ладонь.
— Таир, а ты не мог бы… — неуверенно прошептала я, остановив его и не дав уйти.
— Что?
— Ты не мог бы поцеловать меня? — сама не верила, что я это сделала. Я — скромница и отличница, которой мама твердила, что девушка не должна проявлять инициативу. Но до этого момента Таир целовал только в щеку, а раз уж он решила свататься, то и я подумала — почему бы и нет?
— Сейчас?
— Да…
Таир взял мое лицо в ладони и коснулся своими губами моих губ. Поцелуй был недолгим, но у меня словно выросли крылья. И когда он отстранился, я поддалась порыву и призналась:
— Я тебя люблю.
— Я тебя тоже, — сказал он в ответ.
Это “Я тебя тоже” стало моим проклятием.
Вернувшись в реальность, шагнула на площадку и подумала: “В одном и том же дворе другой мужчина, другой поцелуй, другая я. Та, что боится полюбить снова и открыть свое сердце еще раз. Та, что теперь не сделает первый шаг, пока не будет уверена. Та, что больше не скажет “я люблю тебя”, пока не услышит это первой. Прямо как в песне: “Если кивнет в ответ сердце, только тогда говори “да”.