Я могла видеть при помощи ног.
Потребовалось мгновение, дабы осознать, что это было не настоящее зрение; вместо этого я ощущала вибрации в земле под ногами, и мой мозг каким-то образом переводил их в нечто, понятное мне.
Двадцать пять дождевых червей рылись в почве под ногами. Я слышала, как они шебуршатся, улавливала вибрации ногами. Звучало всё это странно, но я знала, что происходит.
Я знала, что контролируемые мной насекомые обладают чувствами, которых у меня просто не было, но эти чувства всегда отфильтровывались моим человеческим мозгом. У меня просто не имелось системы координат для понимания того, что ощущали мои насекомые, за исключением некоего общего ощущения.
Со зрением и слухом всё было нормально, но моя суперсила отфильтровывала отсутствующие у меня или очень ограниченные чувства, оставляя нечто, доступное моему пониманию.
Следующим, что я заметила в темноте, было невероятное богатство запахов. Передо мной внезапно открылась целая вселенная ароматов, и часть меня удивлялась, как же я никогда её раньше не замечала.
Даже некогда отвратительные запахи теперь были весьма заманчивы.
Я ощущала запах лосьона после бритья, используемого Сириусом. До этого он был едва заметен после употребления. Теперь запах его был просто ошеломляющим, несмотря на то, что Сириус находился от меня метрах в шести.
Помимо этого, я ощущала запах использованного им мыла; не только самого мыла, но по крайней мере двенадцати элементов, из которых оно было сделано.
Каждый цветок, растение, все тела, не только в доме или дворе Уизли, но и далеко снаружи, внезапно у них у всех обнаружился свой уникальный и ошеломляющий запах. Даже без своей силы я могла сказать, сколько насекомых вокруг.
Я находилась в темноте, вероятно из-за того, что превратилась без одежды и теперь оказалась заперта внутри неё.
Я слышала паническое сердцебиение по крайней мере двух моих компаньонов. Я слышала крики; несомненно, что-то пошло не так, по крайней мере, с ещё одним из них.
Голоса звучали искажённо; невероятно глубоко и медленно. Практически так, словно каждый панический выкрик растягивался, занимая впятеро больше времени, чем обычно.
Это должно было обеспокоить меня; почему-то я не могла вспомнить, из-за чего. Все они были Другими; каким-то образом не имеющими отношения ко мне или моему рою.
Всё было не так, как тогда, когда я выгружала эмоции в насекомых. Тогда я, по крайней мере, понимала, что такое эмоции, и у меня оставались воспоминания о том, какие они.
Теперь мир казался мне кристально ясным. Я помнила, какими предположительно должны быть эмоции, но не могла вспомнить, как все они ощущались. Все, кроме гнева.
Гнев я понимала и подозревала, что всё ещё могу испытывать его.
Я неотвратимо продвигалась в направлении света. Через ткань видно было обрывки и кусочки света, обычно когда происходили вспышки молний.
Я потянулась наружу своей силой; она всё ещё была на месте, и, если уж на то пошло, она была сильнее, чем когда-либо за длительное время. Словно бы у этой формы имелось природное свойство контроля.
В этой форме мой мозг работал быстрее, и это означало, что я ещё лучше смогу использовать более быстрые реакции насекомых, находящихся под моим контролем.
Мгновение спустя я оказалась на свободе.
Я ощущала ветер на крыльях и начала для пробы взмахивать ими.
Другие сгрудились вокруг кого-то ещё, и никто не смотрел на меня.
Они были чудовищно огромны. В настоящий момент даже самый мелкий из них выглядел так, словно в нем почти 300 метров роста. Или они все ненормально выросли, или я превратилась в нечто очень маленькое.
Это не имело значения — у меня были крылья.
Если они попробуют захватить мою территорию, то я заставлю их поплатиться. У меня имелось жало; и ещё лучше — мой рой, и даже при этом складе ума, я знала, как его использовать.
Мгновение я разглядывала свои крылья, на них нигде не было таких же узоров, как на прошлых покрытиях моей кожи.
Тем не менее, тише едешь — дальше будешь. Я начала двигать крыльями, вначале для пробы, но вскоре оторвалась от земли.
Потребовалось мгновение, но я внезапно осознала, что способна на ещё одно чувство — радость.
Поток ветра подхватил меня, и я обнаружила, что парю над землей. Мне всегда хотелось летать; Атлант и мой реактивный ранец были несовершенными заменителями, но это было тем, для чего я была создана. Сейчас я была в форме, созданной для полетов.
Мне хотелось весело закричать, но я не могла говорить.
Я поднялась, уставившись на фигуры подо мной. Один из людей находился в бедственном положении, я видела, как на нём растет мех, но в его движениях ощущалась некая неправильность.
Я ощущала запах его страданий, слышала звук бьющегося сердца. Звук изменялся по высоте и ритму, практически в то же мгновение, когда само сердце меняло свою форму.
Они паниковали, но это были не мои заботы. Ветерок доносил десять тысяч интригующих запахов, некоторые из которых мне не терпелось исследовать. Проблемы Других мой вид не заботили.
Восходящий поток воздуха донёс знакомый запах; я ощущала его в школе, когда искала почту. В то время единственная причина, по которой я смогла его унюхать, заключалась в том, что дюжины созданий оказались собраны на маленьком пространстве, вместе с их собственными отходами.
Этот запах был намного более отчетливым и тревожным. Что-то во мне кричало об опасности, и я инстинктивно поднялась выше.
Одна из Других завершила своё превращение; я видела злобный желтый глаз, уставившийся на меня с лица, изменяющегося вокруг него.
Перья и клюв рванули в моем направлении; я едва успела вовремя уклониться вправо, избежав захвата и проглатывания.
С моей улучшенной скоростью всё должно было казаться медленным, но оно таким не казалось. Её скорость полёта почти вдвое превышала мою, и единственное моё преимущество заключалось в том, что она была немного менее маневренна из-за своего веса.
Она была в семьдесят раз больше меня, с размахом крыльев, вдвое превышающим превосходство в размерах. Она была монстром.
Желтоватые глаза злобно таращились на меня, когда она снова закружила рядом. Её ночное зрение было превосходным, но органы чувств были хуже моих.
Я начала собирать силы, в то время как она снова нырнула в мою сторону. Ночные насекомые швыряли себя ей навстречу, и она хватала их, щелкая клювом и пожирая так быстро, как могла.
Однако её взгляд оставался прикован ко мне.
Я нырнула; предполагалось, что Другие мои союзники, и если я смогу забраться внутрь одной из фальшивых шкурок, враг окажется вынужден отступить.
Она приближалась ко мне; её размер и скорость делали её быстрой, в сравнении со мной.
Насекомые начали окружать её роем, в то время как я нырнула вниз, в направлении самого маленького из всё ещё оставшихся на ногах людей.
Он взвизгнул и начал размахивать руками. Это вызвало во мне желание ужалить, но я не стала. Вместо этого я занырнула в воротник его мантии.
Птица врезалась в него, и я ощутила удар. Если бы она ударила туда, где я находилась, то я оказалась бы раздавлена. Но я уже проползла под его конечности, направляясь к спине.
Своими ногами я ощущала его органы, вибрирующие и булькающие, легкие, наполняемые ветром и ревущие невероятно глубокими звуками.
Мгновение спустя запах хищника исчез, сменившись вонью человека и всем, что к нему прилагалось. Птица исчезла, сменившись на девушку.
Другой, которого я использовала как щит, стукнул сам себя рукой по лицу, хотя движения его казалась невероятно медленными и неуклюжими.
Союзники не должны нападать на союзников. Так как вопрос был принципиальным, я ужалила его, раз, два, затем три. Когда он взревел и начал прыгать вокруг, я скользнула вниз, к нижнему краю его одежды, и затем снова оказалась в воздухе.
Я добралась до своих прошлых шкурок, и нырнула внутрь, ощущая комфорт от своего собственного прошлого запаха.
Мгновение спустя мир вокруг исказился; теперь он каким-то образом казался меньше. Внезапно я ощутила себя так, словно ослепла, и вовсе не из-за того, что оказалась закутана в тёмные одежды.
Я снова стала человеком, и почему-то ощущалось всё так, словно я стала чем-то меньшим, ущербным.
Испытывали ли подобное все анимаги? Если да, то почему они не сбегали просто в лес и не жили, наслаждаясь текущим моментом?
Я никак не могла найти отверстия для шеи и рук, и мне потребовалось на это несколько секунд. Я ощущала себя медленной и неуклюжей, словно двигалась внутри патоки. Сладостная ясность, когда была тем, кем там была, исчезла, сменившись человеческими заботами.
К тому времени, когда я снова смогла что-то видеть, Гермиона вбежала внутрь дома. При помощи насекомых я слышала, как она пыталась одеться. На Сириусе больше не было мантии; несомненно, он накинул её на Гермиону, прежде чем та вбежала внутрь.
Невилл, очевидно, превратился в мелкого грызуна; мне потребовалась секунда на осознание. Он стал ежом.
Разочаровывающее превращение, пускай и выглядящее каким-то образом уместным. Ёжики обладали способностью сопротивляться змеиному яду, и они, как правило, были робкими и нервными.
Требовалось поближе взглянуть на сову Гермионы. Если она смогла бы сойти за почтовую сову, то это открывало некоторые возможности, предполагая, что она сможет преодолеть свои инстинкты и не станет меня есть.
Другие всё ещё толпились вокруг Гарри, которого я не видела.
Вставая и неловко пытаясь надеть одежду под мантией, я слышала, как Сириус шептал что-то низким голосом.
Когда я приблизилась, то увидела золотистый мех и кисточку хвоста. Во что бы там Гарри ни превратился, оно было большим; действительно большим.
Приблизившись, я услышала тяжелое дыхание. Создание, некогда бывшее Гарри, уже пыталось встать на ноги.
Грива была великолепна.
На секунду он уставился на меня, и я осторожно позволила палочке скользнуть в руку. Если взрослый африканский лев уступит контроль своим животным инстинктам, так же, как я и Гермиона, то у нас у всех начнутся огромные проблемы.
Вместо этого, несмотря на все проблемы во время превращения, Гарри, кажется, лучше контролировал свой разум. Он уставился на нас, затем лениво приоткрыл рот, демонстрируя огромное количество острых, белых зубов.
― Мне казалось, что обычно ты превращаешься в животное, обитающее там, где ты живешь, — заметила я.
― Обычно, — отозвался Сириус. Посмотрел на меня. — Вот почему я сказал, что четверо — слишком много, чтобы учить одновременно. Безответственно с моей стороны.
Я кивнула рассудительно. Мысль о том, что мы вообще-то можем сожрать друг друга, не приходила мне в голову.
Форма Гарри была наименее полезной из всех наших, пускай она и являлась наиболее впечатляющей. То, что он превосходил размерами человека, лишь делало его мишенью большего размера. Лучшей ставкой для него будет превращаться вблизи, прежде чем его цель успеет отреагировать.
Моя форма была хороша для незаметности и скрытности; форма Гермионы была достаточно распространённой в волшебном мире, так что она, скорее всего, смогла бы проскользнуть в любую совятню и затем куда пожелает.
Ёжик мог пробраться в любой сад в Англии, и на него, скорее всего, не обратил бы внимания никто, кроме домовых эльфов. А вот лев будет невероятно бросаться всем в глаза.
Интересно, удастся ли навесить на него броню. Она, скорее всего, отразила бы убивающее проклятие. Броня с щитовыми заклинаниями могла оказаться полезной. Можно было превратить его в танк, буквально.
― Вот уж точно гриффиндорец, — произнёс Джордж.
В голосе его звучала гордость.
Я никогда не воспринимала Дома слишком всерьёз, и подозревала, что те, кто следует за мной, не воспринимают их настолько серьёзно, как раньше.
Хотя близнецы выросли внутри этой системы.
― Удивлён, что ты не превратилась в змею, — сказал мне Фред. — Принимая во внимание, что ты самая слизеринистая слизеринка, из числа тех, которые с этого факультета когда-либо слезали.
― Ты ужалила меня! — заорал Рон.
Он расчёсывал спину.
― Ты пытался меня ударить, — спокойно ответила я. — Скажи спасибо, что в глаз не ужалила. Хотя хотелось.
― Никогда не видел такой осы, — сказал Сириус. — Кто бы она ни была, здесь такие не водятся.
― Как она выглядела? — спросила я.
― Чёрные брюшко и голова, — ответил Сириус. — Остальное было по большей части рыжим. Трудновато было рассмотреть в темноте.
― Я читала о похожей осе, — сказала я. — Она из Азии. Кажется, ей ещё не присвоили имя.
Я нахмурилась.
Большинство анимагов принимали форму того животного, с которым были хорошо знакомы. Откуда у меня взялось сродство с этой осой?
― У неё такой яд, который позволяет воздействовать на других насекомых. Прерывает их способность контролировать собственное тело. Мне кажется, я могу просто вести насекомое, куда захочу, где смогу его съесть.
Конечно, для кого-то с моей силой это была бесполезная способность, но для крошечного насекомого длиной чуть больше сантиметра это было впечатляюще.
― Ты хочешь сказать, что в сущности Целуешь насекомых? — спросил Рон.
Он всё ещё бросал недовольные взгляды в мою сторону.
― Я бы сказала, превращаю их в зомби, — отозвалась я, но он проигнорировал меня.
― Именно ими в конечном итоге становятся Поцелованные. Можешь вести их, куда захочешь.
― Полагаю, мы можем назвать ее Осой-Дементором, — пошутила я. — По крайней мере, пока маглы не определятся с тем, как её называть.(57)
На лице Рона внезапно проступила паника.
― Меня же не парализует?
― Ага, — отозвался Джордж. — Просто яду требуется больше времени на то, чтобы подействовать, так как ты намного больше. Тейлор здесь, немного погодя, закусит твоим мозгом и всё равно не насытится.
Сириус улыбнулся коротко, затем изрёк:
― Сомневаюсь, что Тейлор будет опасна для тебя, при её-то размерах. Вероятно, следует воспользоваться некоторыми из лечебных средств в доме, просто для гарантии; мне ненавистна мысль о том, что у тебя может быть аллергическая реакция.
― Мне кажется, маленький братец, твоя голова начала разбухать, — сказал Фред.
Джордж вытащил свою палочку; Рон не смотрел в его сторону. Неужели детство Рона всё было таким вот?
― Я первой пойду в дом, — произнесла я. — Прослежу за тем, чтобы Гермиона выглядела благопристойно.
На мне всё ещё отсутствовала большая часть нижнего белья; я ухватила то, что осталось лежать на земле, включая туфли, и пошла по лужайке.
Чувства насекомых позволили мне пройти по лужайке, не наступив ни на один сучок или камень, которые могли бы повредить мне ноги.
Гермиона закончила одеваться.
Она сидела на диване, пристально разглядывая свои руки. Когда она подняла на меня взгляд, в глазах её мелькнула нотка страха.
Ага.
Она пыталась убить меня, и я обычно затаивала за такое обиду. Лучше всего будет заверить её, что всё в порядке.
― Хорошо, что ты оделась, — сказала я. — Они будут искать аптечку для Рона. Ужалила его несколько раз. Разум осы, ну, знаешь, как оно бывает.
Как вообще выглядела волшебная аптечка? В ней, вероятно, имелся безоар и какие-то зелья. Они вообще заморачивались использованием бинтов?
― Прости, что чуть не съела тебя, — произнесла Гермиона.
Она не смотрела в мою сторону, и лицо её всё ещё было красным, вероятно из-за того, что она оказалась обнажённой перед мальчиками.
Рон, пожалуй, тоже смотрел. Я немедленно стала куда меньше жалеть о том, что ужалила его.
― Нам нужно будет поработать над этими инстинктами, — сказала я. — Нельзя, чтобы мы съели друг друга. Остальные едва потянут на закуску для Гарри.
После этих слов она немного хихикнула.
― Я собираюсь достать тебе небольшой контейнер для писем, крепящийся к ноге, — продолжала я.
Мне стало любопытно, готова ли она будет, в форме совы, носить небольшую шапочку почтальона. Пожалуй, что нет, так как остальные её не носили, но выглядело бы очень мило.
― Я не собираюсь доставлять почту, — сказала она, поднимая на меня взгляд.
― Это может оказаться наилегчайшим способом попасть туда, где они живут, и высматривают все остальные опасности, — объяснила я. — Пока ты не будешь пытаться съесть меня, я могу путешествовать в твоих перьях.
Гермиона помолчала мгновение.
― Не могу поверить, что поедала насекомых, — сказала она. — И что меня это не беспокоило.
Я пожала плечами.
― Если используешь иной разум, обязательно вылезут какие-то изменения в личности, — объяснила я. — Даже если бы это всё ещё был мозг человека, есть всевозможные генетические личные черты, которые будут отличаться и которые изменят тебя. В случае мозга животного? Потрясающе, что мы вообще способны думать.
― Странно, — произнесла она. — Когда я гналась за тобой, выглядело всё так, словно насекомые сами кидались ко мне в рот, пытаясь отвлечь.
Я застыла.
― Это странно, — осторожно сказала я. — Может, ты просто пролетела через рой и оно только выглядело так?
Гермиона покачала головой.
― Они двигались так, словно у них была цель, — ответила она. — Так, словно они защищали тебя.
― Может, стихийная магия, — добавила я. — Даже в нашем возрасте такое случается.
Она пристально смотрела на меня, словно пытаясь понять, не лгу ли я. Иронично, но технически я не врала.
Прежде чем я успела сказать что-то ещё, дверь открылась и Рон, пошатываясь, вошёл внутрь. Голова его раздулась вдвое против прежнего размера, и он орал на братьев, которые смеялись над ним.
В ходе последовавшего хаоса, связанного с попытками найти аптечку, я ощущала на себе взгляд Гермионы, которая оценивающе наблюдала за мной.