― Немного даже обидно, — проговорила Гермиона. — В прошлом году нас развлекали куда качественней.
― Ну, если бы повторили то же, что было в прошлом году ― это и было бы скучно, — отозвался Рон, полностью разделяя общее настроение.
― Даже поезд разбомбить не попытались, — сказала я, с фальшивым разочарованием. — Надеюсь, на следующий год подготовят что-то более захватывающее.
Мы находились на железнодорожном вокзале. За весь путь от Хогвартса до Лондона не случилось ровным счётом ничего. Поезд быстро уехал, а наших одноклассников аппарировали их родители из магической части вокзала. Доверенные авроры аппарировали маглорожденных по домам, с телефонными звонками, подтверждающими получение детей, мгновения спустя после их отбытия с вокзала.
Я выразила свои опасения, что кого-то из них подменят Пожирателем Смерти под Оборотным зельем, поэтому всё проходило вот так. Я спросила об установке «Погибели Воров», это устройство, видимо, являлось невероятно дорогим, а гоблины ни за что бы не разрешили Министерству аппарацию людей в свой банк и обратно.
Также, это затруднило бы моё проникновение в Министерство, если бы оно вдруг потребовалось в обязательном порядке.
― Ещё есть время, — проговорила я. — Если бы им и правда захотелось и их бы не волновало, что они настроят всех против себя, то они могли бы просто сделать что-нибудь ужасное, например, проклясть все сидения, чтобы у нас задницы сгнили.
― Поэтому ты разрешила Рону сесть первым? — удивлённо спросила Гермиона.
― Эй! — воскликнул Рон.
― Как-то же нужно до тебя донести, что вначале нужно уступать места дамам, — спокойно ответила я.
― Может и уступлю, если хоть одну увижу, — раздражённо парировал он. — Вместо нунду в юбке.
Со стороны наши препирательства казались лёгкими и добросердечными, но я видела, что все на самом деле нервничают. Последние восемь часов мы провели, ожидая нападения, и всё ещё оставался шанс, что Пожиратели Смерти ждали, пока чистокровные дети сойдут с поезда. Поэтому Министерство решило отправлять с вокзала их и маглорожденных в одинаковой пропорции.
Меня оставили напоследок, так как посчитали, что я смогу что-то заметить; к тому же, если Пожиратели Смерти собирались напасть, то скорее всего на меня и скорее всего в то время, когда поезд уже опустел бы.
― Уже почти все разъехались, — сказала я. — Гермиона отправится первой, затем Гарри, затем Рон.
Несколько секунд спустя за Гермионой явилась Тонкс. Она изменила цвет волос и ухмыльнулась нам. Её способность была достаточно редкой, что Пожирателям Смерти оказалось бы трудно воспроизвести её за такой короткий срок.
За Гарри прибыл Грюм.
― Кодовое слово: «Косичка», — сказал он.
В отличие от Тонкс, ему нужно было кодовое слово, чтобы подтвердить свою личность.
В результате мы с Роном остались в вагоне одни.
На меня он не смотрел, предпочитая глядеть прямо перед собой. Он молчал некоторое время, потом всё же заговорил:
― Спасибо, — произнёс Рон.
― За что?
Теперь я не смотрела на него. Я сканировала местность вокруг на предмет любых признаков вторжения Пожирателей Смерти. Дети и родители снаружи быстро покидали платформу, словно все боялись начинающейся атаки.
― Короста, — ответил Рон. — Это было... вообще неправильно. Мне до сих пор кошмары снятся из-за этого.
Я пожала плечами:
― Случайно вышло. Один из твоих братьев заметил крысу, когда мы занимались... кое-чем другим.
Мы, как могли, сохраняли в тайне наши дела с Блэком. Новость о том, что он свободен, вскоре достигнет прессы, и газетчики собирались подать всё так, чтобы выставить Министерство в выгодном свете.
― Тем не менее, — отозвался Рон. Глядя на свои руки, он изрёк: — Я слышал, что ты сказала близнецам не шутить надо мной.
― Он и в их кроватях тоже побывал, — сказала я. — И это отвратительно, принимая во внимание, что крысы постоянно повсюду писают.
Мне было любопытно, не по этой ли причине в первую очередь близнецы отдали Петтигрю брату. Питомец из него был, как в телеге пятое колесо.
― Короста была не настолько плоха, — ответил Рон. Скривился. — Всё ещё проблемы с тем, чтобы думать о ней, как о взрослом дядьке.
― Ну, теперь тебе не надо об этом волноваться, — заметила я.
Он снова скривился.
― Так ты?
Мне не требовалось спрашивать, о чём это он. Грюм два дня допрашивал меня по этому поводу, вместе с самыми приближёнными ко мне лейтенантами. Его интересовало, не отдавала ли я приказа на убийство, словно я была каким-то маленьким мафиозным боссом.
― Я была рядом с Министром Магии, когда это случилось, — ответила я. — Очевидно, кто-то взорвал его глаза, затем, когда он превратился в крысу, чтобы убежать, превратил Петтигрю в чайную чашку и затем разбил ее. Я видела фотографии того, что от него осталось, когда его превратили обратно.
Рон уставился на меня.
― Кто бы мог такое сделать?
― Кто-то, кто не хотел, чтобы Петтигрю рассказал о том, что знает, — ответила я. — Глаза были посланием, как мне кажется.
― Посланием кому? — Рон слегка позеленел.
― У маглов есть пословица насчет стукачей(50), но я сомневаюсь, что ты её поймёшь.
― Они играют в квиддич? — спросил он.
― Нет, — твёрдо ответила я.
Последним, что мне требовалось, чтобы Рон донимал своего отца насчет магловского квиддича. Научить некоторых маглорожденных игре в регби могло помочь с вопросом обучения использования физического насилия при необходимости.
Не то чтобы я пока плохо справлялась с их обучением по данному вопросу.
Тонкс появилась в дверях.
― Рон, ты готов?
Её нос превратился в свиной пятачок, и Рон содрогнулся.
― Береги себя летом, — сказал он, поднимаясь. — Гарри говорит, что именно ты спасаешь его жизнь; хоть ты ненормальная, я ценю то, что ты делаешь.
Мгновение спустя он исчез.
В дверях появился Грюм.
Я бы точно так же удовлетворилась Снейпом, но никто не хотел рисковать тем, что Снейп мог оказаться вынужден или привести меня к своему хозяину и отказаться от своей должности, или объявить о своем переходе на нашу сторону и утратить свою полезность как двойной агент.
― Кодовое слово: «Золотое Утро», — сказал Грюм.
Нас попросили придумать наши собственные кодовые слова, вещи, которые не будут иметь значения ни для кого другого. Если бы Грюм находился под контролем разума, то разницы бы не было, но весь корпус авроров за прошлые две недели прогнали через протоколы «Властелин-Скрытник».
Им всем стёрли память на предмет того, когда или если вообще их тестировали, и группы авроров изымали в случайное время для других вещей, чтобы ввести всех в замешательство. Оно никому не помешало бы взять их под контроль в последний день, но это было лучшим, что мы могли сделать.
Они приглядывали друг за другом весь день, пока не началась аппарация, и приняли меры предосторожности, отправляясь парами.
Я кивнула.
О наших сундуках уже позаботились, ещё до того, как мы отбыли.
Все, что осталось, так это позволить ему взять меня за руку. Я протянула ему левую, правой крепко сжимая палочку в кармане.
― Тебе это не понадобится, девчонка, — сказал он, бросая взгляд на мою руку.
― Может и понадобится, — возразила я. — Зависит от того, не спрятали ли вы где-то настоящего Грюма, чтобы затем явиться сюда и притащить меня к своему хозяину.
Он нахмурился и покачал головой.
― Или, может, Министерство решило, что я политическая помеха, и они послали вас, чтобы уложить меня в безымянную могилку где-нибудь во Франции.
― Так вот что ты сделала со Скитер? — спросил он.
― Я не убивала её, — последовал автоматический ответ. — Хотя возможно, ваше раздражение мной дошло до того момента, где у вас не будет возражений против устройства небольшого несчастного случая с транспортом.
Мгновение он пристально смотрел на меня, затем кивнул одобряюще.
― Если бы все дети были так бдительны, как ты, то мы бы...
― Управлялись двенадцатилетками? — спросила я. — Дайте срок.
Если повезёт, то к тому времени, когда я буду готова исследовать мир, Гермиона тоже будет готова. Мне никогда не доводилось повидать даже Америку, за пределами баз Протектората и боевых зон, не говоря уже об остальном мире. Здесь были места, уничтоженные в моем родном мире, причем некоторые из них ещё до того, как я вообще родилась.
― Идём, — сказал он. — До того, как Пожиратели Смерти осознают, что мы единственные, кто остался в этом поезде.
Он протянул руку, и я взяла её. Мгновение спустя пришло ощущение, словно нас протягивают через трубу.
Мы стояли на магловской улице; она выглядела полностью непримечательно. Я не засекла никого, кто находился бы в засаде, поджидая нас.
Грюм протянул мне бумажку. Я не взяла её, вместо этого уставившись на него. Пускай на нём и не имелось перчаток, от меня не ускользнула возможность того, что он мог быть каким-то образом защищён от проклятия, нанесенного на бумагу.
― Прочти и запомни, — сказал он.
Он открыл послание, на котором почерком Дамблдора был записан адрес.
Грюм пристукнул посохом, и в то же мгновение я немного пошатнулась, ощутив, как внезапно в пределах моей силы появилось старое здание, с целой коллекцией насекомых. Это, должно быть, были чары Фиделиус; то, как двигались здания, не столь сильно впечатлило меня, как то, что оно ускользнуло от моей магии.
― Вы доставили Гарри сюда? — спросила я. — Мне казалось, что вы направлялись в дом его семьи.
― Он останется здесь на несколько недель, и Дамблдор начнёт обучать его окклюменции на пару с тобой. Дурацкая идея.
― Да ну? Потому что он слишком молод?
― Потому что ты научишь его лучше, чем Снейп, — ответил Грюм. — У Снейпа зуб на парня. Не так всё плохо, как могло бы быть; если бы ты не доводила его до облысения последние два года, у него было бы намного больше времени, чтобы сосредоточиться на Гарри.
― Он не лысеет! — запротестовала я.
― Фигура речи, — ответил Грюм. — И откуда бы тебе знать? Ты коротышка, даже в сравнении со своими одноклассниками.
― Что делает меня более мелкой целью, — последовал ответ. — И я провидица. Мне не нужно видеть чужие макушки, чтобы знать, лысеют ли они.
Моим насекомым нужно было, но ему не требовалось этого знать. К тому же, мой настоящий отец из прежней жизни лысел. Я знала, каково это. Снейп не добрался до этого момента, несмотря на весь тот ущерб, который ему нанесли испарения зелий.
Здания закончили двигаться.
― Не впечатлена, да?
― Вы держали меня в таком же в Министерстве, — сказала я. — Видела раньше.
Грюм бросил на меня острый взгляд.
― Мне казалось, что ты не заметила.
― О, я заметила, — отозвалась я.
Он кивнул, осмотрелся по сторонам и направился к ступенькам. Не стал оглядываться, следую ли я за ним, вероятно доверяя моему инстинкту выживания, что он удержит меня от того, чтобы в одиночку отправиться в магловский город.
Он сделал жест палочкой, открывая дверь. Я тщательно следила за его движениями. Вероятно, мне потребуется возможность ещё несколько раз увидеть движения, прежде чем пробовать выполнить их самостоятельно. В конце концов, если мне потребуется выскользнуть наружу, в магловскую глухомань, то нужна будет возможность вернуться.
У меня не было с собой маховика времени; глаз Грюма был слишком опасен. Также я не хотела ходить с ним рядом с Дамблдором; сейчас он казался слишком встревоженным, чтобы я смогла избежать мыслей о маховике.
― Это место не нанесено ни на одну карту, — сказал Грюм. — Семейство Блэков установило тут все защиты, какие они только смогли придумать, и Дамблдор добавил к ним ещё.
― Это дом Сириуса Блэка? — спросила я.
Грюм кивнул.
― Сириус с радостью одолжил нам свой дом, — объяснил он.
― После того, как Министерство и Дамблдор, в сущности, бросили его в Азкабан? Если бы я была на его месте, то сказала бы вам всем, что вы можете пойти пососать лимон.
― Скорее, мы бы проснулись в одну ужасную ночь, а ты бы стояла рядом и смотрела, — ответил Грюм. — Таращилась бы на нас, пока не убила.
― Это всего лишь боггарт, — ответила я, пожимая плечами.
― Ты бы позволила нам так считать, — сказал Грюм. — К счастью, Блэк крайне охотно помог нам, особенно из-за того, что Гарри его крестник.
Ага.
Так они использовали Гарри как рычаг воздействия на Блэка. Вероятно, поэтому Гарри первым делом явился сюда, вместо того, чтобы приехать позже летом. Пожалуй, Сириус был достаточно сообразителен, чтобы потребовать время с Гарри сразу, вместо отказа от Фиделиуса и не получения ничего взамен.
Длинный коридор, по которому мы шли, был освещён газовыми лампами. Я обнаружила, что дом кишел насекомыми; их здесь было достаточно, чтобы я немедленно могла создать рой в любой комнате дома. Сразу же стало намного уютней.
― Грязнокровка!
Грязное покрывало соскользнуло с картины. Я посмотрела на изображение раздражённой старой женщины; она была вне себя от гнева и глазела на меня так, словно я была наихудшим из того, что когда-либо появлялось в доме.
― Очаровательная картина, — сказала я, пока женщина выкрикивала оскорбления в мой адрес.
― Я слышала о тебе, чудовищное создание! — заявила она. — Маленькая сучка, считающая, что она лучше настоящих людей!
Сколько же слышала картина, здесь, где люди Дамблдора составляли планы? Могла ли она общаться с другими расистскими картинами в других местах?
У волшебников была дурная привычка игнорировать картины и домовых эльфов, и в один прекрасный день я собиралась по полной воспользоваться преимуществами этого культурного слепого пятна.
Можно ли было трансфигурировать картину в другую картину? Если я смогла бы заставить одну картину выглядеть как другую, то тогда смогла бы использовать верную картину как шпиона.
― Она прибита к стене; пробовали снять, ничего не подействовало, — сказал Грюм. — Ненавидит маглорожденных. Её никто терпеть не может, но старая карга просто не затыкается.
― Пытаешься заменить настоящих людей своей грязью! Грязнокровок не следовало учить магии, никогда. Их следовало оставить валяться в магловской грязи, из которой они произошли.
Я пристально посмотрела на неё.
― В мое время, с тобой бы разобрались в первый же день в Хогвартсе.
― Заткнись, карга старая, — рявкнул Грюм, ударяя посохом по раме.
Старуха завизжала:
― Предатель крови! — орала она. — Всех вас следует сжечь живьём за то, чем вы тут занимаетесь. А эту девку — первой!
― Почему бы вам не пройти вперёд? — тихо спросила я. — Я бы хотела немного с ней поболтать.
― Сомневаюсь, что ты сможешь её вразумить, — сказал Грюм. Посмотрел на меня пристально, затем ухмыльнулся. — Но не стесняйся.
Он пошёл дальше, и в тот момент, когда я посчитала, что он вышел из зоны слышимости, я повернулась к женщине и уставилась на неё.
Вытянула руку, коснувшись холста.
― Что ты делаешь? — взвизгнула она. — А ну, не касайся своими грязными грязнокровными руками моего прекрасного чистого холста!
― Мне ещё не доводилось убивать картину, — сказала я.
Я преднамеренно говорила голосом Луны. Когда мне нужно было добиться от неё правдивой реакции и она говорила что-то неожиданное, это, как правило, приводило в замешательство.
― Вы закричите, если я подожгу холст?
― Ч-что?
― Можно попробовать растворитель краски. Может, смогу растворить половину вас, а другую половину оставлю кричать, — сказала я. — Это будет интересный эксперимент.
― Ты не посмеешь.
― Я грязная грязнокровка, — отозвалась я. — Маглы уже давно изобретают всё новые и новые способы убийства друг друга. Почему вы ждёте, что во мне будет хоть капля жалости к чистокровной? Хотя вы даже не чистокровная... вы меньше, чем грязнокровка, потому что вы даже не человек.
Она начала брызгать слюной.
― Честно говоря, даже домовой эльф лучше вас. В конце концов, он живой и может творить магию, а вы... вы не можете ничего, не так ли? Вы только и способны, что сидеть тут и кричать, и может, мне только этого от вас и требуется.
Она тряслась, лицо её покраснело.
― Моя родословная чиста как...
― Вы даже не связаны с ними родственными узами, на самом-то деле. Вы всего лишь краска и холст, и вы знаете, из чего делают краски... из земли. Так что кто тут грязнокровка?
Она, с раскрасневшимся лицом, кричала на меня. Кричала она практически бессвязно.
― Молчать! — крикнула я. — Или я просто приклею ещё один кусок стены поверх вашей картины при помощи клеющего заклинания, и оставлю вас навсегда в одиночестве и темноте. Как думаете, сколько времени вам потребуется, чтобы сойти с ума?
― Они никогда не позволят! — воскликнула она, бледнея.
― Никто из них не любит вас особо, — ответила я. — Если я сожгу вас как растопку, то их это не взволнует. Очень просто будет вырезать кусок стены с вами, сжечь его, затем заменить стену.
Она не нашлась, что сказать в ответ на это.
― Я хочу, чтобы вы знали, кто я, — сказала я. — Потому что я не собираюсь проводить следующие три месяца, слушая ваши оскорбления в адрес меня и моих друзей.
― Ты блефуешь, — произнесла она.
Я вытащила нож и ударила несколько раз в ту область, где располагалась её грудь. Также я ещё несколько раз ударила ножом по холсту.
Она взвизгнула, словно умирала. Что интересно, она и правда истекала красной краской.
Отскочив в угол картины, она таращилась на меня так, словно я была безумна. Сама она была бледной и тряслась.
― Мне не нужно блефовать, — пояснила я. — Если я уничтожу вас, то не найдется суда, который обвинил бы меня. Вы не человек; и это значит, что я могу сделать с вами всё, что захочу, и никто ничего не скажет. Иронично, с учетом того, что такие, как вы, желали таким, как я.
Я ожидала, что она выскользнет из рамки. Но она этого так и не сделала.
― Если я вырежу ваши глаза, ослепнете ли вы? — спросила я.
Это оказалось уже слишком, и она скрючилась в углу картины. Я удовлетворенно кивнула; нам всем требовалось знать, была ли у неё другая картина, куда можно было бы сбежать, потому что выглядела она как картина, которая сдала бы нас при первой же возможности.
― Если вы продолжите доставлять неприятности, нам придётся поговорить ещё раз. Мне, возможно, придется рассердиться. Подозреваю, что сердитая я вам не понравлюсь. Или, ещё хуже, я могу стать изобретательной.
С этими словами я направилась к кухне, увидев несколько лиц, выглядывающих в коридор.
По дороге я беспечно насвистывала.