Следующие два дня прошли относительно мирно. Никто больше не пытался добраться до меня, пока я сплю, не нападал в коридорах, но и, с другой стороны, не было и активных попыток подружиться и втереться в доверие.
Даже мои соседки по комнате, кажется, боялись меня; я не слишком старалась с ними поладить, вместо этого сосредоточившись на учебе. Следующей атаки может и не будет какое-то время, но я не могла полагаться на это; нападение всё равно должно было случиться рано или поздно, и мне нужно было разработать стратегии на этот счет.
Большинство гриффиндорцев беспардонно на меня глазели. Слизеринцы притворялись, что меня не существует. Ученики Рейвенкло, казалось, боялись меня чуточку меньше, чем остальные, и я подловила парочку из них, шепчущихся о том, чтобы спросить меня насчет заклинания Левитации, хотя никто из них так и не подошёл.
Травология была достаточно приятной, и в ней можно было разглядеть пользу. Хаффлпаффцы выглядели не такими глупыми, как слизеринцы, продолжавшие шептаться, но они также, казалось, чурались меня больше, чем ученики других Домов, так что, возможно, они были чуточку менее храбрыми.
Несомненно, теплицы Хогвартса были разделены по степени опасности растений внутри. Я всем сердцем одобряла такой подход. Одиннадцатилетние дети не должны иметь дел с растениями-людоедами. Тем не менее, я поймала себя на чувстве любопытства, что же именно находится в этих более опасных теплицах. Я подозревала, что некоторые из тамошних растений могли оказаться полезными.
Спраут выглядела практичной, прочно стоящей на ногах учительницей. У меня не было каких-то особых преимуществ в её классе, но я сомневалась, что мне потребуются таковые. Травология показалась мне одним из самых лёгких предметов, и, надеюсь, навыки, изученные здесь, затем помогут на Зельях или других, более полезных уроках.
А вот Астрономия выглядела потерей времени. Уроки у нас были днём, и раз в неделю, ночью, практические занятия. Я не понимала, почему мы должны изучать этот предмет; у всех остальных были практические применения в жизни обычного взрослого волшебника. У Астрономии… не очень-то.
С ней не был связан ни один вид магии, и палочки не требовались. В сущности, это был просто урок естествознания. Если бы я составляла учебный план, то заменила бы Астрономию математикой, или чем-то в этом духе. Вся Астрономия была посвящена изучению имён звёзд и планет, и всё было довольно просто. Тем не менее, я чувствовала, что могла бы использовать своё время более продуктивно, занимаясь чем-нибудь ещё.
Смотреть в телескоп по ночам было немного интересно, но это не казалось чем-то важным. Меня беспокоил тот факт, что, как ожидалось, мы будем посещать эти уроки несколько лет.
Хотя, на фоне Истории Магии, Астрономия выглядела просто блестяще. Обучаться у призрака было интересно, в течение первых пяти минут, но вскоре стало ясно, что он ужасный учитель. В сущности, он читал из книги монотонным голосом, и единственной, кто вёл конспект, была Гермиона.
Проблема была в том, что этому предмету следовало быть одним из самых интересных; всё должно было быть, как изучение кейпов в Уинслоу — яркое пятно посреди дня. Вместо этого, урок Истории превратился в ужасно долгую и утомительную тягомотину, и пусть я не заснула, в отличие от некоторых других учеников, моё внимание, как стало понятно, рассеялось и уплыло.
Я обнаружила, что слушаю урок Чар у второго курса, которых обучали дальше по коридору. Масса теоретической работы, для которой мне на самом деле не хватало подготовки, но это было намного более интересно, чем слушать массу расистских глупостей о гоблинах.
Не то чтобы я любила гоблинов, но Биннс, казалось, действительно их не любил, и я не могла понять, почему. Несомненно, было несколько гоблинских восстаний, но причины, по которым они произошли, выглядели довольно понятными, стоило только отрешиться от волшебной пропаганды.
Очевидно было, что гоблинам запрещено иметь волшебные палочки, отчего они вполне справедливо негодовали. Их сбросили на дно общества, и многочисленные варианты карьеры для них оказались урезаны из-за нетерпимости волшебников. Неудивительно, что гоблины восставали каждые несколько десятков лет.
Единственным сюрпризом было то, что какой-нибудь предприимчивый Тёмный Лорд до сих пор не пообещал им равные права в обмен на их поддержку. Он, вероятно, получил бы её. Скорее всего, все эти Тёмные Лорды боялись, что подобное действие объединит их врагов против них.
Я была счастлива убраться с Истории Магии, и после подслушивания Флитвика, обучавшего второкурсников, он мне уже заранее нравился. Он не только казался компетентным, но и предмет его был действительно полезен… вероятно, Чары, Трансфигурация и Зелья были тремя предметами, составлявшими костяк того, что означало быть Волшебником. Остальные уроки выглядели не такими полезными.
Ступив в класс, я увидела, как профессор вскидывает голову. Он был очень низким; примерно три с половиной фута,(18) то есть я была выше его всего лишь на фут. Флитвик, вероятно, будет выглядеть намного меньше, когда я подрасту.
Я слышала, как некоторые из слизеринцев шептались, что Флитвик был наполовину гоблином, и что это позор, что ему разрешили преподавать в школе, но на самом деле он оказался одним из лучших учителей.
— Мисс Эберт! — воскликнул он.
Голос у него был писклявый.
— Я слышал о вашем вчерашнем выдающемся использовании заклинания Левитации! Мы даже не должны были изучать это заклинание до октября!
— Оно показалось мне одним из самых полезных заклинаний, — сказала я. — Были и некоторые другие заклинания, которые я попробовала, но они так и не заработали.
— Удивительно, что у вас вообще получилось заставить его заработать, — сказал Флитвик. — Оно требует точного набора движений палочкой.
— Я экспериментировала, — призналась я. — Подобное совсем не сработало с некоторыми другими заклинаниями. Как только у меня получилось заклинание Левитации, я практиковала его и практиковала, пока не начало получаться каждый раз.
— Как только вы изучите теорию, станет легче, — ответил он. — И как только вы поймете причины, почему некоторые движения палочкой работают с некоторыми из заклинаний и не работают с другими, станет легче изучать заклинания. В этом году мы будем проходить теорию движений палочкой.
Я кивнула.
— Было бы просто замечательно, если бы вы порекомендовали какие-нибудь книги, которые помогут с самостоятельным изучением, — сказала я.
Добиться расположения этого профессора было важно, и Флитвик вёл себя настолько дружелюбно, что трудно было не любить его.
Если часть меня и испытывала легкую подозрительность из-за этого, то я ничего не могла поделать. МакГонагалл была строгой, а Снейп — задницей. Но такой задницей, которую я действительно могла понять. Спраут казалась такой безвредной, что было возможно, что она опасна, но власть у неё отсутствовала.
— Я дам вам список для самостоятельного изучения после урока, — сказал Флитвик. — Мисс Грейнджер уже попросила у меня один такой, так что список уже составлен.
Попытаться опередить меня… как амбициозно с её стороны. Так как Флитвик являлся главой её Дома, это тоже должно было дать фору Гермионе. Мне придется потрудиться, чтобы обогнать её; пусть у меня были преимущества возраста и опыта, они испарятся, как только мы станем старше.
В её возрасте я никогда не была настолько умной. Я только выглядела так сейчас со стороны, из-за того что была взрослой в теле ребёнка.
Он хлопнул в ладоши.
— Замечательно, что в этом году у нас столько амбициозных студентов… и магглорожденных тоже.
— Нам предстоит доказать, что чистокровные ошибаются насчёт нас, — сказала я. — Это означает, что нам придется работать втрое больше, чтобы заполучить такое же уважение.
Мгновение он выглядел неловко.
— Я буду пристально наблюдать за вашими успехами.
Я кивнула.
Гермиона вошла в комнату, и мы заняли свои места в передней части класса. Если бы у меня не было насекомых, обеспечивающих мне глаза на затылке, я никогда не села бы спиной к остальным. Подобная позиция оставляла людям слишком много возможностей для нападения на меня.
Тем не менее, в сидении на первом ряду были и преимущества. Это сообщало людям, что я уверена в своей способности справиться со всем, что они кинут в меня, и позиция рядом с профессором повышала шансы на то, что он заметит, если со мной что-то произойдет. Одного этого факта могло оказаться достаточно, чтобы удержать людей от каких-либо действий, и это было лучше, чем необходимость наносить ответный удар.
Единственное, чего я не могла позволить, чтобы каждый день здесь превращался в непрекращающуюся битву. Моя изобретательность и навыки имели пределы, и рано или поздно я провалилась бы. Репутация непогрешимости была важна. Каждый человек, который был слишком напуган, чтобы атаковать меня, означал ещё один день, чтобы я смогла стать сильнее.
В итоге я буду достаточно сильна, чтобы не беспокоиться ни о чем, кроме сна, и я читала, что есть заклинания, разработанные для защиты спальни. Для их использования мне, скорее всего, придется стать намного лучше в магии, и поэтому я собиралась уделять много внимания чарам.
Первую половину урока Флитвик посвятил теории; он объяснял всё в довольно упрощенном стиле, так что даже самые туго соображающие из моих одноклассников могли понять, что он говорил. Я слышала лекцию для второкурсников, которая была намного более сложной, так что я знала, что он упрощает всё для новичков.
Но даже так, записывать при помощи пера было неприятно.
Я обнаружила, что всё больше и больше негодую по поводу пера, а у Гермионы все получалось так легко. Она объясняла мне, что в Рейвенкло считают, мол волшебникам требуется использовать перья, потому что они помогают руке привыкнуть к тем же типам движений, что и с палочкой. Я посчитала это объяснение немного сомнительным.
Более вероятно, что это было простое предубеждение, касающееся принятия маггловских технологий. Я, в сущности, жила среди магических эмишей. Даже если могучие центры магической силы нарушали работу электроники, как настаивала Гермиона, я видела наручные часы на некоторых из магглорожденных учеников. Если часы работали, то, вероятно, и обычные ручки или карандаши тоже могли бы вполне нормально функционировать.
Использование пера доводило мою руку до судорог, и это раздражало.
Так что когда настало время обеда, я сидела сама по себе за столом. К счастью, столы Рейвенкло и Слизерина находились рядом друг с другом, так что Гермиона села так близко ко мне, как смогла, и время от времени окликала меня.
Я ощутила гибель некоторых из своих насекомых и взглянула вверх. Совы влетали в комнату, и некоторые из них хватали моих насекомых по дороге к столам.
Панси Паркинсон демонстративно оставила между мной и собой пустое место, но когда сова приземлилась на стол передо мною, взглянула на меня с любопытством.
Сова приподняла свою ногу, и я увидела в когтях принесенное ею письмо. Снейп предлагал купить сову, но я решила не делать этого. У школы имелись свои совы, если бы мне потребовалось послать кому-то письмо, и едва ли мне требовался домашний питомец, которого, как только я к нему привяжусь, убьёт какой-нибудь расист.
Я покачала головой и продолжила есть. Не было никого в мире, кто знал бы меня, так что, скорее всего, письмо окажется из числа тех, которые мне не захочется читать. В нем, вероятно, содержались угрозы смерти или какого-то рода расистские обличительные речи.
— Тебе пришла почта, — сказала Панси.
— И что?
— Сова прилетает, и ты забираешь свою почту, — сказала она. — Вы, магглорожденные, такие глупые. Разве там, откуда ты приехала, нет почты?
— Это, вероятно, счёт, — сказала я.
— Кому ты вообще могла задолжать? — спросила она. — Постой, у тебя есть склонность к азартным играм?
Были ли вообще у волшебников казино? На что они вообще могли делать ставки, насчет чего кто-то другой не смог бы использовать магию, чтобы смухлевать? Кстати говоря, запрещено ли было волшебникам выигрывать в маггловских играх? Это могло нарушить Статут, если бы победителем каждой лотереи оказывался волшебник, но доступ к большому количеству маггловских денег сделал бы жизнь волшебного мира лучше.
— Каждый день — азартная игра, — ответила я. — А письмо я открывать не буду.
Птица подпрыгнула на месте и посмотрела на меня сердито. Наконец, она бросила письмо и улетела. Оно лежало на столе, в розовом конверте, на котором не было никаких надписей.
— Когда ещё магглу вроде тебя выпадет такой шанс получить письмо? — сказала Панси.
Она нахмурилась:
— Хорошо, я открою его.
Она протянула руку и схватила письмо, прежде чем я успела хоть что-то сказать. Она открыла письмо и затем нахмурила лоб. Бросила письмо и начала расчесывать руки. Те стали быстро покрываться волдырями, и она закричала.
Заглянув ей через плечо, я увидела, что в письме большими квадратными буквами написано: «Тебе здесь не рады, Грязнокровка».
Я видела, как повскакивали профессора, так что быстро отступила прочь. Если вдруг Панси взорвётся, лучше мне оказаться от неё подальше.
Остальные слизеринцы, кажется, подумали то же самое, так как ближайшие к нам вскочили и быстро отбежали прочь.
Первым стола достиг Снейп.
— Гной буботюбера, — пробормотал он.
Взглянул на меня:
— Что здесь произошло, мисс Эберт?
Было ли это какого-то рода волшебное проклятье?
— Панси открыла моё письмо, — сказала я. — Я не собиралась его открывать.
Снейп направил палочку на Панси и пробормотал какие-то слова, которые я не расслышала толком, даже при помощи насекомых. Хотя он выглядел удовлетворенным тем, что узнал.
Он взглянул на Панси и нахмурился. Махнул рукой Джемме и сказал:
— Пожалуйста, отведите Мисс Паркинсон в медпункт, и будьте осторожны, не трогайте её руки.
Её пальцы вздулись до размеров сосисок. Она плакала и завывала так, словно пришел конец всему. Я видела обычных людей, которые под угрозой Левиафана производили меньше шума. По правде сказать, большинство из них было парализовано страхом.
Снейп указал палочкой, и мгновение спустя письмо взлетело в воздух и обрело свое место в сумке, которую он наколдовал или вытащил откуда-то из глубин мантии. Он вёл себя осторожно и не касался письма.
— Пусть Мадам Помфри более тщательно проверит мисс Паркинсон на проклятия, — сказал он Джемме, которая помогала Панси подняться.
Завывания Панси стали громче.
Надеюсь, она поняла, что не следует открывать чужих писем.
Умение накладывать проклятия на вещи казалось действительно полезным; может я смогу уговорить Снейпа показать мне, что тут нужно изучить. Я притворюсь, что мне интересно узнать, как избегать проклятых предметов, что, в сущности, было правдой.
Я не знала, что предметы можно проклясть. У меня было жуткое чувство, что упущение, подобное этому, в конечном итоге, причинит мне больше проблем, чем какие-либо вещи, которые я могла предвидеть или приготовиться.
— Проклятия — дисциплины более высокого уровня, — сказал Снейп. — Пятый год и старше. Вы ещё какое-то время будете не в состоянии их использовать.
Вызов принят.
В то время как Снейп, казалось бы, отвергал мой очевидный интерес к проклятиям, он также дал мне подсказку насчет того, кто же на меня напал. В сущности, он сказал, что это должен быть ученик пятого курса или старше, возможно одаренный четверокурсник, или профессор.
Тогда как было возможно, что люди, убившие моё тело, обнаружили моё присутствие здесь, я подозревала, что они использовали бы что-нибудь более смертоносное. Также можно было ожидать, что профессор был бы более смертоносен; я не видела никаких причин для профессора сосредотачиваться на мне как объекте нападения.
Вероятнее всего, это был один из старшекурсников Слизерина, и, скорее всего, парень. У девочек был бы доступ в мою комнату; если бы они хотели устроить западню, они могли бы просто подсунуть то, что собирались использовать, мне под одеяло.
Парни, в то же время, были более ограничены в действиях… разве что это было заявление, попытка показать всем магглорожденным, что случается с грязнокровками, которые слишком много мнят о себе.
Тем не менее, это была рискованная игра. Она включала в себя опасность, что в дело окажутся вовлечены профессора, и тогда как некоторые из них могли симпатизировать делу чистокровных, Директор определенно был не из их числа. Умнее было бы подождать, пока я не окажусь одна, и напасть из засады в пустом коридоре, где никто не услышит моих криков.
Большинство детей моего возраста легко можно было запугать, чтобы они молчали, хотя, конечно, не всех. Это было одной из причин, почему я не хотела сову; сов легко можно было убить или удерживать, требуя выкуп.
А ещё, они поедали насекомых.
— Мисс Эберт, — сказал Снейп. — Я провожу вас в кабинет Директора.
Я вздохнула и ухватила куриную ножку. Почти ничего не успела съесть.
— С Панси все будет в порядке? — спросила я. — Она не взорвётся?
— Я не заметил никаких проклятий, которые непосредственно угрожали бы её жизни, — ответил Снейп. — Конечно же, я проверю её, как только благополучно доставлю вас в кабинет Директора.
Я кивнула.
— Существуют смертельные проклятия, которые можно передать через вещи, но они запрещены в Хогвартсе, — сказал он.
Он бросил на меня взгляд, словно я собиралась немедленно начать использовать такие вещи на всех обитателях Слизерина.
Куда там… мне, вероятно, придётся подождать, по крайней мере, до следующего года, прежде чем я стану достаточно сильна.
— Так что, у них будут проблемы, если они используют проклятые вещи? — спросила я. — Не то чтобы это беспокоило меня, раз уж я буду мертва.
— Возможно, вам следует стремиться к тому, чтобы меньше выделяться.
— Я как мангуст в гнезде змей, — ответила я. — Я никогда не смогу сойти за свою, и мне придётся продолжать двигаться, если я просто хочу выжить.