— Шестнадцатая страница? — спросила я. — Дамблдор заставил меня пройти через всё это ради маленькой статейки на шестнадцатой странице?
На странице шестнадцать находилась колонка о здоровье, но я ожидала... большего, судя по тому, как он всё организовал. Дочитывал ли кто-нибудь вообще до шестнадцатой страницы? Что вообще могла изменить крошечная маленькая заметка?
— Ты представлена в хорошем свете, — сказала Гермиона. — Она не написала статью, разделывающую тебя в пух и прах, или чего-то такого.
Рита намекнула, что меня пытали. Это объясняло странные взгляды, которые на меня бросали другие ученики весь день — смесь симпатии и ужаса.
Гермиона была осторожна и не спрашивала об этом, но в её глазах я видела тот же вопрос. Это раздражало; стоила ли неясная потенциальная награда в будущем потери уважения в глазах всех остальных? Я не была жертвой. Я ушла от этого ещё годы назад, когда торчала в шкафчике, заходясь криком.
Никогда больше в своей жизни я не буду жертвой.
Это не означало, что со мной не может случиться что-то ужасное — моя удача никогда не была особенно хороша. Но даже отрезание руки не сделало меня жертвой. Позиция жертвы проистекает в первую очередь из склада ума. В наихудшем случае я была выжившей, и это было совершенно иное состояние ума.
— Как все могут верить всему, что видят в газете? — спросила я раздражённо. — У меня никогда не было слёз в глазах, и я не говорила о том, как мои родители гордились бы мной.
— Эм-м... художественное преувеличение? — спросила Гермиона.
Ей определённо было не по себе.
Несмотря на все мои тренировки, она всё ещё время от времени воспринимала прочитанное как истину в последней инстанции. Наличие прямо перед ней того факта, что иногда ложь печатают, должно быть, приводило её в замешательство.
— Не верь всему, что говорит женщина, — сказала я.
Я бы больше злилась на Дамблдора, но подслушивала, когда Флитвик отправился к нему с протестом. Очевидно, узнав, что интервью будет проводить Скитер, он связался с её редактором. Дамблдор заставил его согласиться на то, что сам просмотрит статью, прежде чем та окажется опубликована, а также на то, что у него есть право зарубить статью, если та ему не понравится.
Это была коррумпированная система, но Дамблдор знал, как с ней работать. Скитер не знала об этой закулисной сделке, и, скорее всего, пришла бы в ярость, узнай о таковой. Я знавала журналистов и ранее, и даже наихудшие из них, как правило, верили в то, что пресса должна быть независимой.
Гермиона кивнула рассудительно:
— Я не осознавала, что всё настолько плохо. Журналистские стандарты в волшебном мире низковаты, да?
Я взглянула на неё, удивляясь, не считала ли она на самом деле, что маггловские газеты настолько уж лучше. Может, они и были, здесь. Дома Протекторат обладал необычайным влиянием на средства массовой информации. В идеальном мире это было бы неприемлемо, но это всё равно случилось.
Ото всего произошедшего на душе у меня остался не самый лучший осадок, хоть оно несомненно сработало в мою пользу. Дамблдор проталкивал свои взгляды относительно магглорожденных, но точно так же мог действовать Люциус Малфой или один из других Пожирателей Смерти, прессующий редактора, чтобы протолкнуть свои взгляды.
Насколько вся война состояла из закулисных сделок вроде этой?
Политика всегда вызывала у меня отвращение. Политикам нужно было идти на компромиссы, чтобы добиться выполнения сделок, но проблема заключалась в том, что чем больше ты идешь на компромисс, тем легче тебе становится продолжать действовать в том же духе. Ты теряешь из виду тот факт, что время от времени случаются моменты, в которых идти на компромисс никак нельзя, и в конце концов ты становишься чем-то, чего и сам не смог бы узнать.
Политическая власть была ещё больше развращающей, чем другие типы власти, потому что она требовала продажи своей души.
— Ну, — медленно проговорила Гермиона. — Непохоже, чтобы всё это слишком много значило. Это просто статья на шестнадцатой странице.
Точно.
Так почему Дамблдор так настаивал на ней? Неужели он так отчаянно желал изменить разумы людей, даже на долю дюйма, что хватался за любую возможность? Неужели всё было уже настолько плохо?
Я видела множество повседневного расизма в населении в целом. Он был в том, как разговаривали ученики, в предположениях, которые они делали, в шутках, произносимых, когда они считали, что их никто не слышит. Вероятно, они переняли расизм от родителей, но их родители были, скорее всего, ещё хуже из-за того, что не сталкивались с магглорожденными каждый день.
Волшебники могли жить маленькими замкнутыми анклавами, где им вообще не требовалось сталкиваться с теми типами людей, которые им не нравились. Им даже не нужно было слушать те идеи, которые были им не по нраву. Вероятно, это было одной из причин того, почему Ежедневный Пророк оказывал на них такое большое влияние; они не получали новостей из любых других источников.
Придира, к несчастью, не считался. Кажется, это была странная маргинальная газетёнка, полная теорий заговора. Люди читали её скорее для того, чтобы посмеяться, нежели всерьёз веря в то, что там говорилось.
Хуже того, волшебники, как правило, жили вдвое дольше магглов, и это означало, что старые расистские идеи, которые просто издохли в маггловском мире, здесь длились, распространялись на правнуков и пропагандировались.
Были люди, прогрессивные для своего времени, но по сегодняшним стандартам их сочли бы ужасными расистами. В волшебном мире множество их всё ещё находились вокруг.
Что ж, прямо сейчас я ничего не могла с этим сделать. Статья вышла, и планы Дамблдора, какими бы они ни были, пришли в движение. Прежде всего я сглупила, соглашаясь на интервью, но, может быть, Дамблдор был прав. Некоторым людям лекарство должно было помочь, и если среди них найдутся власть имущие, может быть, я смогу как-то использовать это к своему преимуществу.
Не слишком утешало и то, что люди продолжали бросать на меня странные взгляды. Мне хотелось рявкнуть на них, но с учётом того факта, что по школе всё ещё шастало несколько боггартов, это было хорошим способом оказаться перед лицом направленных на меня палочек.
Такие взгляды длились в течение следующих нескольких недель, даже когда всё вернулось к привычному распорядку. На меня больше никто не нападал, хотя я и правда получила письма от нескольких людей, благодаривших за совершённое мной.
Разумеется, сначала их проверял Снейп. Он занимался этим, потому что я отказалась открывать собственную почту по очевидным причинам, и также из-за того, что он, вероятно, беспокоился, что я занимаюсь чем-то злодейским при помощи корреспонденции.
Если бы я и правда занималась чем-то подобным, то делала бы это при помощи близнецов Уизли, Гермионы, Невилла или Милли. Вероятнее всего, я прибегла бы к помощи близнецов, раз уж никто не знал о нашей связи.
Невилл исхитрился затащить меня на оба матча по квиддичу, и хоть я ужасалась тому, насколько опасно всё это в целом было для школьников, игра оказалась вроде как забавной. В ретроспективе, отправлять Висту на встречу лицом к лицу с Луном было ещё менее безопасно, а квиддич, по крайней мере, был зрелищным.
Я наблюдала и делала заметки, когда новый смотритель украл несколько вещей в замке. Он занимался этим нечасто, но я всё записала. Возможность для шантажа могла оказаться очень удобной позднее.
Я не планировала использовать это в повседневной жизни. Флетчер был человеком Дамблдора, и он заинтересовался бы тем, как я узнала то, что узнала. Если бы мне не повезло, то Флетчер отправился бы к Дамблдору, даже если бы это означало раскрыть совершённое им. Он не показался мне человеком, ставящим интересы других выше своих, но я и раньше ошибалась в таких вопросах.
Как-то незаметно подошло время зимних каникул. Возвращение в школу оказалось легче, чем я считала, пускай я и использовала чары обнаружения людей каждый день. Я использовала их не только из-за страха перед нарушителями; я также подозревала, что любой из профессоров мог использовать чары хамелеона.
В двух случаях я обнаружила Наземникуса Флетчера, пытавшегося незаметно проследить за мной, когда я направлялась на практические уроки с близнецами Уизли. Я убедилась, что Гермиона, Невилл и Миллисент также знали заклинание и неукоснительно использовали его.
Вероятно, это было хорошей тренировкой для того, с чем мне придется иметь дело, когда школу закроют на лето.
Снаружи громоздились кучи снега, и это означало, что большинство моих насекомых были в спячке или мертвы. Пространство внутри замка было достаточно тёплым, чтобы они могли выжить, особенно магические насекомые, но я принялась заполнять свою мошну максимально возможным количеством насекомых на экстренные случаи. Сумочка давала им возможность жить в тепле и оставляла их готовыми для нападения, при этом существенно уменьшались мои возможности шпионить за окружающими.
В будущем я собиралась посмотреть, не найдется ли способа расширить согревающие чары на других. Скорее всего, я не смогу расширить их на каждое насекомое, находящееся в моем распоряжении, но всё равно этим вопросом следовало заняться.
Я размещала насекомых гнездиться в недоступных местах вокруг труб; горячей воды было более чем достаточно, чтобы сохранить их живыми в самое суровое время зимы, но они становились вялыми и трудноиспользуемыми, когда отправлялись шпионить для меня.
Это делало меня немного параноидальной.
Тем не менее, моей репутации, очевидно, оказалось достаточно, чтобы прекратить дальнейшие нападения, или, может, всё дело было в идее, что персонал и картины внимательно за мной наблюдают. Слухи, гуляющие по школе, заключались в том, что это было как для защиты от меня, так и наоборот.
— Я была бы счастлива, если бы ты отправилась со мной ко мне домой на каникулы, — сказала Гермиона.
В её глазах стояли слёзы, что вызвало во мне лёгкий дискомфорт.
— Я не стала бы подвергать вас всех опасности таким образом, — сказала я. — И я рада, что в этом году ты проведёшь каникулы в Европе.
— Я поговорила об этом с родителями, — отозвалась она. — Они хотели забрать меня из школы, но я убедила их, что на самом деле здесь я в большей безопасности, чем там, снаружи. И им безопаснее тоже, когда я здесь.
Я кивнула. По крайней мере, её родители готовы были выслушать. Я же готова была поставить на то, что многие родители магглорожденных, скорее всего, недооценивали степень угрожающей им опасности, в особенности из-за того, что не получали волшебных газет.
Не то чтобы Скитер или остальные по-настоящему сообщали о том, что происходит на самом деле. В газетах, которые я заимствовала у Невилла время от времени, мелькали намёки о том, что творится, но ничего существенного. Они оказывали медвежью услугу всему населению, насколько я понимала.
— Буду ждать с нетерпением возможности повидаться с тобой, когда ты вернешься, — сказала я.
Она кивнула.
Её вещи были собраны, и она левитировала за собой сундук. Забавно, что всего лишь за несколько месяцев до этого она была изумлена тем, что я левитировала пустой сундук, но теперь она проделывала то же самое небрежно, словно и не прикладывая никаких усилий.
Каникулы длились всего две недели, и подавляющее большинство учеников отправлялись по домам. В течение часа замок опустел, и ощущение было таким, словно эхо гуляло по нему, и сам замок стал намного больше, чем был в то время, когда его наполняли ученики.
Во всём этом было нечто жутковатое. Обычно это было место, заполненное смехом и топотом ног. Теперь школа ощущалась заброшенной.
В некотором роде, теперь я была в большей безопасности, чем раньше. Меньше людей, желающих столкнуть меня с лестницы, и прикрывать себе спину будет легче в отсутствие фоновых шумов, маскирующих звук приближающихся шагов.
В то же самое время вокруг не будет никого, кто мог бы услышать мои крики. Даже часть персонала уезжала на каникулы, оставляя школу под присмотром преподавательского костяка (не в буквальном смысле, к досаде некоторых учеников).
Не будет никого, кто дарил бы мне подарки и кому можно будет дарить их в ответ; все мои друзья решили не оставаться. Невилл проводил каникулы с бабушкой, Милли — с семьей. Уизли уехали, заниматься тем, чем там занимаются Уизли.
Даже младший Уизли уехал.
Тем не менее, это была возможность удвоить мои занятия. Большей частью я пребывала в подземельях, сидя в комфортабельном кресле возле огня, окруженная книгами по темнейшей магии, какую только можно было найти вне запрещенной секции.
Было приятно подремать у огня; там было достаточно тепло, чтобы я могла прятать вокруг себя часть своих насекомых чтобы те приглядывали, пока я дремлю. Я узнала, что моя сила работала, даже когда я спала, так что можно было расслабиться по-настоящему.
Большой Зал был пуст во время приемов пищи, настолько пуст, что однажды, усаживаясь, дабы пообедать, я ощутила незнакомое присутствие кого-то, садящегося рядом.
Темноволосый парнишка с Гриффиндора пристально смотрел на меня.
— Поттер, верно? — спросила я.
Он кивнул.
— У тебя нет никого, к кому можно было бы поехать домой? — спросил Поттер.
— Я сирота, — объяснила я. — А ты?
— С таким же успехом мог бы и быть им, — ответил он.
А... плохая семья. Во время пребывания в Стражах я видела много такого. Силы паралюдей не доставались уравновешенным людям, тем, у кого не было огромного количества травм. Большинство паралюдей появлялись из разрушенных домов, мягко говоря, за исключением случаев, когда у их травмы был какой-то иной источник.
— Почему ты сел за стол Слизерина? — спросила я.
— Рона нет, и я решил, что такое выведет из себя Снейпа, — ответил он. Ухмыльнулся. — И Малфоя. Школа потрясающее место, не правда ли?
— Была бы лучше, не находись я в Слизерине, — ответила я.
Он оглянулся.
— Шляпа пыталась отправить меня в Слизерин, но я упросил её не делать этого.
— Меня она не послушала, — призналась я. — Я пыталась добиться, чтобы она отправила меня в Хаффлпафф.
Поттер хрюкнул.
Когда он понял, что я не шучу, то громко рассмеялся:
— Тебе такое же место в Хаффлпаффе, как и Сама-Знаешь-Кому.
— Ты же не сравниваешь меня с Тёмным Лордом, не правда ли? — холодно спросила я.
— Все остальные сравнивают, — ответил он. — Сам я ничего такого не вижу... Не думал ничего подобного с момента, когда увидел, как ты спасла Невилла от падения. Он очень хорошо о тебе отзывался. Затем, когда ты спасла его ма...
— Я ничего там не сделала, — сказала я. — Просто у меня появилась идея. Помфри и остальные сделали всю работу. Хотя я рада, что лекарство смогло помочь. Она, по крайней мере, узнаёт его теперь.
— Они забирают её домой, — отозвался Поттер. — Это будет первое Рождество Невилла, проведенное с мамой, и всё благодаря тебе.
Я неловко пожала плечами.
— Так что, ты и правда пырнула тролля ножом по яйцам? — спросил он неожиданно.
Мгновение я пристально смотрела на него, затем вздохнула. Пусть Поттер и казался достаточно милым, он всё ещё оставался одиннадцатилетним мальчишкой.
— Да, — ответила я. — Несколько раз. Лучшее место, чтобы убить его, раз уж в этом месте кожа тоньше.
— Откуда ты узнала? — спросил он, подаваясь вперед.
— Догадка, основанная на фактах, — ответила я. — Легко можно было и ошибиться, и в этом случае я, скорее всего, просто убежала бы прочь.
Он бросил быстрый взгляд.
— Ты не боялась?
— Все боятся, — ответила я. — Кто-то больше, кто-то меньше, но это случается со всеми, по крайней мере иногда. Единственное, что имеет значение, то, что ты делаешь, когда напуган. Бежишь ли ты, или стоишь и сражаешься.
— Иногда легче убежать, — заметил он.
— Но ты не можешь убежать от самого себя, — сказала я. — И ты всегда будешь знать, что ты был тем, кто сбежал.
Он уставился куда-то вдаль.
— Иногда бывают вещи, с которыми ты просто не можешь сражаться.
Я нахмурилась. Говорил ли он о Пожирателях Смерти или о своей несчастливой семейной жизни? Волшебный мир мало что мог предложить в плане социальных служб. Отчасти поэтому у Дамблдора были такие трудности с нахождением места для меня.
Сирот, по большей части, брали к себе друзья их родителей, дедушки с бабушками или другие родственники. Люди были настолько взаимосвязаны в волшебном мире, что практически всегда находился кто-то, желающий их взять. Только у магглорожденных не было такого варианта, и обычно чиновники Министерства пытались поместить таковых в семьи других магглорожденных.
В моём случае подобное без всякого сомнения привело бы к смерти, моей и приёмной семьи. Меня требовалось отправить в семью волшебников, и такую, у которой имелись сильные щиты или иные могучие защиты.
— Я слышал, что рождественский пир будет чем-то особенным, — сказал Поттер. — Хагрид стаскивает сюда рождественские ёлки и всякое такое. Без Рона здесь вроде как скучно.
— В больших семьях, как правило, ожидают, что вся семья соберётся на Рождество, — заметила я.
— Ну, это вроде как тоже твоя вина, — сказал Поттер с грустной улыбкой. — У них двоюродная бабушка — тоже жертва Круциатуса; теперь ей лучше, и мама Рона настаивала, чтобы все они вернулись домой на Рождество.
Хм-м... близнецы ничего об этом не говорили.
— Хочешь как-нибудь сыграть в шахматы? — спросил Поттер. — Рон меня учил. Я не очень хорошо умею, но уверен, смогу научить тебя.
— Я умею играть в шахматы, — ответила я. — Мама научила.
— Так что?
— Может быть, — неохотно ответила я.
Это сократит время, отведённое на обучение, но Поттер был, наверное, единственным человеком, которого Пожиратели Смерти ненавидели больше меня. Вероятно, он мог что-то знать, несмотря на то, что во время мимолетных взглядов на него через насекомых, он представал передо мной как счастливый, уравновешенный ребенок, проводящий свой первый год так, что мне оставалось только мечтать о подобном.
Его оценки были не так уж и плохи, за исключением зелий, и отчасти это было вызвано тем, что Снейп, кажется, ненавидел его.
Я ощутила приближение Снейпа задолго до Поттера. Поттер, кажется, был сильно поражён, когда Снейп навис над нами обоими.
— Не знал, что вы сменили факультет, Поттер, — сказал он.
Поттер поднял взгляд на него и ухмыльнулся:
— Считаете, мне следует его сменить?
Прежде, чем Снейп успел снять баллы, Поттер уже поднялся и направился к своему столу.
Снейп непроницаемо и пристально посмотрел на меня мгновение, затем направился обратно к столу преподавателей.