Палочка для Рой

Глава 23. Роды

В Хогвартсе было полно насекомых, но это было ничто в сравнении с кипящей в лесу жизнью. Я практически ощущала её повсюду вокруг себя; чистый вес насекомых, которого я давно уже не испытывала.

Деревья были огромными и старыми. У нас в Броктон Бей были старые деревья, но они, как правило, стояли поодиночке, окруженные более молодыми. Здесь же каждое дерево было старым, и большинство из них были огромными и потрепанными погодой. Я видела множество различных деревьев: бук, дуб, сосну, платан, тис… мне стало интересно, не является ли это место одним из тех, где волшебники добывают материалы для своих палочек. Я не видела никаких следов выдалбливания на деревьях, не в том ограниченном свете, который был доступен.

Подлесок был густым, казался практически непроходимым за пределами тропинки. По обе стороны от нас рос боярышник и спорыш. Мне это не нравилось; мы вытянулись в линию, и кто угодно, кто мог пройти через подлесок, был в состоянии безнаказанно напасть на нас из засады.

Я узнаю заранее, но если это будет что-то действительно опасное, то мое знание может и не сыграть роли.

Все вытащили свои палочки, засветили их, и я тщательно приглядывала за учениками позади меня. На каждом были мои насекомые, просто на всякий случай, если один из них развернётся и попробует напасть на меня. Я сомневалась, что они нападут, не с Хагридом рядом, но также подобное могло оказаться полезным, если кто-то потеряется.

Было очень легко потеряться здесь; массивные стволы деревьев, некоторые из которых частично заходили на тропинку, и пока ты пытался высмотреть, куда ставить ногу, легко можно было потерять тропу из вида. Я шагала уверенно, переступая через корни, даже не глядя на них.

Я услышала, как Драко позади меня споткнулся.

— У тебя, должно быть, глаза как у кошки, — пробормотал он.

Я проигнорировала его и проверила впереди на предмет каких-либо опасностей. Даже без ощущений моих насекомых, я могла сказать, опасности не было; стрёкот насекомых доносился отовсюду. Волноваться следует тогда, когда всё затихает. Если птицы и насекомые ощущали что-то опасное, то они понимали, что надо прятаться.

Казалось, что мы шагаем целую вечность, хотя, скорее всего, прошло едва полчаса. Я обнаружила, что пребываю в напряжении, ожидая, что один из слизеринцев развернётся и атакует меня, несмотря на то, что умом я понимала, что такое маловероятно.

Мы прошли мимо нескольких ответвлений от тропы; разделение с Хагридом могло оказаться гибельным, потому что я не была уверена, что смогу сама выбраться отсюда.

Время от времени свет луны проглядывал сквозь кроны, и это придавало лесу в целом жутковатый вид, хотя и было по-своему прекрасно.

Никто из слизеринцев не жаловался, скорее всего потому, что никто из них не хотел выглядеть слабым перед лицом сверстников. Или, может быть, они боялись Хагрида; я не слышала, чтобы он был опасен, за исключением своего размера, но очевидно, что некоторые вещи я упустила.

Мы достигли прогалины, и я первой заметила движение в темноте. Даже у насекомых были проблемы со зрением в частях подлеска, пускай они и компенсировали это другими чувствами.

Я видела, как фигура сдвинулась в темноте. Хагрид напрягся.

Мне потребовалась секунда, чтобы понять, что это, даже с помощью ощущений насекомых; это был человек с телом лошади. Кентавр, я слышала, что они живут в лесу, но никогда не видела никого из них.

— Хагрид, — нейтрально сказал кентавр.

— Ронан, — ответил Хагрид. — Рад тебя видеть.

— Плутон в переходном состоянии, — сказал кентавр. — Изменения приближаются.

— Аго, — отозвался Хагрид.

Его голос звучал так, словно он не знает, о чём говорит кентавр; не знала о том и я.

Бросив взгляд на Драко, я заметила, что он кажется обеспокоенным. Может, он придавал большее значение, чем я, всем этим астрологическим делам. Возможно, уроки астрономии давали некоторое представление о будущем; и, тем не менее, из того, что я слышала, на уроках прорицаний в Хогвартсе использовали чаинки вместо телескопов. Всё это было очень трудно понять.

— Видел ли ты кобылицу? — спросил Хагрид.

— Она в южной лощине, две прогалины на восток, — сказал кентавр. — Тяжёлые роды.

— Что же, тогда поторопимся, — сказал Хагрид.

Когда мы проходили мимо кентавра, мне показалось, что он пристально смотрит именно на меня, хотя, возможно, это была просто игра света.

Мы и правда ускорили шаг, и прошло не так уж много времени, прежде чем я увидела, как силуэт Хагрида вскидывает свою руку.

— Впереди целый табун единорогов, — сказал он. — И они могут стать немного вспыльчивыми, когда защищают жеребящуюся мать. Я хочу, чтобы все двигались медленно и не делали никаких движений, которые можно воспринять как агрессивные. Не хочу объяснять вашим родителям, почему вы погибли с рогом единорога в груди.

Я услышала изумленное аханье от идущей впереди Гестии Кэрроу, и затем вышла на просеку.

Я была занята, присматривая за нами сзади и с боков, так что вид табуна единорогов в лунном свете застал меня врасплох. У меня перехватило дыхание при виде единорогов, бегущих посреди прогалины в свете луны.

Иногда мне было легко забыть, что некогда я была ребенком. Но у меня были, как и у всех остальных девочек, скоросшиватели с единорогами (https://en.wikipedia.org/wiki/Trapper_Keeper, только с единорогами) и плакаты на стенах. Когда мне на самом деле было одиннадцать, я мечтала об единорогах, когда не мечтала об Александрии, и теперь, когда они действительно оказались здесь, что-то сжалось у меня в груди.

Они ошеломляли.

Табун был поэзией в движении, белой рекой, настолько прекрасной, что у меня защемило сердце. Я не могла перевести дух; смотрела на них, не отрываясь и понимая, что ничего не хочу, кроме как стоять здесь целую вечность.

Это заставило побледнеть восторг, испытанный мною, когда я впервые увидела Хогвартс. Это была магия такого рода, о которой я всегда мечтала… не просто инструмент и не оружие, но чистое чудо.

Драко слегка подтолкнул меня в спину, и чары спали. Я снова могла дышать и отступила в сторону, глядя, как Драко открылся вид на единорогов.

На мгновение на его лице также промелькнуло выражение удивления, но затем он заметил, что я наблюдаю, и его лицо стало непроницаемым.

— Глупые лошади, — сказал он, но в этих словах не слышалось искренности.

Если бы это был просто один единорог при свете дня, он, вероятно, отмахнулся бы от него, словно от обыкновенной животины, но сейчас перед нами был табун из тридцати единорогов, и лунный свет придавал им неземную красоту.

— Если там кровь есть, в рот не суйте, — сказал Хагрид. — Не думал, что надо напоминать, но обязательно же найдётся какой-нибудь… если хоть лизнёте — на всю жисть проклятие. Значица, когда закончится всё, как следует руки помойте, и палочку; хорошей магией почистите.

— Вы говорите так, словно нам придётся засовывать руки внутрь этого вот, — сказал Теренс Хиггс.

— Если повезёт, мож и придётся. Хотя скорее девочкам придётся. Рядом с парнями единороги нервничают, — ответил Хагрид.

Он махнул рукой в сторону меня и Гестии Кэрроу.

— Посмо’рим, примут они вас или нет, — сказал он. — Если да, поможете мне с жеребением. Я всю их жизнь с ними работал, а они всё равно иногда лучше к девочкам относятся.

Повернувшись к парням, он сказал:

— Я бы на вашем месте к табуну не подходил. Стойте здесь, коли увидите что опасное — кричите. Если они решат, что вы кобылице навредить хотите, может статься нехорошо.

— Так что, нам просто стоять здесь? — спросил Драко.

— Лучше так, чем посреди табуна оказаться, — пробормотал Теренс. — Они нас в подушечки для булавок превратят.

Мне в самом деле дадут потрогать одного из них? Единороги казались слишком совершенными, чтобы к ним можно было прикоснуться, неземными, ослепительными даже. Это было как во сне, и в тот момент, когда я протяну руку, всё закончится.

Меня вдруг пронзил мгновенный укол ужаса. Что если они действительно могут прочесть содержащееся в душе человека? В прошлом я творила ужасные вещи, с того времени когда мне исполнилось пятнадцать. Я убила множество людей. Я убила ребёнка. Я крала у людей их свободу воли, и при этом даже не колебалась.

Конечно, я делала это, чтобы спасти человечество, но такого рода вещи, как правило, пятнали душу. Была ли я всё ещё хорошим человеком, была ли я им вообще хоть когда-то? Большую часть времени я игнорировала подобные вопросы; убегала от боли, сосредотачиваясь на том, что находилось передо мной. Но здесь? Сейчас?

Я ощутила руку Хагрида на своём плече.

— Я с тобой буду, — сказал он. — Если опасность какая будет — прячься за меня. Я защищу тебя.

Но меня волновала не физическая опасность. Оказаться отвергнутой ими, высшим воплощением моей детской мечты … не уверена, что смогу перенести уничтожающее разочарование.

— Она боится, что слишком злая, — со знанием дела проговорил Теренс Хиггс.

Я моргнула и оглянулась посмотреть на него. Он подмигнул, но было что-то в выражении его лица, что беспокоило меня, своего рода симпатия, которую я вообще не ожидала когда-либо увидеть на лице слизеринца.

Он и сам чувствовал то же; это был единственный способ, которым он мог понять, что у меня на душе. Означало ли это, что он и правда считал себя злодеем, или это означало, что не думал, потому что беспокоился об том?

— Чепуха, — сказал Хаград.

И подтолкнул меня вперёд.

Табун остановился, и они обернулись, чтобы пристально посмотреть на нас. Я видела море рогов, устремлённых в моём направлении, и принудила себя стоять свободно. Животные могут ощущать страх, и пусть я не боялась их самих, я опасалась их суждения.

Когда я медленно вышла вперед, неподвижный воздух был словно налит свинцом. Мой желудок завязывался в узел. Насколько я знала, единороги были лишь глупыми животными. Значило ли это что-то на самом деле, если они отвергнут меня, и мне придется остаться с парнями?

Каким-то образом значило. Ощущалось всё так, словно меня судила вселенная, которую не заботило всё хорошее, что я совершила, только плохое.

Я медленно пошла вперед, и ощутила позади себя Гестию Кэрроу. Она положила руку мне на плечо и сжала её ободряюще. Я видела зрением насекомых, что на её плечо положил руку Хагрид.

Странная вещь, но ни на одном из единорогов не было ни единого насекомого. Ни клеща, ни блохи, ни мухи. Словно они были настолько чисты, что даже насекомые знали, что единороги неприкосновенны.

Я, вероятно, могла принудительно направить насекомое на одного из них, но обнаружила, что не хочу. Это казалось святотатством каким-то.

Вместо этого я продолжила идти вперёд. Единороги пристально смотрели на меня, и на мгновение мне показалось, что они собираются броситься вперёд, атаковать меня как монстра, которым я себя иногда ощущала.

Один из единорогов был крупнее остальных; вероятно, он был главным жеребцом табуна. Он вышел вперёд, и на мгновение мне показалось, что он собирается попробовать проткнуть меня.

Вместо этого он склонил голову, и я протянула руку и коснулась его морды. В глазах я ощущала странную сырость; не знаю, что это было, но решила проигнорировать. Я могла бы стоять так вечно, но услышала слова Хагрида:

— Мы нужны кобылице, девочка.

Я обошла жеребца и увидела, что табун расступился перед нами, оставив место, чтобы можно было между ними пройти. Проходя мимо единорогов, я поднимала руку и касалась их боков. Они были мягче, чем всё, что я трогала в своей жизни.

На середине прогалины лежала кобылица. Она лежала на боку, и бока её тяжело вздымались. Она была самой прекрасной из всех единорогов, и я, упав на колени рядом с ней, ощутила, как трясутся руки. Задняя часть её туловища была в пятнах серебристой, светящейся крови, что, вероятно, было плохим знаком.

Я бережно протянула руку и положила на её бок. Она была тёплой, и, коснувшись её, я ощутила, как что-то проходит сквозь меня.

Её бок двигался конвульсивно. Выглядело так, словно у нее проблемы с дыханием.

Я сказала осторожно:

— Мне кажется, у неё схватки.

— У неё были проблемы во время прошлого жеребения, вот почему мы приглядывали за ней, — сказал Хагрид.

С подобным мне сталкиваться не приходилось. Когда я была Стражем в Чикаго, мне никогда не случалось помогать при рождении ребенка, хотя были Стражи, которым пришлось. Как бы то ни было, всегда был кто-то на другом конце коммуникатора, кто мог помочь и провести тебя через процесс.

Конечно, у меня были базовые инструкции, что делать; это была часть наших тренировок как героев. Хотя и касались тренировки рождения человеческого ребёнка. Я не имела ни малейшего представления, что делать при лошадиных родах, и уж тем более при родах магического существа.

— Она нач’нает его выталкивать, — сказал Хагрид Гестии. — Но не получается. Первыми выходят копыта, но если они носками вниз — это жеребёнок идёт задом наперёд или вверх ногами, и нам нужно будет повернуть её.

— Что делать мне? — спросила я.

Он залез в карман и вытащил что-то, похожее на ягоды.

Хагрид протянул их мне.

— Хочу, шоб ты попробовала скормить их ей и успокоить её. Следи за рогом; ей будет больно, она может разозлиться.

— Что это? — спросила я.

— Ягоды, вымоченные в успокаивающем зелье, — сказал Хагрид. — Это не повредит жеребенку, и кобылице поможет не бояться. Что-то, наверное, впитается тебе сквозь кожу, но тебе тож не повредит.

Мог бы и сказать об этом до того, как положил ягоды в мою голую руку. Я поморщилась, но не стала жаловаться. Слишком много всего сейчас происходило.

Он махнул рукой Гестии:

— Теперь тебе придётся запачкать руки. Помни то, что я сказал об их мытье.

Девочка скривилась, но послушно опустилась на колени позади единорога.

— Следи за копытами, — сказал Хагрид. — Она может лягнуть.

Я обнаружила, что сижу перед единорогом, глядя в её глаза. Я осторожно протянула ей руку с ягодами. Я держала её полностью открытой, чтобы она смогла слизнуть ягоды с руки.

Следующие тридцать минут я просто смотрела ей в глаза и нежно поглаживала рукой шею. Хагрид отрывисто командовал Гестии, что делать; и в голосе его слышалось беспокойство.

Наконец Хагрид сказал:

— Теперь держи её; придётся попотеть.

Я кивнула и крепче сжала голову единорога. Она немного напряглась, но мгновением позже я увидела, как что-то движется с той стороны, где Хагрид.

Он не был чисто белым, как другие единороги, или даже серебряным, как некоторые другие жеребята. Он был из чистейшего золота, и глаза его казались огромными, как сама вселенная. Я была первой, кого он увидел, когда выглянул из-за бока своей матери, и он уставился на меня так, словно любил, так, словно я была самым прекрасным, что он когда-либо видел.

Конечно, я была единственным, что он вообще когда-либо видел, но прямо сейчас мне не хватало сил быть циничной. Всё что я могла, так это таращиться на него в течение следующих нескольких минут.

В конце концов, он поднялся на нетвёрдых ногах, и сделал ко мне пару шагов.

Впервые за несколько минут Хагрид заговорил с Гестией:

— Жеребёнок в порядке, но мать всё ещё в опасности. Нужно, чтобы вы, детки, отправились обратно в замок; нужно, чтобы сюда пришла Мадам Помфри; она сможет помочь нам удержать старую приятельницу в живых.

Я пристально посмотрела на него:

— Разве нет какого-то магического способа, которым вы могли бы призвать её? — спросила я.

— У меня нет палочки, — сказал он. — Да и не умел я никогда особо колдовать. Один из старших парней сможет найти дорогу обратно. Поспешите. Гестия останется здесь и поможет мне.

Я ощутила странную пустоту в душе, когда медленно убрала голову единорога со своих коленей и опустила её на мягкую лесную землю. В её глазах было выражение, которое мне не понравилось; оно выглядело практически как беспомощная обречённость, словно она знала, что умрёт.

Сможет ли вообще её жеребенок выжить без своей матери?

Я поднялась молча и отправилась к остальным.

— Ничего не видно, — пожаловался Драко. — Мы всю ночь только и делали, что стояли да глазели на кучку лошадей.

— Хагрид говорит, что нам нужно идти и привести Мадам Помфри, — сказала я. — Кобылице не очень хорошо.

— Он хочет, чтобы мы отправились в лес одни? — спросил Драко.

Он выглядел так, словно его глаза сейчас выскочат из орбит.

— Чем быстрее мы выберемся отсюда, тем лучше, — сказал Теренс. — Лучше, если все мы отправимся вместе, чем пойдут один или двое… так нас труднее перехватить.

Я кивнула.

Несомненно, у некоторых из слизеринцев имелся здравый смысл.

— Хорошо, пошли, — сказала я.