Палочка для Рой

Глава 28. Боггарт

— Боггарты не являются живыми существами, — проговорил Треверс. — Кто-нибудь знает, что это означает?

— Это разновидность духа, создаваемого человеческими эмоциями, — подняв руку, сказала Гермиона. — Он никогда не был живым.

— Очень важно это помнить, — продолжал Треверс. — Они никогда не рождались, и их нельзя убить. Каковы другие примеры не-созданий?

— Дементоры, — сказала я, одновременно с выкриком Драко «Полтергейсты».

— По одному, пожалуйста, и все вы правы. По баллу вашему Дому, — кивнул Треверс.

Он выдержал паузу.

— Эти существа бессмертны, их нельзя убить. Это может представлять проблему для некоторых волшебников.

Это он на меня смотрит?

— Их можно только победить, — сказал он. — И способы для каждого вида существ — свои. Один фактор, являющийся общим для всех заклинаний — все они работают с позитивными эмоциями. Из-за того, что эти существа появляются из сильных негативных эмоций, способ отогнать их — использовать противоположные эмоции.

Весь класс притих. Хотя Треверс иногда и позволял себе умеренно-расистские высказывания, в волшебном мире это не было чем-то из ряда вон. Зато речь у него и правда была яркой. Честно говоря, как учитель, он был не так уж и плох.

— Чтобы справиться с дементорами, нужны чары Патронуса, и это заклинание довольно сложно даже для многих взрослых волшебников. К счастью, заклинание, чтобы справиться с боггартами, намного легче.

В глубине комнаты находился платяной шкаф, изнутри которого доносились скребущиеся звуки. Звук этот эхом отдавался в притихшем классе. Я видела мимолётное выражение тревоги на лицах многих своих одноклассников, даже слизеринцев, хотя у них лучше получалось скрывать эту самую тревогу.

— Боггарты порождаются страхом, — сказал Треверс. — И поэтому смех отгоняет их прочь. Какие ещё у них есть ограничения?

— Размер комнаты? — сказала Трейси.

Треверс кивнул:

— Боггарт примет форму вашего величайшего страха, но размер его будет соответствовать помещению, в котором он находится. Нунды огромны, но здесь они, вероятно, были бы размером с лошадь.

— Боггарт слабее, чем то, чего ты боишься, — сказала я.

Он кивнул:

— Это слабое отражение подлинника, хотя тот факт, что боггарт может копировать силы, и вправду делает его отчасти опасным. Он менее опасен в окружении многочисленных людей; боггарт окажется пойман в ловушку, неспособный решить, чьи страхи наиболее подходящие.

— Некоторые люди считают боггартов разумными; другие нет. Но точно никто не знает, более того, неизвестно даже, как они выглядят изначально, когда рядом нет ни одного наблюдателя. Самое главное, они питаются страхом и становятся от него сильнее. Большинство боггартов на самом деле не опасны, но вполне возможно, что получив достаточно страха, они таковыми станут.

Все безмолвствовали, и я видела, как трясется платяной шкаф. Напряжение в комнате всё нарастало.

— Знание своего страха — первый шаг к тому, чтобы преодолеть этот страх, — сказал Треверс. — И именно этим мы и займемся сегодня. Я показал вам движения палочкой для заклинания Риддикулус. Принимая во внимание ваш юный возраст, я не жду, что все вы сможете с первого раза правильно исполнить заклинание, но я ожидаю, что к концу занятия вы все будете в состоянии выполнить его.

— Кто будет первым? — спросил он. — Выстройтесь в линию. Первые трое заработают баллы для своих Домов.

Малфой первым поднялся с места. Он шагнул вперёд, с напряжёнными плечами и мрачным выражением на лице. Бросил взгляд на меня, словно гадая, не являюсь ли я его величайшим страхом.

Я сомневалась в этом, и, когда Треверс взмахнул палочкой, чтобы открыть шкаф, оказалось, что я права.

Из шкафа вышел высокий, тощий, как скелет, мужчина. Он был лыс и одет в непроницаемо-чёрную мантию. На безжизненном, словно из воска отлитом лице светились багровые глаза. Капюшон закрывал его лицо.

Драко побледнел и вспотел.

— Помни о заклинании, — сказал Треверс, наклоняясь ближе к его уху.

— Риддикулус! — выкрикнул Малфой.

Ему потребовалось три попытки, прежде чем фигура начала скользить и спотыкаться, после чего упала на спину.

Волдеморт; должно быть, это он. Было ли это истинным отражением того, как он выглядел, или это была всего лишь манифестация страхов Драко?

Учитывая, что его отец работал на Волдеморта, вполне возможно, что Драко лучше, чем большинство, представлял, как он выглядит, но также оставалось не менее возможным, что старший Малфой защищал сына от встреч с Тёмным Лордом.

Следующей была Гермиона. Она шагнула вперед, и создание преобразилось прямо на наших глазах.

Форма его установилась, и я уставилась в шоке на результат.

Это была я.

Мое лицо смотрело на неё с холодным, бесстрастным выражением.

— Не знаю, чего я вообще с тобой вожусь. Ты никогда меня не догонишь, так зачем вообще пытаться? Тебе в любом случае не место в этой школе.

— Р… Ридикулус! — сказала Гермиона, выполнив всё правильно с первой же попытки.

Её лицо было красным, и она не смотрела на меня.

Моя фигура начала отбивать чечетку, как-то неестественно ухмыляясь. Я видела, что некоторые из остальных студентов содрогнулись.

Гойл также боялся Волдеморта, хотя его версия была не так хорошо сформирована, как у Драко. Этот Волдеморт в конечном итоге оказался одет, как женщина, в розовый сарафан.

Крэбб, в свою очередь, боялся меня. Я увидела себя, стоящую в пижаме, с окровавленным носком в руке. Голова была вскинута, и на губах играла жутковатая улыбка. На носке было намного больше крови, чем в тот раз; был ли он одним из тех учеников, что видели меня, или это создал его разум из историй, рассказанных остальными?

— Риддикулус!

Моя фигура внезапно оказалась одета как цирковой клоун; каким-то образом это только сделало мой вид ещё более тревожным. Моя ухмылка ширилась, и вскоре стала неестественно широкой.

— Возможно, в конце занятия, — торопливо сказал Трэверс.

Он вышел перед Крэббом, и боггарт снова исказился. Эта версия Волдеморта была намного более детальной, чем у Драко.

Встречался ли Треверс с ним лично?

Половина слизеринцев, как выяснилось, боялись Волдеморта. Четверо боялись меня, как и один из учеников Рэйвенкло.

Страхом Панси Паркинсон было зеркало, в котором она отображалась как уродина. Страхом Дафны Гринграсс была она сама, в больничной койке, со смертельно больным видом.

Страхом Блейза Забини была его мать, предлагающая ему что-нибудь выпить. Похоже, не у всех страхов были очевидные значения.

Я размышляла над тем, чтобы прогулять это занятие; демонстрация моих страхов остальным несла риск раскрытия, или ослабления позиции, над достижением которой я так упорно трудилась. Всё же, неявка тоже ослабила бы мои позиции. Если люди сочли бы, что я испугалась боггарта или побоялась показать свои страхи, то они могли бы подумать, что на меня можно снова безопасно напасть.

Так много учеников боялись Волдеморта, что я начала удивляться, в чём же смысл упражнения. Если Треверс был Пожирателем Смерти, то ему было бы трудно наблюдать, как его босса снова и снова унижают.

Или, возможно, он был как домовой эльф, и втайне мечтал увидеть, как его босс падёт.

Выражение его лица не менялось в ходе всего процесса, хотя он делал заметки.

Быстрый взгляд через его плечо при помощи нескольких мух показал, что он отмечает наши страхи в следующей колонке, рядом с нашими именами. Зачем он собирал эту информацию? Для своего повелителя? Или для какого-то последующего урока?

Всю ночь я работала над планом, как с этим справиться. Я выталкивала свои эмоции в насекомых, настолько, насколько могла. В прошлом, я могла выталкивать только выражение своих эмоций в насекомых, но я трудилась всю ночь, и думаю, смогла справиться с задачей.

Чего я на самом деле боялась?

Оказаться раскрытой?

У меня был план, как с этим справиться, начиная с моего перуанского порошка тьмы, и заканчивая туннелем к Хогсмиду, о котором, как считал персонал школы, мы не знаем. В Хогсмиде был камин, которым я могла воспользоваться, чтобы добраться до Косой Аллеи, и оттуда отправиться в Америку, пробравшись на корабль.

До того, как я отправилась в Хогвартс, у меня не было ресурсов, чтобы справиться с этим самостоятельно, но теперь всё изменилось. Я украла несколько книг из библиотеки, книг, которые я верну, если всё здесь пройдет хорошо. Если не пройдет, то я использую их, чтобы продолжать заниматься самостоятельно. Я также разыскала местоположение американской версии Косой Аллеи, и смогу добывать там припасы, чтобы заниматься самообразованием.

Бросать Гермиону и Невилла будет больно, но пока они остаются в школе, то будут в относительной безопасности. Не то чтобы я смогла защитить их, когда они отправятся домой, в любом случае.

Я уже какое-то время запасала непортящуюся еду в своей мошне, подготовка на тот случай, если окажусь раскрыта. Я слышала, как выживальщики называют такое тревожным чемоданчиком, что казалось мне слегка ироничным.

На Земле Алеф выживальщики считались сумасшедшими чудаками. В моем мире, на Земле Бет, с Губителями, Бойней 9 и другими опасностями, они считались просто немного более подготовленными, чем остальные.

Чего ещё я могла бояться? Большинство страхов из прошлого были вещами, с которыми я справилась, и это означало, что они, вероятно, больше не являлись моими величайшими страхами.

Некоторые из учеников Рэйвенкло демонстрировали очевидные страхи; слова о том, что они неудачники, огромные пауки, змеи, плавание, пылающие черепа. Некоторые из них тоже боялись Волдеморта, но их было меньше, чем слизеринцев, что имело смысл. Волдеморт должен был ощущаться ближе для тех, у кого в семье имелись Пожиратели Смерти. В некоторых случаях, он мог быть ещё ближе.

Было ли целью упражнения посмотреть, кто не боялся Волдеморта?

— Мисс Эберт? — сказал Треверс.

Вздохнув, я вышла вперед.

Весь класс наблюдал. Я как бы невзначай сунула руку в сумочку и вытащила левой рукой порошок тьмы, готовая бросить его.

Изменившись, существо приняло знакомую форму.

Это была Лиза, такая, какой я видела её в последний раз: чёрный облегающий костюм с фиолетовыми линиями, маска домино. Она склонялась надо мной с выражением ужаса на лице:

— Проснись, босс!

Что?

Она протянула руку, словно собиралась потрясти меня:

— Ты заснула. Ещё ничего не кончено! Если ты не проснешься, он всё уничтожит!

Я ощутила, как по спине пробежал холодок ужаса. Была ли моя победа над Сыном ненастоящей? Была ли победа всего лишь нездоровым сном умирающего мозга?

Была ли?

Что было вероятнее… что я очнулась в другом теле в мире с настоящей магией, и в конечном итоге отправилась в школу магии, или что у меня были галлюцинации?

Почему до меня не дошло раньше?

Я считала, что разрешила свои проблемы со школой; с Эммой, Софией и Мэдисон. Уже довольно долгое время у меня были более важные вещи, о которых следовало беспокоиться. И тем не менее, я снова оказалась в школе, разбираясь с травлей в мире, где я больше не была беспомощной.

Пытался ли мой разум таким способом преодолеть эту травму?

— Тебе нужно проснуться! — заявила Сплетница. — Он приближается!

Она посмотрела назад и закричала, и мгновением позже выстрел света ударил из другого места, поразив её. Она потянулась ко мне, словно умоляя о помощи, но плоть плавилась и сползала с её черепа.

Я покачала головой. Я отослала Неформалов прочь. Лизы здесь быть не должно. А если она всё же нашла меня, то в любом случае всё уже было кончено. Если я подвергала сомнению само своё существование, то что тогда вообще из сделанного мной ранее и сейчас имело значение?

На мгновение я закрыла глаза и попробовала проснуться. Ничего не произошло.

Вздохнув, я снова открыла глаза и вскинула палочку.

— Риддикулус, — сказала я решительно.

Фигура передо мной содрогнулась, и секундой позже изменилась в другую знакомую форму.

Это была я… не прежняя я, а новая. Моё тело выглядело невероятно маленьким и уязвимым, слабым, теперь, когда я смотрела на него со стороны.

— Я всё ещё здесь, — сказала она.

Посмотрела на меня умоляюще.

— Почему ты не отпускаешь меня?

Мне потребовалось секунда, чтобы осознать значение слов. Это Милли Скривенер? Она оказалась заперта в собственном теле, жила в бесконечном аду, наблюдая, как паразит захватил жизнь, которая должна была принадлежать ей? В отличие от меня, ей действительно было одиннадцать лет, и прямо у неё на глазах убили всю её семью. Она видела, как я делала вещи, которые должны были привести её в ужас.

Я испытала знакомое чувство; словно стены смыкались вокруг меня. Выглядело ли всё так для неё? Запертая в ловушке, в непрекращающейся тьме, когда никого не волновало, что случилось с ней?

Я едва ли вообще думала о ней или её семье, и, тем не менее, было возможно, что всё это время она была прямо здесь, внутри меня. Только то, что это был мой боггарт, не означало, что страх сам по себе не являлся настоящим.

В конце концов, для всех детей, которые боялись Волдеморта, он и правда являлся угрозой для них и их семей.

— Риддикулус, — сказала я ещё решительнее.

Обе вещи, которые тварь показывала мне, не могли быть правдой, не одновременно. Это означало, что, по крайней мере, одна из них должна быть ложью. А может быть и обе.

Очертания снова заструились.

Это опять была я; но в этот раз я стояла над кучей тел. Там были лица, которые я узнавала, включая людей, находившихся в комнате. Гермиона, Драко, Крэбб, Гойл… Снейп, Дамблдор. Я стояла над ними с окровавленным скальпелем. Всё мое тело орошала кровь.

На стенах за моей спиной были пришпилены несколько учеников, их торсы были взрезаны и вскрыты с превосходной точностью. Некоторые из них всё ещё были живы, глазели на нас с выражением болезненного ужаса на лицах, тогда как их легкие продолжали двигаться, а сердца биться.

С некоторых из них была содрана кожа, и, спасибо моему опыту по выслеживанию Бойни 9, я точно знала, как выглядит такое. Кровь стекалась к груде тел посреди комнаты.

Я видела такое раньше с Ампутацией… нет… теперь она Райли. Она стала лучше, и я бы никогда…

Я даже не делала никогда ничего подобного; разбирать моих врагов на части, чтобы суметь понять, как они работают; как работает магия. Даже если бы Сын на самом деле не умер, я бы не…

Я смотрела на них с бесстрастным выражением лица, и затем подняла взгляд:

— Это начало, — сказал мой голос.

Он был холодным, и в нём, кажется, отсутствовали малейшие следы эмоций.

— Мне пришлось это сделать с ними. Так надо для всеобщего блага.

— Риддикулус, — услышала я слова Треверса рядом с собой.

Фигура отлетела прочь, и мгновение спустя шкаф закрылся и заперся.

— Это было… немного более интересным, чем я ожидал, — сказал он.

Он смотрел на меня так, словно никогда раньше не видел, и, оглянувшись, я увидела, что все в классе выглядят бледно. Некоторые выглядели так, словно их сейчас стошнит, и я слышала всхлипывающие звуки из задней части класса.

Гермиона не смотрела на меня.

Было ли это вызвано тем, что я видела ранее, или тем, что она только что увидела? Считала ли она меня точно таким же маньяком, на охоту за которыми я потратила более двух лет?

Я была лучше этого. Я делала ужасные вещи, но только затем, чтобы остановить вещи ещё хуже.

Что ещё показала бы тварь, если бы Треверс не изгнал ее? Мёртвого ребенка?

Это проделало бы чудеса с моей репутацией… знание, что я однажды убила ребенка, даже если это было сделано лишь для того, чтобы спасти его от бесконечной пытки. Боггарты не давали контекста, и я определенно не собиралась ничего объяснять.

— Иногда тяжело найти чувство юмора в отношении этих вещей, — сказал он, и в кои-то веки его голос звучал почти что нежно. — Я ожидаю результатов к концу семестра, но мне кажется, что лучше всего будет, если вы будете самостоятельно встречаться с боггартом. Я не уверен, что остальному классу будет… комфортно лицезреть ваши страхи.

Кажется, все в классе отводили взгляды в сторону. В задних рядах по-прежнему кто-то всхлипывал.

Может было бы и лучше пропустить это занятие, в конце концов. Оно не ослабило мои позиции, но, вероятно, навредило моей репутации.

Ещё хуже, оно оставило меня с некоторыми глубокими, тревожащими страхами.

Был ли этот мир реальным, или всё было галлюцинацией, последним вздохом умирающего мозга? Хотя я пыталась отбросить мысль, она ужасала меня на таком уровне, которого не смогли бы достичь другие мысли.

Даже если этот мир был настоящим, что насчет других явленных страхов? Вошла ли я в пустое тело, или заперла юную девочку в аду, из которого она не могла сбежать?

Напоследок, была ли моим величайшим страхом я сама? Я сотворила множество ужасных вещей во имя всеобщего блага; чем больше ты их творил, тем легче и легче это становилось. В какой момент я потеряла бы последние крупицы морали и стала бы тем, против чего всегда сражалась?

Я видела, что прагматизм сотворил с Александрией, Эйдолоном, Контессой. Была ли я хоть чем-то лучше? Стану ли я кем-то похуже, когда у меня будет больше силы, чем сейчас?

Я обнаружила, что жалею, что не осталась сегодня в кровати.