Книга 2. Девица Баккара и сестра Луиза
I. ДУЭЛЬ.

Воротимся теперь к Арману, который, если читатели помнят, увез Бастиена из улицы Мелэ к себе в отель.

- Старый мой дружище, - сказал Арман, - влюбленные всегда эгоисты и, следовательно, забывчивы. Если бы мы провели вечер у Жанны, время пролетело бы так скоро, что мы непременно просидели бы до полуночи. А выспаться необходимо, когда на другой день приходится драться на дуэли в семь часов утра.

- Ба! Это для меня знакомое дело, граф, -отвечал Бастиен. - В мое время, в старой гвардии дрались каждое утро, и это нисколько не мешало ужинать каждый вечер очень весело.

- Но ведь этому тридцать лет?

- Может быть и все тридцать пять.

- Тогда ты был молод.

- Ладно, я и теперь еще не устарел.

Арман грустно покачал головою.

- Можешь ли ты порядочно владеть шпагой?

- Признаться, не слишком-то. При покойном императоре дрались каждый день на поле битвы и некогда тут было учиться фехтованию, но когда за шпагу держишься сердцем…

- Вздор! -проговорил Арман задумчиво и потом прибавил, - англичане, вообще, дерутся мало, они презирают дуэль. Но все те, кто делается исключением из этого правила, становятся уже эксцентричными, именно потому, что соотечественники их гнушаются дуэлью. Таков должен быть и сэр Вильямс, если он непременно добивается драться из-за таких пустяков.

- Ну так что же? сказал Бастиен, - если он непременно этого хочет, я и постараюсь проучить его.

Арман повел Бастиена во второй этаж отеля, где устроена была фехтовальная зала. Он в былое время страстно любил фехтовальное искусство; взяв там рапиры и маски, Арман сказал старику:

- Набей немножко руку, эта предосторожность, во всяком случае, не лишняя.

Граф и Бастиен упражнялись почти целый час.

- У тебя метода хорошая, - сказал Арман, - рука твердая и легкая, но в ногах недостает гибкости. Тебе надо убить противника с первого взмаха или ты сам будешь убит.

- Постараемся, - отвечал Бастиен спокойно.

Он отлично пообедал, лег спать со спокойствием неустрашимого солдата и проспал вплоть до утра. Арман разбудил его в шесть часов.

- Поедем! -сказал он ему, -отсюда до Булонского леса, по крайней мере, час езды, а мы должны приехать первыми. Франция никогда не должна опаздывать.

Бастиен проворно оделся в батистовую рубашку, зашпилив ее бриллиантовой булавкой-память несчастной матери Армана; белый жилет, лакированные сапоги и синий сюртук, в петлицу которого пристегнул орденский бантик.

Арман был одет во все черное. И, захватив две шпаги, привезенные из Италии, они сели в карету и отправились в Булонский лес. У заставы их нагнал экипаж, запряженный в одну лошадь, которой правил молодой человек.

- Вот сэр Вильямс, -сказал Бастиен, указывая на молодого человека, сидевшего рядом с сэром Ральфом О…, тогда как сэр Артур сидел, позади их.

Арман взглянул с любопытством на, баронета, вздрогнул и поспешно спросил Бастиена:

- Уверен ли ты, что это не Андреа?

- О, разумеется, я убежден в том, но сходство поразительное.

Баронет и его секунданты поклонились Арману и Бастиену, потом, как люди благовоспитанные, поехали рядом с коляской графа, не желая перегонять ее. Таким образом они подъехали к Майльо, где на дороге ждал их всадник. То был командир гусарского эскадрона, которого граф де Кергац просил накануне быть вторым секундантом Бастиена.

Всадник сошел с лошади, все прочие вышли из экипажей и направились к кустарникам, где земля была покрыта мелким песком и, следовательно, удобная для поединка.

Пока сэр Ральф О… и эскадронный командир высказывали условия дуэли, граф де Кергац, по-прежнему смотря испытующим взглядом на Вильямса, говорил, Артуру: «Минута достаточно серьезна для того, чтобы мы могли говорить свободно и добросовестно, отложив в сторону всякое личное и оскорбительное намерение».

- Совершенно согласен с вами.

- Позвольте мне предложить вам один вопрос?

- Говорите, граф, я слушаю.

- Вы давно знаете сэра Вильямса?

- Только два месяца.

- Вы совершенно уверены, что баронет ирландского происхождения?

- Я видел его фамильные документы, граф.

- Странно, -проговорил Арман, -я готов побожиться, что это мой брат.

- Милостивый государь, -отвечал сэр Артур, -вы очень хорошо понимаете, что я, видевший документы и рекомендательные письма на имя сэра Вильямса, баронета и дворянина Ирландии, не имею права признать его тождества с виконтом Андреа, вашим братом. Притом же, теперь уже слишком поздно.

- Я и предложил вам этот вопрос в виде простого осведомления, -холодно заметил Арман.

Молодые люди поклонились друг другу в знак того, что разговор окончился к взаимному согласию, и подошли к Ральфу О… и эскадронному командиру.

- Повод к дуэли ничтожный, -сказал командир, -притом же между противниками огромная несоразмерность в летах, и мне кажется этой причины более чем достаточно для того, чтобы не придавать этому делу слишком серьезного характера.

- Совершенно справедливо, -отвечал сэр Ральф.

- Так и я думаю, эти господа должны драться до первой царапины.

- Этого будет вполне достаточно.

- Господа! -обратился сэр Ральф к противникам. - Не угодно ли вам сейчас же снять сюртуки?

Сэр Вильямс оставался бесстрастным под тяжестью испытующего взгляда графа де Кергац и сказал спокойным тоном, в котором проглядывал британский акцент:

- Погода хорошая, но холодно, и мне бы следовало выбрать пистолеты, чтобы избавить себя от необходимости раздеваться.

И, сняв сюртук, он сказал Бастиену, который был уже раздет, но забыл снять галстук.

- Если вы останетесь в галстуке, так и я надену свой во избежание простуды.

- Нет, -сухо возразил Арман, -снимите ваш галстук, господин Бастиен, это может отразить удар шпаги.

- Как вам угодно, -проговорил сэр Вильямс с таким невозмутимым спокойствием, что на этот раз рассеялись и последние сомнения графа де Кергац

«Человек этот настоящий англичанин, -подумал он, -это не Андреа».

Шпаги вынули, судьба была, за Вильямса, он должен был драться на своих.

- Начинайте, господа, -сказал сэр Ральф, когда противники встали в оборонительное положение.

Граф де Кергац угадал, сказав, что англичанин умеет отлично владеть шпагою, он убедился в том по первому же взмаху.

Сэр Вильямс, этот флегматический англичанин, крутым движением встав на место, сделался удивительно гибким и с кошачьим проворством отражал пылкие и честные удары старого солдата.

В продолжение пяти минут разъяренный, запыхавшийся Бастиен наносил страшные удары Вильямсу. Все они были отражены, но баронет не нападал. Каждую минуту старый солдат, не знавший вежливых тонкостей этой страшной игры, становившейся истинным искусством в руках новейших знатоков, делал ошибку за ошибкой, давал промахи, отдергивал руку, подставлялся под удары… Шпага сэра Вильямса отражала, но не нападала.

- Он щадит меня, меня, гусара времен империи!-бормотал Бастиен вне себя.

А Арман, видя, что всякий другой, кроме настоящего джентльмена, давно бы убил Бастиена, подумал:

«Андреа не был бы так великодушен… Это положительно не он».

Наконец, чтобы положить конец этому бесполезному состязанию, баронет быстро ударил несколько раз по шпаге Бастиена, выбил ее у него из рук, и пока она отлетела на двадцать шагов, он приставил свою шпагу к груди старого солдата и так ловко соединил обезоружение с отпором, что удар становился честным, и он мог без упреков совести убить своего противника.

Но шпага задела только его рубашку, довольный этой победой без пролития крови, баронет отскочил назад и приподнял свою-Довольно, господа, довольно! -вскричал Арман, весь содрогнувшийся в эту страшную минуту.

У Бастиена вырвалось энергическое ругательство, и он хотел бежать за своей шпагой, но граф де Кергац остановил его.

- Слишком поздно, -сказал он. - Ты не имеешь права начинать снова, он мог убить тебя и не убил.

Сэр Вильямс поспешно приблизился к своему противнику и сказал ему:

- Согласны вы теперь принять от меня извинение в моей крайней щекотливости и великодушно протянуть мне руку?

Дурное расположение духа старого ворчуна не могло устоять против этой речи, и он протянул руку Вильямсу.

- Теперь, господа, -прибавил баронет, не отступая от своего британского акцента, -я должен объяснить вам свое поведение. Два дня назад мой достопочтенный противник обратился ко мне с извинениями, вполне удовлетворительными, я согласен с этим, но накануне мои соотечественники спросили в клубе моего мнения о дуэли, которую я презираю не меньше их, и, по духу противоречия, я утверждал, что настоящий джентльмен должен драться, и даже прибавил, что буду очень рад доказать это на деле. Мне нужна была дуэль, а господин Бастиен доставил мне к этому случай, и я подцепил его!

- Все равно, -проговорил Бастиен с остатком неудовольствия, смягченного честною, добродушною улыбкой, -только такой старый болван, как я, и способен допустить обезоружить себя таким образом… Просто срам!

И Бастиен еще раз пожал руку сэра Вильямса.

Баронет подошел к графу де Кергац.

- Кажется, граф, -сказал он, -я очень похож на вашего брата, которого вы отыскиваете по всему свету?

- Поразительно похожи! -отвечал Арман задумчиво. - Только у Андреа были белокурые волосы…

- А у меня черные… мои отлично, выкрашены…

И сэр Вильямс прибавил:

- Однако, граф, если у вас осталось хоть малейшее сомнение, вы не откажите почтить меня своим приездом к завтраку на этих днях. Я могу показать вам, для удостоверения в подлинности документов, мое генеалогическое дерево.

- Милостивый государь…

Баронет принял откровенный вид и, обращаясь без различия к Арману, Бастиену и секундантам, сказал:

- Господа, вы вероятно были влюблены хоть один раз в жизни. Я же влюблен теперь. Честь встретиться с вами сегодня утром лишила меня удовольствия видеть мою любовницу вчера вечером, и я спешу наверстать потерянное время… Она живет в таинственном домике у опушки леса, и никто не должен входить туда. Я стерегу ее со зверской ревностью дракона. Вследствие этого, я нахожусь вынужденным оставить вас…

- Граф, -прибавил он, взглянув на Армана, -вы меня крайне обяжете, дав в своей коляске место моим друзьям, чтобы я мог один ехать в своем тильбюри. Я не ворочусь теперь в Париж.

Арман поклонился в знак согласия, и все отправились к своим экипажам.

Сэр Вильямс проворно вскочил в тильбюри и сказал Арману:

- Не правда ли, граф, храм счастья есть ничто иное, как дом, в котором живет любимая женщина?

- Может быть… - проговорил Арман, подумав о Жанне.

- А когда имеешь невесту, которую боготворишь, ее следует прятать от всех взоров…

Сэр Вильямс насмешливо захохотал, и сатанинская душа Андреа проглянула в этом смехе.

Арман вздрогнул; все подозрения снова зашевелились в его Душе.

- Если вы любите какую-нибудь женщину,-добавил сэр Вильямс,-советую вам беречь ее хорошенько…

Он хлестнул по лошади бичом и умчался быстрее молнии.

Теперь Арман побледнел, как смерть; он еще раз вспомнил о Жанне и ему сделалось страшно.

Сэр Вильямс говорил эти слова насмешливым голосом Андреа, и сатанинский хохот его отозвался в душе Армана, как погребальный звон…


Между тем сэр Вильямс летел, как стрела, по направлению к Буживалю, потом проехал единственную улицу деревни, миновал церковь и наконец остановился в долине, у решетки обширного поместья, обнесенного деревьями и стеною. В конце его виднелся красивый маленький замок новейшей архитектуры, а в противоположном ему направлении, в углу парка, возвышался домик, тот самый, куда за два дня перед тем Коляр увез Вишню под надзор Фипар. Но Коляр вошел туда через боковую дверь, а тильбюри сэра Вильямса въехал через главные ворота решетки.

В то же время баронет увидел на песке недавние следы кареты.

- Хорошо! -сказал он со вздохом удовольствия, -дело сделано… Жанна у меня!

Тильбюри остановился у крыльца, где Коляр спокойно курил сигару.

- Ну, что? -поспешно спросил баронет, бросая ему вожжи.

- Пташка спит, -отвечал Коляр.

- Здесь? -проговорил Вильямс с беспокойством.

- Разумеется, капитан.

- В котором часу приняла она усыпительное?

- В десять часов вечера.

Вильямс посмотрел на часы.

- Теперь восемь утра, -сказал он, -она проспит еще два часа…

Баронет поднялся вслед за Коляром на лестницу и прошел через гостиную в ту самую спальню, где, как мы видели, Жанна проснулась потом в изумлении.

Когда Вильямс вошел, молодая девушка все еще спала, растянувшись. на диване.

Баронет остановился перед ней и принялся ее рассматривать.

- Право, -прошептал он, -девочка очень хороша. Я ее никогда не видел и поздравляю с таким выбором Армана. У него очень хороший вкус.

Потом, внезапно нахмурив брови, он спросил Коляра:

- Не соблазнился ли ты… как-нибудь?..

- Право нет, -ответил Коляр, -она хорошенькая, это правда, да только уж очень бледна, а я люблю румяных…

- О! -сказал Вильямс спокойно, -я простил бы тебе… У меня нет предрассудков… per Вассо! Как говорил мой покойный, достопочтенный родитель.

- Что ты сделал со старухой? -прибавил он.

- Положил ее на кровать, всунув ей в руку известное вам письмо, в котором наш бывший клерк нотариуса так хорошо подделался под почерк барышни.

- И прекрасно!

- Что же касается Вишни, -продолжал Коляр, -она, кажется, не ладит с Фипар. Девочка плачет, а старуха эта, которая хуже всякой коросты, мучит ее беспрестанно.

- Вот именно этого-то я и не хочу, -сказал Андреа, -за это я взыщу с тебя.

- Вот тебе раз! -проговорил Коляр тоном неудовольствия, -вы спросили, нет ли кого к кому обратиться, у меня была под рукой эта старушенция, любовница Николо, мы ее пустили в дело, вот и все тут. Почем я знал, что у нее гадкий характер!

Сэр Вильямс не отвечал, он может быть не слыхал оправданий Коляра, до такой степени был он углублен в размышления.

Со скрещенными руками, смотря на спящую молодую девушку, он, казалось забыл о Коляре.

- Убирайся, -сказал он наконец, -ступай к этой вдове Фипар, и скажи ей, чтобы она приготовила Вишню, к моему посещению.

Коляр вышел.

Баронет сел к столу и написал то самое длинное письмо, которое прочла потом Жанна после своего пробуждения. По губам его скользнула желчная, горькая, ужасная улыбка, когда он кончил писать.


«А! -сказал он, -мой милый братец, мой возлюбленный Арман, мне пришла великолепная идея, кажется, что вместе с миллионами добрейшего Кермаруэ, мне выпадет на долю славное мщение! А ты выгнал меня, как вора; ты отнял у меня Марту, единственную женщину, которую я любил; ты назвал меня проклятым Андреа и после этого надеешься еще быть счастливым!.. Полно, пожалуйста!.. Вот она, эта молодая девушка, в которую ты влюблен, она лежит здесь спящая, неподвижная, в моей власти… Другой на моем месте ограничился бы в своей мести низким зверством; я же, я буду утонченным, изящным и беспощадным… Мне нужно не обладание Жанной, нет! Мне нужно ее сердце! Она начинала тебя любить… теперь она полюбит меня!.. Вчера ты был в ее глазах светским человеком, добродетельным и богатым, теперь будешь наглым плутом, который облекается в одежду и имя своего барина, и она будет презирать тебя!»

Сэр Вильямс захохотал шипящим смехом.

«О, господин граф, -добавил он, -идея моя великолепная, могу вас уверить. Теперь уже не вы-граф де Кергац, а я! А когда я женюсь на Эрмине, когда золото Кермаруэ перейдет ко мне, в тот день я Тебе крикну: «Арман! Арман! Твоя возлюбленная Жанна стала моей любовницей, а тебя она приняла за лакея!»

Лицо сэра Вильямса сияло злобной радостью; он сильно позвонил.

Вошла Мариетта, горничная, назначенная для Жанны.

- Приведи других, -повелительно сказал баронет.

Через несколько минут Мариетта воротилась с ключницей, лакеем и грумом.

- Выслушайте меня хорошенько, -сказал сэр Вильямс,-я заплачу каждому из вас по сто луидоров в месяц, если вы будете считать меня графом де Кергац и уверите в этом свою новую хозяйку… А иначе всех вас прогонят!

Удалив прислугу, сэр Вильямс вышел из спальни, прибавив:

- Теперь надо подучить Вишню, и если Жанна не поверит прислуге, она непременно поверит Вишне, подруге своего детства.

Баронет вышел из дома и направился к домику в парке.

Загрузка...