Похождения Рокамболя.Книга 2. Девица Баккара и сестра Луиза

IV. ЖЕНЭ.

Пора возвратиться к госпоже де Бопрео и Эрмине, которых мы оставили пораженными письмом Баккара к Фернану Рошэ.

Читатель помнит, что Бопрео, под предлогом снести письмо Эрмины Фернану, понес его к Баккара. Обе женщины тогда остались одни.

Эрмина стояла с неподвижным взглядом, в печальном положении человека, которого судьба так жестоко преследует, что у него даже не хватает сил предаться отчаянию; он как-будто сомневается в своем существовании…

Госпожа де Бопрео смотрела на дочь е тоскливым вниманием матери, которая видит умирающее дитя; она не находила ни одного слова, ни одного сердечного порыва в утешение дочери; так, казалось, ей была безпредельна печаль Эрмины.

Наконец она тихо встала, подошла к ней, все еще неподвижной и плачущей, и тихо обняла ее.

- Мамаша,-сказала тогда Эрмина,-я хочу поступить в монастырь… Я никогда не выйду замуж…

- В монастырь?-вскричала вне себя бедная мать.-Ты хочешь… поступить… в монастырь… И ты бросишь свою мать?

- Нет, нет,-сказала Эрмина, - простите меня, я сама не знаю, что говорю. Нет, мамаша, я вас не оставлю.

Эрмина вдруг залилась слезами и долго плакала на груди матери, которая молча ласкала ее…

Спустя несколько времени Эрмина, наконец, успокоилась и решительным тоном сказала матери:

- Тетка ваша де Кермадэк давно желает нас видеть. Поедемте к ней. Я более не хочу оставаться в Париже.

Мать с радостью приняла это предложение. Уехать, значило развлечь дочь хотя на одно мгновение и чтобы она могла на время забыть свое горе.

Бопрео вернулся в полночь бледный, озабоченный. Он только что заключил договор с сэром Вильямсом в комнате Змеиной улицы, куда баронет подоспел вовремя, чтобы отнять от него Вишню; жена его и Эрмина были сами слишком взволнованы, чтобы принять в нем участие.

- Негодяй скрылся,-сказал начальник отделения о Фернане Рошэ.-Я его на беду везде искал и не нашел. Он, вероятно, был у девицы Баккара, но завтра в должности…

Милостивый государь, - прервала госпожа де Бопрео, отводя мужа в углубление окна,-моя дочь любила его, любила страстно, она может умереть от любви, надо ее во что бы то ни стало рассеять.

- Я с вами согласен, но что же мы сделаем?

- Я увезу се из Парижа.

- Куда?

- К моей тетке де Кермадэк.

- В замок Женэ?

- Да.

- Мысль превосходная,-воскликнул де Бопрео, обрадовавшись, что он некоторое время будет свободен… и может отыскать Вишню.

- Мы поедем завтра утром,-продолжала его жена.

- Чем скорее, тем лучше,-ответил муж.

Госпожа де Бопрео с дочерью провели почти всю ночь в приготовлениях к отъезду.

С утра, были наняты почтовые лошади и карета, а в девять часов Тереза с дочерью выехали из Парижа по дороге в Бретань.

Коляр, переодетый комиссионером, принес Фернану Рошэ письмо от Эрмины, в котором она прощалась с ним. Фернан Рошэ, как помешанный, побежал на улицу Сент-Луи. Тут он узнал от служанки, что дамы действительно уехали в замок Женэ.

Здания Женэ, куда приехала Тереза с дочерью, не соответствовали пышному названию замка.

Это, по-настоящему, были просто худо сохраненные развалины; обитаем был только один флигель, но прекрасная местность, окружающая его, и находящийся перед окнами чудесный пруд, выкупали ветхость и мизерную наружность строения.

Катанье в лодке по этому пруду доставляло летом немалое удовольствие, тем более, что развалинами не мог похвалиться Женэ.

Женэ был действительно прежде замком, настоящим средневековым замком со рвами и подъемными мостами; он выдерживал иногда продолжительные осады; в его старых залах прежде раздавались звуки рыцарских шпор; даже один из его владетелей, будучи на стороне Бомануара, лег на поле битвы Тридцати.

Но подошло разрушительное время; в правление Генриха IV, во время войн лиги, он был взят приступом и стены его снесены; вновь выстроенный при Людовике XIII, он сожжен во время Фронды.

Один из Кермадэков, в правление Людовика XV, употребил свои последние средства, чтобы придать замку феодальный вид, но этот Кермадэк, поступив в «общество бретонских дворян», был выдан и засажен в Темницу с господином де Ла Шаролэ; ему впоследствии отрубили голову; наследником этого Кермадэка остался маленький сын, который, в свою очередь, погиб на эшафоте во время революции. Последний Кермадэк, простой гусарский поручик, был убит во время испанской войны в 1823 году.

С тех пор замок Женэ был похож на развалины, как старик, приготовившийся к смерти, он, казалось, ожидал только кончины вдовствующей баронессы Кермадэк, матери гусарского офицера, чтобы окончательно обрушиться и лечь рядом со своими покойниками-владетелями.

Но рядом с этими развалинами, которые могли быть разрушены бурею, природа пленяла своими красотами.

Не думайте, чтобы Женэ лежал на высоком, крутом утесе, убаюкиваемый однообразным и глухим шумом океана.

Напротив, здание возвышалось посреди хорошенькой долины; долина эта, покрытая лугами, находилась между двумя цепями холмов, обросших лесом; спуск к морю был на расстоянии пол-; часа; морской берег был усыпан самым мелким песком.

Большие дубы и каштановые деревья образовали вокруг феодальной развалины настоящий парк; вечно зеленеющий луг, который щадили суровые зимние ветры, расстилался окрест; рвы, наполовину превращенные в сады, были покрыты фруктовыми деревьями, на которых весною гнездились малиновка и шутливый дрозд.

При взгляде на это жилище,-укрепленное гигантскими подпорками, в трещинах которых весною ласточки вили гнезда, и огражденное со всех сторон только зеленью, невольно каждый спрашивал себя: как оно могло быть местом битвы и выдерживать настоящие осады.

Но в то время окружающие холмы были, конечно, застроены башнями и укреплениями, соединенными со строением.

Укрепления и башни обрушились и исчезли. Восьмидесятилетняя баронесса де Кермадэк занимала только часть замка. И имея всего три тысячи ливров, годового дохода» она все-таки старалась твердо поддерживать свое достоинство.

Когда госпожа де Бопрео с дочерью приехали в Женэ, был конец января. В бедной и холодной Бретани хорошие дни начинаются только с начала апреля.

Впрочем, снег уже исчез, и деревья стряхивали с себя, с помощью более теплого ветра, изморозь, нанесенную северными декабрьскими бурями.

По сторонам холмов стоял Густой голубой туман,-верный предвестник весны; желтая, смятая трава мало-помалу выпрямлялась; ручьи пробивали трехмесячный лед и, освободившись от тяжелых оков, начинали течь с журчанием, выражающим беспредельную надежду..

Воробей возобновлял свою монотонную песню в трещинах маленькой деревенской колокольни; крестьянин, помахивая рогаткой, шел сзади своих белых и рыжих волов, повторяя однообразный припек, который но всех странах, кажется, один и тот же.

Огонь сверкал у очагов хижин и в печах здания, но дым, вместо того, чтобы расстилаться но крышам, поднимался вертикально к небу серою спиралью. Солнце щедро разливало свои золотые лучи.

Какое-то тайное веселье царствовало в природе, как будто целый оркестр в тысячу голосов исполнял таинственный гимн, празднуя конец зимы, которую Вог и создал, кажется, только для того, чтобы показать, что в природе нет ничего совершенного.

День уже склонялся к вечеру, когда дорожная карета, в которой сидели госпожа де Бопрео с дочерью, показалась на скате холма, с которого видна была долина и замок Женэ.

Морской ветерок, наполненный едким благоуханием водорослей, начинал подниматься и колебал стебли находящихся по сторонам дороги цветов.

Лучи заходящего солнца ударяли в стрельчатые окна здания Женэ.

Дорожная карета быстро спустилась в долину и въехала во двор Женэ через проломанную часть ограды; ворота, на фронтоне которых был щит Кермадэков, обрушились незадолго перед тем.

Давно, может быть, уже целое столетие, это старинное здание не было свидетелем подобного праздника. Давно не видно было тут почтовой кареты с форейтором в желтых панталонах и красном жилете. Давно не слыхали шума бича, раздававшегося тысячами отголосков.

На этот шум выбежали два изумленных служителя. Они были почти так же стары, как и их госпожа.

Первый был старик высокого роста с белой, развевающейся наподобие веера, бородой; он держался гордо и прямо, и был, вероятно, во время войн Вендов суровым бойцом и опасным противником голубых.

Другая была женщина с видом гувернантки, соединявшей в себе звание кухарки, ключницы и компаньонки.

Эти два существа составляли весь штат баронессы де Кермадэк; к ним можно прибавить еще пастуха, бывшего на ферме; но он жил в замке, потому что вдова его очень любила.

- Баронесса де Кермадэк дома?-спросила госпожа де Бопрео, выходя из кареты.

- Баронесса никуда не выезжает,-отвечал старик, по имени Антоань.-Вот уже около года, как она не оставляет своего кресла.

Он ввел Терезу с дочерью в дом, торжественно следуя за ними. Старик придавал большое значение своей должности.

Госпожа де Бопрео прошла через темную переднюю, выстланную большими лоснящимися камнями, потом вошла в залу времен Людовика XIV судя по обоям, мебели и черным фамильным портретам, изображающим умерших Кермадэков в их воинском вооружении, в одежде прелатов или в платье, которое они носили при дворе.

На противоположном конце зала бретонский Калеб, отворив обе половинки двери, доложил:

- Госпожа Бопрео с дочерью.

Мать с дочерью вошли в спальню баронессы, где она занималась чтением рыцарских романов. Она любила романы и, читая их, предавалась мечтам, забывая горькую действительность.

Баронесса де Кермадэк была старинная придворная дама в полном значении этого слова; она была фрейлиной Марий Антуанетты и навсегда осталась ею, вопреки революциям. Ее костюм, привычки, разговор никогда не изменялись.

Она носила открытые спереди платья, пудрила каждое утро свои волосы, а когда обедал у нее какой-нибудь старый сосед, наклеивала себе на лицо небольшую черную мушку.

Она обедала в Двенадцать часов, ужинала в семь. Старым служителям. своим никогда не позволяла отступать от самых строгих этикетов и подавала гостям целовать руку.

Кроме того, она очень свободно говорила о короле, королеве и принцессах. Настаивала на том, чтобы Луи Филиппа называли герцогом Орлеанским, и находила, что юноша, исправляющий должность священника соседнего прихода, имел революционные идеи; причиною этого мнения было то, что, играя однажды в трактирах, он имел неосторожность выразить скромную мысль, что перед Богом все равны.

Впрочем, госпожа де Кермадэк была довольно приятная женщина; несмотря на свои восемьдесят лет, она не была ни глуха, ни слепа, память имела хорошую и много ума. Она приятно проводила время с двумя или тремя рыцарями Людовика Святого и между прочими с рыцарем де Ласи. Он был страстный охотник и жил в маленьком замке Мануар недалеко от Женэ.

У баронессы де Кермадэк был один недостаток: она слишком любила рыцарские романы и даже верила им. Так, например, она была уверена, что существовал Амадис Гальский, и что сын его, Еспландиан, служил примером героизма и добродетели. Амадис, Еспландиан и Галаор немного вскружили ей голову. Но когда разговор переходил на более житейские предметы, баронесса снова делалась серьезною, умною и проницательною.

Комната, в которую вошла госпожа де Бопрео, была меблирована во вкусе последнего столетия и напоминала будуар Дю - Барри. Баронесса полулежала в мягком желтом кресле. Около нее был Иона.

Иона был и пастухом и охотником. Он часто проводил ночи под открытым небом, лежа на траве и подстерегая серну.

Вдова была с ним очень ласкова и добра, и этим он обязан был своей страсти к охоте. Однажды ночью, поджидая зверя; он увидал дым. Горел Женэ. Он тотчас подбежал к дому, разбудил всех и спас баронессу.

Иона был худенький пятнадцатилетний мальчик с белокурыми полосами, голубыми глазами и ангельским лицом Он был очень донок, несмотря на спою бретонскую куртку и деревянные сапоги.

Взгляд его был в одно и то же время и алой и добрый. Он был умен, насмешлив, склонен к меланхолии и очень снисходителен.

Баронесса очень любила его за возвышенную натуру, или, может быть, просто желала иметь собеседника. Всякий вечер ома заставляла его читать себе свои любимые романы, которые сильно воспламеняли воображение ребенка.

При виде госпожи де Бопрео и ее дочери старая баронесса несколько приподнялась. Не видав племянницы несколько лет, она все-таки узнала ее, даже прежде доклада дворецкого.

- Тетенька,-сказала госпожа де Бопрео, бросаясь на шею баронессы,-мы с дочерью приехали к вам погостить несколько дней.

Лицо баронессы де Кермадэк просияло чрезвычайным удовольствием. Она была бедная, но слишком знатная дама, чтобы унижаться до мелочных расчетов. В приезде своей племянницы и внучки она видела только то, что недели дне, а может быть и больше, она будет не одна.

С годами сердце баронессы несколько зачерствело; она более не плакала по покойникам и о сыне своем, последнем из Кермадэков, говорила без особенного волнения. Ей теперь хотелось только жить и жить как можно дольше, спокойнее и веселее. Развлечений же у нее было немного, особенно с тех пор, как болезни приковали ее к креслу. Она более не могла разъезжать по соседям в своем кабриолете, запряженном единственной лошадью.

Каждый год умирал какой-нибудь старый владетельный сосед, и, наконец, остался только один рыцарь де Ласи, живший на расстоянии почти лье и навещавший баронессу раз или два в неделю.

Впрочем и это случалось только тогда, когда у благородного рыцаря не было подагры или нельзя было охотиться, в противном случае он посвящал только свое послеобеденное время по воскресеньям, когда охотиться, по его мнению, было грешно.

Итак, г-жа Бопрео очень обрадовала своим приездом старую родственницу. Эрмину баронесса видела еще ребенком в свою последнюю поездку в Париж. Это было во время реставрации.

Она охотно прервала чтение своего любимого Амадиса, чтобы поставить весь Дом, т. е. двух стариков и Иону, на ноги и принять гостей как можно лучше.

Проживи дня три, г-жа Бопрео с дочерью скоро привыкли к новому образу жизни. Чистый воздух и дорога несколько помогли Эрмине; она казалась здоровее, а взгляд светлее. Перемена местности и окружающих лиц подействовали исцелитель- но на ее горе. Тереза начинала надеяться на нравственное выздоровление дочери, как вдруг на третий день вечером во двор Женэ въехала с шумом карета, и к удивлению г-жи Бопрео и Эрмины из нее вышел сам Бопрео.

Поцеловав обеих женщин, он сказал:

- Я взял отпуск, чтобы приехать к вам!..

Но он не открыл тех темных замыслов, которые привлекали его в Женэ.