Похождения Рокамболя.Книга 2. Девица Баккара и сестра Луиза

XVI. ЗАГОВОР ОХОТНИКОВ.

В то время, как Арман де Кергац спасал Леона Роллана от верной смерти, сэр Вильямс осаждал в Бретани сердце Эрмины де Бопрео. Нам пора уже возвратиться к происшествиям, последовавшим за его отъездом из замка Женэ.

Мы видели, что баронет быстро вышел из гостиной старой баронессы де Кермадэк, притворяясь сильно взволнованным, сел на лошадь с видом человека, избежавшего громадной опасности.

Мы видели уже, что сэр Вильямс отлично знал местность, несмотря на то, что уже давно тут не жил, он мог бы с закрытыми глазами проехать в Мануар, владение кавалера де Ласи.

Он пустил лошадь в галоп, доехал до леса и минут через двадцать увидел башни замка, резко выдававшиеся на освещенном луною небе.

Хотя Керлован был очень недалеко, но сэр Вильямс был вполне уверен, что в Мануаре никто, и особенно старый кавалер, не узнает в нем виконта Андреа; уверенность эта мотивировалась двумя обстоятельствами.

Во-первых, виконт уехал из этих мест уже десять лет тому назад. Он уехал безбородым юношей, а возвращался с великолепной черной бородой; походка, манеры, выговор его совершенно изменились. Он был до последней степени похож на англичанина.

Другая причина, по которой он смело мог рассчитывать не быть узнанным, состояла в том, что граф Филипонэ, отец его, со времени своего преступления, заключающегося в убийстве маленького Армана, жил в совершенном уединении и не принимал никого из соседей.

Молодой виконт Андреа ни разу не был ни у кавалера де Ласи, ни у баронессы де Кермадэк.

Потому сэр Вильямс смело въехал во двор Мануара.

- Дома кавалер де Ласи? - спросил он у лакея, выбежавшего к нему навстречу и принявшего от него повод.

- Господин кавалер еще не возвращался, -отвечал лакей. - Он сегодня на охоте, и вероятно, зверь ушел далеко, потому что целый день не слыхали ни звука рогов, ни лая собак. Но если господину угодно будет подождать…

- Я подожду, - сказал сэр Вильямс, сходя с лошади. Он вошел в замок со смелым видом человека, пришедшего к своему другу.

Лакей проводил сэра Вильямса в столовую, совмещающую в себе гостиную, охотничий музей и рабочий кабинет старого кавалера, где он в дождливые и холодные дни, когда бывал дома, проводил все свое время.

В огромном камине, украшенном фамильным гербом Ласи, горел огонь; в двух шагах от него был накрыт прибор для кавалера. На маленьком столе стояла чеканная серебряная посуда с полустертыми гербами, початый пирог, две бутылки вина и один из тех гигантских кубков, из которых могут еще пить только дети крестоносцев.

На стенах висели ружья, оленьи рога, охотничьи ножи, а на полу был постлан громадный ковер из сшитых волчьих шкур. В углах комнаты висели четыре фамильные портрета, остатки большой картинной галереи Мануара. Это были портреты четырех маркизов де Ласи, умерших в разное время от ран, полученных ими на охоте. Это оружие, эти портреты, эти волчьи шкуры указывали на страсть кавалера к охоте; и сэр Вильямс, спокойно усевшийся в большое кресло у камина, тотчас стал рассчитывать, что может он извлечь из этого обстоятельства.

Прошло несколько минут. Вдали раздался звук трубы, сзывавшей собак, а вскоре после того мощеный двор огласился топотом нескольких лошадей. Это возвращался де Ласи со своим стремянным и двумя псарями. Поперек седла у стремянного лежал великолепный затравленный кабан.

Лакей, который ввел сэра Вильямса, доложил своему барину об этом посещении; и кавалер, не зная, кто был его гость, тотчас слез с лошади и пошел в столовую.

Сэр Вильямс, увидел человека высокого роста, лет шестидесяти пяти, но сильного, крепкого, широкоплечего, сухого и мускулистого, с живыми глазами. Ой был совершенно сед, но на лице его почти не было морщин.

Он был в бархатном зеленом охотничьем костюме и ботфортах, с рогом на перевязи, с плетью и карабином в руках.

- Милостивый государь, - сказал сэр Вильямс, поднимаясь и идя к нему навстречу, - прежде чем назвать себя, потому что имя мое едва ли вам знакомо, позвольте мне передать вам письмо вашего племянника, маркиза Гонтрана.

- Вы знаете Гонтрана? - с живостью спросил кавалер.

- Я друг его, - скромно отвечал сэр Вильямс.

- В таком случае, вы здесь у себя, - вскричал кавалер. - Я думаю, что чтение письма можно отложить хотя до после ужина. Садитесь, милостивый государь, друзья моего племянника - мои друзья.

Сэр Вильямс поклонился.

- Жан, - вскричал кавалер, - дай прибор. Вы сегодня плохо поужинаете, мой дорогой гость, - прибавил старик, обращаясь к сэру Вильямсу-по-охотничьи.

- Господин кавалер, - отвечал сэр Вильямс. - Я, подобно вам, последователь святого Губерта.

- Вы охотник?

- Страстный. Я ирландский дворянин. Так как вы до сих пор не распечатали моего рекомендательного письма, то мне приходится самому сказать свое имя-баронет сэр Вильямс…

Кавалер поклонился.

- Мой друг Гонтран, - продолжал баронет, - рекомендует меня вам именно как страстного последователя святого Губерта, горящего желанием познакомиться с бретонской охотой.

- Право, Гонтран лучший из племянников в этом мире, - весело вскричал кавалер. - Отличная мысль прислать мне товарища! Я надеюсь, милостивый государь, что вы поживете у меня.

- Если это не будет нескромно…

- Полноте! Нескромен я, потому что предлагаю вам такую убогую берлогу.

- Я вас прошу теперь прочитать письмо Гонтрана, - сказал сэр Вильямс.

- Это зачем?

- Так нужно, - отвечал сэр Вильямс, с хладнокровной дерзостью преследуя свою мысль.

- Если вам угодно, - сказал кавалер, - я прочту.

И он распечатал письмо Гонтрана.

В то время, как он читал, сэр Вильямс наблюдал за ним и думал:

«Вот славный добряк, из которого я сделаю все, что захочу».

- Как! - вскричал кавалер, кончив читать письмо и обращаясь к баронету. - Вы влюблены!

- Увы! - вздохнул тот, опуская глаза.

- Я не вижу тут ничего дурного, - сказал старик. - Я нахожу только, что вы совершенно напрасно вздыхаете. Видите ли в чем дело, дорогой гость, - улыбаясь, продолжал он. - По-моему, с женщинами нужно обращаться как с неприятелем. И я был когда- то молод, и мне было тридцать лет, и у меня вился черный ус… И клянусь вам, я не терял времени даром…

Сэр Вильямс улыбнулся.

- Вы, французы, - сказал он, - придаете любви рыцарский характер. Это объясняется вашей историей… Но мы, ирландцы…

Здесь баронет счел нужным принять задумчивый и грустный вид сына зеленого Эрина, посвященного в тайны лакистов и проводящего время в мечтаниях на развалинах мостов и у берегов озер.

Из этого кавалер де Ласи заключил, что его молодой гость был серьезно заражен любовью и что нужно было как-нибудь помочь его горю. Но лучшее средство в этом случае состоит в том, чтобы говорить о любимой и отсутствующей женщине и украшать ее всеми возможными и невозможными достоинствами.

Камердинер кавалера принес ужин, и де Ласи сказал баронету:

- Садитесь к столу, любезный гость, и мы потолкуем о лекарстве от вашей болезни.

Сэр Вильямс очень удачно выразил на своем лице безнадежную грусть.

- Я неизлечим, - процедил он.

- Полноте, всякой болезни соответствует какое-нибудь лекарство. Кстати, - продолжал старый охотник, подвигая гостю прибор, - а ведь она очень мила.

- Кто? - спросил сэр Вильямс.

- Дама вашего сердца, конечно.

- А вы ее знаете?

- Я ее никогда не видал, но она племянница моей старинной приятельницы, баронессы де Кермадэк, и я знаю, что она очаровательна.

Сэр Вильямс, вздохнув еще раз, сумел покраснеть до ушей.

- И вчера я думал, что она так же умна, как хороша, - продолжал кавалер.

- Она и умна, - прошептал сэр Вильямс.

- Гм! - сказал кавалер. - Сомневаюсь, если она не влюблена в вас по. уши. Клянусь честью, любезный гость, вы молодец- мужчина.

Сэр Вильямс поклонился,

- Она меня не любит, - сказал он.

- Почем вы знаете?

- Я опоздал.

- Ого! Место уже занято? Принимайтесь за осаду, черт возьми! Мы не такие люди, чтобы терять время, мы примемся за дело по всем правилам искусства.

В то время как добрый седой кавалер фанфаронил таким образом, в дверях столовой показался стремянной.

- Госпожа баронесса де Кермадэк имеет, вероятно, какое-нибудь дело до господина кавалера, - сказал он, - потому что сюда бежит маленький Ионас с письмом.

- Позовите его сюда, - сказал кавалер.

Ионас, приехавший в Мануар на кляче, вошел в комнату с гордым и хитрым видом пажа-посланника любви. Он искоса и насмешливо посмотрел на сэра Вильямса и, вынув из своей широкополой шляпы письмо, подал его кавалеру.

- Просили об ответе, - сказал он.

- Хорошо, - сказал кавалер, не распечатывая письма, на красном сургуче которого виднелся герб Кермадэков. - Ступай, вели дать себе ужинать и подожди!

Ионас еще раз окинул сэра Вильямса ироническим взглядом и вышел.

Тогда де Ласи распечатал письмо баронессы, в котором та упрекала кавалера за то, что он редко бывает у нее, описывала ему немного романтический характер своей племянницы и просила его устроить охоту, чтобы доставить развлечение молодой девушке, вовсе не созданной для монотонной деревенской жизни.

- Вот это кстати, - сказал де Ласи, передавая письмо сэру Вильямсу. - Чудесный случай!

Баронет прочитал письмо и по нем почти слово в слово угадал разговор, происходивший между де Бопрео, его женой и баронессой после его отъезда из Женэ. И так как баронесса не говорила про него в письме ничего, то сэр Вильямс и не счел нужным рассказывать кавалеру о своем пребывании в Женэ и более чем романтическом отъезде.

- Черт возьми! Мой дорогой гость. - сказал де Ласи. - Племянник мой недаром послал вас ко -мне. Клянусь рогами оленя, вы будете любимы!

- Милостивый государь, - проговорил сэр Вильямс, притворяясь крайне смущенным, - ради Бога не подавайте мне надежды, уничтожение которой доведет меня до самоубийства.

- Будем говорить толком, - спокойно сказал кавалер. - Оставим эти туманности. Вы богаты?..

- Слишком богат, - отвечал сэр Вильямс. - Может быть, если бы я был беден, она и полюбила бы меня…

- Ну, это еще не большая беда, - заметил кавалер, пожимая плечами. - Мужчины, которые страдают только этим недостатком, редко встречают сопротивление… Итак, вы богаты… вы благородного происхождения…

Сэр Вильямс поклонился.

- И вы достаточно красивый мужчина, чтобы вскружить голову самой взбалмошной женщине в мире.

Сэр Вильямс жестом выразил смущение, в которое приводили его эти похвалы.

- Установив таким образом ваш бюджет, - продолжал кавалер, - посмотрим поближе на любимую вами девушку. Прежде всего, у девицы де Бопрео нет ни гроша или около того…

- Мне до этого нет дела, - с благородным жаром вскричал сэр Вильямс.

- Вам нет дела, потому что вы влюблены, но ей-то есть, потому что тем легче произведут на нее впечатление ваши двести тысяч ливров доходу.

- Перестаньте! - с презрением сказал баронет.

- Не горячитесь, дорогой гость, самая некорыстолюбивая женщина всегда предпочтет замок хижине. Хижины, шалаши - все это старая песня!

Сэр Вильямс молчал.

- Я продолжаю, - сказал кавалер. - Итак, у девицы де Бопрео нет ни гроша-это дело решенное. Что касается до ее дворянского происхождения, то оно… сомнительно… сомнительно, это я говорю из вежливости. Де Бопрео неважный-дворянчик, без гроша и без протекции явившийся лет тридцать или сорок тому назад из Комта, ни к селу ни к городу толкующий о своем дяде, который был каноником, и я думаю, что эта самая важная особа из всей фамилии. В Комта, мой друг, во времена папского владычества, делали из фермы герцогство, из голубятни - маркизат, из луга-графство и из канавы - баронию. За шестьсот ливров можно было сделаться герцогом, а для баронства довольно было и десяти экю.

Сэр Вильямс слушал, улыбаясь. Бретонский дворянин продолжал:

- Значит насчет богатства и происхождения-плохо. Остается хорошенькая девочка, образованная, дочь святой матери; таким образом, хотя брак и не завиден по разным обстоятельствам, но вы женитесь на девушке, которую вы любите… А это много значит.

- Ах! Милостивый государь, что вы мне говорите? Такая мечта… такое высокое счастье…

- Эх! - сказал кавалер. - Если Эрмина не будет от вас без ума через две недели и если родные ее не отдадут вам ее обеими руками, не будь я кавалер де Ласи!

- Милостивый государь… вы сведете меня с ума…

- Прекрасно, экзальтация никогда не мешает в любви.

И кавалер продолжал хладнокровно:

- Молодые девушки романтичны, они любят все таинственное и выходящее из ряда обыкновенного. Легко может быть, что если бы я просто, по принятому обыкновению, представил вас в Женэ, Эрмина, если только у нее есть какая-нибудь любовишка, не обратила бы на вас большого внимания. Но мы ведь тоже смекаем кое-что в этих делах, притом же случай отличный… Мы устроим завтра охоту, любезный гость. У меня уже составлен план.

И кавалер позвонил.

- Жан, - сказал он. - Пошлите ко мне стремянного.

Стремянной пришел и почтительно остановился перед барином с шапкой в руках.

- Послушайте, Порнак,-сказал, кавалер,- что вы скажете насчет того старого кабана, за которого мы уже столько раз неудачно принимались?

- Насчет того, что засел в лесу Карро? - спросил стремянной.

- Именно, надо его выгнать сегодня ночью.

- Славный зверь, - облизываясь, говорил стремянной. - Ему должно быть лет пятнадцать. За таким зверем хоть бы и королю поохотиться.

- Ну так мы его затравим завтра.

- Жалко его убивать, - продолжал стремянной. - Но если господину кавалеру это угодно, то придется послать за керлованскими собаками, наши устали.

- Я напишу к стремянному госпожи де С. Луси, - сказал кавалер.

- Притом же. он их с полдюжины разорвет, - заметил Порнак.

- Тем хуже! Ступайте, Порнак.

- Само собою разумеется, что ирландский дворянин храбр, - сказал кавалер, обращаясь к сэру Вильямсу по уходе стремянного.

- Я думаю, - спокойно отвечал баронет.

- Идите завтра навстречу опасности, подойдите поближе к зверю, и девочка полюбит вас, - докончил свою мысль де Ласи.

- Я убью кабана ножом, - хладнокровно сказал баронет.

- Браво! В таком случае - она ваша.

Кавалер встал из-за стола, подошел к письменному столу и написал следующее письмо баронессе де Кермадэк, страсть которой к рыцарским романам и романтическим приключениям была ему известна.

«Любезная соседка.

Благодарю вас прежде всего за память, хотя вы и приправляете ее жестокими упреками. Но так как вы обвиняете меня, то я хочу немедленно же заслужить ваше прощение.

Меня только что посетил баронет сэр Вильямс, дворянин вполне и страстный охотник. Я ждал его, чтобы поохотиться за великолепным, страшным зверем. Смело могу сказать: королевская дичь - это самый старый кабан моих лесов, перепортивший у меня множество собак.

Мы будем охотиться завтра в Карроском лесу. Кабан побежит, вероятно, в Кипарисовую Долину, а оттуда на Дьявольский Перекресток, следовательно, в ваши края. Если ваши гости пожелают присоединиться к нам и быть в десять часов утра у каменного креста в Карроском лесу, я представлю вашей романтической племяннице самого романтического сына старой Ирландии. Целую ваши ручки и остаюсь преданный вам кавалер де Ласи».

Кавалер показал письмо сэру Вильямсу.

- Заметите, - сказал он, - какое славное сочетание имен: Кипарисовая Долина и Дьявольский Перекресток. Одного этого довольно, чтобы вскружить голову девушке, помешанной на таинственности.

Сэр Вильямс молча вздохнул.

Кавалер велел позвать Ионаса.

Тот явился с набитым ртом и с раскрасневшимся от стакана Сидра лицом.

- Мальчуган, - сказал ему де Ласи, - ты воротишься в Женэ.

- Сегодня? - досадно спросил Ионас.

- Черт возьми! - сказал кавалер. - Разве ты боишься ездить ночью?

- А вдруг я встречу мертвеца, - заметил Ионас.

- Ну и пригласишь его с собой, - со смехом сказал кавалер. - Садись-ка на своего коня; барыня твоя должна сегодня же получить это письмо. А для возбуждения храбрости, вот тебе.

Кавалер сунул ребенку в руку пять франков.

- Теперь, - сказал он, обращаясь к сэру Вильямсу, когда Ионас ушел, - я вас не смею задерживать; вам не мешает отдохнуть, чтобы завтра со свежими силами ехать на охоту и двинуть ваши дела вперед.

Де Ласи позвонил и приказал проводить баронета в спальню, предназначенную для гостей.

- Впрочем, - сказал он, когда сэр Вильямс с ним прощался, - если вы не очень устали, я вам с удовольствием покажу мои конюшни и свору. Вы выберете себе на завтра лошадь.

- Я к вашим услугам, - сказал баронет.

Они вышли вместе.

Кухня Мануара приходилась как раз против столовой, отделяясь от нее большими сенями; дверь была отворена настежь, и сэр Вильямс увидел слуг замка, сидевших у огня и болтавших. Услышав шаги кавалера в сенях, высокий старик, сидевший на корточках у очага, поднялся и вытянулся во весь свой рост.

- А, - сказал кавалер, - безумный здесь?

- Да, господин кавалер, - отвечал один из слуг, - он просил ужинать.

Старик, которого называли безумным, подошел,

- Здравствуйте, - сказал он кавалеру.

Кавалер держал в руке свечку, свет которой упал' прямо на лицо старика. При виде его сэр Вильямс содрогнулся.

- Вот бедняга, - сказал кавалер, обращаясь к своему гостю. - Идиот уже лет тридцать или сорок, ему, кажется, уже за сто лет. Здесь в околотке его все помнят таким. Я сам, а мне уж за шестьдесят, не помню его без седых волос.

- В самом деле? - сказал сэр Вильямс, по-видимому, совершенно равнодушно.

- Его зовут Жеромом, - продолжал кавалер. - Он долго был в услужении у графини Филипонэ и ее первого мужа, графа де Кергац. Когда графиня умерла, он оставил Керлован и никогда уж туда не возвращался. С этого дня он живет как бродяга и нищенствует, бывает часто и у меня.

Дав это короткое объяснение, кавалер уже хотел идти дальше, но, сделав движение, осветил при этом лицо сэра Вильямса. Увидев его, безумный вдруг вскричал:

- Стой! Я тебя узнал.

Сэр Вильямс опять вздрогнул.

- Да, - говорил безумный, ударив себя по лбу, - Я не помню… но вспомню еще… Я тебя знаю! Ты злодей…

И идиот показал кулак барону, который чувствовал глубокий, ужас. Кавалер между тем, слушая слова безумного, смеялся.

- Не обращайте внимания на этого беднягу, - сказал он. - Он безумный и уверяет, что знает всех.

- Нет, нет, - гневно говорил старый идиот. - Я безумный, это правда… Но я его знаю!..

- Ладно, - сказал кавалер, - прощай Жером.

И, взяв баронета под руку, он увел его. Но безумный шел за ним следом, ворча:

- Я его знаю… я его знаю… он похож на своего отца… Он злодей!

- Этот старый дурак счастливее меня, - равнодушно заметил сэр Вильямс. - Он находит, что я похож на своего отца, следовательно, он знал его. В этом случае он имеет передо мной преимущество, потому что я лежал еще в люльке, когда отец мой умер.

Баронет произнес эти слова сквозь зубы, тоном насмешливого сожаления, но в сущности он был очень смущен дерзким восклицанием старика. Его как будто мучило мрачное предчувствие. В этом странном расположении духа баронет отправился вместе с кавалером осматривать свору и конюшни, что де Ласи имел обыкновение делать каждый вечер. Баронет был взволнован, даже ложась в постель, и долго не мог заснуть. Сэр Вильямс был умен и знал очень хорошо, что великие жизненные катастрофы составляют всегда результат случаев меньшей важности, он знал, что так называемых камней преткновения следует в особенности опасаться. Сэр Вильямс видел в этом идиоте человека, который каждую минуту мог бы заставить его изменить себе, открыть в нем виконта Андреа. Опасность! увеличивалась еще тем, что в окрестностях все знали как о преступлении отца, так и о низостях сына, потому что молодой человек и здесь оставил следы своей страшной репутации.

Но баронет был не такой человек, чтобы надолго поддаться влиянию страха; план действия быстро созрел в его уме.

- Если он мне будет слишком мешать, - подумал он, - я от него отделаюсь.

И вслед за этим утешительным рассуждением он заснул и проснулся только утром, когда де Ласи вошел в его комнату.

Старый дворянин был уже совсем одет и, по своему обыкновению, в шпорах, хотя охота была назначена еще в десять часов.

- Любезный гость, - сказал он, входя в то время, как сэр Вильямс еще протирал себе глаза. - Извините, что я вас разбудил так рано, но нам нужно выехать поскорее, мне пришла в голову чудесная мысль.

- В самом деле? - спросил баронет.

- Вот увидите.

Кавалер сел с таинственным видом,

- Я сплю мало, - сказал он, - как и следует в моем возрасте. Я много думаю по ночам, и вот с двух часов утра я все развиваю план нашего сегодняшнего представления.

- Отлично! - сказал сэр Вильямс. - Что же вы придумали?

- А вот что. Мы, кажется, говорили вчера, что лучшее средство вскружить голову молодой, экзальтированной девушке состоит в том, чтобы предстать перед нею окруженным романтическою обстановкой, и мы уже сообразили эту охоту на кабана и драматическую сцену убийства зверя ударом ножа…

- Да, да, кавалер, я готов.

- Ну вот, - продолжал де Ласи, - представляя себе эту сцену, я придумал и еще кое-что.

- Право? Что же такое?

- Надобно вам сказать, что в Карроском лесу есть котловина, окруженная высокими зубчатыми скалами, нечто вроде громадной опрокинутой воронки. В нее ведет лощина, добраться до которой возможно только по узкой тропинке, обрамленной громадными скалами. Если попадешь туда, то выбраться можно только тем же путем. Так вот что я придумал. Мы начнем охоту не в десять часов утра, а в восемь. Зверь, выгнанный из логовища, побежит в долину, и если мы будем горячо преследовать его, то он воротится опять в Карроский лес, откуда выйдет. Тогда, если собаки хорошо примутся за зверя, - а мой стремянной мастер своего дела, - то кабан непременно пойдет к лощине, потом на площадку и должен будет тут принять сражение.

- Прекрасно, - сказал сэр Вильямс, - но мне кажется, что мы уже вчера установили эту программу.

- С тою разницею, - отвечал кавалер, - что мы должны были начать охоту только в десять часов, спустить собак в присутствии Эрмины и положиться на случай, вместо того, чтобы подчинить случай себе, как мы теперь и сделаем. Когда она приедет на место, охота будет уже в полном ходу, гости услышат лай собак на тропинке и постараются взойти на окружающие ее горы, чтобы видеть конец охоты. Тут-то, дорогой гость, вам и следует показаться с охотничьим ножом в руке.

- Понимаю, - сказал сэр Вильямс.

Он тотчас вскочил с кровати и стал одеваться. Через десять минут он был уже готов и отправился вместе с де Ласи в столовую, где был подан завтрак; затем они пошли во двор, где их лошади стояли уже оседланные.

Конь сэра Вильямса был великолепное, горячее животное, и хотя он накануне сделал порядочный конец, сэр Вильямс предпочел его лошадям де Ласи. В конюшне кавалера была маленькая лимузенская кобыла, очень смирная и привычная к охоте.

Де Ласи иногда ездил и сам на ней, но в этот день он отправил ее в Женэ для Эрмины, так как у баронессы де Кермадэк были только рабочие лошади.

В ту минуту, как де Ласи и сэр Вильямс садились на лошадей, на дворе показался старик Жером, керлованский идиот.

Нищий спал на сеновале и хотел идти сегодня дальше, потому что он почти через день бывал в Сент-Мало, прося милостыню в каждом доме и уходя с полной котомкой.

- Ага! Ты еще здесь? - сказал он, заметив сэра Вильямса.

Баронет опять ощутил то неприятное чувство, какое ему пришлось испытать при первой встрече с безумным.

- Ага! - продолжал тот. - Ты опять здесь? Так тебя здесь не знают?

И Жером, пристально смотря на сэра Вильямса, прибавил:

- Ты был в Керловане… Ты сын убийцы!

- Ты что тут толкуешь, плут?.. - вскричал кавалер, поднимая хлыст.

- Я знаю, что говорю, - ворчал старик.

Он ушел, повторяя: «Я его узнал».

- Извините, баронет, - сказал де Ласи. - Этот человек безумный.

Сэр Вильямс, несмотря на страшное внутреннее волнение, был совершенно спокоен с виду.

- Он в, самом деле, должно быть, сумасшедший, - сказал он. - Отец, мой сколько мне известно, никого не убивал, а я никогда не был в…

Сэр Вильямс запнулся, как будто вспоминая имя, только что произнесенное идиотом.

- В Керловане, - подсказал кавалер.

- Что это такое Керлован?

- Керлован - замок графа Армана де Кергац.

- А! - с живостью сказал баронет. - Я его знаю!

- Вы егр знаете?

- Да, с неделю тому назад я дрался, и секундантом моего противника был де Кергац. И теперь, - прибавил сэр Вильямс, - я понимаю слова безумного… Я, должно быть, очень похож на родного брата… виконта Андреа.

- Негодяй! - холодно сказал кавалер. - Но я его никогда не видал вблизи и потому не могу судить о сходстве.

- Сходство должно быть поразительное, потому что меня приняли за него.

- В самом деле? Каким образом? - спросил удивленный де Ласи.

- Однажды в Париже я ехал к себе домой в тильбюри. Мне переехал дорогу какой-то господин; он принял меня, за виконта Андреа, поехал вслед за мной, вломился ко мне силой, оскорбил меня… в полной уверенности, что я виконт, несмотря на полное отрицание с моей стороны.

- Но что же ему сделал виконт? - прервал кавалер.

- Ничего я не знаю. Но как бы то ни было, я должен был драться с этим господином, и граф де Кергац, бывший его секундантом, сам признал это странное сходство, хотя и видел, что у меня черные волосы, а виконт был белокур.

- И вы убили его?

- Нет, я его обезоружил.

- Черт возьми! - сказал кавалер. - Уж одного этого достаточно, чтобы понять, что между вами и виконтом Андреа нет ничего общего.

- Так значит, это большой руки негодяй? -спросил баронет.

- Это у них в крови, - отвечал кавалер. - Его отец убил полковника, де Кергац, чтобы жениться на его вдове; потом он, говорят, бросил в море теперешнего графа де Кергац, который был спасен чудесным образом. Сын обольщал и похищал честных девушек, картежничал, убивал тех, кого хотел ограбить, и свел свою мать в могилу. Так говорят.

- Я не нахожу, - хладнокровно сказал баронет, - никакого удовольствия в сходстве с таким мерзавцем, его место на каторге.

- Я тоже так думаю, - сказал де Ласи. - Но не забудем, однако, любезный гость, что и нам ведь предстоит сегодня обольстить девушку!