Бопрео назначил свидание жене и дочери у того места дороги из Сент-Мало в Женэ, которое называли «Прыжок Монаха». Может быть нет на свете, живописнее и, в то же время, более дикого вида этой дороги.
Покидая долину, около которой находится болото Женэ, она поднимается покато к западу по направлению к морю и потом извивается около гигантских гранитных утесов причудливых форм, в колоссальных расщелинах которых вечно шумит океан; эти места напоминают берега Ла-Манша и окрестности Этрета.
Утес, который на дне долины Женэ спускается к морю и почти исчезает под водою во время прилива, незаметно возвышается по направлению. к западу и превращается в гору, или лучше сказать, в цепь гранитных масс, наложенных одна на другую, как ступени Титановой лестницы.
При выходе из каштанового леса дорога так часто приближается к краю утесов, что карета, ударившись колесом о камень и опрокинувшись, упала бы в море.
В нескольких местах она довольно узка и так крута, что без осторожности нельзя ехать на горячей лошади.
На крутые повороты дороги, упирающиеся в самые края скал, страшно смотреть. Есть место, которое называется в этой стране «Прыжком Монаха», где надо крепко держать вожжи и тормозить экипаж, потому что дорога внезапно поворачивает, описывая кривой угол, отделяющийся от пропасти только узкой полосой дерна и небольшими перилами. Но эта опасная местность служит с незапамятных времен целью прогулок, и с этого высокого пункта, несмотря на то, что он доходит только до двух третей всей, высоты утеса, открывается самая великолепная панорама: с одной стороны видна земля, с другой-необозримый океан, окруженный постоянно пасмурным горизонтом, а на дне пропасти, глубиною в несколько сот метров, пенистые волны разбиваются о гранитную скалу отвесной формы.
«Прыжок Монаха», который получил свое название от легенды, теряющейся во мраке времен, отстоял от Женэ почти на два километра, и, как было условлено между Бопрео, его женою и дочерью, эти дамы пошли ему навстречу около трех часов пополудни, пользуясь солнечной теплотой ясного зимнего дня.
В минуту, когда обе женщины достигли «Прыжка Монаха», они заметили наверху утеса, близ самой пропасти, неподвижный силуэт человека, который казался погруженным в созерцание океана, этого вечного предмета мечтательности людей, в душу которых Бог заронил небольшую долю меланхолической поэзии.
Можно было принять этого человека за таможенного стражника, но хорошая лошадь, привязанная у края дороги, опровергала это предположение. «Прыжок Монаха» составляет как бы узкую долину на вершине утесов, и всадник сидел немного выше его на конце скалы, спустя ноги в Пустое пространство. Поддерживая голову рукой, он неподвижно устремил взор на это огромное море, глухой шум которого доходил до него, и он, казалось, не замечал земли, не замечал, существует ли что-нибудь другое, кроме гранитного утеса, на котором он сидел, и бесконечного океана, на который он смотрел.
- О, какая прекрасная лошадь, мамаша, -проговорила Эрмина, лаская животное.
- В самом деле, - отвечала Тереза, очень удивленная тем, что увидела дорогую лошадь в этом диком месте и в бедной стороне, отдаленной от центра большого света, - она должно быть принадлежит человеку, который сидит там.
Маленький чемодан, пристегнутый к седлу, дорожный плащ и пара блестящих пистолетов, выглядывавших из кобур, свидетельствовали о том, что всадник находился здесь не для прогулки, а приехал издалека; это подтверждалось еще и тем, что удила были забрызганы пеной, а лошадь - грязью, засохшею у ней на животе и на груди. Он, вероятно, остановился здесь, пораженный величественной картиной, открывшейся перед ним.
Всякая молодая девушка старается найти пищу своему воображению.
Госпожа Бопрео думала:
- Если бы этот человек был молод, красив собою, если бы на его лице изображалась печаль сердца, печаль, возбуждающая в других симпатию, если бы, наконец, этот человек был тот, которого мы ожидаем… Первая встреча… в этом месте… кто знает?..
Материнский эгоизм бедной Терезы хотел бы, чтобы у незнакомца были все добродетели, все совершенства, дабы ее дочь полюбила его.
Между тем, солнце склонялось к горизонту, потемневшее уже небо незаметно сделалось серым и покрылось облаками. Морской ветер мало-помалу усиливался и засвистел в кустах вереска, а тильбюри г. Бопрео не появлялся еще на возвышении, откуда дорога спускалась вертикально по крутому скату прямо к «Прыжку Монаха». Вдруг послышался вдали шум, похожий на лошадиный топот и на стук колес кареты.
Человек, сидевший на скале, находился так далеко от Эрмины, что она не могла видеть ни лица его, ни костюма, ни возраста; между тем она тотчас же вообразила, что это должен быть мечтательный и несчастный молодой человек, ищущий в путешествиях и в великих картинах природы утешения для души, в которой, может быть, уже жестоко бушевали страсти.
Ничего не было легче для молодой девушки, воображение которой уже было разгорячено своею собственною горестью, как создать из этого целый роман.
Что касается госпожи Бопрео, она задрожала от тяжести нечаянного впечатления.
«Почем знать?», - подумала она. - «Может быть это сэр Вильямс Б…»
Эрмина села на свежую, зеленую траву, пробивавшуюся на краю пропасти и почувствовала, что океан привлек ее внимание; однако, по временам, она поднимала голову и обращала симпатичный взгляд на человека, который, казалось, забыл землю и жадно охватил взглядом море.
Госпожа Бопрео села подле своей дочери.
- Мамаша, - сказала вдруг Эрмина, которая, сидя на этом живописном месте, еще сильнее стала чувствовать свое горе, но хотела преодолеть его, - что делает тут этот человек?
- Не знаю, -отвечала Тереза, - может быть это живописец…
- У бедного художника может ли быть такая прекрасная лошадь?
- Справедливо, мое дитя.
- К тому же живописец рисовал бы, - сказала Эрмина, у него был бы на коленях альбом, а в руке-карандаш.
- В таком случае это путешественник, которого прельстила красота и величие этой дикой местности.
- Или может быть,-сказала Эрмина тихо,-человек, который страдает и старается найти утешение в величии Божьем…
Госпожа Бопрео опять вздрогнула, но теперь ее волнение произошло от тайной радости и надежды…
Эрмина забыла на время свое собственное горе и стала думать о тех, которые, может быть, страдают так, как и она, а говорят, что горе только тогда вечно и неизлечимо, когда оно эгоистично и сосредоточено в самом себе.
Между тем, незнакомец медленно встал и начал спускаться с утеса, кутаясь в широкий плащ, придававший ему сходство с Манфредом лорда Байрона. Медленная походка привлекла взгляд Эрмины, которая была уже заинтересована его неподвижным положением на скале. Ни дочь, ни мать не могли еще различить черты его лица, но заметили уже, что он молод и одет с той Щеголеватой простотой, которая отличает в дороге человека светского.
Но в его движениях, в его походке, вообще во всей его особе была какая-то поражающая смесь печали и странности. Он находился, казалось, под бременем роковой судьбы. Обе женщины видели, как он удалялся, как он сел на лошадь и поехал по направлению к Сент-Мало. Но в эту минуту черная точка показалась на верхушке косогора; эта точка росла и стала походить, на экипаж, который несла бешеная лошадь.
Госпожа Бопрео и дочь ее, следившая взглядом за незнакомцем, услышали отдаленные крики, выходившие, казалось, из экипажа, который находился уже на расстоянии километра от них. Вдруг они увидели, что незнакомец помчался во весь опор навстречу экипажу и минуту спустя, сверкнул красноватый блеск, за Которым Последовал внезапный звук выстрела; экипаж остановился. Все это произошло в некотором отдалении от обеих женщин, и они не могли понять, что произошло; но, предчувствуя беду и думая, что это был тильбюри Бопрео, они кинулись бежать; они не ошиблись. Прибыв на место, они поняли в чем именно было дело. Действительно, это был экипаж Бопрео, его лошадь лежала мертвая, убитая пулею в лоб, а сам он жал в волнении руку незнакомца, который был никто иной, как сэр Вильямс.
- Ну что, тесть, хорошо сыграно, а?.. - говорил баронет.
Но Тереза и, ее дочь ничего не слыхали, кроме дрожащего голоса Бопрео,
- Мои бедные дети, без этого господина я умер бы, - говорил он, - эта проклятая лошадь взбесилась и понесла меня к самому краю пропасти.
В то время, как Бопрео говорил это, сэр Вильямс, который уже успел слезть с лошади и стоял, скромно опустив глаза взглянул на, Эрмину и, пристально разглядев ее, сдержал вырвавшийся крик… Потом он наскоро поклонился и, поспешно отойдя от нее, сел на лошадь и уехал в галоп. Трое свидетелей этой странной сцены были слишком взволнованы чтобы воспротивиться этому быстрому движению; они поглядели друг на к друга, движимые одним и тем же чувством.
- Странный человек! -пробормотал Бопрео, - кто он такой, и откуда?
- Не знаю, - отозвалась Тереза.
- Мне кажется, что я его где-то видел, -возразил Бопрео.
- Я тоже, - задумчиво сказала Эрмина.
- Без него я бы пропал, - продолжал Бопрео, который пришел уже совершенно в чувство и приводил в порядок свой туалет, - страшная же идея пришла мне в голову! Ехать одному и не взять с собою Ионаса!.. Лошадь горячая, она взбесилась и понесла меня в пропасть. Боже, как я перепугался!
Проговорив без отдыха эту длинную речь, он перевел дух, высморкался, понюхал табаку из золотой табакерки и продолжал бегло:
- Но где же я видел его? И почему он уехал? Почему он избегает моей благодарности?
- Уходя, он вскрикнул, как будто бы от горести, - сказала Эрмина несмело.
Ее романтическое воображение было поражено странными выходками таинственного лица,
- Он был сейчас здесь, когда мы пришли, - сказала г-жа Бопрео, указав на скалу, на которой сидел сэр Вильямс.
- И он казался, -прибавила молодая девушка, - глубоко погруженным в думы, очень, несчастным, очень печальным.
- Какие-нибудь любовные страдания, - проговорил Бопрео с намерением.
- Бедный молодой человек! -сказала Эрмина, вздохнув.
- Однако, - воскликнул Бопрео, - все это хорошо, но лошадь околела… Что же нам делать?
- Мы пойдем пешком, - сказала Эрмина.
- Скоро ночь, дитя мое.
- Я хорошо знаю дорогу, папенька, - отвечала она, взяв отца под руку. Тереза пошла подле своего мужа,
Можно было подумать, что молодая девушка, пустившаяся идти скорым шагом, желала догнать незнакомца, которого она не имела времени рассмотреть, и который, однако, казался молод, красив и странно печален. При том Эрмине показалось, что он вскрикнул, увидя ее, и после этого сделался очень бледен…
Бопрео поглядел на околевшую лошадь и на опрокинутый тильбюри.
- Однако, - сказал он, - кляча эта стоила сто экю, но беда невелика. Экипаж же не сломан и ничего не повреждено в нем. Добрая госпожа Кермадэк простит меня.
Между тем, солнце скрылось в волнах и уже наступила ночь, а густой вечерний туман покрыл окрестность; Бопрео пошел с семейством скорым шагом, торопясь поспеть в Женэ к ужину.
При каждом повороте дороги Эрмина устремляла взгляд вдоль во, на ее. белеющую полосу. Может быть, она надеялась увидеть незнакомца, у которого, как ей казалось, сердце было наполнено отчаянием так же, как и у ней; но дорога белелась, и никакой черной точки не двигалось по ней; таинственный спаситель Бопрео исчез.