Похождения Рокамболя.Книга 2. Девица Баккара и сестра Луиза

XI. КИНЖАЛ.

Баккара не спала и всю ночь обдумывала план своего бегства. Она могла бы попытаться привести его в исполнение в тот же вечер, но в таком случае успех был бы сомнителен, а молодая женщина решилась во что бы то ни стало бежать из ненавистного ей дома умалишенных.

Притом же нужно было спасти Фернана и лучше было потерять один день, чем упустить что-нибудь из виду. Порешив таким образом, Баккара встала на другой день очень спокойная и опять тщательно спрятала маленький кинжал в свой корсет.

Фанни застала ее в очень хорошем расположении духа, почти веселою и подумала, что она смирилась в надежде на скорое освобождение.

Баккара взяла рабочий ящик и осмотрела различные отделения его. В одном из них она нашла довольно большой клубок красной бечевки, которой молодая женщина привязывала канву к пяльцам.

Собственно, ради этой-то бечевки Баккара и потребовала свой рабочий ящик.

Она оделась с некоторою изысканностью, все утро казалась совершенно спокойной и пробыла целый день у себя в комнате, занимаясь вышиванием туфель.

Доктор нашел, что ей стало гораздо лучше, и уменьшил количество душ.

К вечеру Баккара, которая обедала в этот день одна у себя в комнате, начала жаловаться на усталость и сказала Фанни:

- Я хочу спать, так что ты можешь уйти часом раньше.

- Нет, - отвечала Фанни. - Сиделка, которая спит тут в гостиной, приходит только в половине десятого, а вас, сударыня, нельзя оставлять одну.

Баккара бегло взглянула на стенные часы, которые показывали ровно восемь часов.

- Во всяком случае, - заметила она, - это не мешает мне лечь, ты можешь остаться. Закрой ставни.

Баккара перешла из гостиной в спальню. Фанни, следовавшая за нею, заперла ставни, спустила занавеси и приготовила постель, совершенно так же, как делала это на улице Монсей.

В то время, когда она была занята всем этим, Баккара оглядывала ее и вместе с тем посматривала на себя в зеркало, как будто бы хотела провести параллель между собой и своей- горничной.

Баккара была высокого роста, широка в плечах; ее нежная, прозрачная кожа покрывала сильные мускулы, и плебейская мощь уживалась в ней с аристократическою красотой, со всею ее беспечной и ленивой жизнью. В каждом ее движении проглядывала сила и гибкость, она была точно тигрица, каждую минуту готовая броситься на добычу и растерзать ее.

Фанни, напротив, хотя и одинакового роста со своей госпожой, была женщина хилая, худая и напоминала собой полу-завялый цветок. Фанни была одних лет с Баккара, но на вид казалась десятью годами старше.

Взгляд, которым ее окинула Баккара, говорил: «У меня хватит силы задушить тебя, как ядовитую гадину».

Фанни беззаботно приготовляла постель своей барыне, а та между тем, приотворив дверь, увидела, что в гостиной и передней нет никого.

Вдруг, она быстро заперла эту дверь на ключ и задвинула задвижку; потом, в один прыжок, очутилась около Фанни, обвила ее, как змея, схватила за горло, чтобы заглушить всякий крик, подмяла под себя и уперлась ей коленом в грудь. Испуганная и ошеломленная горничная увидела, что над ней, на два пальца от ее горла, блестел клинок кинжала.

- Не кричи, голубушка, - заговорила Баккара, - не шевелись, это будет бесполезно… Если ты только откроешь рот или сделаешь движение, я убью тебя!

- Простите… помилуйте!..- шептала, задыхаясь, Фанни. - Простите, моя добрая барыня!

- Здесь нет барыни, - отвечала Баккара, розовые которой впивались в шею горничной, - здесь есть только Луиза, дочь гравера, дочь народа со здоровыми кулаками, и она убьет сволочь, которая продала ее.

Ярость светилась в глазах Баккара, и трепещущая Фанни Думала, что для нее уже наступила последняя минута.

- Ага! Так я безумная? - говорила Баккара глухим голосом в котором слышались раскаты долго сдерживаемого гнева. - Я безумная, голубушка? Ты говоришь, что я безумная? Но в безумных не наказывают. Безумную не поведут на эшафот если она, в припадке бешенства, убьет свою сиделку.

Фанни, наполовину задушенная конвульсивно сжатою руке Баккара, бросала дикие и умоляющие взгляды…

Баккара приставила острие кинжала к ее горлу и сказала

- Только пикни и я тебя убью!

Затем она разжала руку.

- Теперь говори, - сказала она, - но только тише и берегись, если я только услышу шаги в гостиной, я сделаю из твоего горла ножны для своего кинжала… Говори тише.

- Чего вы хотите? - лепетала полумертвая от страха Фанни.

- Я хочу уйти отсюда, и только ты можешь мне помочь.

- Двери заперты…

- Да, но для тебя их отпирают…

- Вас со мной не выпустят…

- Знаю, но меня могут принять за тебя…

И Баккара пристально посмотрела на горничную.

- Помни, - сказала она, - что я сильнее тебя, что я могла бы задушить тебя своими руками, прежде чем кто-нибудь услышит твои крики, даже если бы у меня не было этого кинжала. Не сопротивляйся же!

Колено молодой женщины перестало давить грудь Фанни.

- Встань, - приказала Баккара.

Фанни, дрожа, поднялась с полу.

- Теперь раздевайся… да живее! Нам нельзя терять время.

Фанни повиновалась, и ужас, который ей внушала ее госпожа, потрясавшая кинжал полуобнаженной рукой, был так велик, что в пять минут она была раздета и осталась в одной рубашке.

Баккара показала ей на рабочий ящик, который она принесла утром.

- Дай мне красную бечевку, - сказала она.

Фанни подала. Клубок был довольно большой и плотный, но Баккара сплела бечевку с изумительною ловкостью и затем опять обратилась к Фанни:

- Заложи руки за спину.

Горничная дала связать себе руки, заглушив при этом болезненный крик, потому что сильно затянутая бечевка врезалась ей в тело.

- Еще один такой крик, - хладнокровно сказала Баккара, - и ты убита.

Фанни задрожала и молчала.

Тогда Баккара связала ей ноги и бросила навзничь на кровать, так что она не могла пошевелиться.

И, нагнувшись к ней, сказала:

- Я надену твое платье, твой платок и твой чепчик, вообще постараюсь придать себе сходство с тобой, здесь тебя еще не знают и потому не. обратят большого внимания. Но ты мне должна сказать, как ты вчера вышла отсюда.

Чтобы возбудить в Фанни красноречие, Баккара опять приставила ей к горлу кинжал.

- Но смотри, говори правду, - сказала она, - не вздумай меня обмануть; тебе же будет хуже. Как ты прошла?

- Через коридор, который ведет из передней в сад.

- Потом?

- Я прошла по саду до решетки.

- Калитка была отперта?

- Нет, но сторож окликнул меня. Я сказала, что я ваша горничная, и он пропустил меня.

- Он тебя разглядывал внимательно?

- Нет, притом же сад и двор дурно освещены.

- Отлично. Дальше?

- Я прошла через двор и вошла к привратнику. Люди, служащие здесь, ходят через его калитку и малые ворота, а больные через большие.

Баккара нахмурила брови.

- Что тебе сказал привратник?

- Он, кажется, не обратил на меня внимания, и я думаю, что он даже не заметил цвета моих волос и глаз. Он читал газету и едва приподнял голову.

Баккара взяла Фанни на руки; подняла ее, как перышко, и уложила на пол в углу уборной комнаты.

- Послушай, - сказала она, - тебе нет никакого расчета лгать, я тебя оставлю здесь, запру дверь, заткну тебе рот, чтобы лишить возможности кричать. Если мне нельзя будет выйти, если ты что-нибудь соврала, если, наконец, меня остановят и приведут сюда назад, у меня хватит времени убить тебя это минутное дело… Смотри же не лги.

- Я сказала правду, - пробормотала Фанни.

Баккара взяла платок и заткнула им рот горничной, потом заперла дверь уборной комнаты и спрятала ключ к себе в карман. Ужасное положение горничной не беспокоило ее.

Было половина девятого. Баккара разделась в свою очередь и надела платье Фанни; она распустила себе волосы и потом причесалась таким образом, что часть лба и лицо ее было закрыто.

Затем надела чепчик Фанни, ее башмаки и завернулась в ее большой клетчатый платок.

Она посмотрела в зеркало. На расстоянии трех шагов невозможно было не обмануться, сходство было поразительное.

Молодая женщина положила подушку вдоль кровати, покрыла их одеялом, спустила немного полог и таким образом казалось, что на кровати кто-нибудь лежит.

- Часов в десять, - прошептала она,-придет сиделка, подумает, что я сплю, а Фанни ушла, и сама уляжется спать. Об моем бегстве узнают только завтра.

Баккара затушила свечи и ушла, захватив с собой драгоценный кинжал.

Фанни сказала правду. По ее указаниям она прошла через сад, подошла к решетке и увидела по ту сторону ее на дворе сторожа, который, растянувшись на скамейке, курил трубку.

- Отвори-ка, - сказала она, подражая голосу Фанни, которая чуть-чуть заикалась.

Сторож беспрекословно повиновался и посторонился, чтобы дать пройти Баккара.

- Благодарю, - сказала она, - свеженько?

- Просто холодно, моя милая, - отвечал сторож.

- Прощайте. Спокойной ночи.

- Прощайте, моя милая.

И Баккара смело прошла мимо сторожа, уверенного, что он видел ее накануне около того же времени.

Баккара решительно прошла двор и, ведомая мерцающим светом фонаря, подошла к каморке привратника.

Она постучалась.

- Кто там? - спросил привратник.

- Горничная той барыни, что в павильоне, - отвечала Баккара.

- А, хорошо, - сказал привратник, читавший в эту минуту фельетон, - я сейчас отопру.

И так как фельетон его очень интересовал, он поднялся, продолжая читать, и вложил ключ в замок малых ворот, даже не прерывая чтения и не оглянувшись на Баккара.

- Благодарю, - сказала она, не будучи в состоянии подавить в себе волнения.

Но привратник не обратил никакого внимания на ее смущение, выпуская ее: он был целиком поглощен своим фельетоном.

Баккара выбежала на улицу точно серна, преследуемая собаками. Она была свободна! Грудь ее колыхалась подобно потоку воздуха, вдыхаемого ею; она, не останавливаясь, добежала до бульвара. Бульвар был почти пуст.

Баккара остановилась в раздумье. Молодой женщине, занятой своим планом бегства, не пришло до сих пор в голову, что она будет делать на свободе.

За два дня перед тем она вышла из дому всего с несколькими луидорами в кармане. Больше у нее ничего не было с собой, а заходить на улицу Монсей было бы неблагоразумно. Сэр Вильямс, вероятно, предвидел возможность ее бегства и сделал нужные распоряжения. Притом же вся ее прислуга была куплена.

Наконец, если Баккара хотела избежать баронета и спасти Фернана, ей следовало прежде всего скрыться и уничтожить свои следы.

Мимо ехал извозчик. Она села в экипаж и крикнула кучеру:

- На улицу Neuve-des-Mathurins, 35, барон д’О…

Экипаж тяжело покатился.

- Я знаю, что Фернану не понравится, что я обращаюсь к этому человеку для его спасения, - подумала она, - Но он добр, он простит меня.

Экипаж в несколько минут довез ее к барону д’О… Баккара сунула извозчику пять франков и позвонила, не заботясь о впечатлении, которое должен был произвести ее костюм на привратника.

Холостая квартира барона находилась в нижнем этаже, между двором и садом.

Баккара прошла через двор и позвонила, как женщина, привыкшая не стесняться временем ч посещения. Лакей отворил ей дверь и остановился в изумлении перед нею, переодетой в костюм служанки.

- Дома ли барон? - спросила она, не обращая внимания на удивление камердинера.

- Господин барон только что вышел.

- Знаешь ты где он?

- Не могу знать.

- Он пешком или в экипаже?

- Он поехал в тильбюри, с ним Джон.

- Хорошо. Я подожду.

И Баккара вошла через переднюю в гостиную и бросилась на диван,

Было около десяти часов.

А так как барона еще не было дома, то очевидно было, что он возвратится не раньше полуночи, и Баккара примирилась с этим;

Она прилегла на диван, завернувшись в дорожную шубу, которую ей принес лакей. В спальню войти она отказалась, несмотря на то, что ей это было не впервые.

Когда барон вернулся домой, часа в четыре утра, он застал ее спящею, усталость победила ее.

Два дня тому назад, как это сообщил молодой женщине Вильямс, барон получил от Баккара записку или вернее записку, написанную под ее руку. Сходство почерков было так велико, что сама Баккара могла бы ошибиться. В этой записке, вообще очень любезной, молодая женщина, к постоянным капризам которой барон уже привык, извещала его о маленьком путешествии, предпринятом ею вместе с матерью, и прощалась с ним на неделю.

Барону было тридцать лет. Он принадлежал к тому поколению светских людей, вся жизнь которых поглощается спортом, и которые смотрят на своих любовниц и лошадей одними и теми же глазами.

Он любил Баккара почти так же, как любят лошадь. В этой привязанности, существенную роль играла привычка с примесью гордости. В продолжение шести лет Баккара стоила ему сумасшедших денег, но он никогда не возмущался этой расточительностью куртизанки и даже еще больше любит ее.

Он был очень удивлен, застав у себя на диване спящую Баккара в маленьком чепчике и клетчатом платке. Он разбудил ее.

Баккара протерла себе глаза, припомнила при каких обстоятельствах она заснула и, мило улыбаясь, протянула ему руку.

- Откуда вы? - спросил барон, целуя поданную ему руку.

Но Баккара задумалась, вспомнив о сэре Вильямсе.

- Получили вы от меня письмо, милый, барон?-сказала она.

- Да. Вы извещали меня о своем отъезде…

- Куда?

- Право не знаю. Я не обратил внимания.

- Я тоже не знаю.

Барон внимательно посмотрел на Баккара.

- Вы с ума сошли, - сказал он.

- Сошла с ума? - повторила та, содрогаясь. - О, не произносите при мне этого слова, с меня уж довольно.

- Однако… - проворчал барон, все более изумляясь словам, позе и костюму своей любовницы.

- Покажите мне мое письмо.

- Поищите его сами.

И барон показал пальцем на стоявшую на столике большую китайского фарфора вазу, куда он бросал получаемые им письма.

Баккара отыскала свою записку или, лучше сказать, записку сэра Вильямса и стала ее внимательно рассматривать.

- Можно бы было поклясться, что это моя записка, - сказала она наконец.

- А разве она не ваша? - спросил барон.

- Конечно, нет.

- Так чья же?

- О, я догадываюсь, но рассказывать все будет слишком долго. Будет с вас того, что это писала не я и что ни в какое путешествие не собиралась.

Барон разинул рот.

- Но, мой милый друг, - сказал он, - вы ведь откуда-то приехали, из дому, что ли?

- Нет, я из Монмартра.

- В этом костюме?

- Это платье Фанни, которую я оставила вместо себя.

- Где вы ее оставили?

- В сумасшедшем доме, где я была заперта.

Барон отступил в изумлении,

- Вы были заперты! Вы, - сказал он, -заперты в качестве безумной?..

- Да, вы видите, похожа ли я на безумную.

- Милая моя, - холодно сказал барон, и далек от такой мысли, но пожалуй поверю этому, если вы не объяснитесь…

- Дело в том, - сказала Баккара, - что в свете думают, что я завишу только от вас, и что вы один можете выгнать меня из моего дома.

- Вас выгнали из вашего дома, - вскричал барон, что это значит?

- Почти. Есть рука, достаточно сильная для того, чтобы отпереть мои ворота, подкупить моих людей, похитить меня и отвезти в дом умалишенных, в то время как вы спокойно спите или сидите за зеленым столом.

- Черт возьми, - с изумлением вскричал барон. Это что-то слишком!..

- Это еще не все, - спокойно сказала Баккара, - В эту минуту у меня в квартире на улице Моисей живет женщина под моим именем

На этот раз барон д’О… посмотрел на Баккара и подумал, уж не в самом ли деле она сошла с ума.

- Послушайте, - продолжала она, - во всем, что со мной случилось, виновата я, вы тут ни при чем, и я пришла не жаловаться, а просить у вас помощи.

- Моя милая! - быстро прервал д’О… - Все, что вы мне сообщили, так странно, что я поневоле боюсь за ваш рассудок.

- Пусть будет так. Но я не хочу вас ввязывать в интригу, навязать вам дуэль и наделать шуму там, где, по-моему, нужна крайняя осторожность, и потому я вам больше ничего не скажу сегодня.

- Но однако… - проворчал барон, Пораженный всем, что ему говорила Баккара.

- Прежде всего, - продолжала она, - не забудьте, что вы меня не видали, ни вы, ни ваш камердинер Лоран.

- Это зачем?

- Затем, что меня преследуют и придут искать прежде всего сюда.

- Разве вы совершили какое-нибудь преступление?

- Никакого… слабость, каприз…-лепетала Баккара, - но полиция тут не замешана… меня ищет не полиция.

- Черт возьми, - сказал барон, - я тут ничего не понимаю. Вам бы следовало остаться в Монмартре, вы сумасшедшая!

- Пусть. Но обещайте мне не вмешиваться в мои дела, пока я вас сама об этом не попрошу. Своей горячностью вы испортите все дело.

- Чего же вы от меня хотите?

На первый случай, мой милый, дайте мне пятьдесят луидоров. Два дня тому назад я вышла из дому с тем, что вы видите.

И Баккара показала барону свой кошелек.

- Вот вам сто, мой друг, вместо пятидесяти. Дальше?

- Затем, - сказала Баккара, - вы дадите мне записку к префекту полиции, у меня есть к нему дело… и еще записку к судебному следователю, к которому у меня тоже есть дело.

- Гм! - сказал д’О… - Нет ли у вас любовника в тюрьме?

- Именно, - отвечала она, с непоколебимым хладнокровием.

- Право, - небрежно сказал барон, - женщины охотно связываются с этими молодцами, которые курят наши сигареты и надевают в наше отсутствие наши сапоги.

И он прибавил, снисходительно улыбаясь:

- Я вам оставил полную свободу, так же, как и вы мне, значит, мне тут нечего толковать. Но согласитесь, по крайней мере, что жизнь, которую вы ведете, немного романтична.

- Положим, - сказала Баккара, - но тут есть тайна, которую я вам не могу объяснить. Удовольствуйтесь моей просьбой о помощи и дружбе.

- Как вам будет угодно. Так вам нужно письмо к префекту полиции?

- Да, и еще одно к А…, судебному следователю, которого вы должны знать.

- Еще бы! А… мой старинный школьный товарищ.

- Итак, напишите им обоим, что вы рассчитываете на их дружбу в одном очень важном деле, попросите префекта выслушать меня, потому что мне нужно передать ему нечто очень важное. Напишите к судебному следователю, чтобы он пропустил меня к молодому человеку, Фернану Рошэ, задержанному дня два тому назад по подозрению в краже.

Барон, привыкший повиноваться Баккара и понимающий, что расспрашивать ее не следует, сел к столу, взял перо и написал оба письма, которые она требовала.

- Теперь, - сказала Баккара, - велите сделать для меня постель в гостиной и дайте мне выспаться. Утром разбудите меня и велите заложить крытый экипаж.

Через десять минут Баккара улеглась и снова заснула.

Четыре часа спустя барон сам разбудил ее. Было 8 часов.

Когда-то Баккара часто бывала у барона, особенно, когда он был в нее влюблен, и потому у него в квартире был целый гардероб ее платьев на всякий случай. Таким образом, она могла прилично одеться и обернуть свой изящный стан большой шалью.

- Теперь, - сказала она барону, - я не знаю, в котором часу увижусь с вами, мне, может быть, даже нельзя будет прийти сюда; но, на всякий случай, не выходите сегодня из дому.

- Как вам будет угодно, - отвечал барон.

Баккара рассчитала, что если в лечебнице и заметили ее побег, то все-таки не успели еще дать знать об этом сэру Вильямсу, и, таким образом, она успеет повидаться с префектом полиции прежде, чем ее враг примет свои меры.

Съев бисквит и выпив малаги, она простилась с бароном и села в экипаж.

В половине девятого Баккара с рекомендательным письмом в руках приказала доложить о себе префекту.