МЫ ДОЛЖНЫ СДЕЛАТЬ ЭТО СНОВА (НИКОГДА)
У меня есть вопросы.
Что я сделала, чтобы заслужить такую жизнь? Ту, которой живу с прошлой недели? Почему мужчина, что стоит сейчас передо мной, видел меня полуголой не один раз? Почему коробка с моей коллекцией вибраторов порвалась именно в его руках? Почему Индиана Боунс прилетел ему в лицо? Почему я поцеловала лучшего друга своего старшего брата?
Почему Гаррет только что застукал меня за тем, как я развлекалась с гребаным вибратором, в то время как, может быть, или, может, нет — точно еще не ясно — стонала и произносила его имя?
— Что ты здесь делаешь? — кричу я, вскакивая с кровати. — Я не говорила, что тебе можно входить! Ты ушел! Ты должен был уйти! Я слышала, как закрылась дверь!
— Я-я-я… — его взгляд рикошетит между нижней половиной моего тела и моей рукой. — Святые угодники.
Я натягиваю рубашку на бедра, прикрывая свою глупую, предательскую вагину. Моя занятая рука сильно дрожит — игрушка работает на полную мощность, — поэтому я швыряю ее через всю комнату.
Ошибка номер один. Теперь она мучительно громко вибрирует на твердом полу, прыгает вокруг, и Гаррет не может отвести от нее глаз.
Я бросаюсь на него, толкая в грудь. Он не двигается, если не считать того, что его голова мотается взад-вперед между мной и моей игрушкой.
— Вон! Убирайся! И тебе не следовало целовать меня!
— Я думал, ты этого хочешь! — кричит он в ответ, его лицо краснеет, когда он возвращается к жизни. — Я неправильно истолковал знаки!
— Тогда вложи деньги в какие-нибудь очки для зрения, умник!
— Прости! — схватив меня за запястья, он притягивает меня к себе. — Прекрати толкать меня!
— Перестань кричать на меня!
— Ты первая начала!
— Ты видел мою вагину!
— Я видел твои сиськи два дня назад! — его глаза расширяются, губы сжимаются. — Ладно, не стоило этого говорить. Прости, я видел твои сиськи. И твою вагину. Я уже говорил тебе, что сиськи у тебя классные, — он показывает на мою нижнюю половину и откашливается. — И милая, э-э… вагина.
Со стоном я вырываюсь из его объятий, пряча пылающее лицо в ладонях.
— Перестань говорить «вагина», пожалуйста.
Он пожимает плечами.
— Ладно, у тебя милая киска.
Я пихаю его плечо.
— Гаррет!
— Ай! Боже, какая ты жестокая.
— Я не это имела в виду!
Он взмахивает руками в воздухе.
— Вот это новость, солнышко! Я почти никогда не понимаю, что ты, блять, имеешь в виду!
— Женщины не настолько сбивают с толку!
— Нет, но это так! — он закрывает глаза и глубоко вдыхает. — Послушай, я хотел извиниться за то, что поцеловал тебя. Мы классно проводили время, и я растворился в моменте.
Ладно, возможно, я тоже. Гаррет добрый, с ним легко, несмотря на неловкость, и от него все во мне загорается. Этому мужчине каким-то образом удалось заполонить мое тело всего одним поцелуем.
Я списываю это на отсутствие физической близости в моей жизни.
— Извинения приняты, — говорю я ему. — А теперь спокойной ночи, Гаррет.
— Хорошо. Но стесняться не стоит. Все мастурбируют.
— Верно, но не всех застает известный секси-хоккеист, который по совместительству еще и лучший друг моего старшего брата.
Его глаза проясняются.
— Ты думаешь, что я… — он останавливает себя, что к лучшему. Он думает, что я жестокая, но он еще не видел мою истинную жестокую сущность. — Я пойду.
— Отлично, — когда он поворачивается ко мне спиной, я плотнее натягиваю футболку на задницу, потираю бедра, распространяя тем самым влагу между ног. Он высокий и широкоплечий, и у него самая феноменальная хоккейная задница, за которую хочется ухватиться и держаться изо всех сил, пока он трахает тебя у стены.
Или что там.
— Подожди секунду, — шепчет Гарретт, делая паузу. Мое сердце бешено колотится, когда он медленно поворачивается, подняв один палец, казалось бы, погруженный в свои мысли. Затем его взгляд останавливается на мне, горячий, игривый и совершенно опасный, когда он делает один целенаправленный шаг в моем направлении, затем другой, и сердцебиение отдает в моем животе. — Ты произнесла мое имя.
— Я этого не делала, — еще как сделала.
— Делала.
— Не делала.
Его глаза закатываются.
— Гаррет, — он со стоном произносит свое имя, запрокинув голову. Ему не нужно хвататься за свой бугорок, но он все равно это делает, и я отступаю на каждый его шаг в моем направление. Он выглядит так, словно собирается съесть меня, и я не уверена, что стану сопротивляться.
Я нахожу подушку и швыряю ее в его раздражающее, разгоряченное лицо, по крайней мере, в двадцатый раз за сегодняшний вечер.
— Ты должен быть застенчивым, придурок!
Он ловит подушку мускулистым предплечьем, и когда он бьет меня ею по лицу, я ахаю.
— Я не застенчивый, Дженни! Я просто чертовски боюсь тебя!
— Оно и видно! — мне не хватает свободного места, когда он подкрадывается ко мне. Я спотыкаюсь о свою сумку, Гаррет хватает меня за рубашку, пытаясь удержать на ногах. Я понятия не имею, куда делся робкий, неуклюжий мальчик, и откуда появился какой-то альфа-мужчина, источающий секс и уверенность, готовый взять все под контроль.
И он все еще не отпускает мою рубашку.
Он бросает многозначительный взгляд на ярко-розовый вибратор, все еще прыгающего по полу, хотя он теряет силу и быстро отключается. Это единственная игрушка, которую я взяла с собой, и теперь мне придется пользоваться пальцами, а они уж точно не вибрируют.
— У тебя что, нет никого, кто бы сделал это за тебя?
Я отвожу плечи назад, ударяя его по запястью в стиле дзюдо, чтобы ослабить хватку. Это не срабатывает.
— Мне не нужно, чтобы кто-то делал это за меня. Я прекрасно справляюсь сама.
— Нет? У тебя нет парня?
— Если бы у меня был парень, поцеловала бы я тебя?
Он медленно расплывается в ухмылке. Боже, самодовольство делает его таким сексуальным.
— Итак, ты признаешь, что была равноправным участником того поцелуя.
— Я… — я указываю носом на потолок. — Я ничего не признаю.
— Это очень плохо, — мурлычет он. — Помнишь, ты сказала мне, что я должен работать над тем, чтобы говорить то, что я думаю? — его хватка на моей рубашке усиливается, мягкий хлопок скользит по моей коже, открывая все больше моего тела. Он заполоняет все пространство между нами. — Я думаю, что хотел поцеловать тебя, и думаю, ты хотела, чтобы я это сделал. Я думаю, тебе это чертовски понравилось, пока ты не сказала себе, что этого не должно было быть, и испугалась.
Я задыхаюсь, когда упираюсь спиной в стену. Голубые глаза Гаррета опускаются на мои губы.
— В чем дело, Дженни? Куда подевалась вся эта уверенность? Спрятаться негде?
Я прикусываю нижнюю губу, чтобы унять ее дрожь, когда Гаррет проводит большой рукой по краю моей челюсти, наклоняя мое лицо к своему. Его другая рука опускается на край моего бедра, кончики пальцев разжигают огонь на моей коже, когда они поднимаются все выше, играя с подолом рубашки.
— Я думаю, ты пришла сюда, чтобы потрогать себя, думая обо всем, что могло бы случиться, если бы ты не сбежала, и я думаю… — его прерывистое дыхание касается моих губ, его взгляд обжигает. — Я думаю, что хотел бы тебе помочь. Я думаю, ты хочешь, чтобы я тебе помог.
— Гаррет, — хнычу я, дрожа, когда его губы касаются моих.
— Да, — шепчет он. — Вот так. Именно так звучал твой голос, когда ты простонала мое имя.
Я поднимаю подбородок и облизываю губы, закрытые веки трепещут, пока я жду.
И жду.
Жар его тела сменяется неприятным холодком, когда он отпускает меня, его ухмылка не что иное, как самодовольная гордость, когда мои глаза распахиваются, и он отступает назад.
— Мне бы очень не хотелось неправильно истолковать знаки. Так что, если я прав, если тебе нужна моя помощь… — он проводит большим пальцем по своей жесткой линии подбородка, соскребая щетину, которой не было два дня назад. — Ты должна быть предельно ясной.
Рычание вырывается из моего горла, и прежде чем я успеваю осознать свои действия, я бросаюсь ему на грудь и зарываюсь пальцами в его волосы. Он обхватывает мою задницу, подтягивая к себе, мои ноги обвиваются вокруг его талии, моя спина сталкивается со стеной.
То, как его рот овладевает моим, — это не что иное, как собственничество в его чистейшей, самой прекрасной форме. Прямо сейчас он может завладеть моим ртом и практически любой другой частью меня, и я не понимаю, почему готова отдать это ему.
Пятки впиваются в его задницу, я подстегиваю его, вырывая стон из его горла, когда выгибаюсь. Я горячая и влажная, и я никогда ничего не хотела так, как прямо сейчас хочу Гаррета.
Прижимая меня бедрами к стене, он срывает мою рубашку через голову. Никогда я не видела ничего более свирепого, чем его обжигающий взгляд, который скользит по мне, зажигая огнем каждое нервное окончание. Взяв в охапку мои волосы, он зарывается лицом в шею, его теплый рот дразнит, покусывает, оставляя за собой влажный след.
— Ты позволишь мне позаботиться о тебе сегодня вечером, солнышко? Потому что это все, о чем я могу думать, черт возьми.
Боже, да. Я притягиваю его рот обратно к своему. Его язык проникает внутрь, исследуя, пробуя на вкус. Я хочу большего, и прошло так чертовски много времени с тех пор, как я кого-либо хотела, с тех пор, как чувствовала, что кто-то хочет меня — лишь меня — настолько сильно.
Поставив меня на ноги, он хватает меня сзади за шею, разворачивает и прижимает к стене. Его пальцы танцуют по моему бедру, животу, когда наконец его нежное прикосновение оказывается на том месте, что ноет сильнее всего, и я цепляюсь за стену, чувствуя, как подступают слезы отчаяния.
Я не хочу поддразниваний. Я просто хочу, чтобы он оттрахал меня пальцами как следует. Я что, прошу слишком многого?
Поэтому, когда он проводит пальцем по внутренней стороне моих дрожащих бедер, я умоляю хриплым «пожалуйста».
— Скажи мне, чего ты хочешь, Дженни.
— Прикоснись ко мне, — шепчу я, опуская голову. Его хватка на моей шее усиливается, заставляя меня посмотреть на него. — Пожалуйста, Гаррет.
Он скользит по моему клитору, выдавливая дрожащий поток воздуха из моих губ.
— Здесь?
— Черт, да, — выдыхаю я, когда он медленно поглаживает меня.
— Господи, ты мокрая, — его язык скользит по всей длине моей шеи. — Такая чертовски мокрая, — он погружает в меня два пальца и улыбается в мое плечо, когда я вскрикиваю. — Ты позволишь мне однажды трахнуть эту киску?
— Срань господня, — кричу я. Грязные разговоры, в сочетании с прикосновениями этого человека, близостью с ним, которую я так долго жаждала, даже если отрицала это, доконают меня. — Кто ты?
От его низкого смешка по моей спине пробегают мурашки. Отпустив мою шею, он прижимает два пальца к моему клитору.
— Не могу дождаться, когда почувствую, как ты кончаешь на моих пальцах.
— Блять, — я хватаю его за руку, переплетаю наши пальцы, притягиваю его ближе и одновременно отталкиваю. Он просовывает колено между моих бедер, разводя их шире, и просовывает пальцы глубже, сильнее, заводя меня дальше, чем я когда-либо была способна завести сама. — Гаррет.
Его пальцы двигаются быстро, подталкивая меня ближе к тому долгожданному пику, где я так хочу оказаться.
И он еще как подводит меня к этому пику. Доводит туда, подтаскивает к нему, и смотрит мне в глаза, приказывая кончить, и наблюдает, как я обмякаю, впадаю в беспамятство, а мои ноги подкашиваются.
Не теряя ни секунды, Гаррет обхватывает меня за талию и бросает на кровать. Его колени упираются в матрас, он срывает рубашку и ползет ко мне, подмигивая так, что область между моих ног начинает пульсировать.
— Хочешь, чтобы я попробовал тебя на вкус, Дженни? — он тыкает в мои колени, и они раздвигаются перед ним. — Потому что я, блять, очень хочу попробовать тебя на вкус.
Я не могу ответить, но он и не ждет. Он просовывает руки под мои ноги, хватает за бедра и притягивает меня. Наши взгляды встречаются, и его губы опускаются ко мне как раз в тот момент, когда я забываю свое собственное имя.
— О черт, — стону я, прикрывшись ладонью. Он вырывает мою руку, и я выкрикиваю его имя, когда его пальцы проникают в меня, он щелкает языком, посасывая меня.
Глядя на меня снизу вверх с такой широкой, такой красивой, такой чертовски хитрой улыбкой, он облизывает губы.
— Мое имя звучит намного лучше из твоих уст, когда ты выкрикиваешь его по совершенно другой причине.
Его большой палец сменяет рот на моем набухшем клиторе. Он проводит губами вверх по моему торсу, затем мучительно медленно вылизывает дорожку вокруг одного напряженного соска.
— Эти сиськи чертовски идеальны. Идеальные сиськи, идеальная киска, — он зажимает один сосок зубами, кружит языком, прежде чем оторваться, запечатлевает обжигающий поцелуй на моем рту и снова исчезает у меня между ног.
Рот Гаррета — именно такой, каким я представляю рай, теплый и невероятный, словно солнечный свет между моих бедер, абсолютное совершенство, от которого мои пальцы зарываются в его волосах, подтягивая его ближе. Каждое движение его языка плавное, толчки его пальцев глубокие и мощные, а его глаза встречаются с моими, когда он втягивает мой клитор.
Моя голова падает на матрас, его имя снова слетает с моих губ, мое тело сотрясается от оргазма, о котором пишут в книгах, и который я не считала реальным. Гаррет просто зарывается между моих бедер, выпивая каждую унцию, будто без этого он умрет.
Он убирает пальцы и делает мне три томных, благоговейных паса языком, облизывая меня дочиста, когда я падаю, закинув руки за голову. Легкая щетина на его подбородке щекочет мою внутреннюю поверхность бедра, когда он вытирает лицо о нее, и я вздрагиваю, пытаясь снова научиться дышать.
Гаррет падает рядом со мной, матрас подпрыгивает под его весом.
— Черт, ты потрясающая на вкус, — хрипит он. Наши глаза встречаются, и когда его взгляд скользит по моему телу, внезапно, под его пристальным взглядом, я начинаю нервничать.
Я вскакиваю с кровати, хватаю свою рубашку, прижимаю ее к груди. И бросаю ему его футболку. Он воспринимает все как есть, хотя я и вижу, что в его глазах и выражении лица читается замешательство.
Скорее любопытство, а не замешательство. Он не знает, что все это означает, как и я. Это было классно. Невероятно. Но это не должно повториться.
Повторится ли?
Я натягиваю рубашку, опускаюсь на кровать и подтягиваю колени к груди, пока Гаррет встает и прикрывает свой чертов пресс.
— Тебе пора, — говорю я. В моих словах нет принуждения. Я бы хотела, чтобы он остался, и я бы хотела оседлать его лицо до тех пор, пока не потеряю сознание от слишком большого количества оргазмов. Разве это плохо? Должно быть. В любом случае, если бы он поспорил со мной по поводу ухода, я бы приняла поражение, не смотря на все сомнения.
К сожалению для меня, он кивает. Пять раз.
— Мне пора, — он поправляет огромную шишку в своих штанах, и хотя он не просит, я бы хотела ему отплатить равной монетой. Но у меня давно не было, и я вроде как… не уверена. У него, вероятно, был идеальный минет. Я чертовски состязательна и ненавижу быть плохой в чем-либо. Узнать, что я плоха в минете — это не то, с чем я сегодня способна справиться. — Но это было…?
— Отлично, — отвечаю я, затаив дыхание, убирая влажные волосы со лба. — Да, супер здорово.
— О, хорошо. Великолепно. Я рад. А как ты себя чувствуешь?..
Дрожащими руками я показываю на свое вспотевшее лицо, затем на свои ноги, все еще дрожащие от последствий оргазма.
— Потрясающе.
Его голова мотается, когда он хлопает кулаком по другой руке.
— Потрясающе. Хорошо, — он пятится к двери, указывая на меня двумя пистолетами из рук. — Нам стоит как-нибудь повторить это.
— Э-э, конечно.
Его лицо загорается.
— Круто.
Я зажмуриваю глаза и качаю головой.
— Нет, мы не должны.
Он хмурится.
— Нет, мы не должны.
— Картер.
Он согласно кивает.
— Картер.
— Итак… спокойной ночи?
Он машет рукой.
— Спокойной ночи.
Вместо того, чтобы уйти, Гаррет продолжает стоять там, и мы вдвоем смотрим друг на друга. Я все еще обнажена ниже пояса, и сижу в озере из собственных жидкостей. Это неудобно, но страшнее всего, что я смотрю на него с растрепанными волосами, красными щеками, и по моим «женским частям» вновь пробегают мурашки.
— Итак, э-э… спокойной ночи, — его глаза расширяются, как будто он что-то забыл, и он бросается обратно.
Мое сердце гулко бьется, когда он нависает надо мной, теплая рука скользит по моей челюсти, пальцы запутались в волосах, когда он берет мое лицо в ладони и приподнимает его. Его губы накрывают мои в медленном, горячем поцелуе, который разжигает огонь глубоко в моем животе, и я сжимаю воротник его рубашки, желая прижать его к себе.
— Спокойной ночи, — снова говорит Гаррет, отстраняясь, затем снова прижимается губами к моим. — Спокойной ночи, — он трусцой возвращается к двери, махая мне через плечо. — Пока, — он открывает дверь и оглядывается на меня, окидывая меня взглядом, ярким, как улыбка, которой он одаривает меня, когда наши взгляды наконец встречаются.
— Сладких снов, Дженни, — шепчет он, а затем, на этот раз по-настоящему, уходит, раздаются глухие шаги по лестнице, входная дверь за ним закрывается, звуковой сигнал сообщает мне, что замок заперся.
Я откидываюсь на гору подушек позади себя, прижимая руку к вспотевшему лбу.
Блять. Индиане Боунс придется постараться.