ЗЕЛЕНОГЛАЗЫЙ МОНСТР
— Меня сейчас вырвет.
— Нет. Перестань драматизировать.
— Я. Я собираюсь это сделать. — Я не вру.
— Если она этого не сделает, это сделаю я. — Оливия кладет одну руку на живот, другой прикрывает рот. Ее лицо бледнеет, и Кара закатывает глаза, закидывая конфеты в рот.
Честно говоря, Оливию, возможно, на самом деле вырвет. В последнее время она пыталась быть идеально питающейся беременяшкой, но когда мы ходили обедать она бросила эту затею и выкинула пп-вкусняшки. Вместо них она взяла тако и корзину с острой картошкой фри в сырном соусе. Она стонет от удовольствия уже несколько часов.
— В моем перекусе нет ничего такого. — Кара засовывает руку в пакет и хватает целую пригоршню Skittles и М&М's и закидывает их вместе в рот. — Это иде-фва-ль-но.
Оливия изображает рвотный рефлекс, наклоняясь вперед, а я собираю ее волосы на затылке и глажу ей спину. Она стала такой хорошей актрисой с тех пор, как стала Беккет. Я так горжусь своей Пип-пискуном.
Еще раз преувеличенно закатив глаза, Кара уносит конфеты на кухню.
— Вы отстой. Если бы только попробовали, вам бы понравилось…
— Ни в коем случае. — Я отпускаю волосы Оливии и откидываюсь назад, беря свою тарелку с Поп-тартс. Перед уходом Гаррет оставил мне коробку моего любимого мороженого с горячей помадкой.
Кара приподнимает бровь, глядя на меня, когда она запихивает в рот свой перекус на острове.
— В Канаде такого вкуса нет, Дженни. Он эксклюзивно выпускается лишь в Штатах.
Я напеваю, закусывая.
— Знаешь, у кого всегда разные вкусы поп-тартс? — Эта горсть недостаточно велика, чтобы скрыть ее дерьмовую ухмылку. — У Гаррета. Да, ему их специально присылает мама Адама.
— Правда? Вау. Никогда не встречала маму Адама. Она такая же милая, как он? Похоже на то. — Отвлечение от темы: 5+. Кара открывает рот, но я запихиваю поп-тарт в рот и указываю на телевизор. — Показывают мальчиков.
Кара опускается рядом со мной с приемлемой закуской, а Оливия прижимается ко мне, когда мальчики начинают носиться по льду, разогреваясь перед игрой.
Оливии требуется примерно десять секунд, чтобы перейти от непринужденности к рычанию. Она запихивает попкорн в рот и что-то бормочет себе под нос, хмуро глядя в телевизор.
— О чем ты, Пип? — Спрашиваю я, забирая у Кары чипсы с начос, покрытые сыром.
Оливия дико жестикулирует в сторону телевизора.
— Посмотри на них! Проклятые стервятники. Налетают на нас.
— Кто? — Я получаю ответ на свой вопрос, когда камера показывает наполовину раздетых женщин, размахивающих плакатами за стеклом.
«Беккет, покажи мне хет-трик, и я покажу тебе секс-трюк!»
«Ты можешь положить его в мою 5-лунку, № 87!»
Я морщу нос от отвращения.
— Фу. Не волнуйся, он не обращает на них внимания. — На самом деле, он подкатывается к одной из камер у стекла, и когда он останавливается там, чтобы поговорить с девушкой, основной кадр на телевизоре переключается на него.
— Привет, принцесса! — кричит он из-за стекла. — Скучаю по тебе! — Подмигнув, он уносится прочь, и лицо Оливии светится.
— Видишь? Беспокоиться не о чем. Нам даже не пришлось лететь в Монреаль, чтобы ты смогла надавить на них своим животом и показать, кто здесь главный.
— О, смотри. — Кара хватает меня за предплечье. — У Гаррета сегодня тоже своя секция поклонниц.
Я ненавижу то, как кружится моя голова, и безумное «Что?» срывается с моих губ. Но хуже всего? Я уронила чипсы.
Мои глаза следят за катком по телевизору, где я нахожу Гаррета. Он высокий и широкоплечий. Он скользит по льду, и врезается в Картера сзади, прижимая его к бортам. Следом Эммет прижимает их обоих к борту, а Адам наваливается сверху, когда они опускаются на лед, и я слишком раздражена группой женщин двумя рядами выше, чтобы посчитать это милым.
«Женись на мне, Андерсен!»
«Можно я возьму твою палку, Малыш Г?»
— Глупо. Это дурацкие плакаты. Никакой оригинальности. — Я хватаю упаковку конфеток с кофейного столика, открываю ее и вываливаю половину содержимого в рот. — Взять его палку? Окей. Что это вообще значит? Взять его палку. — Я фыркаю. — Окей.
— Ты сказал это дважды, — бормочет Кара.
— Нет, не сказала.
— Вообще-то, ты это сделала, — замечает Оливия, прищурившись и изучая меня.
Я мотаю головой, снова переводя взгляд на телевизор. Неподходящий момент: одна из женщин спустилась ко льду, и мой брат, кажется, поддерживает разговор между ней и Гарретом.
— Пописать. — Я вскакиваю на ноги. — Мне нужно пописать. В туалете. Извините меня. — Я превращаюсь в мужчину, который тычет в меня своим членом, перенося меня в рай удовольствия. Становлюсь очень неловкой.
Я остаюсь там на пять минут, до тех пор, пока не уверена, что могу безопасно вернуться. Когда я это делаю, я приклеиваю на лицо свою лучшую беззаботную улыбку, беру тарелку с поп-тартс и протискиваюсь обратно на диван между своими друзьями, которые обе крадут поп-тарт.
— Передай Гаррету спасибо за поп-тартс.
Это говорит не Кара. Это Оливия.
— Я горячая.
— Мы любим королев, осознающих свое превосходство, — шепчет Кара мне в волосы. — Да, Дженни, ты великолепна.
— Нет, я имею в виду, я физически чувствую, что горячая.
В настоящее время я зажата между двумя женщинами — миниатюрной и беременной, высокой и долговязой, — они обе решили сделать меня своей сучкой на ночь. Слова Кары. Оливия сказала мне, что ей просто не хватает объятий с мужем. Она уже говорила мне, что плохо спала без Картера, и темные круги у нее под глазами были тому доказательством.
Поэтому, когда она протянула мне пижаму, надула губки и попросила остаться на ночь, я не смогла отказать. Кара сказала, что если Оливия с кем-то будет ночевать, то и она тоже присоединиться. И вот мы здесь, втроем, прижимаемся друг к другу в одной возмутительно большой кровати, после разговора, который длился слишком долго, по FaceTime с Картером, Гарретом, Эмметом, Адамом и Джексоном, и Картер один раз попросил Оливию улизнуть одну в ванную, а Кара и Эммет на самом деле улизнули.
— Это я, — говорит Оливия со вздохом. — Мне все время жарко. Я как печь. Я не могу это выключить. — Она приподнимается на локтях, ее глаза танцуют в лунном свете. — Эй, помнишь, Картер купил мне печь, когда мы начали встречаться, потому что моя была сломана, и он не хотел, чтобы мне было холодно?
— Он такой выпендрежник.
— Ему нравятся его широкие жесты. Но он такой внимательный. — Еще один вздох, на этот раз счастливый, и Оливия плюхается обратно на матрас и просовывает одну ногу между моими, прижимаясь ближе и повышая температуру моего тела еще на десять градусов. — Вы, Беккетты, лучше всех умеете прижиматься.
Чувство полноты и удовлетворения разливается в моей груди, и заставляет меня улыбнуться.
— Кара, я не ожидала, что ты будешь такой уютной.
— О, я растяпа. Да, мне нравится забираться прямо на Эммета и просто спать на нем всю ночь. Не могу сказать тебе, сколько раз этот парень просыпался с головой, запутавшейся между моих ног, и не по той самой причине.
Я хихикаю, и мои мысли возвращаются к Гаррету. Я бесчисленное количество раз засыпала, обняв его, просыпалась посреди ночи с его головой между моих ног по той самой причине. Но каждое утро я неизменно просыпаюсь одна, пытаясь вспомнить ощущение его теплого тела, прижатого к моему, ощущение его пальцев, скользящих по моей спине, его губ, скользящих по моему плечу.
До сих пор моя жизнь была одинокой. Я не осознавала тяжести пустоты, пока Гаррет не заполнил ее с такой легкостью, сняв все тяжелое с моих плеч, с моей груди, позволил мне расправить плечи и дышать глубже.
Ночь тиха и неподвижна вокруг нас, тихий звук ровного дыхания у моего уха, плавный подъем и опускание грудных клеток по обе стороны от меня, и я сижу в тишине, в любви, купаясь в ней.
Пара рук сжимается вокруг меня, и когда я открываю глаза, я обнаруживаю, что темные глаза Оливии сонно смотрят на меня.
— Как дела, Пип?
— Я не хочу, чтобы ты уезжала, — шепчет она, и в ее голосе слышится что-то тяжелое и уязвимое, что-то на грани срыва. — Я не хочу, чтобы ты уезжала в Торонто, когда закончишь школу, и я чувствую себя такой эгоисткой из-за этого. — Лунный свет, проникающий через балконные двери, освещает единственную слезинку, которая скатывается по ее переносице. — Я хочу, чтобы ты добилась успеха, и больше всего я хочу, чтобы ты был счастлива. Но, Боже, как я не хочу, чтобы тебе приходилось уезжать ради этого.
Я думаю, Кара спит, но она переплетает наши пальцы.
— Мы всегда будем вместе, где бы мы ни были. Но когда мы рядом, это всегда приятный бонус.
И, может, не обязательно всегда быть одинокой. С окружающими меня людьми, я точно не ощущаю этого.
Каре пришла в голову забавная идея.
«Забавной» я её называю очень мягко.
Она разбудила нас этим утром, ухмыляясь как какая-то невменяемая преступница, которая только что нашла своих следующих жертв.
«Давайте заставим мальчиков работать на нас», — сказала она с маниакальным хихиканьем.
Очевидно, это означало принарядиться, выйти из дома прямо перед тем, как мальчики приземлились, чтобы они вернулись в пустой дом вместо переполненного, где мы должны ждать их, чтобы поприветствовать после долгой разлуки.
Я не возражаю. У меня полный живот, на мне обалденные алые сапоги на высоком каблуке, и я чертовски хорошо выгляжу в этих джинсах, волосы волнами ниспадают на спину. Мне не терпится увидеть реакцию Гаррета.
То есть, их реакцию, когда они нас наконец найдут.
Другая часть плана Кары включала отправку им видео-подсказок в нашем групповом чате, пока мы гуляем по городу. Они шли по следу, и было очень забавно читать их взволнованные сообщения, когда они поняли, где мы находимся, за чем последовала куча ругани, ведь они обнаружили, что мы уже ушли. Мы были по крайней мере на два шага впереди них весь вечер.
И вот я посреди танцпола в «Сапфир», чертовски потная, когда кружусь по залу, миниатюрная беременная женщина танцует активнее, чем я когда-либо видела — она под кайфом от десерта, — а Кара дважды осушила мартини.
Даже со всем этим шумом невозможно не заметить начавшуюся шумиху, и легкое безумие, которое внезапно возникает, и когда Кара хитро ухмыляется, я знаю: они здесь.
Она сует свой бокал с мартини в руки Оливии и указывает на красивого темноволосого мужчину.
— Ты. Потанцуй со мной.
Его глаза удваиваются в размерах.
— Окей.
Она прижимается к его груди и кладет его руки себе на бедра, когда они начинают раскачиваться вместе, и бедняге кажется, что он в раю.
Он может там оказаться через тридцать секунд. Ведь Эммет выглядит так, будто собирается впечатать его в пол.
Широкоплечий мужчина больше похожий на плюшевого медведя останавливается перед ними, глядя сверху вниз на свою улыбающуюся жену. Его кулаки сжимаются, и он переводит взгляд на мужчину, держащего Кару.
— Руки прочь от моей жены. Немедленно.
Он бросает Кару, будто она горит, и убегает с танцпола, а я хихикаю, когда Эммет подхватывает ее на руки, перекидывает через плечо и тащит к VIP-кабинкам в задней части зала.
Мою шею целует горячее дыхание, дрожь предвкушения пробегает по моему позвоночнику.
— Ты будешь следующей, где-нибудь в более уединенном месте, и с отпечатком моей руки на твоей заднице. Так что на твоем месте я бы перестал смеяться. — Быстрый, резкий шлепок по моей левой ягодице, и Гаррет проходит мимо меня, оборачивается и кричит. — Нашел их!
— Олли! — Картер выходит на танцпол, затаив дыхание. Он смотрит на Оливию сверху вниз, и его взгляд с каждым мгновением становится все теплее. — Олли, — бормочет он. — Детка, ты выглядишь чертовски…
— Вы, говнюшки. — Адам заключает меня в объятия, заглушая комплимент, который мне не нужно слышать. — Вы водили нас по всему городу.
— Это была идея Кары, — говорю я, обнимая Джексона. — Мы просто невинные свидетели.
Джексон расстегивает воротник, обводя взглядом клуб.
— И классная была идея. — Он улыбается мне сверху вниз. — Мне нужно немного выпустить пар сегодня.
— Предполагаю, что это шифр для «переспать»?
Его ухмылка становится шире, и он протягивает руку.
— Хочешь потанцевать?
Я встречаюсь с прищуренным взглядом Гаррета через его плечо.
— С удовольствием.
«Отпечаток на твоей заднице» говорит одними губами Гаррет, прежде чем я исчезаю с Джексоном.
Джексон мне начал нравиться, и это не заняло много времени. Он все такой же эгоистичный осел? ДА. Он как перевозбужденный подросток? А кто нет? Но он дружелюбный и непринужденный, и в нем есть что-то спокойное, от чего с ним легко говорить. Может быть, это потому, что я всегда чувствовала себя немного аутсайдером в этой группе, а когда появился он, он стал меня понимать в этом вопросе. Его приняли без колебаний, так же, как и меня, но иногда я задаюсь вопросом, сомневается ли он в своем месте здесь, так же, как и я.
— Тебе не кажется, что Андерсен взбешен? Мне он кажется взбешенным.
Гаррет опирается локтем на барную стойку, потягивает газированную воду с лимоном и пристально смотрит на нас. Но выглядит ли он взбешенным? Он выглядит так, будто сегодня возьмет то, что хочет, столько раз, сколько захочет, прежде чем, наконец, даст мне то, чего я хочу; вот как он выглядит. В любом случае, похоже, это будет отличная ночь. Жду не дождусь.
— Знаешь, что еще я заметил в этом парне? — Джексон возвращает мое внимание к нему. — Он пьет, когда мы в отъезде и все такое, или если ребята гуляют вместе, но всякий раз, когда ты рядом, он пьет лишь газировку.
Я тоже заметила, хотя мы ни разу не говорили об этом с той ночи, когда разделили наш первый поцелуй. Гаррет никогда не пьет ни капли алкоголя, когда мы вместе, даже если мы тусуемся со всеми остальными. Раньше у него в холодильнике всегда было шесть банок пива, но теперь там горячий шоколад или газировка. Если подумать, я не могу вспомнить, когда в последний раз видела там бутылку пива.
— Он поддерживающий друг, — вот что я говорю Джексону.
— Да, он довольно хороший парень. — Песня заканчивается, и Джексон берет меня за руку, уводя с танцпола. — Даже если и выглядит так, будто хочет меня убить. Возможно, Кара была права.
— Права в чем?
— Что он в тебя влюблен. Она сказала это в канун Нового года.
Я спотыкаюсь о собственные ноги, и большая рука ложится мне на поясницу, подхватывая меня. Гаррет поддерживает меня, затем ведет в нашу VIP-кабинку, проскальзывая за мной.
Джексон выгибает бровь, переводя взгляд с меня на него.
— С тобой что-то серьезно не так, если ты веришь всему, что говорит эта женщина, — наконец произносит Гаррет. Он кивает в сторону женщины, о которой идет речь, которая, оказывается, сидит на коленях у своего мужа, запустив руки в его волосы, засунув язык ему в рот. — Давай, Райли.
Джексон усмехается, качая головой, и садится напротив нас
— Черт возьми, да, ты прав. Каре нельзя доверять.
Кара, не оборачиваясь, показывает им средний палец.
Картер, Адам и Оливия присоединяются к нам мгновение спустя, Картер с подносом различных напитков и меню блюд — его приоритеты — и Адам, наполовину поддерживающий быстро сдающую позиции Оливию. Похоже, что она одновременно переживает из-за съеденного сахара и сожалеет о своем решении надеть каблуки.
Час спустя я так и не сдвинулась с места, и это лучшее время в моей жизни. Возможно, отчасти это связано с чудовищным количеством сексуальной неудовлетворенности, исходящей от мужчины рядом со мной, когда он читает каждое сообщение, которое я отправляю ему, не имея возможности отреагировать внешне.
Я: Мне сегодня прокатиться на Индиане Боунс или на твоем лице?
Я: Боже, не могу перестать думать о твоем языке на моей киске. Люблю, когда я — твой ужин.
Я: Может, мы попробуем эту маленькую стеклянную пробку сегодня вечером, когда я буду сосать твой член.
Я: Если бы ты прямо сейчас просунул руку мне между ног, ты бы узнал, какая я влажная.
Гаррет с такой силой сжимает свой стакан в кулаке, что я боюсь, как бы он не разбил его. Он ставит его на стол и яростно набирает ответ.
Медвежонок: Насколько ты мокрая, солнышко? Не упускай никаких деталей, и я буду с тобой помягче сегодня вечером.
Я: Что, если я не хочу, чтобы ты был со мной мягче, здоровяк?
Медвежонок: Насколько. Ты. Мокрая?
Я: Настолько, что ты мог бы проскользнуть внутрь.
Гаррет вскакивает на ноги, случайно выталкивая Адама из кабинки.
— В туалет! — кричит он. — Мне пора. Пописать. Пока. Увидимся.
Я сдерживаю смех, когда он убегает, а остальные ребята следуют за ним, чтобы взять еще выпивки. Прошло не более тридцати секунд, как к нам подошел высокий худощавый мужчина с темными кудрями, его темно-карие глаза дружелюбно устремлены на меня. Нервы натягивают кожу, и я закидываю одну ногу на другую, занимаясь своим напитком.
— Привет всем, — говорит он, останавливаясь у края кабинки. — Я…
— О Боже! — Оливия оживает, хлопая в ладоши. — Ты Алехандро Перес! — Она визжит, кулаки трясутся у нее под подбородком. — Дженни, он…
— Полузащитник «Ванкувер Уайткэпс», — заканчивает Алехандро, смеясь.
— Мне очень жаль. Я слегка фанатка. В детстве я играла в футбол и…
— Футбол? — Кара потягивает свой напиток. — Слава Богу. Ты сказала «полузащитник», и я подумала, что раньше не слышала об этой позиции в хоккее. Кто из наших парней играет в него?
Алехандро все еще улыбается. У него отличная улыбка, широкая и зубастая, но не такая тупая и однобокая, как у Гаррета. Он протягивает мне руку, и я подставляю свою просто потому, что не знаю, что еще можно сделать.
— А кто ты?
— Дженни, — тихо отвечаю я, встречая любопытный взгляд Гаррета, когда он подходит.
— Извини. — Он встает между мной и Алехандро, садясь рядом со мной, очень близко.
— О. — Алехандро оценивает близость наших тел. — Вы двое…?
Я смотрю на Гаррета. Он смотрит на меня. На вопрос отвечает Кара.
— Нет, наша Дженни одинока, как Принглс. Не так ли, Медвежонок Гаррет?
Взгляд Гаррета задерживается на мне, прежде чем он опускает его, потягивая воду, и я не знаю почему, но когда он бормочет:
— Верно, — мой желудок скручивает от разочарования.
— Круто. — Алехандро протягивает руку. — Привет, ты Гаррет Андерсен, верно? Правый вингер «Вайперс»? Я большой фанат.
Гаррет пожимает ему руку, одаривая его улыбкой, которая мне кажется немного натянутой.
— Возвращаюсь к тебе. У нас с ребятами уже есть билеты на домашнюю игру открытия сезона.
— Отлично. После нам нужно выпить. — Прежде чем Гаррет успевает ответить, Алехандро снова обращает свое внимание на меня. Я ерзаю на своем стуле, не желая этого, не привыкшая к этому. — И я надеялся угостить тебя выпивкой прямо сейчас, Дженни.
— О… — Неприятный жар покалывает мою шею. — Я не пью.
— Вода сойдет просто отлично.
— Да, Дженни, — подхватывает Кара. — Вода сойдет просто отлично.
Я бросаю на нее предупредительный взгляд, и она поджимает губы. Оливия наблюдает за мной с непонятным выражением лица, переводя взгляд на Гаррета, который словно окаменел рядом со мной. Я не хочу, чтобы он был камнем рядом со мной; мне нравится, когда он теплый, как солнечный свет.
Я прочищаю горло, беру себя в руки и улыбаюсь Алехандро.
— Спасибо за предложение, но меня это не интересует.
— Не интересует вообще или не интересую я?
Мои глаза обшаривают бар в поисках того, что можно сказать, чтобы поскорее покончить с этим. Я замечаю, как мальчики возвращаются с напитками, мой брат идет впереди с чем-то, что выглядит как чрезвычайно роскошная порция голубой и розовой сахарной ваты на бокале шампанского, и я могу предположить, что это единственная причина, по которой он это заказал.
— По правде говоря, я на самом деле не стремлюсь расширять свой круг знакомых профессиональных спортсменов. У меня уже есть один сверхзащитник, мой старший брат.
— Олли, смотри! К этому напитку прилагалась сахарная вата! — Картер сует упомянутую сахарную вату ей в лицо, затем отрывает кусочек и съедает его. Его глаза расширяются, когда он видит Алехандро. — О, привет! Перес!
Алехандро переводит взгляд с Картера на меня.
— Господи, вы двое почти одинаковые. Как я это упустил?
Картер усмехается.
— Да, поразительно привлекательная внешность досталась Дженни от меня.
Возможно, я и не хочу внимания Алехандро, но когда он пододвигает стул и садится рядом с Картером, и все быстро становятся друзьями, меня охватывает странное чувство разочарования, смешанное с дежавю.
Я привлекла его внимание, а теперь его захватил Картер, и именно так складывается жизнь, когда твой брат — капитан команды НХЛ.
Поднося бокал к губам, я делаю глоток, пальцами свободной руки играя с мокрой салфеткой на коленях. Большая рука накрывает мою, вытаскивает салфетку и кладет ее на стол. Секунду спустя Гаррет осторожно обхватывает мой мизинец своим, и я успокаиваюсь.
Ведь я получаю то самое внимание, которого хочу.
Сорок пять минут, несколько непристойных сообщений, один танец с Адамом, два с Карой и безалкогольный коктейль из сахарной ваты спустя, я прячусь в уборной. Становится невозможно не смотреть на Гаррета, и его мизинца вокруг моего уже недостаточно. Мне жарко и голодно, я умираю от желания уйти домой, где мы наконец сможем как следует поприветствовать друг друга.
Я промокаю шею прохладной влажной тканью и вздыхаю, прежде чем выйти в темный коридор.
Сильные пальцы обхватывают мое запястье и тянут в потайную нишу. Мой пульс бешено колотится, огненный жар разливается внизу живота, моя спина прижимается к твердой, широкой груди. Теплая рука опускается под подол моей рубашки, проскальзывая по моему торсу. Мягкие губы касаются моего обнаженного плеча.
— Ты вся в мурашках, — шепчет Гаррет.
— Потому что ты напугал меня до чертиков, придурок. — Слова переходят в стон, когда его рот приоткрывается на моей шее. Его имя со всхлипом срывается с моих губ, и он прикрывает его рукой.
— Тихо, солнышко. Еще немного шума, и я не смогу получить то, за чем пришел сюда, а я должен тебе признаться, что не могу ждать ни минуты. — Он хватает мою челюсть, поворачивает лицо к своему, демонстрируя голод и тьму, что блестит в его глазах.
А потом его рот захватывает мой.
Так, как мне хочется: изголодавшись, по-собственнически, влажно, горячо. Боже, это так горячо. А еще в поцелуе чувствуется… тоска. Страстное желание. Искренний интерес.
Он скучал по мне. Может, даже так же сильно, как я скучала по нему.
Словно в доказательство моей точки зрения, он отстраняется, прижимаясь своим лбом к моему с нежным вздохом.
— Я скучаю по тебе. — Настоящее время, не прошедшее.
Я переплетаю наши пальцы вместе.
— Я прямо здесь.
— Я знаю, но я был занят хоккеем, а ты танцами и вонючим Саймоном. Я просто раздражен, потому что чувствую, что я на тайм-ауте.
— Ну, тогда, должно быть, ты был плохим мальчиком.
— Таким плохим, — бормочет он, снова завладевая моими губами с низким рычанием. Он прижимает меня к стене и бросает взгляд через плечо, прежде чем его пальцы слегка обхватывают мою шею. — Я собираюсь отвезти тебя домой и трахнуть твою насквозь мокрую киску с помощью Индианы Боунс. Потом я вылижу тебя дочиста и заставлю кончить снова, на этот раз на моем языке.
О Иисусе.
— Это понятно?
Я сглатываю, кивая, и глубокая ноющая боль поселяется у меня между ног, когда Гаррет проводит носом по моей шее, и обратно к уху.
— Говори словами, солнышко. Я знаю, что тебе есть, что сказать.
Мой язык скользит по губам, отчаянно желая снова попробовать его на вкус.
— Да.
— Хорошая девочка. — Он прижимается ко мне, позволяя почувствовать тяжесть его собственной потребности. — А теперь давай вернемся к столу, и ты сможешь притвориться, что все еще ненавидишь меня.
— Тебе нравится, когда я притворяюсь, что ненавижу тебя.
— Да. — Он быстро целует меня в щеку, затем засовывает руку в штаны, чтобы поправить свой восхитительный бугорок, шипя. — Меня заводит, когда ты дерзишь мне.
Я хихикаю, но это длится недолго.
На самом деле, все быстро угасает, когда мои глаза встречаются с широко раскрытыми карими глазами, что наблюдают за нами.
Джексон стоит перед нами, переводя взгляд с Гаррета на меня, челюсть все сильнее отвисает. Внезапно он улыбается, но это одна из тех испуганных, неловких улыбок, сплошь блестящие, стиснутые зубы.
— Э-э… — Он прочищает горло и ударяет кулаком по другой руке. — Итак, э-э, я слышал, что…
— О нет. — Я прикрываю дрожащий рот руками. — Нет. — Слезы наполняют мои глаза, готовые пролиться. — Картер убьет меня.
— О… О, черт. Нет. — Джексон беспорядочно машет руками. — Черт, нет, пожалуйста, не плачь. Я не буду— я не скажу ему. Я обещаю. Пожалуйста, не плачь. — Он смотрит на Гаррета в поисках поддержки, прежде чем сжать мои плечи. — Эй, все в порядке. Я сохраню твой секрет, Дженни, правда. И, э-э… — Его взгляд падает на промежность Гаррета. — Я не буду всем рассказывать, что ты назвал свое барахло в честь Индианы Джонса. Такого я еще не слышал. Это… что-то новенькое.
Я шмыгаю носом, вытирая глаза.
— Спасибо, Джексон. Ты хороший друг.
Мы смотрим, как он уходит, и когда он исчезает, Гаррет поднимает ладонь.
— Отлично сыграно со слезами.
Я даю ему ответное «пять».
— Срабатывает каждый раз.