Я ОТКАЗЫВАЮСЬ
— Думаю, это фантастическая идея.
— А я нет. — В моей голове ответ скорее похож на «Ты, как всегда, бредишь, говноед».
Михаил хмурится.
— А почему бы и нет? Саймон только что сказал, что согласен.
Саймон всегда согласен, это часть проблемы.
Согласиться на то, чтобы мы изображали влюбленную пару для того, чтобы выступление было «действительно продающимся»? Я предпочту погрузиться в аквариум с акулами во время месячных.
— Мне это не нравится, — честно признаюсь я своему тренеру по танцам. — Я не люблю врать.
— Это называется актерской игрой, Дженнифер.
Он приобнимает одной рукой меня, другой Саймона, и ведет нас вперед. Я понятия не имею, куда мы идем, и, если уж на то пошло, Михаил тоже. Он обожает драматические разговоры, которые обычно означают много бесцельных блужданий, уставившись в никуда, но при этом мы притворяемся, что видим его воображение, и выговариваем все по слогам.
— Для рождественского шоу уже слишком поздно. Дженни, тебе нужно немного поработать над своей актерской игрой. Мне нужно почувствовать как сильно ты любишь Саймона. Но мы можем успеть на концерт в честь дня Святого Валентина, а это самое главное.
Он останавливается и оборачивается, рисуя руками дугу в воздухе.
— Только представьте: вы двое ослепляете собой сцену в День Святого Валентина. В день, предназначенный для любви. Вы разыгрываете самое великолепное представление, которое когда-либо видела эта школа, и завершаете его поцелуем. — Он сцепляет руки под подбородком. — Но не просто поцелуем. А таким, где ты, Саймон, сбиваешь себя, Дженни, с ног, встаешь обратно и воссоздаешь сцену как в фильме. И толпа сходит с ума. — Еще один поворот. — Вы превратите самых больших агностиков в верующих. Все влюбятся в мои бриллианты, и все захотят влюбиться в реальном мире. И что самое приятное? Продажи билетов на наш концерт в конце года в апреле стремительно вырастут, потому что все захотят увидеть, как счастливая пара блистает на сцене.
Саймон ухмыляется.
— Честно, Мик, мне нравится. Лучшая твоя идея на данный момент.
Это худшая идея, которую я когда-либо слышала за всю свою жизнь. У этого парня есть диплом преподавателя? Кто-нибудь, отберите его.
— Я не думаю…
— У нас с Дженни отличная химия. Мы справимся. — Саймон приобнимает меня, широко улыбаясь. Я не стоматолог, но я бы с удовольствием выбила один или два из этих зубов. Однажды они могут пригодиться для идентификации его тела, если до этого все же дойдет.
Михаил убегает, бормоча что-то о магии, любви и химии. Он вальсирует прямо в дверях, хихикая, и я понимаю, что он бредит также, как Саймон.
Я убираю руку Саймона со своего плеча.
— Я ни на что не соглашалась, и совершенно уверена, что не поцелую тебя.
— До этого еще долго, — говорит Саймон, следуя за мной. — У тебя будет немного времени, чтобы все обдумать.
— Я обдумала. Я отказываюсь.
Саймон вздыхает, плюхается на скамейку, когда я натягиваю спортивные штаны поверх шорт.
— Дженни, ты не можешь злиться на меня. Пожалуйста. Я не могу этого вынести. Ты мой друг.
— Не особо было на то похоже, когда ты пытался засунуть мне в глотку свой язык.
— Я ошибся. Я всегда хотел попробовать с тобой что-то большее, и мне нужно было воспользоваться моментом, пока он был. Мы были одни, танцевали, и я не… — Он приподнимает плечо, одаривая меня этими глазами. — Это было слегка романтично. Но я понял: с твоей стороны никаких чувств. Четко и ясно. Больше этого не повторится. — Саймон складывает руки под подбородком, надувая губы. — Пожалуйста, прости меня. Я не хочу терять нашу дружбу, и мне невыносима мысль о замене тебя на другого партнера по танцам.
Я закатываю глаза и направляюсь к двери.
— Очевидно. Ведь я великолепна.
Саймон бежит за мной.
— Итак… второй шанс? Пожалуйста?
Со вздохом я останавливаюсь, скрещиваю руки на груди и наблюдаю за ним. Он не самый искренний парень, но печальная истина в том, что он мой единственный друг здесь, единственный человек, кроме моих учителей, который постоянно сидел со мной и пил кофе, обсуждал не только вероятность того, что мой брат выведет свою команду на Кубок Стэнли.
Боже, я надеюсь, что не пожалею об этом.
— Я не даю третьего шанса, Саймон.
— Да! — Он бьет кулаком по воздуху, прежде чем заключить меня в объятия. — Я не подведу тебя, обещаю! — Он ведет меня по коридору. — Хочешь кофе?
— Мой будет на вынос. Картер заедет за мной по пути домой из аэропорта.
— Не могу поверить, что он не против, что ты встречаешься с одним из его товарищей по команде.
Я делаю неуверенный шаг.
— Что?
— Гаррет Андерсен?
— Я не… — я быстро мотаю головой. — Нет, я не встречаюсь с Гарретом.
— Серьезно? Потому что он сказал мне, что перемелет мои яйца в блендере, если я снова причиню тебе боль.
Я поджимаю губы, проглатывая фырканье. Ладно, возможно, я и доставила Гаррету немало хлопот из-за сближения с Саймоном — сильная, независимая женщина и все такое, — но я должна отдать ему должное, это хорошая идея. Идея, достойная минета. Не то чтобы мне нужен предлог, чтобы отсосать ему. Но забавно делать вид, что ему нужно это заслужить.
— Мы живем в одном здании, — объясняю я. — Он заехал за мной по дороге домой. Мы просто друзья, и он защищает меня лишь из-за Картера.
Саймон с подозрением смотрит на меня, но вместо того, чтобы пытаться убедить его, я меняю тему, и он обнимает меня еще раз, когда видит длинную очередь у кофейного киоска.
Я отправляю сообщение Гаррету, пока жду свой капучино.
Я: Яйца в блендер? Серьезно?
Медвежонок: Ты удивишься, но «Витамикс» может превратить в суп что угодно.
Я: Ты забавный.
Медвежонок: Просто приготовился приготовить немного супа из орешков, если понадобится.
Медвежонок: Я почти дома. Хочешь потрахаемся?
Медвежонок: **Встретимся.
Я смеюсь, смотря в телефон. Мужчины.
Я: Буду ужинать у Картера, извини.
Медвежонок: * грустный смайлик * но я хочу поцеловать тебя.
Ладно, это довольно мило.
Медвежонок: Ой, автозамена. ** Поцеловать твою киску
Вот оно.
— Дженни? — зовет бариста, поднимая мой напиток. Его серые глаза скользят по мне, и мои щеки краснеют, когда я забираю стакан, а наши пальцы соприкасаются. Он высокий и худощавый, с растрепанными кудрявыми волосами, на руках татуировки.
— Привет. — Он поворачивает голову в сторону витрины с выпечкой. — Напиток холодный. Как насчет теплого печенья с имбирной патокой с собой? — Он подмигивает. — За мой счет.
Я хлопаю ресницами.
— Ты пытаешься угостить меня печеньем?
Его локти упираются в столешницу, когда он наклоняется ближе.
— Ты не похожа на девушку, которую можно купить. — Он кладет печенье в бумажный пакет и протягивает его мне. Когда я протягиваю руку за печеньем, он притягивает его ближе к себе. — Но вот что я скажу. Как насчет того, чтобы в обмен на печенье ты позволила мне угостить тебя ужином?
Бабочки порхают у меня в животе. Я никогда не была на настоящем свидании. Идея столь же захватывающая, сколь и пугающая. Мне нравится, как идут дела с Гарретом, но что, если бы у меня могло быть все это? Что, если бы я могла получать удовольствие, веселье, дружбу и любовь, и все это в одном человеке?
— Так ты хочешь угостить меня печеньем и ужином? — Я забираю угощение у него из рук. — Возможно, я смогу тебя втиснуть в свое расписание.
Его глаза закрываются, улыбка становится шире, на подбородке появляется ямочка.
— Я люблю втискиваться. Завтра?
В животе словно что-то переворачивается. Я заправляю выбившуюся прядь волос за ухо.
— Давай.
— Отлично. Мне заехать за тобой к твоему брату?
Мое сердце замирает.
— Что?
— Ты сестра Картера Беккета, верно? Ты живешь с ним? Я бы с удовольствием с ним познакомился. Я могу заехать за тобой к нему домой, и ты нас познакомишь. Нам даже не нужно готовить ужин. Завтра вечером мои друзья устраивают вечеринку. — Он хватает конец моей косы, наматывая ее на палец. — Они большие поклонники вашей работы.
В горле пересыхает, а пульс учащается.
— Моих танцев?
Бариста, на его бейджике написано Нейт, ухмыляется.
— Конечно. Назовем это так.
Огненно-горячая кровь приливает к моему лицу, стучит в ушах. Я сжимаю печенье в руке, к горлу подступает желчь. Болтовня в кафетерии становится неразборчивой и приглушенной, будто я под водой. Недолго думая, я бросаю печенье Нейту в грудь, мой напиток — в мусорное ведро и выбегаю оттуда.
Мне еще чертовски повезло, что Крисси и Э в квадрате услышали это все.
— Фу. — Крисси морщится. — На это было больно смотреть. Должно быть, тяжело быть второй Беккет. — Она гладит меня по плечу, будто заботится обо мне. — Ты в порядке?
— Да, — лгу я.
— Должно быть, очень тяжело, когда тебя отвергают.
Прижимая пальцы ко лбу, я закрываю глаза, пытаясь избавиться от надвигающейся головной боли. Я не в настроении выслушивать бредни Крисси. Я балансирую на гребаном краю, не уверена, чего мне хочется — плакать, визжать или вырвать. Честно говоря, единственное, что меня привлекает — позволить Гаррету заставить меня забыть обо всем этом, напомнить мне, почему так — без обязательств, без чувств, просто наслаждаться — лучше.
— Мы скучали по тебе в прошлые выходные, — продолжает Крисси. — Покупки, ужин, напитки, танцы…Было странно, что там были все танцовщицы, кроме тебя.
— Ты меня не приглашала.
— Разве? Черт, я, должно быть, забыла.
Я поворачиваюсь к двери, игнорируя пронзающую меня боль. Возможно, в этом нет смысла, но мне все равно больно, хотя понимание происходящего было со мной всегда.
Чем старше я становлюсь, тем более заметным становится мой статус одиночки. Но дело в том, что я не хочу быть одна. Может, именно поэтому становится все труднее балансировать между тем, что «я ненавижу их и не хотела бы умереть, растратив свою жизнь на таких людей», и «тем, что я бы хотела, чтобы они пригласили меня».
— Может, в следующий раз, — говорит Крисси.
Моя улыбка слабая, и я ненавижу это. Я ненавижу эту часть себя, свою неспособность заводить настоящие и значимые дружеские отношения; свое стремление вписаться, даже когда на самом деле не хочу этого. Я хочу быть собой и я бы все отдала за то, чтобы нравиться людям такой, какая я есть. Более того, я все еще верю, что понравлюсь им.
Я устала от сомнений, от того, что прячу части себя подальше в надежде, что кто-нибудь может принять меня. Сколько бы я ни пряталась, страх распространяется, как сорняки. Я запутанная паутина неуверенности в себе, и я не узнаю себя.
И все же, когда подъезжает Картер, напряжение в моих плечах немедленно спадает.
Крисси словно мурчит, следуя за мной, будто собирается залезть в машину вместе со мной.
— Это твой брат?
— Нет, — прямо отвечаю я, усаживаясь на переднее сиденье, едва не задев лицо Картера, когда агрессивно бросаю свою сумку на заднее сиденье. — Это моя бабушка. — Я захлопываю дверь и сажусь на свое место. — Да, Крисси, тупоголовая ты пустышка. Это мой брат.
Картер улыбается.
— Ах, моя милая, очаровательная сестра. Как я скучал по тебе.
— Картер! Почему мое печенье на холодильнике?
Я ставлю локти на столешницу, наблюдая за моей крошечной беременной невесткой, которая превращается в Женщину-паука и пытается взобраться на холодильник.
— Чертов сукин… сын, — ворчит она, хлопая по очень высокому для нее холодильнику.
Картер вальсирующим шагом входит на кухню.
— Ты попросила меня положить их туда, куда не сможешь дотянуться. Ты сказала, что слишком много их ешь.
— Я беременна, — рычит Оливия. — И это ты сделал меня такой! И еще кое-что! — Она сердито тычет пальцем ему в грудь. — Мне разрешено есть слишком много печенья!
Картер наклоняется ко мне, прикрывая рот рукой.
— В последнее время она была особенно агрессивной и эмоциональной.
Я закатываю глаза.
— Я возьму…
Он кладет руку мне на грудь, останавливая меня.
— Мне нравится давать ей злиться пару минут. Это утомляет ее, как перевозбужденного котенка.
Боже, надеюсь, что я буду здесь в тот день, когда Оливия, наконец, даст волю эмоциям.
Именно здесь мне и нужно быть, наблюдать за тем, как мама орет на Картера за то, что он прячет печенье своей жены, затем они с Оливией дерутся из-за упомянутого печенья, а Хэнк тайком стаскивает целую пригоршню. Весь остаточный гнев того дня проходит, сменяясь на мягкое, теплое чувство в груди, которое приходит только рядом с семьей.
Полчаса спустя, когда Картер, Хэнк и Оливия счастливо улыбаются, сидя за обеденным столом с упаковками печенья Орео рядом с тарелками лазаньи, тепло все еще сохраняется.
Хэнк разламывает печенье.
— Как учеба, Дженни?
— Хорошо. Великолепно. — Я вздыхаю, когда все прекращают есть. — Жду, когда она закончится, — признаю я.
Картер указывает на меня вилкой.
— Стив тянет тебя вниз. Тебе следует бросить его.
Причина первая, почему я не собираюсь говорить ему, что Михаил хочет, чтобы мы с Саймоном притворялись парой. Однако я, наконец, открываю рот и рассказываю своей семье секрет, который так долго хранила.
— После окончания учебы открывается вакансия в Национальном балете в Торонто. И, э-э… — Я складываю салфетку, разворачиваю ее, затем снова складываю. — Лия порекомендовала меня на эту работу.
— Дженни, — бормочет Оливия. — Это невероятно.
Хэнк находит мою руку, сжимает ее и громко целует.
— Молодец, малышка.
Картер вскакивает со своего места, заключая меня в объятия, которые близки к удушающим. Он отстраняется только тогда, когда кто-то начинает причитать, захлебываясь рыданиями.
Это моя мама.
— Ой, мам. — Я подхожу к ней, обнимаю сзади. — В чем дело?
— Я в порядке, — плачет она. — Совершенно в порядке! — Еще один всхлип. — Просто я в равной степени так рада за тебя, как и расстроена за себя. — Она зарывается лицом в мою шею. — Я не хочу терять своего лучшего друга, но я хочу, чтобы у тебя было все, чего ты хочешь и заслуживаешь, и я не знаю, как выразить все это, поэтому слезы вырываются наружу!
Тяжелая боль пронзает меня, когда она прижимается ко мне.
— Ты никогда не потеряешь меня, мама. Я не думаю, что поеду.
— Ты должна, — вмешивается Картер, поднимая руки вверх. — Это твоя мечта!
Так ли это? Как я могу стремиться к чему-то, не будучи на 100 процентов уверенной, что это то будущее, которого я хочу?
Воздух пронзает еще один сдавленный всхлип, и по щекам Оливии текут слезы.
— Нееет. — Я вытираю лицо. — И ты туда же!
— Я просто очень рада за тебя, но я также очень хочу, чтобы ты осталась, потому что ты будешь лучшей тетушкой на свете, и ты одна из моих лучших подруг, и твоей маме грустно, и это огорчает меня, а моя мама на другом конце страны, и я так сильно скучаю по ней, так что я тоже не хочу скучать по тебе, но ты должна следовать своим мечтам, и еще я просто… — она хватает ртом воздух, хлопая себя по лицу, — …сейчас очень, очень эмоциональная!
Картер встречается со мной взглядом, когда мама и Оливия, рыдая, прижимаются друг к другу.
«Помоги мне» говорит он одними губами.
— Ох, ладно. Люблю вас обоих, — говорю я маме и Оливии, целуя их в макушки, когда Картер вскакивает на ноги. — Я обещаю, что вы никогда меня не потеряете. Картер сейчас отвезет меня домой.
— Ты собираешься оставить меня здесь с этими двумя? — Хэнк недоверчиво кричит нам вслед.
— Ты был создан для этого, — кричит Картер через плечо, ведя меня по коридору. — Отличная мысль, — бормочет он, подавая мне пальто. — Думаю, что мама, возможно, вступает в эту фазу.
— Картер! — Я хлопаю его по плечу.
— Что? — спрашивает он, заводя меня в гараж. — О, и у тебя месячные?
Я недоверчиво мотаю головой.
— Как, черт возьми, Оливия тебя еще не убила?
Он странно горделиво улыбается, когда проводит ладонью по своему торсу.
— Она пытается каждую неделю.
Я закатываю глаза и поворачиваюсь к машинам. Старая потрепанная «Королла» Оливии стоит в углу, ей не пользуются уже месяцами. Я видела, как она здесь гладит ее, будто ей невыносимо расстаться с ней.
— На какой машине мы поедем?
— На любой, какой захочешь. — Картер постукивает по капоту своего BMW. — Можешь взять «Бумера». — Он берет связку ключей и крутит ими вокруг указательного пальца. — Или «Бенц».
Я морщусь. Я слишком устала для игр, мои тяжелые эмоции снова подкрадываются, а дома ждет сексуальный хоккеист, которому не терпится уткнуться лицом между моих бедер.
— О чем ты?
Он гладит капот своего графитового Mercedes Benz.
— Я думаю, ты хочешь эту хорошенькую леди.
Я складываю руки на груди.
— Картер.
— Нам не нужны все эти машины, Дженни.
— Тогда зачем ты их купил?
— Потому что я выпендрежник, — бормочет он, ведя меня к водительскому сиденью.
— Картер! Это смешно! — Я хватаюсь за дверной косяк, когда он пытается затолкать меня внутрь. — Ты не можешь подарить мне машину! Ты уже подарил мне квартиру!
— У тебя нет своей машины.
— У меня будет одна! — Может быть, летом, когда, надеюсь, найду работу.
— Давай, Дженни. Хотя бы на зиму.
— Я не люблю водить зимой! Дороги скользкие и… и… и случаются аварии! — У меня болит грудь, и я даже не знаю почему.
Взгляд Картера смягчается.
— У нее полный привод и зимняя резина. Позволь мне немного облегчить тебе жизнь. Ты аккуратный водитель.
— О, здорово. Теперь ты меня сглазил.
Картер обнимает меня за талию, поднимает с пола и усаживает на сиденье. Он застегивает ремень безопасности и вкладывает ключи мне в руку, обхватывая их моими пальцами.
— Просто дай ей неделю, хорошо? Если ты так сильно ненавидишь водить, я заберу машину обратно.
Мои руки неохотно скользят по кожаному рулевому колесу. Эта машина симпатичная, в этом нет сомнений.
— Я бы выглядела довольно круто, подъезжая в ней к продуктовому магазину, а?
— Очень круто.
Я вздыхаю.
— Хорошо. Я попробую.
Картер показывает мне все и не открывает гараж, пока я не пообещаю написать ему, когда благополучно доберусь домой.
— О, подожди. — Я опускаю окно. — Я забыла упомянуть об этом пару недель назад, но твоя жена хочет, чтобы ты трахнул ее как следует.
Картер пристально смотрит на меня.
— Что?
— Ты не можешь тыкнуть своему ребенку в глаз, Картер.
Он смотрит на свою промежность.
— Ты уверена? У меня довольно б…
— Остановись. — Я поднимаю руку. — Пожалуйста, остановись. Боже, что за жизнь я веду? — Я вздыхаю. — Хорошо. Спасибо за машину. Надеюсь, я позабочусь о ней. Ты позаботься о своей жене. Пока. Я поехала. До свидания.
Ладно, эта машина довольно крутая. У нее потрясающая стереосистема, и я могу отправлять текстовые сообщения своим голосом, и каким-то образом машина отправляет их. Вот так я и накричала на Гаррета через песню «Дорогой Джон».
— Можешь встретиться со мной в гараже? Это важно!
— Медвежонок ответил: ‘Это ты порезала мне колеса? Я могу тебя отшлепать, если это сделала ты’. Хотите ответить?
— Да, — говорю я Веронике, так я назвала свою новую машину. — Заметка для себя: найти что-нибудь, чем можно проколоть шины.
Вот, по сути, так Гаррет и находит меня распростертой на капоте Вероники, когда двери лифта открываются. Он выходит оттуда во всей красе: с растрепанными волосами, в спортивных штанах и облегающей футболке.
— Что это, черт возьми, такое? — спрашивает он, смеясь. Его взгляд скользит по мне, затем по парковке, прежде чем он просовывает руку под мое пальто и обхватывает ладонью изгиб моей талии. — Привет. — Его мягкие губы касаются моих. — Твой брат не по своей воле позволил тебе взять его «Бенц».
Я втягиваю свои ямочки до упора.
— По своей.
— Черт возьми, он любит тебя намного больше, чем я думал. Это была плохая идея. Нам нужно расстаться. Больше никакой дружбы с привилегиями.
— Пожалуйста. Ты не сможешь вышвырнуть меня из своей постели, даже если попытаешься. — Подмигнув, я снимаю капюшон и тянусь к поясу его спортивных штанов. — Я чертовски хорошо сосу твой член.
Его яркие глаза сверкают, когда он прижимает меня к машине своим телом. Единственное, что в этом есть нежного, — это то, как его губы скользят по краю моей челюсти, пока не находят ухо.
— Продолжай говорить, солнышко. Я запихну тебя на заднее сиденье и заставлю высосать меня досуха.
— Идеально. — Я просовываю руку ему под брюки, поглаживая его толстую длину. — Я закончу через две минуты.
Тридцать секунд спустя мы играем в пинбол вокруг лифта, повсюду руки и рты.
— Ой. — Гаррет сжимает мои запястья по обе стороны от головы. — Ты вырвала у меня волосы.
— Ты укусил меня.
— Тебе это нравится, — рычит он, приоткрывая рот на моей шее.
Мои пальцы зарываются в его волосы.
— Тебе тоже.
— Это просто невероятно, — шепчет голос, и моя кровь застывает. — Вы так увлечены друг другом, что даже не осознаете, что лифт остановился, а я стою прямо здесь.