Поиграй со мной

ГЛАВА 17

НЕУЖЕЛИ ДЕВЧОНКИ НАСТОЛЬКО РАЗДРАЖИТЕЛЬНЫ ВО ВРЕМЯ МЕСЯЧНЫХ?

Дженни меня раздражает.

С тех пор, как мы виделись, прошло три дня, и она пресекает все мои попытки выйти на контакт. Она проигнорировала все мои звонки по FaceTime, вчера не пришла в компании девочек на нашу домашнюю игру, но прислала мне несколько непристойных сообщений, пока была на занятиях. Я в замешательстве. Ненавижу это состояние.

Кроме того, завтра я уезжаю на трехдневный выезд, а потом улечу домой на восточное побережье, на каникулы. Я был бы не против увидеться с ней перед отъездом.

Я набираю короткое сообщение и стучу в дверь Адама.

Я: Может хватит уже дуться?

Солнышко: Не хватит.

Я: Давай потрахаемся сегодня вечером.

Я: Упс, опять этот т9. ** зависнем

Солнышко: Нет, спасибо.

Дверь открывается, и мне на грудь запрыгивает Медведь, он засовывет мне в рот язык, как только я открываю его.

— Прости. — Как ни странно, в голосе Адама нет ни капли извинений. — Ты же знаешь, ему нравится целоваться.

— Я предпочитаю целоваться с женщинами, Медведь, но сойдешь и ты. — Я несу его в дом и усаживаю перед собой, мое лицо становится влажным от его прикосновений. Адам выглядит усталым, так что держу пари, я уже знаю ответ на вопрос, который собираюсь задать. — Как прошло твое свидание прошлой ночью? Кем она была, номер шесть?

— Восемь. — Он вздыхает, дергая себя за волосы, что наводит меня на мысль, что это было так же ужасно, как и предыдущие семь.

— Что на этот раз? — Я иду за ним на кухню, где он протягивает мне тарелку с бутербродами из поджаренного ржаного хлеба, салями, прошутто и так далее, и именно по этой причине у него не складываются отношения. Он слишком хорош для этого мира. Никто не заслуживает сэндвичей Адама. Кроме меня, очевидно.

— Недвижимость для отдыха. Она хотела знать, есть ли у меня что-нибудь.

Я не знаю, смеяться мне или плакать, и Адам похоже тоже. На свете полно девушек, для которых деньги и слава ничего не значат — мы нашли уже троих из них, — так почему же такому парню, как Адам, так трудно найти хоть одну?

— Мне нужно познакомиться с кем-нибудь, кто никогда не смотрел хоккей, — ворчит он. — Ничего не знает об этом виде спорта и понятия не имеет, кто я такой. Может, тогда узнаю, нравлюсь ли я им таким, какой есть.

Версия Адама, готовая покончить с попытками завести отношения, печальна. Это не тот Адам, которого я знаю. Я хочу, чтобы он нашел то хорошее, что ищет. Я знаю, что она где-то там есть.

— Прости, приятель. Дай этому еще немного времени. Держу пари, она появится тогда, когда ты меньше всего будешь этого ожидать.

— Надеюсь на это. — Он проверяет свои Apple Watch. — Джексон должен быть здесь с минуты на минуту, тогда мы можем отправляться.

— Джексон? Что? Нет. Он придет? Гонишь. Этот парень?

Раздается дверной звонок, и Адам посмеивается.

— Он хороший парень.

— Он раздражает, — возражаю я, следуя за ним по коридору и запихивая в рот остаток сэндвича. Я не делюсь.

— Картер тоже, но с ним ты дружишь. — Он переводит на меня взгляд, который говорит мне вести себя прилично. — Думаю, тебе понравится Джексон, если ты дашь ему шанс. Давай. Он отказался от своей прежней жизни и переехал в новую страну. У него здесь никого нет.

— Ладно, но он сидит сзади.

Адам открывает дверь, и с крыльца нам улыбается Джексон.

— Чур, я спереди! — кричит он, и быстро бросается к грузовику Адама. Я его ненавижу.

— Тебе обязательно было брать самую большую? — Адам ворчит, когда мы запихиваем мою рождественскую елку в кузов его пикапа.

— Самая большая у меня, — утверждает Джексон.

Я подталкиваю его через сосновые иголки.

— Ой, да конечно.

— Самое большое дерево под стать самому большому члену.

— Ты самый большой мудак, это уж точно.

Адам вздыхает.

— Мне следовало пойти с парами. Тогда бы я не чувствовал себя сейчас отцом-одиночкой, и у моя рождественская елка появилась бы две недели назад.

— Да, и ты бы пропустил все самое интересное, — говорю я, затем хлопаю Джексона по руке, давая пять.

Ладно, сегодня он был не самым худшим, но и не самым лучшим компаньоном. Терпимым. Пара забавных шуток тут и там. Он нормальный. Кроме того, я знаю, каково это — приходить в новую команду одному и надеяться, что кто-нибудь примет тебя в коллектив.

Тем не менее, к тому времени, как мы заканчиваем обед, Джексон уже не кажется таким одиноким. Ему удалось раздобыть номера телефонов хозяйки и официантки таким образом, что они не знали друг о друге. Он уговаривает одну на ужин сегодня вечером, Адам направляется в Second Chance, чтобы поволонтерить, а я ссорюсь с Дженни по смс.

— Я, наверное, мог бы пригласить обеих девочек куда-нибудь сегодня вечером, и ты мог бы присоединиться к нам, Андерсен, — говорит Джексон, когда мы забираемся в пикап Адама. — Если тебе нужна помощь в поиске девушки.

— Мне не нужна помощь в поиске девушки, придурковафель, — ворчу я, набирая сообщение.

Я: Можешь ты хотя покапризничать у меня дома?

Солнышко: БОЖЕ! Ты как будто одержим мной или что-то в этом роде.

Я: Так и есть. Пожалуйста? Я уезжаю завтра и вернусь только после Рождества.

Солнышко: Я не могу, окей?? У меня месячные.

Я: Окей, и??

— Ты только что назвал меня придурковафлей? Что это вообще за хуйня?

Честно говоря, я не знаю. Я провожу много времени с Дженни. Ее оскорбления, мягко скажем, красочные, и они передались мне. Несколько дней вдали от нее, вероятно, пойдут мне на пользу.

Но Рождество еще не наступило, поэтому я отправляю еще одно сообщение с десятью вопросительными знаками.

Солнышко: У меня. НАЧАЛИСЬ. МЕСЯЧНЫЕ.

Я наклоняюсь между передними сиденьями.

— Эй, почему девушка не хочет тусоваться, когда у нее месячные? Они действительно такие раздражительные?

— Какова природа наших отношений? — Спрашивает Джексон.

Я морщу нос.

— А?

— Физическая или эмоциональная?

— Э-э, физическая. — Верно? Может быть, эмоциональная тоже? Тьфу, я не знаю. Мне нравится лизать ее киску, щекотать ей спину, пока мы смотрим телевизор, и это круто, когда она рассказывает мне то, чего больше никто не знает. — Я не знаю, — со стоном признаюсь я, откидываясь на спинку сиденья.

Подозрительный, пугающий взгляд Адама встречается с моим в зеркале заднего вида.

— Физическая, — быстро уточняю я. — Просто девушка, с которой я… трахаюсь. — Я хмурюсь. Это звучит неправильно. Отношения с Дженни для меня больше, чем просто секс.

— Вот тебе и причина, — отвечает Джексон. — Если у нее месячные, ты мало что сможешь сделать, чтобы потрахаться.

— О. — Я барабаню пальцами по коленям, затем снова наклоняюсь к ним, кладя руки им на плечи. — Значит ли это, что она не хочет тусоваться со мной, если речь не идет о сексе?

Джексон медленно расплывается в улыбке.

— Это значит, что она дает тебе возможность выйти, чувак. Она говорит тебе об этом сейчас, чтобы ты не приходил в надежде получить что-нибудь. Будь благодарен.

Наверное так и есть, но чем дольше я размышляю над его словами, тем больше они мне не нравятся.

Наверное поэтому несколько часов спустя, когда елка уже поднята и ужин подан, я спускаюсь на двадцать первый этаж.

— Уходи! — Дженни кричит через дверь, когда я стучу.

Я стучу снова, громче.

— Я уже говорила тебе, Эмили! У меня нет никакого гребаного вина! Извини, я трезвенница! Только если у тебя нет для меня бутылочки Ben & Jerry's, оставь меня здесь, я умру спокойно!

Ха. Я никогда не был так благодарен за то, что между мной и моими младшими сестрами столько лет разницы.

Я дергаю за ручку и радуюсь, когда дверь распахивается. Однако в ту секунду, когда я переступаю порог, я раздумываю о том, чтобы повернуть обратно.

Дженни яростно рыдает, волосы в беспорядке свалялись у нее на макушке. На полу валяются салфетки, а на кофейном столике лежит открытый тюбик теста для печенья.

Она бросает зернышко попкорна в телевизор.

— Я ненавижу тебя, ты злая… улитка! Тебе не следовало брать его к себе, если ты не мог о нем позаботиться. — Она вытягивает руку, указывая на мультяшного лиса по телевизору. — Посмотри на его милое личико! Как ты мог так с ним поступить? Он твоя семья!

— Черт возьми, Господи. Так ты горячая штучка даже когда разбита?

Дженни вскрикивает, скатывается с дивана и врезается в кофейный столик. Она садится, волосы выбиваются из ее пучка. Она сдувает густую волну с лица, открывая заплаканные щеки и красные глаза.

— Гаррет! Убирайся! Почему ты здесь? Кто тебя впустил? Что ты делаешь?

— Видимо, смотрю, как ты плачешь. Опять.

Она яростно указывает на телевизор.

— Старая леди оставляет его в лесу совсем одного! Темно и идет дождь, а он не понимает! Она же должна любить его! Нельзя бросать того, кого любишь! — Она смахивает слезы, текущие по ее лицу, и я поднимаю ее, обнимаю, растираю спину, пока мы, обнявшись, раскачиваемся.

— Тссс. Все в порядке.

— Она такая злая, — тихо плачет Дженни, вытирая лицо о мое плечо. Она икает и отстраняется, протирая глаза кулаками. — Тод этого не заслуживает.

— Нет, не заслуживает, ты права. — Я целую ее в лоб и похлопываю по заднице. — Иди надень штаны. Ты не можешь ехать в лифте в нижнем белье, и ты не проведешь здесь всю ночь, рыдая над мультфильмами Дисней.

Нос Дженни порозовел, губы распухли, но когда слова наконец доходят до нее, она все равно умудряется выглядеть так, словно готова оторвать мне яйца.

— У меня месячные.

— Да, ты уже говорила. И что?

— То, что ты не хочешь тусоваться со мной во время месячных! Я голодная и рычу, как медведь, эмоциональная, как двухлетка, которая пропустил время сна, и ты ничего не получишь!

— Не хочу тебя огорчать, солнышко, но ты всегда голодная, ворчливая и эмоциональная. Но, эй. — Я беру ее влажное лицо в свои руки. — Ты моя голодная, рычащая, эмоциональная медведица. — Я целую ее в губы. — Давай. Мне нужна помощь кое с чем. И я обещаю накормить тебя.

Она медленно отступает назад, скептически глядя на меня, а я осматриваю ее беспорядок. Помимо салфеток и теста для печенья, на кофейном столике лицевой стороной вниз лежит фотография в рамке. Я переворачиваю ее, и улыбаюсь голубоглазой брюнетке, с широкой улыбкой, сидит на плече своего отца, сжимает в руках розового кролика Принцессу Жвачку. На ее шее висит серебряный медальон, едва заметный на фотографии, и мое сердце разрывается от боли за нее.

Когда Дженни появляется снова, на ней моя толстовка с капюшоном и спортивные штаны, а я остаюсь довольным тем, что никогда не получу их обратно.

Я выхожу вслед за ней за дверь и захожу в лифт, она вздыхает.

— Надеюсь, что у тебя есть мороженое, Гаррет.

— Первое, что я положил в свою тележку покупок для тебя. — Я веду ее в свою квартиру. — Я накормлю тебя мороженым, но сначала ты должна помочь мне, — я указываю на елку, коробки с украшениями на полу, — с этим.

Дженни визжит, взмахивая руками.

— Мы будем украшать елку? — Она бросается к ней, пальцы порхают по сосновым иголкам, глаза блестят от удивления. — Мы не украшали дом с тех пор, как умер мой папа. Маме от этого грустно. Я думала, мне тоже от этого грустно, но теперь… теперь я думаю, что это просто еще одна вещь, которой нам не хватает. — Она одаривает меня благодарной, захватывающей мой дух улыбкой, и крепко обнимает. — Спасибо, что позвал меня присоединиться. — Ее глаза загораются. — У тебя есть горячий шоколад? Нам понадобится горячий шоколад, если мы будем украшать квартиру. И рождественская музыка. Можно я надену звезду на макушку? Мой папа всегда сажал меня к себе на плечи. Это была моя любимая часть вечера. — Она еще раз сжимает меня в объятиях, и открывает коробку с украшениями.

— Хочешь маршмеллоу в свой горячий шоколад? — Спрашиваю я, пока она мечется по моей гостиной. Такими темпами она закончит еще до того, как я подогрею молоко.

— Да, пожалуйста! Просто возьми всю упаковку!

Это странная просьба, но я ее выполняю, в то время как Дженни подключает свой телефон к моим колонкам и начинает слушать старые рождественские мелодии.

Она, пожалуй, самое милое создание на свете, когда поет себе под нос и покачивает бедрами взад-вперед во время работы. Она рассказывает историю каждого детского украшения ручной работы и каждые две минуты делает перерыв на горячий шоколад. По сути, она засовывает зефир из своей кружки в рот ложкой, а затем бросает сверху еще горсть.

— Гаррет, — воркует она. — Боже мой. Это твоя крошечная ручка?

Я обнимаю ее за талию и опускаю подбородок ей на плечо, разглядывая стеклянное украшение, которое она изящно держит в руках. На ней есть маленький белый отпечаток ладони, и каждый пальчик украшен снеговиком. Я разворачиваю его, показывая ей свой корявый почерк, перевернутую букву «Г» и «5», показывающая, сколько мне было лет.

Ее луч такой яркий.

— У тебя есть краска?

— Для рисования? — Я слежу за ее взглядом и перевожу свой на коробку с шестью стеклянными шариками. — Хочешь нарисовать снеговиков отпечатками пальцев?

Она улыбается, согласно кивая.

Что я такого сказал? Она самая милое создание на свете? Прямо сейчас мне кажется, что это довольно точное утверждение.

Сорок пять минут спустя наши руки покрыты серовато-голубой латексной краской, которая не полностью смывается. Она на кончике носа Дженни и над моей левой бровью, а на елке бок о бок висят отпечатки наших разноцветных рук-снеговиков. Дженни самая счастливая, никогда не видел ее такой.

Когда мой телефон начинает вибрировать на всю комнату, Джинни устраивается поудобнее на диване, а я наношу последние штрихи в наше мороженое.

— Э-э, у тебя звонок по FaceTime, — говорит мне Дженни нехарактерно сдержанным тоном. — Некто по имени Габби.

— О, прекрасно. — Я ставлю вазочки с мороженым на кофейный столик и плюхаюсь рядом с Дженни. Беру телефон и жду, когда появится лицо моей младшей сестры. — Привет, Гэбс.

Краем глаза я замечаю, как опускаются плечи Дженни, и она придвигается немного ближе.

— Гаррет!

— Как дела, малышка?

Габби преувеличенно тяжело вздыхает.

— Я так по тебе скучаю. Алекса меня раздражает. Может, она станет лучше, когда ты вернешься домой.

— Заткнись, Габби! — Кричит Алекса. Она на три года старше Габби и чертовски дерзкая. Они с Дженни бы отлично поладили.

— Понимаешь, о чем я? — Габби закатывает глаза, и когда она замечает Дженни, ее лицо загорается. — Кто это?

— Это моя подруга, Дженни. — Я поворачиваю телефон в ее сторону, и Габби приветственно машет Дженни. — Мы собираемся съесть по мороженому.

— Подруга? Типа девушка?

— Нет, — говорим мы с Дженни одновременно, наш смех эхом отражается от стен.

Глаза Габби искрятся озорством, и она улыбается, демонстрируя щель между передними зубами.

— Конечно. Они все так говорят. — Она извивается. — Мама! У Гаррета есть девушка!

— Она приедет на Рождество? — Мама кричит в ответ, и Дженни прячет лицо, утыкаясь в меня.

— Нет, у нее не получится, — говорю я им, улыбаясь Дженни. — Она вот-вот умрет от смущения, потому что мысль о наших отношениях вызывает у нее отвращение.

— Ха! — Мама фыркает издалека. — Она мне уже нравится!

Габби хихикает.

— Ну, я думаю, если ты ешь мороженое, я должна дать тебе съесть его, пока оно не растаяло. Не могу дождаться встречи с тобой, Гаррет.

— Я тоже, Габс. Люблю тебя.

— Она твой близнец, — бормочет Дженни, когда я кладу трубку. — Она выглядит, словно твоя дочь.

Я хихикаю, протягивая Дженни ее мороженое, и принимаюсь за свое.

— Да, мы с Габс выглядим точь-в-точь как наша мама. Алекса и Стефи похожи на нашего папу.

— Ты, должно быть, так рад, что скоро увидишься с ними. Я всегда хотела, чтобы у меня была сестра. — Она крадет кусочек банана из моего пломбира. — Встретишься еще с кем-нибудь, когда будешь дома?

— Моя старая школьная команда собирается вместе каждый раз, когда я возвращаюсь. В нашем выпускном классе было всего шестьдесят человек, так что большинство из нас были довольно близки. Почти все до сих пор живут там.

Трудно сказать, что скрывается за улыбкой Дженни. Она выглядит задумчивой, и, возможно, слегка грустной.

— А что насчет тебя? — Я отталкиваю ее ложку в сторону и, опустошив свое мороженое, копаюсь в ее. — Ты поддерживаешь общение со своими школьными друзьями?

Дженни делает паузу, дочиста облизывая ложку.

— Нет. — Простой ответ звучит мягко, но твердо, окончательно, и то, как она начинает увеличивать расстояние между нами, каким бы маленьким оно ни было, подсказывает мне не настаивать.

— Что ты хочешь посмотреть?

— Мне все равно.

Я сильно в этом сомневаюсь. Мы вместе посмотрели несколько фильмов и телешоу, и мне разрешалось выбирать, только если это были заранее одобренный фильм или шоу из ее списка.

Я бездумно листаю Netflix, краем глаза сосредотачиваясь на Дженни. Она теребит потертый край одеяла, накинутого ей на колени, теребит манжеты рукавов, накручивает волосы на пальцы, и все это время смотрит куда угодно, только не на меня.

Мне не нравится ее настороженность, румянец на щеках, потому что она пытается сдержать свои эмоции; не нравится, как слегка подрагивает ее взгляд.

Я беру ее телефон. Он все еще подключен к моим колонкам, поэтому я выхожу из ее рождественского плейлиста и нажимаю на тот, который называется «Любимые песни Дж», она с любопытством наблюдает за мной.

— Я не умею танцевать, как ты, но могу медленно кружиться по гостиной. Ты бы видела всех девушек, с которыми я познакомился на весеннем балу в восьмом классе. Из-за этого поссорилось столько друзей. — Я протягиваю ей руку, и когда она нерешительно берет меня в ответ, поднимаю ее на ноги. — Давай, Дженни. Потанцуй со мной.

Ее улыбка — медленный взрыв, освещающий все ее лицо в момент, когда все эти опасения исчезают.

— Ты станцуешь для меня?

— Я сделаю для тебя все. — Притягивая ее к себе, я обвиваю рукой ее спину. Когда наши пальцы переплетаются, она кладет голову мне на грудь. — Хотя, по секрету, меня убивает то, что прямо сейчас я медленно танцую под Джастина Бибера.

Мы покачиваемся вместе, нас окутывает уютная тишина, от мерцающих огней рождественской елки она светится в моих объятиях, но думаю, она светится всегда.

Начинается новая песня, и Дженни издает мягкий, счастливый звук, ее тело прижимается к моему. Я слушаю, как она подпевает музыке, и когда слова разливаются по гостиной, мелодия становится знакомой.

— Это твоя любимая песня, — бормочу я.

— Откуда ты знаешь?

— Когда ты везла меня домой после сотрясения мозга, она играла по радио. Ты сделала звук погромче и подпевала. — Позже тем же вечером я просмотрел ее и узнал название: Falling Like The Stars (пер. «Падать, как звезды»). Я помню, как тихо она подпевала, как воздух в машине изменился, стал каким-то более тяжелым. Тогда я осознал, что хочу узнать ее получше, поэтому придумал свой гениальный план. Она бы никогда не отпустила меня одного.

— Я думала, ты спишь.

— Не-а. Просто не мог на тебя смотреть.

— Гаррет, — хохочет она, быстро шлепая меня по плечу.

Я хихикаю, хватаю ее за руку и снова переплетаю наши пальцы.

— Не так. Мы были одни в моей машине, и ты выглядела такой сексуальной, сидя за рулем. Я боялся, что собью нас с пути и брошу тебя на заднее сиденье.

Она тихо хихикает, и я наслаждаюсь ощущением ее в своих объятиях, будто она каким-то образом создана для того, чтобы быть частью моей жизни.

— Дженни?

— Да?

— Могу я спросить почему?

— Почему что? — Ее тело даже не напрягается, ее рука мягкая и теплая в моей, голова на моем плече, пока она напевает. Я хотел бы знать, что это потому, что она доверяет мне, что здесь, со мной, она чувствует себя в безопасности. Но она расслаблена, потому что понятия не имеет, что я собираюсь пойти по пути ее завоевания. Она думает, что окружена неприступными небоскребами, но это всего лишь стены. Стены, которые день ото дня опускаются, позволяют мне заглянуть в ее жизнь, в ее прошлое, даже если она понятия не имеет, что я наблюдаю.

Итак, почему и что? Как мне выразить это словами, не напугав ее? Почему прошло столько лет с тех пор, как у нее был секс? Что произошло и кто это сделал? С ней все в порядке? Как я могу ей помочь?

— Что он сделал? — вот вопрос, который наконец приходит в голову. Я не уверен, что это лучший вариант, особенно когда она напрягается в моих объятиях.

— Думаю, мне пора, — тихо отвечает она, ее руки скользят по моим.

— Что? Нет. Нет, я… — Я смотрю, как она направляется к двери в поисках своих тапочек, и когда она их находит, я хватаю их. — Не уходи.

— Не переживай, — врет она. — Я просто устала.

— Нет. — Я притягиваю ее к себе, погружая в свое тело, пока она вяло сопротивляется. — Пожалуйста, Дженни, — хнычу я. — Не оставляй меня.

Она вздыхает, прекращая борьбу, позволяя мне задушить ее в своих объятиях.

— Я не хочу говорить о нем.

И поэтому мы этого не делаем. Мы устраиваемся вместе на диване, под грудой одеял, Дженни у меня между ног, ее маленькая ручка теребит мою рубашку, пока жители «Кто» в «Ктовилле» готовятся к Рождеству.

Я приподнимаю свою толстовку на ее спине, провожу кончиками пальцев по ее гладкой коже.

— Дженни?

— Да?

— Прости, что я тебя расстроил.

Усталый вздох, и она прижимается глубже, утыкаясь носом в мою грудь.

— Гаррет?

— Да?

— Спасибо, что поднял мне настроение сегодня. Мне повезло, что ты у меня есть.

Но я думаю, что это мне повезло, и когда через десять минут после начала фильма она засыпает, я не бужу ее. Я не бужу ее до полуночи, и даже тогда подумываю о том, чтобы сказать себе «к черту все ограничения».

Вместо этого я беру ее на руки, обвиваю ее руки вокруг своей шеи, ноги вокруг талии и несу обратно в ее квартиру, оставляя на ее губах поцелуй, когда она шевелится, глядя на меня с ослепительной, сонной улыбкой.