Поиграй со мной

ГЛАВА 1

ОТСТАВИТЬ, СОЛДАТ!

— А я говорил.

Я протягиваю руку, и трижды сгибаю пальцы — «пора платить по счетам, сучка», вот что это значит.

Адам Локвуд, один из моих лучших друзей и товарищ по команде, откидывает голову назад и тяжело вздыхает, почти рычит, словно не верит в происходящее.

Я не верю в происходящее.

Для ясности, поразительно то, что Адам действительно верил в жениха.

Он привстает, потянувшись за кошельком в заднем кармане брюк, с ворчанием перебирает банкноты и садится обратно. Сотню он отстегивает на мою раскрытую ладонь, и еще одну кладет на ладонь Эммета, нашего товарища по команде.

Адам переводит взгляд на Картера, капитана нашей команды, жениха и мужчину, который сейчас не может подобрать слов перед всеми двумястами гостями.

Он только что случайно рассказал всем, что его новоиспеченная жена беременна.

— Я верил в тебя, Картер, — ворчит Адам. Он вскидывает руки над головой, когда Кара и Дженни протягивают руки за своей долей выигрыша. — И вы туда же!

Знаете, Адам — отличный парень. Лучший парень, которого я знаю, на самом деле. Он безгранично верит в каждого. Иногда его вера… немного неуместна. К примеру, как сейчас его вера в того самого, стоящего перед нами, человека.

Потому что Картер Беккет хорош лишь в двух ипостасях: в игре в хоккей и в любви к своей жене Оливии. Что у него совсем не получается? Хранить секреты.

— Я в долгу ещё и перед Оливией, — бормочет Адам. — Даже она ставила на то, что Картер все испортит. Я что, единственный, кто в него верил?

Все хором отвечают: «Да», и Адам проводит обеими руками по лицу. Холли, мама Картера и Дженни, кладет руку ему на плечо, и тогда кажется, что он действительно вот-вот расплачется.

— Я проиграл шестьсот баксов за две минуты, а все потому, что этот парень не смог подержать рот на замке всего лишь одну чертову ночь.

Холли прячет свой выигрыш.

— Я люблю своего сына, но он слишком обожает внимание, и не умеет фильтровать свою речь. Это он унаследовал от своего отца. Я пойму Оливию, если сегодня Картер будет ночевать на диване.

Как по команде, мимо нас проносится миниатюрная невеста, а Картер следует за ней по пятам.

— Ты не получишь ничего из этого сегодня вечером, — выпаливает Оливия, обводя рукой бедра. — Ни-че-го!

У Картера от изумления отвисает челюсть, и он бросается за ней.

— Олли! Это была случайность! Ты не можешь запретить мне! Не можешь!

— Я знал, что это будет самая веселая свадьба, на которой я когда-либо был, — я вонзаю вилку в недоеденный кусок шоколадного торта Адама. В начинке измельченные Орео. Это потрясающе. — У Кавтева и Овви мовгло бы быть собствемнное тевешоу.

— Знаешь, что не помешает? — Дженни приподнимает свои идеальные брови и бросает резкий взгляд на мой рот. — Глотать, блять, прежде чем говорить.

Я перестаю жевать, и когда наши взгляды встречаются, мои уши горят. Дженни — это точно Беккет. Всезнайка, которая не фильтрует речь, точно такая же, как ее старший брат. У нее такие же ямочки и раздражающая улыбка. Но если глаза Картера темно-зеленые, то у нее они мягче, холодно-голубые, с едва заметным оттенком фиолетового.

Милые.

Или какие они там.

Я сглатываю, откладываю вилку и прочищаю горло, пока алкоголь во мне подталкивает меня к ответу, который обычно я бы не решился озвучить.

— Если хочешь кусочек, только попроси, Малышка Беккет.

— Я не малышка, — выпаливает она в ответ, скрещивая руки на груди. Ее идеальные сиськи демонстрируются во всей красе, из-за чего ее вид в этом мерцающем платье алого цвета будто сильнее призывает меня переспать с ней.

Я избавляюсь от мысли так же быстро, как она формируется. Порой мне кажется, что слух Картера, когда речь заходит о его сестре, становится сверхчувствительным, и он может, типа… услышать мои мысли или что-то такое. Я слишком часто вижу, как он дерется на льду, чтобы осознавать, что не хочу стать объектом его злости. Мне нравится мое лицо таким, какое оно есть. Я не хочу его испортить.

Адам отодвигает от меня свою тарелку, когда я хочу отломить еще кусочек.

— Мой торт, — он игнорирует мое недовольное лицо, и прежде, чем я успеваю сказать, что уже съел два кусочка, и он все равно не съест оставшийся, он протягивает его Дженни. — Хочешь?

Я обиженно вздыхаю.

— Гаррет, милый, — Холли сжимает мои плечи. — Где твоя дама?

Жар поднимается по моей шее и лицу, доходя до кончиков ушей.

— Я никого не звал, — бормочу я. У меня было несколько вариантов, но я предпочитаю не вводить кого-либо в заблуждение. Для меня свадьбы — это что-то особенное.

— Почему бы и нет? Милый, ведь ты такой красивый мужчина.

Я почесываю голову, и опускаю взгляд в свою пустую тарелку.

— Спасибо, миссис Беккет, — мои глаза сужаются, когда Дженни фыркает. — Где твой кавалер, малышка Беккет?

— Я ни с кем не встречаюсь и не имею ни малейшего желания.

Холли вздыхает, опускаясь рядом со мной.

— Дженни, я вот только что решила проблему, которую я нежно называю своим сыном. Пожалуйста, не превращайся в него, — она поворачивается ко мне, ее глаза блестят. — Послушай, если ты ни с кем не встречаешься, и она тоже…

Кара и Эммет одновременно наваливаются на стол, заливаясь смехом и тем самым эффектно заканчивают слова Холли.

— Нет, — выдыхает Кара, вытирая слезы, стекающие по щекам. — Черт возьми. Вы слышали? Холли, нам нравится Гаррет. Мы не хотим, чтобы он умер.

— А что насчет тебя, Адам? — Холли улыбается ему. — Ты такой милый. Возможно, Картер никогда не захочет убить тебя.

Дженни взмахивает руками.

— Мам! Ты можешь перестать пытаться «продать» меня? И я не хочу встречаться ни с кем из этих неудачников, — она похлопывает Адама по руке. — Прости, Адам. Ты не неудачник, — в уголках ее рта появляется таинственная ухмылка, когда она оценивает меня взглядом, задерживаясь на моей ключице, где ослаблен галстук и расстегнуты пуговицы. Наконец, она смотрит в мои глаза, и я вижу в них игривую, дьявольскую искру. Она явно не хочет включать меня в список «не неудачников».

То, что должно было быть недовольным взглядом, переходит в то, как я слишком долго пялюсь на нее: обвожу взглядом румянец на ее острых скулах и ниспадающие на стройные плечи каштановые волосы.

Какая же она горячая, это просто нереально. Кажется, все, о чем я могу думать, когда она в комнате, это о том, каково было бы запереться с ней наедине в шкафу, или нагнуть ее у стола и…

Мое колено пронзает острая боль, и я с глухим стоном подаюсь вперед, пристально смотря на Адама.

— Какого хрена? За что?

Он отвечает низким и пугающим голосом.

— Ты прекрасно знаешь за что. Почему бы тебе не сфоткать ее? Может, эффект будет более долгий.

Блять. Какой смысл глаз, если я не могу оценить ими невероятно горячую женщину? Хотел бы я знать.

Но Адам прав (как обычно). У меня нет ни малейшего намерения трахаться с младшей сестрой одного из моих лучших друзей, поэтому остаток ночи я держу себя в руках.

Ладно, не держу, но очень сильно стараюсь, клянусь.

Каким-то образом я оказываюсь у бара, образно держа свои яйца в руках, и наблюдаю за тем, как Дженни покоряет танцпол. Густые волны ее волос каскадом ниспадают по спине, сияющей золотистым светом, и я провожу взгляд по линии ее открытого платья вниз к великолепной округлой попке, которая покачивается в такт музыке. Ее тонкая талия и широкие бедра, что аж хочется обхватить руками и…

— Просто пригласи ее на танец.

— Что? — я смотрю на Эммета, затем снова на Дженни и спрашиваю снова: — Что?

— Похоже, ты хочешь с ней потанцевать.

— Что? Нет, — я что кричу?

— Почему ты кричишь?

— Я не кричу, — кричу я.

Эммет приподнимает бровь, допивает свое пиво и подталкивает меня к девушкам на танцполе. Его жена, не теряя времени, притягивает меня к себе, используя меня, чтобы раскрутиться.

— Давай, медвежонок Гаррет, — Кара дуется на меня, когда Эммет обхватывает ее руками, прижимая к своей груди. — Покрути своей попкой, детка.

— Я не… моя задница не… я не могу…

— Боже, — Дженни, покачивая бедрами, с презрением оглядывает меня. — У тебя совсем нет чувства ритма, не так ли, Андерсен?

Она закатывает глаза, когда я молча смотрю на нее, затем переплетает свои пальцы с моими и тянет меня за собой по танцполу. Наши тела соприкасаются, от чего я словно горю изнутри, и когда она поворачивается, и ее задница оказывается в дюйме от моего члена, я думаю, что упаду в обморок.

Ее теплые руки скользят по моим, направляя их к своим покачивающимся бедрам, и Эммет подмигивает мне, будто это не у меня вот-вот случится короткое замыкание.

— Двигай своими чертовыми бедрами, — рычит Дженни.

— Я не… Я не знаю как.

Она искоса смотрит на меня из-за плеча. Ее взгляд смягчается, когда мое лицо краснеет. Дженни тихо вздыхает.

— Просто двигайся со мной, Гаррет. Это не так уж сложно. Как, черт возьми, на тебя клюет столько женщин?

— В последнее время их меньше, — бездумно выпаливаю я, затем захлопываю челюсть. И по какой-то гребаной причине открываю ее снова. — Их было не так много… Я имею в виду, на прошлой неделе в Питтсбурге была одна девушка, которую я почти… — я прочищаю горло, отмечая, как тело Дженни замерло под моими руками. — Я перестану говорить о своей сексуальной жизни.

— Скорее, об ее отсутствии, парниша.

А я будто не знаю. Этим летом поженились Эммет и Кара, а Картер, по сути, мысленно женат на Оливии с тех пор, как они встретились в прошлом году, хотя она какое-то время динамила его. Адам все еще в дерьмовом состоянии после того, как несколько месяцев назад узнал, что его девушка, с которой они были вместе много лет, изменила ему, но ему определенно лучше без нее.

Это означает, что первые полтора месяца нашего хоккейного сезона после игр я лишь напивался со своими хоккейными приятелями, за чем следовали неоднократные сосисочные гулянья (прим. большая компания парней без девушек) в отелях. В них входила нездоровая еда, игры на Xbox и слушание того, как мои чертовы соседи по комнате занимаются сексом по телефону со своими женами. Мне же, ничего не перепадало.

Наверное, лишь поэтому, я сейчас серьезно подумываю о том, чтобы отвести младшую сестру капитана моей команды в уборную, чтобы усадить ее на столешницу и узнать какого цвета ее трусики.

Забудем, что Дженни абсолютно недоступна для меня, и до чертиков пугает меня. Она смелая, уверенная в себе и чертовски дерзкая. Когда она в комнате, я почти не отрываю от нее взгляда. За исключением тех моментов, когда она смотрит на меня. Или, когда это делает Картер.

Как сейчас, в тот самый момент, когда мои руки скользят по бедрам его сестры, поднимаются к изгибу ее талии, когда я крепко сжимаю ее. Черт, еще крепче, когда его глаза встречаются с моими.

— Гаррет, — ноет Дженни. — Больно.

— Гаррет, — от голоса Картера по моей спине бегут мурашки. Он бросает острый взгляд на мои руки.

— Ай! — я издаю звук, похожий на визг, и отталкиваю от себя Дженни. — Я ее не трогаю, — бросаю я через плечо и убегаю с танцпола, оставляя Дженни одну. Она невозмутима и почти так же пугает, как Картер, хотя он параллельно кружит по танцполу свою прекрасную невесту и золотистого ретривера.

Я крадусь по коридору, прислоняюсь к стене и вытираю лицо руками.

— Мне явно нужен перепихон.

— Я могу помочь.

Передо мной останавливается симпатичная рыжеволосая девушка, и вытаскивает из сумочки салфетку и губную помаду. Она прижимает салфетку к моей груди и что-то нацарапывает на ней.

Впечатлен ли я тем, как легко это было, или же я просто хочу пойти домой и съесть упаковку «поп-тартс»? Я не определился, но, когда замечаю Дженни, неторопливо идущую по коридору, у меня подскакивает давление.

Рыжеволосая засовывает свой номер телефона мне в нагрудный карман, прижимается к моей щеке и шепчет: «Позвони мне», — а Дженни смотрит на меня с таким отвращением, что это пугает меня, но я не могу отвести взгляд.

Закатив глаза, она отворачивается и направляется в уборную, я бегу за ней.

— Подожди, Дженни! Я не собирался… я не собираюсь… я не собирался…

— Мне все равно, Гаррет. Хватайся за любые юбки, что захочешь. Быть может, лишь не за той, что только что переспала с одним из ваших защитников.

— Что? — Я смотрю на рыжую, ловлю ее подмигивание, прежде чем она исчезает. — Нет, но я-я-я… — я опускаю голову, потирая затылок, так как мои уши горят. — Я ничего не собирался с ней делать.

— Но до тебя все так долго доходит, — ухмыляясь, бормочет Дженни. Она достает салфетку из своего крошечного золотого клатча и бросает ее в меня прежде, чем бедром открывает дверь уборной. — У тебя помада на щеке, здоровяк.

Каким-то образом я не справляюсь сам, и в итоге губную помаду от поцелуя с моего лица оттирает Адам, от чего все девчонки умиляются и хихикают. К тому времени, как в конце вечера Картер и Оливия садятся в свой лимузин, мое возбуждение сходит на нет, руки прижаты к груди, и каждое слово, слетающее с моих губ, превращается в ворчание. Даже собака, тяжело дышащая у моих ног, сейчас не может меня развеселить.

Я не хочу знать, на что пошел Картер, чтобы Дублин смог оказаться на банкете, но я не удивлен. Этот человек может договориться о чем угодно. К тому же, как оказалось, золотистые ретриверы выглядят чертовски мило в смокинге для собак.

— Иди сюда, Дубс! — зовет Дженни, хлопая себя по бедрам. — Сегодня ты остаешься с любимой тетушкой! Да, так и есть, мой красивый мальчик!

— Ты его единственная тетя.

Она скрещивает руки на груди, и я в сотый раз за сегодняшний вечер залипаю на ее эффектное декольте, на выпуклости ее левого бедра, которым она покачивает, и на платье с разрезом до бедра, что обнажает ее невероятно стройные ноги.

— Заткнись, придурок.

— Мы должны называть тебя солнышком, — ворчу я себе под нос. — Из-за твоего солнечного характера. Всегда такая милая и счастливая.

Боже, этот алкогольный прилив смелости действительно сводит меня с ума.

Она прищуривает свои голубые глаза.

— Садись в гребаную машину, медвежонок Гэрри.

— Да, мэм.

Я проскальзываю в лимузин, который отвезет нас домой, и сажусь рядом с Хэнком, в то время как все остальные усаживаются позади меня.

Хэнку восемьдесят четыре года, он один из лучших друзей Картера и Дженни, что-то вроде псевдодедушки и он чертовски крутой. Когда-то он был отцом Дублина — наверное поэтому Дублин перепрыгивает через меня, наступая мне на яйца и растягивается у Хэнка на коленях.

— Говнюк, — ворчу я, хватаясь за свое барахло.

Хэнк смеется.

— Ну и досталось же тебе сегодня, — он мягко и счастливо вздыхает. — Такая красивая свадьба. Оливия была сегодня сногсшибательна.

Кара посмеивается, проводя пальцами по волосам Эммета, сидя у него на коленях. Подозреваю, смеется она потому, что Хэнк слеп с пятнадцати лет, но никогда не теряет возможности сделать женщине комплимент.

Вздыхая, я откидываюсь на спинку и закрываю глаза, мысленно заглушая дискуссию о том, как грандиозно Картер случайно объявил о беременности своей жены. Адам все еще расстроен, что потерял столько денег, а Холли составляет список имен для своего первого внука. Картер и Оливия решили не узнавать пол. Оливия говорит, что не хочет всю беременность спорить с Картером, что они не назовут ребенка Картером-младшим, если это будет мальчик. Я же думаю, что Картер попросту боится, что родится девочка. Порой, для него отрицание — лучший вариант.

Когда мы подъезжаем к дому Холли и Дженни, Дублин спит на спине у меня на коленях, уткнувшись носом в мой пиджак, а язык Кары почти что в горле Эммета. Все, что я слышу, это тихое похрапывание Дублина и, как мне кажется, обмен слюнями, с редкими перерывами на то, чтобы Эммет прошептал, как он планирует трахнуть свою жену сегодня.

Я выскакиваю за дверь, как только она открывается.

— Я помогу Хэнку дойти до дома.

Адам выпрыгивает на тротуар.

— Я тоже.

Когда Хэнк устраивается в гостевой спальне, Холли начинает совать нам в руки угощения.

— Я уже начала марафон своей рождественской выпечки, — она сует поднос с райскими штучками из арахисового масла в форме шариков обратно в морозилку. — Сейчас лишь ноябрь, так что это проблема, — она целует нас в щеки, прежде чем пойти по коридору. — Этой мамочке пора лечь спать, пока она не проснулась и не поняла, что все это был сон, и что мне не удалось женить своего сына на замечательной женщине, которая готова терпеть его всю оставшуюся жизнь.

Адам толкает меня в плечо и хватается за бугорок в своих штанах.

— Надо быстренько отлить, — он останавливается, взгляд скользит к Дженни. Он прочищает горло, убирает руки от промежности, и краснеет. — Я имею в виду, э-э… мне нужно в… уборную, — бросив на меня взгляд, подозрительно похожий на предупреждение, он оставляет нас с Дженни на кухне.

Женщина игнорирует меня, отворачивается и наливает себе стакан воды.

— Э-э… — я чешу голову, ища способ снизить это неловкое напряжение. — Ну, погода… хорошая?

Она фыркает в стакан с водой, достает еще один стакан, наполняет его и сует его в мои руки.

Я удивленно смотрю на нее, не переставая моргать.

— Спасибо?

— Мгм, — бормочет она, и я наблюдаю за тем, как виляет ее попка, когда она идет по коридору. Одна ее рука тянется назад, пытаясь расстегнуть молнию, которая начинается чуть выше этого потрясающего персика.

Пытается и терпит неудачу.

С тяжелым вздохом она останавливается, опускает голову и постукивает пальцами по дверному косяку. Обернувшись, она обнаруживает меня за тем, чего я не должен делать: стоять и пялиться на нее.

— Не мог бы ты, пожалуйста, помочь мне с молнией? Она заела, — она поворачивается, подставляя мне свой зад, и я замираю.

— Э-э, да. Конечно. Я умею расстегивать молнии, — я умею расстегивать молнии? Твою мать, ну и придурок. Заткнись.

— Возможно, тебе придется поставить стакан.

— Что? — я смотрю на стакан, который сжимаю, и нервно хихикаю. Почему это звучит так хрипло? Сколько мне лет? Двадцать шесть или двенадцать? — Оу, да, — я быстро осушаю стакан, ставлю его на стол и вытираю потные ладони о ноги.

Боже, это платье. Эта спина. Эта гребаная задница. Это должно быть незаконно. Для меня определенно незаконно держать руки так близко к ней, вот что. Если бы Картер видел бы меня прямо сейчас, я бы больше никогда не играл в хоккей. У меня не хватало бы по крайней мере одной конечности.

Я не знаю, как подступиться. Молния прямо там, в верхней части этого изгиба, и… мне просто… начать? Да, я просто начну. Я тянусь к молнии, затем колеблюсь.

— Эм, я просто… — склонив голову набок, я рассматриваю изящный золотистый язычок молнии. — Я, эм…

— Ради всего святого, Гаррет, в этом нет ничего такого. Должно быть, она заела еще до этого. Просто дерни уже хорошенько.

— Хорошо. Хорошо. Да. Хорошенько… дернуть.

Я зажимаю между слишком большими для этого пальцами крошечный язычок молнии, и другой рукой сжимаю ее бедро, мой большой палец вдавливается в ее теплое тело. Ее спина слегка выгибается, и где-то глубоко в груди, от того, как она откашливается, сбивается мое дыхание. От этого низкого, хриплого звука подергивается моя третья нога, и делает это еще с большей силой, когда она вновь прижимается ко мне, словно хочет, чтобы ее задница получше познакомилась с моими причиндалами.

О Боже, что она делает? Нет. Нет, нет, нет. Она разбудит его.

Дженни собирает волосы в кулак и медленно перекидывает их через свое стройное плечо. Её пыльно-голубые глаза смотрят на меня из-под густых темных ресниц, и мой взгляд наблюдает за тем, как ее язык облизывает нижнюю губу.

О, черт. Ага. Он проснулся.

Не сейчас, лейтенант Джонсон. Отставить, солдат!

— Гаррет.

Я резко поворачиваю голову, и встречаюсь с пристальным пронзительным взглядом Адама. Я оглядываюсь на задницу — молнию — Дженни, и быстро дергаю ее, освобождая материал, затем выметаюсь нахрен из дома, захлопывая за собой дверь. Мое тело обмякает с тяжелым вздохом, когда я сажусь на корточки, обхватив колени.

Фух. Это было близко.

Адам качает головой.

— Найди кого-нибудь другого. Буквально кого угодно.

Определенно. Да. Это абсолютно то, что мне нужно сделать. Дженни под запретом. К тому же, я ее едва знаю. Мне не нужно проебывать ни дружеские отношения, ни хоккейный сезон, ни какие-либо драгоценные конечности, чтобы найти перепихон. У меня есть масса вариантов.

Это то, что я говорю себе полчаса спустя, когда стою в вестибюле своего подъезда, вздыхаю и несколько раз нажимаю на кнопку вызова лифта.

— Мистер Андерсен, — шепчет страстный голос у меня за спиной. Эмили, одна из моих соседок, встает рядом со мной. Она перекидывает свои грязно-блондинистые волосы через плечо, обнажая легкое мерцание ее скул, и ухмыляется мне вишнево-красными губами, которые я время от времени поглощаю то тут, то там. — Какой ты красавчик сегодня.

Лифт открывается, и я затягиваю ее внутрь, обращая внимание на ее блестящее платье, длиннющие ноги и черные шпильки.

— Свадьба лучшего друга, — объясняю я. — А что насчет тебя? Ты сегодня просто потрясающе выглядишь.

— Я всегда так хорошо выгляжу, и ты это знаешь, — она прислоняется к перилам, скрещивая ноги, обводит меня взглядом с головы до ног, пока я делаю тоже самое с ней. — Девичник.

— Все женятся, да?

Она фыркает.

— Не я.

Посмеиваясь, я провожу рукой по волосам.

— И не я.

Лифт позвякивает, когда останавливается, и Эмили неторопливо выходит в коридор. Одной рукой удерживая двери, она оглядывается.

— Зайдешь?

Я не упускаю из виду, что она не договаривает фразу, жирно намекая на то, чего она от меня хочет.

Вцепившись в перила, я смотрю, как моя нога нервно постукивает по мраморному полу. Я опускаю взгляд к бугорку между моих ног, который все еще немного натягивает молнию. Он появился после того, как меньше часа назад я держал руки на заднице, что находится для меня под запретом, напоминаю я себе в сотый раз.

Эмили улыбается, когда я отрываюсь от стены. К черту.

— Да, зайду.