Поиграй со мной

ГЛАВА 24

ДЛЯ ЭТОГО НАМ МОЖЕТ ПОНАДОБИТЬСЯ СУПЕРКЛЕЙ

Я никогда не ожидал, что договориться о свидании с Дженни Беккет с ее братом будет так просто.

Ладно, возможно, я преувеличиваю. Не думаю, что Картер действительно понимал, на что соглашался. Тем не менее, я на публике с Дженни, один на один, и мне позволено это делать.

Я жив, и у Картера нет планов меня убить.

Жаль, что у меня не было больше времени на планирование, на то, чтобы по-настоящему сделать наше первое свидание потрясным и убедить ее, что мы должны повторить его. Судя по удивлению на лице Дженни, когда она погружается в атмосферу моего любимого индийского ресторана, я предполагаю, что она все равно наслаждается.

Я не могу оторвать от нее глаз. Наблюдаю за тем, как опускаются ее плечи, как ее легкая улыбка превращается в счастливое хихиканье, от которого она морщит носик, как ее глаза закатываются, когда она уминает еду. Она ребенок в кондитерской, и к моменту, как я вытаскиваю ее за дверь, кажется, что всего ее плохого дня не было.

— Пока, Рудра! — машет она нашему официанту. Она кладет руку на живот. — Это было так хорошо!

— Скоро увидимся, мисс Дженни!

— Ты слышал это? Скоро увидимся? — Она толкает меня, когда мы направляемся к моей машине. — Ты должен привести меня еще раз. Так сказал Рудра.

Я открываю ей дверь.

— Это то, что он сказал?

— Угу. — Она ухмыляется, приподнимаясь на цыпочки, а я уворачиваюсь от нее. — Упс, — шепчет она, останавливаясь на полпути. — Забыла. Никаких поцелуев на публике. — Она устраивается поудобнее на переднем сиденье, и ее блестящие глаза говорят мне, что она находит огромное удовольствие в том, как мне это трудно. — Давай, Медвежонок. Места, куда можно сходить.

Правила, блять, отстой. Не целовать ее тяжело, но самое сложное — это не держать ее за руку.

Становится только сложнее, когда мы едем через парк Стэнли на поезде под открытым небом, по тропе, освещенной мерцающими огнями. Все, что я хочу сделать, это притянуть ее к себе, почувствовать, как тепло ее тела распространяется на мое.

— Хорошая идея надеть теплое пальто, Медвежонок Гэри.

— Я же говорил, что твое красивое пальто не подойдет.

— Так это некрасивое?

— Что? — Я толкаю ее локтем в бок. — Я не попадусь в твою ловушку, Беккет.

Дженни тихо хихикает, придвигаясь ближе и кладя свою руку на мою.

— Жаль, что у меня нет кружки твоего горячего шоколада. Ты готовишь самый лучший.

— Полпачки мини-маршмеллоу и пару глотков горячего?

— Да. — Она задумчиво вздыхает, глядя на деревья, огни, звезды над нами. — Спасибо, Гаррет. Это лучшее свидание, на котором я когда-либо была.

Я издаю смешок.

— Это единственное свидание, на котором ты когда-либо была.

— Да, конкуренции нет. — Она снимает перчатку и осторожно обхватывает мой мизинец своим, прежде чем снова обратить свой взгляд на то, как сияет эта ванкуверская ночь. Затем она бормочет:

— Думаю, оно все равно было бы самым лучшим.

— Гаррет, можно нам попкорна?

— Мы можем купить попкорн, Дженни.

— Можно в попкорн побольше масла?

— Мы можем добавить в попкорн побольше масла.

Дженни крутится вокруг, ее глаза сверкают.

— Как насчет Скиттлз? Мне нравятся тропический. Не хочешь выпить со мной? Может, «Рут бир»? Не пила его, наверное, несколько лет.

Я хихикаю, делая мысленную пометку запланировать больше свиданий в кино в будущем. Ее счастье заразительно, и я лишь хочу подпитывать его.

Мой телефон жужжит, я вытаскиваю его из кармана.

— Это снова мой брат?

— Ага. — Это уже четвертое сообщение за сегодняшний вечер, и каждый раз вопрос один и тот же.

Картер: что вы сейчас делаете?

Если я не отвечаю в течение первой минуты, он посылает мне ровно семь вопросительных знаков, так что я научился действовать быстро. Это помогает, потому что, если я отвечаю на его сообщения, это означает, что мои руки не там, где им не положено быть.

Нагруженные закусками, мы поднимаемся по лестнице кинотеатра и находим два отдельных места сбоку, прямо у прохода.

Мы съедаем половину попкорна еще до того, как заканчиваются трейлеры, и Дженни в следующий раз удачно промахивается мимо пакета, задевая мой член.

— Упс. — Она хихикает. — Не заметила тебя там, здоровяк.

— Продолжай в том же духе, и мы даже не успеем выехать с парковки, как Индиана Боунс совершит налет на твой храм, солнышко, — бормочу я, запихивая в рот пригоршню попкорна. — Я уложу тебя на кожаный салон машины, пока ты уже будешь стонать мое имя.

Дженни рядом со мной напрягается, и я собираюсь извиниться, если зашел слишком далеко, но ее взгляд прикован к группе парней, поднимающихся по лестнице. Ее рука оставляет мое бедро, хватаясь за подлокотник между нами, а ее грудь быстро поднимается и опускается.

Я толкаю ее в плечо своим.

— Ты в порядке?

Она сглатывает, когда мужчины подбираются ближе.

— Я хочу домой.

— Что?

Один из парней смотрит в нашу сторону, медленно расплываясь в улыбке, когда он надевает шляпу задом наперед.

Дженни быстро поворачивается, сбивая попкорн с моих колен.

— Черт. Черт.

— Эй, что происходит…

— Гаррет, пожалуйста. — Ее глаза встречаются с моими, безумные, умоляющие. — Я хочу домой.

— Дженни, блять, Беккет. — Придурок в шляпе — Из «Торонто Мейпл Лиф» — останавливается рядом с нами, ухмыляясь Дженни. — Черт, сколько прошло времени? Плюс-минус шесть лет?

Она не отвечает, просто смотрит на него, сжав руки в кулаки.

— Хорошо выглядишь. Нам стоит как-нибудь потусоваться. Я скучал по тебе. — Он сдержанно смеется, оглядываясь на экран, где все еще идут превью. — Знаешь, я всегда думал, что там, на большом экране, будешь ты.

Ногти Дженни впиваются в подлокотник.

Я не знаю, кто этот парень, но когда его взгляд останавливается на моем, высокомерный и надменный, я почти готов ударить человека, которого никогда раньше не встречал. На самом деле, я уже ненавижу его сильнее Саймона.

— Как дела, чувак? — Он протягивает руку. — Я Кевин.

— На самом деле мне похуй, кто ты.

Его улыбка дрогнула.

— Что?

— Ты меня слышал. — Я указываю на Дженни. — Ты явно ставишь ее в неловкое положение, поэтому тебе стоит уйти.

Он недоверчиво хохочет.

— Это смешно. Я же не ставлю тебя в неловкое положение, Джен, правда? — Когда он наклоняется и проводит большим пальцем по ее подбородку, мои глаза заливаются красным. — Черт, мне всегда нравился этот ротик.

Я вскакиваю со своего места еще до того, как мой мозг посылает сигнал моим ногам двигаться, и встаю перед Дженни, отталкивая Кевина назад.

— Не прикасайся, блять, к ней, — рычу я, когда рука Дженни скользит по моей толстовке, сжимая в кулаке рубашку и притягивая меня ближе. — Не разговаривай с ней, блять. Даже не смотри на нее, блять.

— Легко. — Кевин, сдаваясь, поднимает руки. — Мы уходим.

— Тогда есть чертовски веская причина, по которой тебя больше нет в ее жизни. — Я хватаю наши куртки, хватаю Дженни за руку и поднимаю ее с кресла. — Подойди к ней еще раз, и тебе понадобится помощь пластического хирурга.

Ее рука дрожит в моей, когда мы идем на парковку, а я занят тем, что мысленно повторяю про себя, что мне нужно, черт возьми, успокоиться. Я не хочу, чтобы Дженни подпитывалась моей энергией, не тогда, когда ей нужно чувствовать себя в безопасности.

Я почти запихиваю ее на пассажирское сиденье, затем улучаю момент, чтобы подавить желание вернуться туда и выбить Кевину зубы за то, что он сделал, чтобы заставить эту невероятную девушку усомниться во всех своих лучших сторонах, растоптать ее доверие до такой степени, что она остерегается когда-либо оказывать его снова.

В машине Дженни дрожит, ее маленькие ручки трясутся. Я прикрываю одну из них своей, и вот так ее тело замирает, когда она смотрит вниз на наши сцепленные руки.

— Хочешь поговорить об этом? — Спрашиваю я. Она мотает головой, и я подношу костяшки ее пальцев к своим губам. — Поедем домой.

Я не знаю, что ей нужно от меня, но я знаю, что хочу дать это ей. Прижаться к дивану? Конечно. Пощекотать спину в постели? Без вопросов. Черт возьми, я даже оставлю ее в покое, если она попросит меня.

Чего я не ожидаю, так это того, что она нажмет на кнопку моего этажа, вместо своего, и введет код пентхауса.

Я не ожидаю, что она скинет туфли у моей двери и будет смотреть мне в глаза, расстегивая джинсы. Я не ожидаю, что она спустит их с бедер и бросит на пол, а потом возьмет мое лицо в свои холодные, дрожащие руки и соединит наши рты.

Мои руки проскальзывают под ее рубашку, на спину, притягивая ее к себе. Она вздыхает, откидывая голову назад, когда мой рот перемещается вниз по ее подбородку, к изгибам шеи. Я поднимаю ее на руки, обвиваю ее ноги вокруг своей талии и несу в свою спальню.

Она стягивает рубашку через голову, когда я укладываю ее на кровать. Приоткрывает губы и наблюдает, как я раздеваюсь. Когда мои колени касаются матраса, и я притягиваю ее к себе, вишнево-красный румянец поднимается по ее груди, окрашивая кремовую кожу. Мои губы следуют по его пути, ощущая тепло, которое согревает ее.

— Гаррет, — шепчет она, когда я расстегиваю ее лифчик, спуская бретельки с плеч. Здесь у нее крошечные, едва заметные веснушки, но я замечаю в ней все. Я прижимаюсь к ней губами, затем покусываю ее ключицу, нащупываю впадинку у основания ее горла, она содрогается под моими прикосновениями. — Я хочу… Я хочу заняться с тобой сексом.

Мое тело замирает, губы нависают над ее шеей, и мой член выдает меня, пульсируя там, где он находится, прямо напротив того места, в котором она говорит, что хочет меня.

Но на самом деле она не хочет этого.

— Дженни…

Ее пальцы опускаются с моих волос, и она ерзает, словно пытается спрятаться, будто не знает, как сильно я хочу ее.

Моя рука скользит по ее подбородку, заставляя ее посмотреть на меня.

— Хватит. Если это недостаточно ясно, я предпочту быть нигде больше, кроме тебя и внутри тебя. — Мои глаза перемещаются между ее глазами, отмечая неуверенность, страх. — Сегодня не та ночь. У тебя был тяжелый день, и ты чувствуешь себя уязвимой, и это нормально. Но я хочу, чтобы ты хотела меня по-настоящему, потому что ты уверена в этом. Я не возьму у тебя ничего, пока ты, без сомнения, не будешь готова отдать это мне. А ты не готова, Дженни.

Она прикусывает нижнюю губу.

— Но что, если я тебе наскучу?

— Дженни. — Уткнувшись лицом в ее шею, я тихо смеюсь, затем отрываю ее губу. — Сегодня я использовал один из твоих фаллоимитаторов, чтобы залатать вмятину, которую ты оставила в машине своего брата, а затем наблюдал, как ты стонешь над каждым кусочком своего ужина и дочиста облизываешь пальцы. Быть с тобой — все равно что смотреть мое любимое телешоу. Я всегда в нетерпении жду, что будет дальше.

Она сияет.

— Я твоя любимая?

— Моя, блять, любимая.

Она переплетает свои пальцы с моими.

— Покажешь мне?

Я делаю это пять раз подряд, показывая ей все мои любимые места на ее теле, шепча ей на ухо обо всем, что в ней делает мою жизнь лучше. Позже, когда ее тело прижимается ко мне, а мои пальцы танцуют вдоль ее позвоночника, она открывает рот и рассказывает мне, что на самом деле произошло сегодня.

— Это чушь собачья, и ты это знаешь, Дженни, — говорю я, когда она заканчивает. — Ты получила это предложение о работе, потому что твой преподаватель считает, что ты этого заслуживаешь, а не из-за брата, и не потому, что ты следуешь правилам.

Она кончиком пальца выводит свое имя на моем торсе.

— Трудно не думать об этом, когда кто-то вкладывает эту мысль тебе в голову. Я ненавижу сомневаться в себе.

— И при этом ты дала Крисси именно то, что она хотела. Она хочет, чтобы ты недооценивала свой талант. Она хочет, чтобы ты был такой же неуверенной в себе, как и она. Потому что, в конце концов, к этому все и сводится. Она неуверенна в себе и завидует.

— Ты думаешь, именно поэтому я ей не нравлюсь?

Я пожимаю плечами.

— Держу пари, Крисси даже не знает, почему ты ей не нравишься. Потому что это не имеет никакого отношения к тебе, а связано с ней. У нее тараканы в голове, с которым нужно разобраться.

— В этом есть смысл. Просто… иногда мне кажется, что я ни к кому не подхожу.

— Ты не была создана, чтобы подходить, Дженни. Ты слишком выделяешься, чтобы прятаться в тени.

Она кладет свою теплую щеку мне на плечо.

— Спасибо тебе, Гаррет.

Я щекочу ее шею кончиком косы.

— За что?

— За то, что поговорил со мной. Выслушал меня. Помог мне. Но больше всего за то, что запер меня в шкафу и заставил играть с тобой.

— Я не уверен, что все было именно так.

— Оргазмы были замечательными.

— Достаточно замечательными, чтобы выбросить игрушки?

— О, Гаррет. — Она жалостливо и шутливо смеется, похлопывая меня по груди. — Давай не будем увлекаться. Мужчины не вибрируют.

— Может, и нет. — Мой язык скользит за ее ухом. — Но настоящие мужчины заставляют тебя вибрировать.

Хихикая, она прижимается ко мне и вскоре крепко засыпает в моих объятиях. Я включаю Netflix, говоря себе, что разбужу ее позже и провожу домой. Но чем дольше я лежу здесь, тем больше мне не хочется отпускать ее.

Она сногсшибательна, как захватывающий дух шедевр: каштановые волны выбиваются из косы, рассыпаются по шее, темные ресницы обрамляют розовые щеки. Я не знаю, что ей снится, но чем больше она морщит носик во сне, чем чаще она счастливо вздыхает и улыбается, тем больше я молю Бога, чтобы это был я.

Я не могу удержаться от того, и беру свой телефон, нажимаю на красную кнопку «запись». Я хочу видеть это лицо именно таким, какое оно есть прямо сейчас, когда захочу, и через час я посылаю правила к черту. Я выключаю телевизор и погружаюсь в темноту, крепче прижимая Дженни к себе.

Ее рука скользит вверх по моей руке, пальцы погружаются в мои волосы.

— Гаррет? — шепчет она. — Мне уйти?

— Останься.

Я жду, что она начнет спорить, скажет, что это плохая идея. Но вместо этого, после мгновения, которое, кажется, длится вечно, она просовывает свою ногу между моими.

— Я подумала, ты сказал, что я храплю.

— Не-а, ты сегодня во сне очень милая. Я снял видео, чтобы в следующий раз напомнить себе, когда ты будешь бесить меня.

Она смеется, затем замирает.

— Что?

— Видео. Не волнуйся, я его спрятал.

Она вскакивает, чуть не ударяя меня по лицу, когда наваливается на меня, включая лампу, которая заливает комнату светом, заставляя меня щуриться.

— Удали его.

Я тру глаза кулаками.

— Что?

— Удали его. Сейчас же.

— Там ничего не видно. Это просто твое лицо. Ты вытворяешь эту милую штуку своим носиком, морщишь, как кролик, и продолжаешь улыбаться, и— Господи, Дженни, аккуратнее. — Ее колено едва не задевает мои яйца, когда она переползает через меня. Она вырывает мой телефон из зарядного устройства, лихорадочно просматривает мои фотографии в поисках видео.

— Где оно? — Она прижимает это к моей груди. — Удали его. Прямо сейчас.

— Хорошо, Дженни. Я удалю его. Успокойся.

— Не говори мне успокоиться. — Она мечется по комнате, хватая свое нижнее белье и неуклюже натягивая его обратно. — Ты не можешь снимать кого-либо на видео без их разрешения, Гаррет! О чем, черт возьми, ты думал?

О чем я думал? Я думал, что хотел бы чувствовать, что она рядом со мной, когда в следующий раз окажусь за сотни миль от нее.

— Наверное, я не думал, — это неубедительное оправдание, которое я предлагаю, скатываясь с кровати. Я показываю ей свой телефон, удаляя видео. — Вот. Оно исчезло. — Она натягивает рубашку через голову, и я следую за ней в коридор, обхватив руками яйца и жалею, что прямо сейчас я голый. — Что ты делаешь?

— Ухожу.

Я потираю висок, прямо там, где начинает болеть голова.

— Я думал, мы собирались… ты собиралась… остаться?

— Мы не ночуем, Гаррет. У нас есть правила.

Пульс грохочет у меня в ушах, когда она застегивает джинсы и надевает обувь.

— У нас не обязательно должны быть правила. Мы не… мы можем… — Черт Я дергаю себя за волосы. Ну вот, я снова начинаю. Не так уж трудно вести разговор. Я просто хочу, чтобы она осталась. Я просто хочу ее. — Дженни—

— Это была ошибка. — Она бормочет слова про себя, но я слышу их, и они причиняют боль.

— Из-за видео? Я не понимаю.

Дженни собирает свои вещи и распахивает дверь. Я протягиваю руку, обхватывая пальцами ее локоть.

— Подожди, Дженни…

— Не прикасайся ко мне! — Ее лицо пылает, глаза пронзают, когда она поворачивается ко мне, грудь вздымается с каждым неровным вдохом. Ее взгляд мерцает, когда в нем проносятся тысячи эмоций, и я не узнаю ни одной, кроме разбитого сердца, и предательства глубоко внутри. Я могу видеть их, но не понимаю их. — Я не должна была тебя впускать. Мне лучше одной.

Ярость закипает в моей груди и разливается по венам, кулаки сжимаются по бокам, когда я осознаю слова. Она сожалеет об этом. Сожалеет обо мне. Ее прошлая обида управляет ее жизнью, и я устал сидеть сложа руки и позволять этому происходить.

— Это чушь собачья, и ты это знаешь, Дженни. Никому не лучше быть одному.

Я наблюдаю за всем этим в замедленной съемке, за тем, как ее глаза тускнеют, огонь в них гаснет, сменяясь на пустоту, которой я раньше не видел, на отстраненность, которая заставляет ее чувствовать себя далекой от всего мира, когда она закрывается от меня гораздо сильнее, чем когда-либо.

— Мне лучше, — отвечает она, и захлопывает дверь.

— Черт. — Я поднимаю штаны с пола. — Черт. — Я направляюсь на кухню и наполняю стакан водой, быстро осушаю его, затем наполняю снова. Я перешел от состояния блаженства к состоянию осознанности всего за две минуты.

Достала меня, блять, до чертиков. Ей нравится все контролировать, вести себя так, будто она командует, но я отказываюсь позволять ей решать это. Она продолжает говорить себе, что я кто-то другой, убеждает себя, что не может доверять мне, точно так же, как она не должна была доверять людям, которые сломали ее.

Но я не они.

Я не хочу ломать ее. Я хочу показать ей, что она уже цельная. Я хочу быть ее лучшим другом, человеком, к которому она приходит, когда ей нужна помощь, как она сделала это сегодня. Я хочу быть тем, кому она откроется, не сдерживая себя. Я хочу, чтобы она показала мне все это, а я обещаю сохранить все ее части в безопасности.

Я знаю, что после всех этих лет она так устроена, приучена верить, что никто никогда не сможет захотеть ее за все, что в ней есть. Она думает, что в своем пузыре ей безопаснее, что она не пускает людей, которые могут причинить ей боль, но, в конце концов, она только причиняет себе еще больше боли.

Она полна решимости скрывать часть себя, одержима тем, чтобы держать меня вдали.

Это действительно иронично, потому что она ненавидит находиться вдали. Прямо сейчас она сама помещает себя туда.

Так что, может быть, именно поэтому я ошеломлен, когда раздается стук в мою дверь ни свет ни заря, когда я стою в своей гостиной, наблюдая восход солнца с чашкой кофе в руке, в отчаянной попытке избавиться от головной боли, вызванной неразберихой в моем мозгу, полным отсутствием сна, после того, как я сел на свой диван и напечатал пятьдесят текстовых сообщений, так и не отправив ни одного из них.

Потому что, когда я открываю дверь, Дженни стоит там в клетчатых пижамных штанах и моей толстовке с капюшоном, густые волосы заплетены в ее фирменную неряшливую косу, перекинутую через плечо, гладкая кожа на ее лице обрамлена выбившимися локонами.

Ее холодные голубые глаза покраснели и выглядят измученными, разбитыми, а подбородок дрожит, когда она смотрит на меня.

— Прости, Гаррет.

Слова отрывистые и хриплые, и когда мои руки раскрывается, она бросается ко мне, пряча лицо в моем плече, дрожит в моих объятиях, и я знаю: мое сердце никогда не билось так сильно из-за другого человека.