Поиграй со мной

ГЛАВА 5

ЗОЛОТОЙ ЧЛЕН

Не знаю сколько дней я сижу и размышляю о том, куда катится моя жизнь.

Вот она я, сижу в четверг днем на последнем перед выходными занятием. Я учусь на последнем курсе Университета Саймона Фрейзера. Совсем скоро получу степень бакалавра изобразительных искусств на факультете «Танцев», и смогу преподавать в том числе. Мне двадцать четыре, и я наконец приблизилась к мечте, к которой я стремилась всю свою жизнь, вкладывала в нее все силы.

И все же эта жизнь не кажется мне «моей». Будущее на сцене? Не уверена, что хочу этого.

Единственное, в чем я уверена — в том, что хочу пиццу. И, может быть, милого корги, который сейчас прыгает в траве на видео в моем ноутбуке. Многие проблемы разрешились бы, если бы я нашла Принцессу Жвачку.

— На сегодня все. Всем отличных выходных.

Видео с подборкой «самых смешных собак» на Ютубе исчезает, когда я закрываю свой ноутбук и убираю его в сумку на заключительном слове преподавателя.

— Мисс Беккет, — Лия, моя учительница, улыбается и указывает на дверь. — Можно мне прогуляться с вами?

— Конечно. В чем дело?

— На прошлых выходных приезжал мой друг из Торонто.

Я подмигиваю.

— Поразвлекались?

Лия закатывает глаза. Она всего на четыре года старше меня, и однажды я видела ее в баре после одного из хоккейных матчей моего брата. Она была пьяна и сидела верхом на защитнике команды. Она стыдливо покраснела, когда мы пересеклись взглядами. Очевидно, мне не стоило говорить: «Глен Коко, вперед!», — но глубоко в душе я все же так не считаю. Наблюдать за тем, как твоя преподавательница пытается слезть с крупного хоккеиста, чертовски смешно. Когда в следующий понедельник она пришла на занятие, на ней все еще были солнцезащитные очки, и когда я открыла рот, чтобы сказать что-то совершенно неуместное, она захлопнула его ладонью.

Она моя любимая преподавательница, и вам бы она тоже понравилась.

— Ладно, ладно. Слегка, — она прикрывает рот рукой, наклоняясь ближе. — Одно слово: квотербек (прим. позиция игрока нападения в американском и канадском футболе).

— Ты показала ему, насколько ты гибкая?

— Это совершенно неуместно, мисс Беккет, — она останавливает меня, когда я тянусь к двери в танцевальный зал. С широко раскрытыми и хитрыми глазами, она протягивает руки на расстоянии доброго фута между ними. Она надувает щеку и беззвучно произносит, «Чертовски огромный».

Я отвечаю беззвучным криком. Мы с Лией хватаем друг друга за руки и возбужденно подпрыгиваем на месте. Пара профессоров замедляет шаг, бросая любопытные взгляды в нашу сторону, и Лия быстро отпускает меня и прокашливается, и мы заходим в зал.

Здесь тихо, как мне нравится, и внутри меня растекается приятная дрожь.

Я снимаю обувь и свитер, опускаюсь на скамейку.

— О чем ты хотела со мной поговорить, профессор Шалунья?

— Итак, Моника слегла на прошлой неделе…

— Моника? Моника из Национального балета в Торонто, Моника? Та самая Моника?

— Она самая Моника. Они хотят добавить на свой факультет еще одного преподавателя.

— Ух ты. Это невероятно, — первые три года этой пятилетней программы я провела в кампусе в Торонто, следуя за преподавателями повсюду. Я словно жила в стране грез, ошеломленная и влюбленная в каждое мгновение. Я никогда не хотела уезжать, но так программа устроена: три года там и два здесь. К тому же здесь была моя семья. Они и сейчас здесь. Я любила Торонто, но ненавидела боль в груди. — Саймон будет в восторге.

— Конечно, но я рекомендовала не Саймона.

Я замолкаю, встречаясь с взволнованным взглядом Лии.

— Нет, ты не сделала этого.

— Сделала.

— Правда? Меня? — я вскакиваю на ноги, сшибая сумку на пол. — Но почему?

— Что значит «почему»? Ты самая прекрасная танцовщица, которую я видела в последние годы, Дженни.

Я лениво показываю на свое лицо.

— Это ямочки Беккет и очаровательная улыбка. Нам невозможно противостоять.

Лия хихикает и хлопает меня по плечу.

— Ты знаешь, что я имею в виду. Ты танцуешь безупречно, будто была рождена для этого. А еще ты трудолюбивая, решительная, добрая и всегда готова помогать другим учиться. Из тебя получится потрясающий учитель, Дженни, и для тебя, как профессиональной танцовщицы, возможности безграничны.

Профессиональная танцовщица? В Торонто? Мое сердце колотится от волнения и гордости за то, что она подумала обо мне, но мой живот скручивает страх.

— Я не знаю… — отворачиваясь, я поднимаю вывалившиеся вещи и засовываю их обратно в сумку.

— Дженни, — Лия вырывает у меня из рук сумку, привлекая мое внимание. — Что значит, ты не знаешь?

Со вздохом я встречаюсь с ее пристальным взглядом. Впервые в жизни я говорю кому-то правду.

— Я не уверена, что это то, чего я хочу. Здесь моя семья.

— Иногда семьи живут порознь. Твоего брата нет в стране по полгода. Они не обидятся, если ты ухватишься за эту возможность.

Конечно, они хотели бы, чтобы я следовала за своими мечтами. Но я не уверена, что мои мечты предполагают отъезд от единственных людей, в которых я уверена всю свою жизнь; от единственных, кому я позволяю любить меня такой, какая я есть. Ванкувер — это часть меня, это невероятное место, которое сформировало мою жизнь. Как бы сильно я ни любила Торонто, я не уверена, что мое место там.

— Я действительно ценю твое мнение обо мне, Лия, — говорю я ей. — Когда мне нужно будет принять решение?

— Чтобы встретиться с преподавателями, тебе нужно полететь туда весной. Нужно твое решение к концу семестра. Им нужен кто-то на летний семестр, Дженни. Ты сможешь приступить сразу после окончания университета.

— Значит, у меня есть время подумать об этом?

— Конечно, — она наклоняет голову, любопытно улыбаясь. — Ты действительно сомневаешься?

— Просто немного переживаю. Обо всем, понимаешь? Выпускной, я взрослею, переезд… Чувствую, что начинается новая жизнь.

— Порой начать все с чистого листа — это именно то, что нам нужно, — Лия сжимает мое плечо. — Обещай мне, что серьезно подумаешь.

Я обещаю, что так и сделаю, но сейчас моему разуму зацикливаться на этом небезопасно — мне легко провалиться в тревогу. Поэтому, когда Лия оставляет меня в студии, я надеваю наушники и включаю музыку достаточно громко, чтобы заглушить непрекращающиеся мысли о будущем, в котором я не уверена.

С танцами, когда никто не смотрит, приходит определенная свобода. Все опасения относительно выбора, который я не готова сделать, тают, когда ритм переносит меня по залу, а мое тело легко движется в такт музыке. Кажется, когда я закрываю глаза, с моих плеч спадает тяжелый груз, и ритм музыки несет меня вперед, позволяя мне стремиться к свободе в собственном темпе.

Его большие руки обхватывают мою талию, отчего у меня перехватывает дыхание. Мое сердце снова замирает в груди, когда мы с Саймоном пересекаемся взглядами. Он осторожно снимает с меня наушники.

— Расслабься, — бормочет он. — Это всего лишь я.

— Я думала, все разошлись по домам, — начинаю я вырываться из его объятий. — Оставлю тебя одного.

Его хватка усиливается, он притягивает меня вплотную к своей груди.

— Потанцуй со мной.

Прежде чем я успеваю отказаться, Саймон включает мою любимую песню.

— Давай, Дженни. Позволь мне потанцевать с тобой еще раз перед выходными.

— Нечестно, ты выбрал эту песню, — бормочу я, его руки направляют мои бедра, наши тела двигаются в такт плавному голосу Джеймса Артура. Музыка наполняет воздух вокруг нас, музыкант поет о том, как быстро он и его возлюбленная влюбляются друг в друга.

— Не думай, что я не знаю, как вести с тобой честную игру, — он перекидывает мою косу через плечо, его пальцы касаются моей кожи, от чего она покрывается мурашками.

Возможно, я невосприимчива к его чарам, но не буду отрицать, что, несмотря на невероятный уровень спермотоксикоза, больше напоминающего поведение подростка, который купается в одеколоне, этот парень привлекателен. Саймон высокий и стройный, безупречно подтянутый благодаря жизни, полной танцев и интенсивных тренировок, дисциплинированного питания и отсутствия перерывов. Его светло-каштановые волосы всегда идеально уложены, голубые глаза всегда полны мальчишеского азарта, от чего всегда возникает желание спросить его, что же он задумал.

Если бы мы не были партнерами на протяжении последних четырех лет, и я была бы эмоционально доступной, возможно, я смогла бы принять решение с последствиями ужасных масштабов, и позволила бы ему залезть ко мне в штаны. Были времена, когда я была достаточно возбужденной, чтобы просто об этом задуматься.

Затем я отбросила эту глупость, накупила новых игрушек в Lovehoney и вспомнила, что справляюсь со своим сексуальным удовлетворением лучше любого парня.

И поверьте, так оно и есть.

— Я тут думал о шоу ко Дню Святого Валентина, — начинает Саймон.

— День Святого Валентина? Сейчас ноябрь, приятель.

Он посмеялся, уткнувшись мне в шею.

— Думаю, нам стоит танцевать под эту песню.

— Ты ненавидишь эту песню.

— Неправда. Она мне нравится, потому что она твоя любимая.

Я выскальзываю из его рук, опуская пальцы к его ладоням. Я чувствую на себе его взгляд, когда верчусь, а затем он оказывается рядом и притягивает меня обратно. Он с легкостью поднимает меня над своей головой — плавно, как всегда. На танцполе мы едины, Саймон и я.

Я плыву по танцполу, Саймон следует за мной, пока я тихо подпеваю Джеймсу Артуру. Мне нравится картина, которую рисует эта песня: любовь настолько непреодолимая, что кажется, будто в их мире не существует силы притяжения, требующей, чтобы они падали сильно и быстро, как в ее названии Falling Like The Stars (с англ. «Падаем как звезды»). И все же, несмотря на падение, которого они не могут избежать или замедлить, они в безопасности.

Я знаю, что такая любовь существует. Я видела ее своими глазами.

Просто не уверена, что это бывает у всех.

Саймон притягивает меня к себе, касаясь губами моего уха, когда шепчет слова, которые кажутся слишком интимными. От этого мне почему-то не по себе.

Затем он кружит меня, обхватывает пальцами мои бедра и отталкивает. В моих ушах стучит кровь при виде его дикого взгляда, и когда я спотыкаюсь о свои ноги, он прижимает меня к холодной стене.

— Саймон, что ты делаешь?

Взяв меня за подбородок, он наклоняет мое лицо к своему.

— На что это похоже?

— Я не думаю, что это хорошая идея, — мягко говорю я, кладя ладони ему на грудь, чтобы удержать его на расстоянии. — Пора прощаться.

— Ты слишком много думаешь, Дженни. В этом твоя проблема. Хоть раз, позволь себе просто чувствовать.

Я чувствую себя просто прекрасно, именно поэтому знаю, что это неправильно, и когда его губы опускаются ниже, касаясь моих, я поднимаю колено, «неожиданно» пихая его по яйцам.

Упс.

Саймон, хватаясь за промежность, вскрикивает.

— Какого черта, Дженни?

— Я сказала «нет», — выкрикиваю я, отталкивая его. Одной рукой он все еще сжимает мою талию, и я, пытаясь вырваться, спотыкаюсь о его ноги. Я вскрикиваю от острой боли, пронзающей мою лодыжку, хватаюсь за нее и выкрикиваю рекордное количество ругательств.

— На кой хрен это было сейчас? — Саймон лежит на спине, все еще держась за свое барахло, катается, как черепаха, которая не может подняться. — Я думал, у нас был момент!

— После того, как я сказала, что это плохая идея? Что нам следует попрощаться? — я вскакиваю на ноги, хватаю свои вещи. Я в ярости. — Не все хотят трахаться с тобой, Саймон! Мы друзья. Мы никогда не будем чем-то большим, чем просто друзьями. Смирись с этим, или между нами все кончено.

Моя лодыжка сдается, не выдерживая мой собственный вес, и я, заливаясь слезами от ярости и резкой боли, выбегаю из зала. Позади меня оглушительно захлопывается дверь.

Если из-за этого мудака у меня травма лодыжки, я буду кричать.

— Мать твою… твою мать! — я захлопываю дверь машины, прежде чем сунуться в открытое окно и улыбнуться водителю Uber. — Большое тебе спасибо, Мэтью. Хорошего вечера.

Он неуверенно улыбается, его глаза широко раскрыты от страха.

— Спокойной ночи, мэм.

Закрыв глаза и глубоко вдохнув, я поворачиваюсь к мини-особняку передо мной. Там есть где-то около семи каминов, так что не такой уж он и мини. Кому нужно столько каминов, спросите вы? Очевидно, моему напыщенному брату.

Входная дверь открывается, и оттуда выходит Оливия, которая держится за живот и пытается сдержать улыбку.

— Мне показалось, я услышала мою замечательную золовку. Клянусь, уста ангела, — она указывает на мою ногу, когда я ковыляю к ней. — Повредила, когда танцевала?

— Это сделал Саймон-ходячий сифилис.

Она корчит гримасу.

— Пора уже побрызгаться чем-то, что его оттолкнет.

А то я не знаю.

Оказавшись внутри, я обнимаю ее.

— Привет, Пип.

Оливия хмурится, скрещивая руки на груди, когда я отпускаю ее. Она такая крошечная. А когда она еще и беременная, совсем не может выглядеть сердитой, хотя мы с Картером злим ее часто. Она выглядит как самое очаровательное существо на свете.

— Я не уверена, что мне нравится это новое прозвище.

— Но оно идеально. Ты всеобщий любимец пип-пискун.

На кухонном островке, закинув одну длинную ногу на другую, сидит высокая блондинка. Кара с ухмылкой спрыгивает вниз, заключая меня в свои объятия.

— До этого я назвала ее креветкой, и она попыталась дернуть меня за волосы. Она та еще вспыльчивая мамочка из-за гормонов. Закатила истерику, когда я удерживала ее на расстоянии, поставив ей на лоб руку.

— А у тебя эти гормоны скоро проявятся или что-то типа того? Потому что я и так тебя боюсь. Мне нужно морально подготовиться.

Кара смеется, затем хмурится, покусывая кончик большого пальца. Она фыркает, и надувает губы.

— Не скоро. Эммет говорит, что, если я еще раз сяду на его член без перерыва меньше двенадцати часов, он отвалится. Очевидно, «тогда давай целоваться» — неправильный ответ.

— Еще рано, — мягко напоминает ей Оливия. — Запасись терпением.

Кара водит пальцем по мраморной столешнице.

— Я знаю. Думаю, у меня в голове не укладывается, что Картер обрюхатил тебя случайно, а у нас этого еще не произошло, несмотря на бесконечный секс и гребаные календари, — она нервно теребит нижнюю губу зубами, прикрывает глаза. — Не то, чтобы я против всех этих попыток. Я готова седлать этого мужчину до потери пульса. У него член из золота.

— Спасибо, что теперь это у меня в голове, — бормочу я, наливая себе стакан воды.

Она ухмыляется.

— Когда ты найдешь свой собственный золотой член? Они волшебные, клянусь. Просто спроси Олли.

— Я совсем не хочу знать об опыте Олли с тем, что находится между ног моего брата.

— Согласна, — Оливия следует за мной к дивану, затем начинает покусывать кончики волос губами, отрешенно смотря в стену. — Но если бы мы могли, ну, поговорить об этом хоть минутку… — она смотрит на меня щенячьими глазами и, прежде чем я успеваю возразить, продолжает. — Просто Картер был таким нежным…

— Детка! — входная дверь с грохотом распахивается, в дом вливаются голоса, и три секунды спустя в комнату проскальзывает Картер, его грудь вздымается в костюме-тройке. — Угадай, что у меня есть! — он открывает маленькую коробку из-под обуви, бросает ее на пол и достает самую крошечную пару хоккейных коньков, которые я когда-либо видела. — Посмотри, какие они милые! — его улыбка такая широкая, что он почти вибрирует. — Самые милые коньки для самого милого ребенка!

— Я не уверен, что малышка Беккет сможет стоять, не говоря уже о том, чтобы кататься на коньках, когда они будут ей впору.

— Об этом я и говорил, старина, — говорит Эммет, входя в комнату. Он целует Кару в щеку и шлепает ее по заднице. — Сказал ему, чтобы он не тратил свои деньги впустую. Он ответил, что богат, и все равно их купил.

Адам хлопает Картера по плечу.

— Оставь его в покое. Он гордый будущий папаша, — он улыбается мне. — Привет, Дженни. Как тебе новое место? Жаль, что Гаррет твой сосед, а?

Прежде чем я успеваю ответить, мужчина, о котором идет речь, медленно плетется по коридору как улитка. Мне неловко видеть его после фиаско с дилдо, но он выглядит совершенно напуганным, уши уже ярко-красные, кадык подергивается, глаза широко раскрыты и нервно смотрят в любую точку комнаты, кроме меня.

Он прочищает горло, дергая за ворот своего пиджака.

— Мы говорим о детских коньках?

— Вообще-то, мы говорили о золотых членах, которые нужны Дженни.

Крошечные коньки выпадают из рук Картера при словах Кары, как стакан воды из моих. Мне удается поймать его до того, как он оказывается на полу, но не до того, как намокнет мой топ.

— Нет, мы не говорили! — Я кричу в тот же момент, когда Картер визжит:

— Дженни не нужны члены!

Кара и Эммет хихикают, а Адам хлопает Гаррета по спине.

Потому что этот человек скрючился, захлебываясь собственной слюной, и я собираюсь врезать ему прямо по яйцам, если он, блять, не прекратит.

Я ненавижу его. Я так сильно его ненавижу. Он и его кривая, счастливая улыбка, и его дурацкие светлые волосы, всегда красивые, идеальная катастрофа.

Когда он, наконец, вспоминает, как дышать, его испуганные глаза останавливаются на мне.

Лучше бы они этого не делали. Почему, спросите вы?

Когда-нибудь ваша коробка с резиновыми членами взрывалась перед супер-горячим хоккеистом? Когда-нибудь какой-нибудь из этих вибраторов влеплял ему пощечину? Нет? Такое было только у меня?

Супер.

Ну, в целом, вот почему.

— Дженни нужен кто-то, с кем можно провести время, — продолжает Кара. — Веселись и живи на полную катушку, пока молода и не замужем.

— Не веселись! — Картер все еще кричит. — Дженни не нужно веселиться!

— А как насчет твоего партнера по танцам?

Картер ахает.

— Только не Стив.

— Саймон, — напоминает ему Оливия.

— Ему крышка, Дженни. Я разрушу его душу. Раздавлю его яйца, — Картер сжимает воздух, или, скорее, воображаемые яйца Саймона.

Я проверяю свои ногти, пока Картер заканчивает одну из своих чересчур заботливых тирад в стиле брата и отца в одном флаконе.

— Ты закончил?

Он наклоняется ближе.

— Маленький танцор больше никогда не будет танцевать.

— Отлично, — вставая, я показываю на свой промокший топ. — Можно мне одолжить рубашку, Олли? Я не могу пойти на игру в прозрачной футболке и черном лифчике.

— Да, ты не можешь, — агрессивно соглашается Картер, все еще взволнованный тем, чего у меня даже нет.

Закатив глаза, я выхожу из комнаты вслед за Оливией.

— Твои глаза должны быть прикованы к моему лицу, Андерсен, — бормочу я, проходя мимо Гаррета, отмечая, что его взгляд на моей груди. Внутри я улыбаюсь, когда его щеки пылают, как вулкан, прежде чем он опускает взгляд на свои модные туфли. Он такой чертовски стеснительный, дразнить его слишком легко.

Девяносто процентов рубашек Оливии по длине не дотягивают мне до укороченного топа из-за того, что я на несколько дюймов выше, поэтому футболка «Гадюки», которую я выбираю, вызывает у моего брата взгляд, полный неодобрения, когда я встречаю его внизу.

— Может еще наденешь свитер? — спрашивает он. — Можешь взять один из моих.

— Нет, спасибо.

— Тебе может быть холодно.

— На арене тепло.

— Я вижу твой пупок.

— Я вижу, что твои глаза видят.

— Чертовы сестры, — ворчит Картер, добавляя что-то о блуждающих глазах и мертвых товарищах по команде, когда рывком открывает дверь в гараж. Я думаю, он был обречен на такую чрезмерную заботу; это связано с его попытками занять место папы; он хочет быть уверен, что мне никогда не причинят вреда.

В любом случае, ему не о чем особо беспокоиться. Я никогда не подпускаю никого достаточно близко.

Картер оглядывается на меня, когда парни начинают расходиться, и его взгляд смягчается при приближении Гаррета.

— Гаррет сказал мне, что помогал тебе искать Принцессу Жвачку, — он целует меня в щеку. — Мы продолжим поиски.

Он заходит в гараж, оставляя Гаррета стоять в дверях, как оленя в свете фар.

— Это правда? — бормочу я, смотря на него. — Что еще сказал Гаррет?

— Ничего, — поспешно уверяет Гаррет, поднимая руки, будто ему нужна защита. — Ничего, Дженни, клянусь. Я бы не… я бы никогда не сказал ему…

— Сказал ему что?

Его челюсть отвисает, пальцы запускают пальцы в волосы.

— Ничего? Потому что нечего рассказывать. Так что я бы не сказал ему… ничего.

Я улыбаюсь. Гаррет смотрит, открывает и закрывает рот снова и снова, будто он не может подобрать нужных слов. Это нормально, потому что я пытаюсь притвориться, что не замечаю, как идеально его дополняет облегающий бордовый костюм, как пиджак растянут на его широких плечах. Его толстые ноги длиной в милю обуты в туфли из кожи цвета коньяка, и мой взгляд слишком надолго задерживается на его растрепанных волосах, на том, как они действительно усиливают желание потрахаться. У меня возникает непреодолимое желание зарыться пальцами в его волосы, и крепко держаться за них, пока я буду седлать его хорошенькое личико.

Я указываю на его спущенный и криво висящий темно-синий галстук.

— Надо поправить твой галстук.

— Что? — его глаза опускаются. — О. Да. Хорошо. Спасибо, — он возится с узлом, и я удивленно вскидываю брови от того, как каким-то образом он делает все намного хуже. — Нормально?

Я мотаю головой, беру шелк в руку и притягиваю его к себе. Он, спотыкаясь, летит вперед, большие руки хватают меня за талию, чтобы удержаться.

— Прости! — он ослабляет хватку, уставившись на свои руки. — Прости, пожалуйста.

Я развязываю его галстук, фиксирую, перекрещиваю и закручиваю материал.

— Спасибо, — бормочет он. — Откуда ты знаешь, как это делать?

В голову нахлынули воспоминания о том, как я, уютно устроившись в родительской постели, наблюдала за тем, как папа завязывает галстук, надевает пиджак, поправляет рукава.

— Каждое утро наблюдала за тем, как папа собирается на работу.

Глаза Гаррета вспыхивают, наши взгляды встречаются.

— Мне жаль, что мы не нашли Принцессу Жвачку.

— Был еще и медальон, — слова слетают с моих губ прежде, чем я успеваю их остановить, и опускаю взгляд в пол.

— Что?

Кончики моих пальцев трепещут над ключицей, где раньше покоилось золото.

— Медальон. Сердечко с фотографией моего папы и меня. Он был на Принцессе Жвачке, — я проглатываю воспоминание, взмахивая рукой в воздухе. Гаррет уворачивается от нее прежде, чем она прилетает ему в лицо, совсем как мой фаллоимитатор. — Ничего страшного, — это ужасно. — Со мной все будет в порядке, — я не в порядке.

— Может быть, он все еще у твоей мамы, — мягко предлагает он.

Нет, я проверяла.

Поправка: я несколько раз разносила дом на части, определенно не во время рыданий. Мама обещала, что будет посматривать, но я просто знаю, что Принцесса Жвачка исчезла навсегда. Потерялась где-то между домом и квартирой. Осознание того, что я, возможно, никогда больше не увижу что-то настолько особенное для меня, вызывает острую боль глубоко в моем животе. Я подавляю желание прикрыть боль руками.

Кто-то прочищает горло, привлекая наши взгляды туда, где Кара и Оливия, уставившись друг на друга, ждут. Именно в этот момент я понимаю, что давным-давно завязала узел и теперь просто стою, держась одной рукой за галстук Гаррета, его лицо всего в нескольких дюймах от моего.

Сбрасывая галстук, я делаю шаг назад.

— Э-э, пожалуй, я… — Гаррет показывает большим пальцем в сторону гаража, где Картер кричит ему поторопиться. — Увидимся на игре, — его нежный взгляд снова скользит по мне. — Я сожалею о твоем медальоне, — его теплые пальцы касаются моих, пожатие такое нежное, что я не могу быть уверена, что оно настоящее, а затем он уходит.

— Интересно, — размышляет Кара, когда он исчезает.

Оливия облизывает Орео.

— Жуть как интересно.

Я подхожу к холодильнику, пряча лицо.

— Что интересного?

Кара ухмыляется.

— О, смотри, Лив. Дженни прикидывается, что не знает.

— Представь все возможности.

— Опасные возможности.

— Картер будет в ярости.

— Мы должны записать его реакцию на видео.

Я закрываю холодильник и с важным видом иду по коридору.

— Куда ты идешь? — кричит Кара.

— В ванную.

Я чувствую улыбку в ее голосе прямо перед тем, как запираю дверь.

— Если ты думаешь, что ванная спасет тебя от меня прямо сейчас, милая, наивная Дженни, то ты обманываешь себя еще сильнее, чем я думала.